Вархаммер Сорок Тысяч: Страдающий

Глава XIV.

Мягкая морда пепельно-серого молга ткнулась ему в ладонь, а потом вся огромная голова зверя скользнула ближе к Антею, требуя свою долю ласки.

Давно прошли те дни, когда, посчитав его забитым слабаком, молги пытались атаковать его, утверждая свое превосходство. Несмотря на это, он хорошо делал свою работу, в отличие от равнодушных рабов.

У тех животных, которыми занимался он, всегда было больше сена, чище кормушки, в отличном состоянии сбруя, которая нигде не натирала их хоть и не слишком нежные, но все же живые тела. Они всегда были здоровы. Шерсть была гладко вычесана, в ней не было ни единой колючки и даже с таким вот окрасом – играла и переливалась на свету, когда скакун гордо гарцевал по залитому солнцем двору.

Ценили ли молги его заботу или их отношение изменил запах волчьей крови и то, что изменилось в нем самом? Как бы то ни было, между ними установился тот баланс, который можно было назвать дружбой.

Однажды, заскучав, он мимолетно коснулся морды одного из них, проведя по короткой шерсти до круглых настороженных ушей. А животное прикрыло карие глаза и, потянувшись ближе, тяжело вздохнуло. Врядли хозяева когда-либо ласкали их – все-таки, они использовались как боевые звери.

Ему было все равно. С тех пор он безбоязненно подходил к самым злобным и норовистым зверям, хозяева которых удивленно наблюдали за бесстрашным рабом.

Он слышал их разговоры о том, что у него не все в порядке с головой после боев, но лишь прятал улыбку.

Ему самому трудно было в этом признаться, но мягкое касание живого тепла помогало ему справляться с теми чувствами, которые грозили затопить его разум и толкнуть на необдуманные поступки.

Вот и сейчас, погладив полученного из рук солдата зверя, он приподнял его лапу с мощными когтями, способными разодрать на клочки взрослого волка. Он потер подушечки специальной щеткой, счищая грязь и прилипшие к ней мелкие камни и куски коры. Из шерсти между пальцами он извлек щепки. Осмотрев и очистив остальные лапы, он занялся шкурой. Здесь было немного работы – он вычесывал их каждый день и сейчас по его пальцам, словно вода, рассыпались шерстинки, каждая из которых была длинной с ладонь.

Пройдясь гребнем по всему телу скакуна, Антей уловил слабый запах крови исходящий от его шерсти. Человеческой крови. Почему-то он был в этом уверен.

- Кого же твой хозяин убил на сей раз?

Конечно, он не разговаривал с молгом, просто размышляя вслух, но звук речи почему-то вспугнул животное. Покосившись на человека и всхрапнув, молг слегка дернулся, но Антей успокаивающе похлопал его по шее.

Закончив уборку, он перешел в соседнее стойло, где своей очереди на ласку и уход дожидался еще один зверь.

С наступлением лета дни стали теплее и длиннее, все больше наездников оставалось ночевать за пределами замка и многие стойла пустовали, он мог позволить себе уделять больше внимания каждому молгу, которые охотно платили взаимностью, перестав пытаться избавиться от него.

Он вышел во двор и бросил взгляд на солнце. Примерно полдень и в цитадели царила почти полная тишина, нарушаемая легким гулом кузницы и далеким шумом скотного двора.

Поставив ведра для воды на землю, он вытянул руки над головой и, сцепив ладони, с удовольствием потянулся.

Он услышал легкий хруст смещающихся суставов и почувствовал сладкую боль в растянутых мышцах.

Он бросил взгляд вглубь конюшни. Там слышалась возня бледных полумертвых рабов, которые боялись даже света солнца, не говоря о том, чтобы выйти вот так во двор.

