Храм Времён располагался на пересечении двенадцати ветров — откровенно говоря, не все они были настоящими. Но совет намэ счёл разумной трату на создание этого гармонического совершенства, символа равенства двенадцати старших зиккуратов.
Двери храма украшал сложный механический замок, открывавшийся, по задумке, только одновременно четырьмя ключами — каждый из ключей хранился у верховного намэ одной из каст. «Украшал», потому что на деле замок никто и никогда не запирал. Внутренние двери — массивные каменные плиты которые двигались вверх и вниз перекрывая проход — тоже могли быть заперты одним из ключей. Каждой касте в храме отводилось собственное крыло. В каждом крыле демонстриорвались величайшие достижения касты. А выше, над выстовочными залами, располагались жилые комнаты.
В обычные дни крылатые не стремились к простору, помещения использовались в основном для сна, а основная часть жизни проходила на лоне природы. Но гостей во время фестивалей было принято размещать так, чтобы каждый имел свою комнату и все соответствующие ей удобства. Этот же храм практически не имел постоянных жителей, в течении года по несколько мастеров каждой касты несли здесь ритуальную стражу, но большая часть помещений пустовала от одной встречи намэ до другой. Кроме того, здесь четыре раза в год проходили главные фестивали — Середины Зимы, Солнцестояния и Летнего солнцеворота. Каждый раз гуляния растягивались на две недели, а затем в стенах храма снова воцарялась тишина.
Если празднества имели какой-то график, то встречи намэ редко планировались заранее. Большинство текущих вопросов благополучно разрешалось внутри касты, так что собираться вчетвером и погружаться в длительные премия не было необходимости. Обычно созыв совета происходил, когда решался вопрос, касавшийся всей Короны Севера. И ещё — когда приходило время назначить нового намэ, потому что он безусловно должен был быть представлен всем своим будущим соправителям.
Делегация храма Свинцовых Волн высадилась на посадочную площадку, где уже хватало гостей помимо них, и намэ погрузился в череду преветствий, расспросов, ответов и пожеланий. Санъяра лишь кивала и слегка кланялась, когда в разговоре упоминали её имя, но мысли её парили далеко. Райере вынуждал её следить за политикой других каст, и насколько Санъяре было известно, никто из верховных намэ не собирался уходить на покой. Она не отказалсь бы, если бы на покой ушла Калая, но подобный вопрос в любом случае решался бы малым советом зиккуратов Катар.
Санъяра знала, что верховный намэ талах-ан довольно молода и положение её весьма крепко. Хотя учёные и творцы в обыденной жизни порой с некоторым пренебрежением отзывались о талах-ан, те, кто были умней, не просто ценили тонкую работу их ремесленников — они хорошо понимали, что талах-ан в значительной мере держать в руках благосостояние всей Короны Севера. В прошлом поколении это было не столь очевидно, но намэ Веранэ сильно упрочило влияние своих советниц среди других каст, кто-то из её соратниц обитал при каждом зиккурате, брал на себя насущные заботы, позволяя талах-ар и талах-ир свободно заниматься наукой и искусством… а в итоге её помошницы оказывались единственными, кто вообще знал как обеспечить храм всем необходимым.
Храмы катар — по крайней мере, зиккурат Свинцовых Волн — в меньшей степени подпали под её влияние, потому что их помыслы были более материальны, но Райере всегда учил Санъяру не пренебрегать мнением талах-ан, насколько бы примитивным или поверхностным оно не казалось.
Нынеший верховный намэ талах-ир, напротив, мало заботится о политике и в большей степени отдаёт себя собственному творчеству. С одной стороны, это могло показаться странным — ведь его с рождения готовили именно для этой должности. Но если заглянуть глубже, становилось ясно, что такое положение вещей в одинаковой степени устраивает как намэ других каст, так и намэ других храмов касты талах-ир. Выходило, что никто не станет снимать его с поста, у него не было врагов.
Немного сложнее дело обстояло среди лидеров талах-ар. Хотя номенально главой касты считался намэ Лавар, решения вот уже почти пятьдесят лет принималось тройственным голосованием намэ трёх крупных храмов. Среди них были намэ зиккурата Золотой Осы, мастер Латран, и намэ храма Звёздной Оси, мастер Витар.
Если три крупных зиккурата катар различались между собой техниками ведения боя, но при этом хорошо осозновали, что собратья по крылу из другого зиккурата станут им хорошим подспорьем в бою, то два из трёх намэ талах-ар изначально видели миссию своей касты абсолютно противположным образом.
Намэ Витар был погружён в исследование звёзд, он бредил идеями о том, чтобы дать возможность народу валькирий вернуться туда, куда пришли Крылатые Предки.
Но на этом его интерес к крылатым предкам заканчивался.
Он пытался развить в своём зиккурате многообещающую, но весьма спорную идею, что будущее можно исследовать и раскладывать по полочкам также, как прошлое. Одним из выводов его исследовательского центра стало то, что через поколение Корону Севера настигнет война, которая может стать для неё последней.
