Глава 4
ВЛАД

— Очевидно, мы волновались напрасно. Ее хрупкое человеческое тело не замерзнет насмерть, — говорит Дойл мне в спину. — Я выключил термостат.
Кастрюли и сковородки громко звякают в раковине, когда я переворачиваю их, разгневанный этой назойливой девкой, что настаивает на яичнице и тостах.
— Яйца и блядские тосты, Дойл. Почему в наши дни у людей нет вкуса?
Я поворачиваюсь к нему и наконец замечаю, что он выглядит так, словно попал в бурю, его волосы торчат во все стороны.
— В ее защиту скажу, что это то, что большинство людей любят есть на завтрак, — отвечает он.
— Тебя сюда прислала маленькая мисс?
Его глаза вылезают из орбит, и я прячу ухмылку.
— Какого хрена ты вообще с ней разговаривал?
— Сегодня утром я потратил три часа на измельчение ингредиентов для приготовления ее завтрака, и она назвала это «дерьмом».
Он пожимает плечами, поднимая руки, как будто это я веду себя нелепо.
— Ну, она не ошибается. Кровяная колбаса действительно выглядит дерьмово, поэтому я заказал кексы. Что ты с ними сделал? — спрашивает он, оглядывая кухонные полки.
Мои глаза устремляются к небу.
— Я окружен идиотами.
— Мне показалось, мы договорились. Я займусь гостями, а ты останешься в восточном крыле. Уже забыл про то, что у тебя нет времени общаться с нелепыми людьми? Этого бы не случилось, если бы ты просто согласился на шеф-повара.
Я просто хотел узнать, понравится ли ей еда, которую я приготовил. Раз уж я потратил время на то, чтобы готовить для чертового человека.
Я отхожу в сторону, перебирая бутылки на полке для специй, чтобы прочитать этикетки, и возвращаюсь через несколько секунд.
— У нас еще есть белладонна? — спрашиваю я, зная, что на кухне ее нет.
Я слышу его усталый вздох.
— Ты не будешь травить гостей, Влад.
— Она дерзкая.
Я хмуро смотрю на сковородку, желая, чтобы яичница быстрее приготовилась.
— Она безобидна и не подозревает, что живет среди хищников.
— Это потому что люди — идиоты с низкими навыками выживания и почти полным отсутствием чувства самосохранения. Я не виноват, что они плодятся как овцы и не умеют держать себя в руках.
Из тостера вылетают тосты, и я выкладываю яичницу.
— Подвинься.
Он складывает руки на груди и пощипывает переносицу.
— Ты выбросил купленные мной кексы, да? Черт возьми, Влад, на следующей неделе к нам приедут еще гости. Нам нужно срочно нанять шеф-повара.
Я приподнимаю бровь.
— О, и как ты планируешь это сделать? Дать объявление? Замок Цепеша ищет шеф-повара с гибким графиком. Желательно с отрицательной группой крови. И отсутствием сердечных заболеваний.
Он бредит. А его кексы останутся в мусорном ведре.
— Смешно. А теперь серьезно, — говорит Дойл.
— Ага. Как выглядит яичница? — спрашиваю я, показывая ему тарелку.
Он осматривает и кивает.
— По-моему, выглядит неплохо.
— Хорошо. Надеюсь, она, блядь, подавится.
Я обхожу его, пока он смеется.
— Ты ржешь, как гиена. Неужели тебе больше нечем заняться?
— По крайней мере, я не выгляжу как голодная гиена, — возражает он.
— Кстати, я тоже так не выгляжу после того, как съел целый холодильник мерзких пакетов с кровью. Интересно, смог бы Фрэнк придумать пакеты с текстурой плоти? Возможно, это сделало бы их более вкусными.
Дойл к счастью, держит рот на замке, когда я открываю дверь и направляюсь отнести маленькой примадонне еду. Ей не мешало бы оценить мои усилия, иначе я её уничтожу.
Я поднимаю глаза и мгновенно замираю.
Она стоит, моргая как растерянная сова, ее волосы падают мягкими волнами, а рот открыт. Когда одежда для сна стала такой сексуальной? Ее груди видны сквозь тонкий серый материал, и он почти не скрывает розовых сосков. Боже мой. У меня текут слюнки, а член напрягается, заставляя плоть пылать. О черт.
Я не могу вспомнить, когда в последний раз мой член был наготове, и теперь чувствую, как каждая капля крови в венах медленно перетекает в пах. Клыки скрежещут во рту, а ногти удлиняются. Мне нужно, чтобы она ушла, чтобы ее грудь исчезла. Сейчас же.
Я сдерживаю всхлип, вместо этого меня охватывает гнев.
— Где остальная ваша одежда, мадам?
— Что?
Она моргает, затем хмурится и опускает взгляд на себя.
— Прикрой свои соски.
Забавно, что ее крошечные ручки сжались в кулачки.
— Что, прости?!
— Обри! Я просто хотел узнать, готова ли ты к экскурсии по замку? — Дойл резко протискивается мимо меня, чуть не опрокидывая поднос с едой, и я впиваюсь взглядом в его спину.
Боже мой, они подпрыгивают и раскачиваются, когда она двигается. Конечно, она должна понимать, как действует на мужчин? Я прохожу дальше в комнату, чтобы поставить на стол яичницу и тосты.
— Сама посмотри.
Игнорируя попытку друга разрядить ситуацию, я хватаю ее, толкая к стене с антикварным зеркалом, и киваю, когда она резко втягивает воздух.
— Именно так.
Она поспешно прикрывается одной рукой, на щеках появляется румянец, и мои клыки тут же начинают болеть.
— Перестань пялиться на мою грудь!