В отличие от них, он, вынужденный работать, предпочитал делать это на свежем воздухе, подставляя свое тело лучам жаркого солнца. А поскольку он был молод, его ничуть не смущало ни оно, ни холодные ливни, ни снег – он же на нем не спал. Кожа его приобрела бронзовый загар и стала куда плотнее, привыкнув и к жаре, и к вьюге. Ее и кожей теперь было сложно назвать, скорее шкурой. Если так пойдет и дальше – она будет похожа на ту, что используют шорники. Он не раз грустно улыбался, размышляя, не таким ли будет его конец. Не решит ли Рагнар за какую-то провинность содрать ее с него и использовать по назначению?

Подойдя к колодцу и зачерпнув воды, он с удовольствием обрушил на себя этот ледяной водопад. Вспотевшее, покрытое пылью, тело благодарно отозвалось на эту передышку. Конечно, на жаре он высохнет моментально, но почему бы и нет?

По обнаженному до пояса телу скатились ручьи воды. Кожа покрылась мурашками, встопорщив отросшие волосы на голове и загривке. Он по-прежнему следил за собой, но стрижка выходила не очень ровной.

Он провел рукой по волосам и встряхнулся, как пес. Во все стороны брызнули хрустальные капли воды. На мгновение над ним повисла маленькая радуга, и он улыбнулся, увидев ее.

Снова набрав воды, он отправился к своим подопечным. Еще много раз он сходит за водой, прежде чем все тело будет дрожать от усталости. Он задумался об этом. Было странно, что он один такой среди рабов. Он не был свободен, но теперь наплевал на этот плен. Но почему они были такие? Мелкие и заморенные, по сравнению с ним. Он взглянул на свои руки. Они были куда тоньше, чем прежде – сказывался недостаток пищи, но, под потемневшей от работы на солнце и ветре кожей, перекатывались тугие валики сухих мышц, как и по всему телу.

Он снова улыбнулся своим глупым мыслям. Какая разница. Еще год службы у Рагнара и его тело будет кормить волков под стенами замка, если только солдаты не осуществят этих планов раньше.

Они пытались это сделать и им это почти удалось. Он выжил лишь чудом.

После второго боя прошло чуть больше двух недель, когда он, мучимый голодом и забытый своими «дрессировщиками», решился выйти во двор и дойти до задних дверей замковой кухни. Там, в выставленных у крыльца ящиках, в поисках поживы копошились волки, растаскивая кости со щедро оставленным мясом.

Он шел, чувствуя одуряющее-сладкий запах бычьей крови, не видя перед собой ничего, кроме своей конечной цели. Волки, ворча, нехотя отходили с его пути, утаскивая свою добычу.

Он, наконец, добрался до ящика и, выбрав кость, вцепился зубами в лоскуты мяса.

Стоя на коленях, обрывая плоть с кости, он не обращал внимания ни на возникавшие вокруг него серые силуэты, ни на лобастые головы, хватающие еду у него из-под рук. Он слышал только стук крови в голове, да урчание своего желудка.

Он не слышал, когда к нему приблизились люди, и потому удар сзади стал для него полной неожиданностью. Он не упал лицом в помои – тело еще помнило тренировки, и, кувыркнувшись, он перекатился в сторону, встречая опасность лицом. Перед ним стояли те, от встречи с кем его предостерегал смотритель. Пятеро солдат со своими боевыми волками на коротких поводках.

Шерсть на загривках зверей торчала дыбом. На опущенных к земле головах красными прорезями раскрылись дышащие жаром клыкастые пасти. Каждый из них издавал низкий тихий рык. И вокруг не было ни души. Никого, к кому можно было воззвать, прося помощи и защиты. Да и кто вступился бы за раба? Он бросил взгляд на лица солдат. Он уже понимал, что его ждет. Его попросту затравят как дикого зверя. Они хотели развлечения, и на лицах застыл жадный интерес. Глаза их лихорадочно блестели, а тела слегка подрагивали, будто они представляли каждое движение своих волков, рвущих беспомощную жертву.