Вот здесь его интересы входили в клин с тем, что пытался доказать намэ Латран. Потому что намэ Латран не только хотел исследовать прошлое. Он со всей уверенностю доказывал, что единственная и главная угроза будущему Короны Севера — это каста Катар. Что именно предшественники касты катар уничтожили первый храм в древние времена, и хотя на заре переселения каста воинов очевидно была необходима первым переселенцам, теперь век Катар-Талах подошёл к концу. «Пришло время творить, а не уничтожать» — повторял он много раз.
Всё это конечно ни капли не радовало Санъяру и естественно она бы скорее согласилась с намэ Витаром, а заодно и с мыслью следующей из его рассуждений: пусть сейчас войны нет, катар-талах должны пребывать в постоянной готовности принять бой.
Но это грызущее недовольство давно уже стало для неё привычным, только колол немного тот факт, что сама она некогда сблизилась с учеником ненавистного намэ Латрана и отчасти даже помогла ему доказать его безумную теорию. Сейчас Санъяра думала немного о другом: о том, что верховный намэ талах-ар то и дело оказывался переходящим призом в соревновании двух саратников. И возможно, сегодня один из них заполучил возможность сместить его с должности.
Обычно наследника намэ готовили с детства, но в экстренных ситуациях случалось и так, что его место занимал кто-то, кого указывал в завещании сам мастер — или тот, кого выбирали оставшиеся после ухода главы старших зиккуратов.
Пока Санъяра не могла до конца сформулировать выводы, но мысли вертелись вокруг этого обстоятельства и постоянного несогласия намэ храма Золотой Осы с намэ храма Звёздной Оси, когда взгляд остановился на знакомом приятном лице. Золотистые пряди длинных волос падали Нарану на плечи, как и пять лет назад. Он почти не изменился — разве что стал неуловимо взрослей. Во взгляде появилось больше той уверенности, которая никак не сочеталась с его мягких голосом в прошлую встречу.
Санъяра стояла и смотрела на него, не замечая, что Райере давно ушёл вперёд, влекомый потоком других магистров. Не замечая, как текут секунды а то и минуты. Медленно погружаясь в пучену горечи, которая давно уже пряталась на дне её сердца, а теперь бессовестно затягивала на дно.
Очнулась только когда поняла, что Наран тоже смотрит на неё. Хотела быстро отступить, затеряться в толпе — но не успела, Наран шагнул навстречу и спустя мгновение оказался напротив неё.
— Санъяра… — тихо произнёс он. Мягко, как бархатом по коже. И хотя злость никуда не делась — только чёрной волной всколыхнулась глубоко внутри — Санъяра поняла, что не может просто развернуться и уйти. Что никогда себе этого не простит.
— Привет.
У Санъяры ноги приросли к земле.
— Яркого… — она кашлянула, — Яркого солнца и попутного ветра. Простите, мастер Наран, мой намэ меня…
— Санъяра!
Раньше чем Санъяра сумела двинуться с места Наран перехватил её запястье и сжал в своей руке.
Хватка Нарана была слабой. Он может и не пытался удержать, но Санъяра знала, что если бы даже он вложил всю силу — вырваться ей удалось бы легко.
Вот только она не знала, хочет этого или нет.
Пять лет прошло с тех пор, как они виделись в первый раз. В первый и последний. С тех пор, как Наран просил о помощи, а в ответ обещал ей драгоценные знания.
Перевод, которого так ждала Санъяра, пришёл спустя месяц, но из этого перевода она не узнала ничего, что прикотрыло бы для неё завесу над тайнами Первого Храма. Впрочем, куда больше она ждала, что Наран сам выйдет с ней на связь или прилетит — но Наран не появился и не позвонил.
Тем острее оказалось разочарование, когда спустя ещё несколько недель намэ Латран в голос заговорил о том, что у него есть доказательства гибели Первого Зиккурата — и доказательства того, что в этом были виноваты Катар-Талах.
До сих пор Санъяра не воспринимала его обвинений всерьёз. Много лет, с тех пор, как Корона Севера не вела настоящих войн, в каждом поколении находился кто-то, кто рассуждал об обасности их касты, об угрзе, которую несёт в себе Песнь Смерти. Но ни у кого до сих пор не хватало сил ограничить влияние трёх Свинцовых Зиккуратов.
Санъяра не хотела ни видеть, ни слышать имени намэ Золотой Осы, чтобы только не вспоминать о его ученике. Всё, что она узнавала о событиях в касте талах-ар, ей рассказывал Райере и молча внимать ему удавалось с трудом.
И вот теперь перед ней стоял тот, кто так жестоко её обманул, кого она со всей силой хотела вычиркнуть из своей жизни.
— Санъяра… мне нужно с тобой поговорить.
Санъяра зажмурилась, пытаясь спрятать под длинными ресницами слёзы обиды. Очень редко что-то затрагивало её настолько сильно.
— О чём? — спросила она сдавленно, мысленно радуясь тому, что за гомоном прохожих он врят ли разберёт её интонации.
— Обо всём… и о том, что произошло.
Санъяра внимательно посмотрела на него.
— Не уверена, что мне это нужно.
Наран молча смотрел на неё.
Потом без единого слова отвернулся, выпустил руку, и Санъяру пронзило такое острое чувствов потери, что она не выдержала.
— После церемонии открытия! — выпалила она. — В Саду Безмятежных Цветов.
Наран, не оборачиваясь, кивнул и двинулся прочь.