Она моргает, глядя в зеркало.
— Эй, подожди. Где твое отражение?
Я хмурюсь, когда Дойл оттаскивает ее от зеркала.
— Это забавные зеркала на Хэллоуин, которые мы нашли на Etsy17. Ну, знаешь, реквизит.
Он хихикает, и смех звучит натянуто.
Что, черт возьми, такое Etsy?
Ее глаза расширились, и она кивает, как будто впечатлена этим.
— Вау. Я понятия не имела, что они делают такие зеркала. Зачем вам нужен реквизит?
— Ничего особенного, просто идея для дня открытия замка, — говорит Дойл, улыбаясь, и у меня возникает внезапное желание стереть с его лица улыбку кулаком.
— Я хотел спросить, не желаешь ли ты сегодня совершить экскурсию по замку. Wi-Fi тоже должен заработать сегодня, но техник предупредил, что из-за удаленности замка возможны перебои в работе.
Улыбка расплывается по ее пухлым губам, и она возбужденно хлопает в ладоши, а затем подходит, чтобы обнять его.
Моя челюсть сжимается, а зубы удлиняются еще больше, поскольку я завороженно смотрю на грудь, находящуюся в поле моего зрения. Я вдыхаю, и аромат полевых цветов наполняет ноздри.
— Я покажу ей замок, — говорю я, прежде чем успеваю усомниться в своих силах.
Тревога отражается на ее лице.
— О, не беспокойся об этом, — говорит она, махнув рукой.
— Ерунда. Дойл занят, и я покажу тебе замок, — настаиваю я, не сводя взгляда с ее пышной груди. Я мог бы смотреть на нее часами. Днями.
Она с недовольством смотрит на меня.

— Мои глаза здесь, наверху, это так, к сведению.
— Я прекрасно знаю, где они.
Она скрещивает руки на груди, разрушая магические чары. И я поднимаю взгляд на ее лицо, мгновенно заинтригованный огнем в ее глазах.
Ее кожа приобретает соблазнительный розовый оттенок, полный ярости и злости.
— Думаю, я поем в своей комнате. Дай мне знать, когда заработает Wi-Fi, Дойл.
— Держись подальше от восточного крыла, — предупреждаю я. Мне не нужно, чтобы она или ее великолепные груди торчали там, где им не следует.
Я выгибаю бровь, когда она закатывает глаза, затем хватает свою тарелку и неторопливо уходит, задрав нос. Мой взгляд останавливается на круглой форме ее задницы, едва прикрытой маленькими белыми шортиками с оборками, и я стону.
— Почему она так одета? — рычу я себе под нос.
Дойл качает головой.
— Ты не можешь говорить женщинам, что они должны прикрывать свои сиськи, и она сказала, что потеряла багаж.
— Верно, люди потеряли его. Тогда найди ей какую-нибудь одежду.
— Ты уверен? — он поднимает брови. — Я наслаждался видом.
Иррациональная ревность вспыхивает в груди, и маска, которую я показываю миру, слетает.
— Ты не прикоснешься к ней, — я проглатываю слова, удивляясь своей реакции.
На этот раз Дойл приподнимает подбородок и выгибает бровь.
— Ты должен был придерживаться плана. А теперь ты предлагаешь поиграть в гида после того, как готовил для нее?
— Планы меняются. Я не могу вечно сидеть взаперти в восточном крыле.
Она интригует. От широко раскрытых голубых глаз до ступней в тапочках-кроликах, она очаровательна. Она сказала: «Мои глаза здесь, наверху», как разъяренная богиня.
— Влад Дракула, Цепеш, унижен первой парой сисек, увиденной за долгое время. Если бы я только знал, что все что потребуется — это пара грудей, чтобы заставить тебя встать и ходить, — огрызается он.
Я отступаю и ухмыляюсь.
— Это действительно исключительная пара сисек, и, с этого момента, ты больше не смотришь на них никогда.
— Как будто у меня есть время на женщин, в любом случае, мы не кусаем гостей.
Я улыбаюсь, думая о том, как быстро она прикрылась, и вспоминая соблазнительный аромат исходящий от кожи, когда она была взволнована. Это заставляет меня задуматься, как она будет пахнуть, когда возбудится.
— Ничего не обещаю.
Странная эмоция проносится в моей груди, и я почти уверен, что это волнение. Из-за нее? Я отгоняю эту мысль. Скорее всего, она кажется интересной, потому что она первый человек, которого я встретил.
— Фрэнк сойдет с ума, — бормочет Дойл.
— Франкенштейну следует заниматься своими делами и не совать нос в мои.
Я прислоняюсь бедром к обеденному столу и скрещиваю руки на груди, размышляя про себя.
— Он беспокоится, вот и все, бедняга. Мы все понимаем, что никто не должен узнать, кто мы такие, Влад. И если ты сможешь адаптироваться, все будет хорошо. С твоим самоконтролем я не понимаю, почему это может стать проблемой.
— Вот именно. Я перестал нападать на людей за столетия до того, как ты появился на свет, щенок. Найди ее чемодан и принеси мне.
Его плечи опускаются.
— Блядь. Как будто то, что я говорю, даже не долетает до твоего слуха. Наверное, чемодан уже в аэропорту.
— Просто принеси его и перестань дуться, как ребенок, которого нужно отшлепать.
Он раздраженно уходит прочь, а я смотрю в пустое зеркало, вздыхая про себя. Одним махом, она сделала очевидным тот факт, что я слишком долго был лишен женского внимания. Одна мысль о том, как моя рука гладит ее ягодицы, заставляет член умолять о внимании.
Черт. Прошли десятилетия.