Антей переводил взгляд с одного волка на другого и чувствовал, как у самого на загривке становятся торчком волосы. Его тело тщетно пыталось использовать то, от чего века эволюции избавили его организм, как от лишнего.

Мгновения текли, и с каждым из них он чувствовал, как по капле утекает страх, вызванный неожиданностью, а его место занимает злость. Закономерная реакция тела, пытающегося себя спасти. В крови, наконец, заструился горячий адреналин, и дыхание становилось все тяжелее. Он не упустил момента, когда первый поводок выскользнул из пальцев солдата, команду он услышал уже позже, но его рука к тому моменту нащупала берцовую кость горного быка, обглоданную волками.

- Взять!

Но волк уже был в прыжке, задолго до того как услышал это слово. Он так и упал, с оскаленной пастью. Лапы еще раз дернулись, и он застыл, а под головой, в грязи растекалось кровавое пятно. Между осколками проломленного черепа слабо подергивалась серо-красная кашица из мозга и крови.

Антей уже успел за то же мгновение оказаться на четвереньках, поднявшись с колен. Когда остальные звери скользнули вперед, он успел ударить еще одного, но на сей раз, ему не хватило замаха, чтобы убить. Волк с визгом отпрыгнул, поджимая переднюю лапу, перебитую где-то в плече, и тоже выбыл из этой игры. Однако, три оставшихся зверя хладнокровно бросились на добычу.

Они прекрасно знали что человек – не олень и не бык, он умен и хитер, и были обучены охотиться именно на такую добычу. Один из волков тут же кинулся к горлу Антея, но тот успел подставить левую руку и зубы сомкнулись на предплечье, моментально распоров мышцы. Во вторую руку, еще сжимавшую импровизированное оружие, вцепился второй волк, а третий схватился за правую ногу чуть выше колена. Они распяли человека на земле, превосходно обученные действовать синхронно. Они не двигались, ожидая распоряжения своих хозяев, и Антей на миг всмотрелся в лица солдат.

У них были звериные морды с широкими ухмылками. Жалеть его никто не станет. Они пришли его убить. Наказать за преступление, которого он не совершил. Отомстить.

Он сжал кулаки, чувствуя, как в напрягшиеся мышцы еще сильнее впиваются острые зубы. Уже сейчас, вспоминая тот случай, он мог назвать накатившее тогда чувство бешенством.

Он зарычал. Мохнатые уши шевельнулись, ловя этот звук. Они привыкли, что жертва кричит и стонет от боли и ужаса. А его свободная нога врезалась в морду третьего волка. Тот взвизгнул и отскочил. Что-то вроде бы хрустнуло под сапогом Антея.

Вывернув руки в пастях зверей, еще больше распарывая их об зубы, он вцепился пальцами, мокрыми от крови и волчьей слюны, в их языки. Животным сразу перестала нравиться их добыча. Лапами они попытались очистить пасти, но Антей их не отпускал, слушая придушенный визг. Чувствуя все усиливающуюся неестественную боль, звери припали к земле, продолжая слабо трепыхаться, пытаясь уползти.

Отброшенный ногами волк делал попытки вернуться снова и снова, но постоянно натыкался на толстые подошвы сапог.

Антей не питал особых иллюзий о том, что ему удастся выйти живым из этой схватки. Эти люди пришли, чтобы убить его. Даже без этих неудачливых волков – они были хорошо вооружены, и шансов у него не было. Он хорошо понимал, что как только избавится от животных – их место займут люди.

Когда третий волк, наконец, отскочил окончательно, смирившись с неудачей, а, скорее даже, получив неслышный сигнал от хозяина, Антей внутренне сжался, но все равно, удар по бедру левой ноги оказался чересчур болезненным. Уткнувшись в плечо, он подавил стон. Будь солдат чуть поздоровее – он бы переломил кость пополам. Следующий удар сверху вниз пришелся в тазобедренный сустав. От боли раб разжал руки и инстинктивно попытался отползти. Воспользовавшись случаем, оба волка ретировались, стараясь не попасть под ноги людей, окруживших обидчика.

Он полз, словно не понимая, что ему уже никуда не деться, просто стремясь скрыться. Встать он не мог, любую подобную попытку пресекали в зародыше. Удар в грудь перевернул его на спину, заставив хватать ртом воздух от боли. Потом сапог резко опустился на грудину, и его согнуло пополам. Снова – кости уцелели лишь чудом, но боль была невыносимой.

Остановленный, он принялся яростно отбиваться руками и ногами. Один раз ему удалось вслепую ударить солдата, причем, судя по злобному шипению, довольно сильно. Но этот триумф длился не долго, и воспользоваться преимуществом ему не удалось.

Его снова ударили, сразу одновременно с двух сторон, в грудь и живот. Его мучители теперь за что-то держались. Это позволило им не терять равновесия и бить сильно и точно. Выбитый воздух вырвался со всхлипом, развеселившим нападавших. Не давая ему прийти в себя, кто-то ударил его ногой в висок. Перед глазами поплыло и руки, которыми он пытался прикрывать голову, бессильно упали на землю, хотя, не до конца покинувшее его, сознание отмечало сыпавшиеся на него смертоносным градом удары. Он почти перестал чувствовать их, только откуда-то издалека доносились глухие удары, яростные голоса и сладостное придыхание, когда солдат наносил удар, куда и как планировал.

Позади людей проскальзывали фигуры волков, тщетно пытавшихся добраться до человека вновь. Они рычали и царапали землю от нетерпения. Однажды, случайно столкнувшись, даже подрались, но не отошли, захваченные безумием своих хозяев.

Кто-то все же заметил, как солдаты избивают раба. Антей услышал окрик и злобные ответные возгласы солдат. Они даже не остановились.

Еще несколько ударов пришлось по голове, и он все-таки отключился.

Очнулся он неожиданно для самого себя. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на мягком сене в конюшне. Рядом пофыркивали, перебирали лапами и чесались молги. Свет больно резанул по глазам, и сразу закружилась голова. Мозг явно сильно пострадал от сотрясения. Все тело, онемевшее от побоев, ныло. Он попытался сесть, но не смог. Его затошнило. Перед глазами всё плыло от боли, и он лег обратно.

Тогда он попытался поднять руку. Получилось не сразу и медленнее, чем хотелось бы. Порванное волком предплечье было туго замотано чистыми бинтами. Он ощупал вторую руку – то же самое.

Он был жив. Даже в это не верилось. Более того – он был в своем стойле, ставшем его домом. Кто-то даже позаботился о нем, грязном рабе. Наверняка это были его «дрессировщики». О тех, кто приносит тебе деньги, стоит позаботиться.

Перестав бороться с собой, он снова провалился в забытье.

Он несколько раз еще приходил в себя и вновь забывался сном. Отлеживался он, судя по ощущениям, несколько дней, практически не двигаясь.

Его тело снова, как тогда в лазарете, онемело без движения, но на сей раз кожаные ремни его не удерживали. С их задачей справлялась страшная боль. Судя по характерному хрусту при каждом движении – у него были сломаны какие-то кости, причем сам он толком не мог понять какие – сознание отказывалось служить ему. Во рту ощущался постоянный привкус крови, но все зубы были на месте – он проверил несколько раз. Они даже не шатались. Он пришел к выводу, что обломки ребер повредили легкие или что-то еще.

Он подумал хорошенько и отбросил эту мысль. Если бы это было так – он бы уже был мертв. Способность мыслить вновь вернулась к нему, чем несказанно его обрадовала.

Он пошевелился. Получилось, хоть и не слишком уверенно. Скрипнув зубами от боли, он заставил свое тело чуть приподняться и удобнее лечь на кучу теплого сена.

Вставать, явно, было рано и он смирился, согласившись дать телу еще немного отдыха в бездействии.

Когда, наконец, он решился подняться, не рискуя рухнуть на пол, его руки нашарили нечто мягкое.