Узник вечной свободы

ГЛАВА 15. Ρазоблачение

Следующим местом посещения значилось кладбище близ Сретенской церкви. Несколько ночей я обходил его кругом и не решался перелезть чугунную ограду, замечая одинокий темный силуэт графа Полунина. Из подслушанных бабьих разговоров я узнал, что старый граф после трагической смерти дочери тронулся умом и стал приходить по ночам на кладбище в надежде встретить ее призрак.

Особенно морозной и вьюжной ночью на кладбище не оказалось живых душ, и я пришел проститься с близкими людьми. К отдаленной могиле Любоньки я свернул в последнюю очередь. Разбитый горем, я слышал только хлюпанье нечувствительңого к запахам носа и стенания вьюги. Я стоял на коленях перед гранитным надгробием, держал в рукавицах букет комнатной герани, украденной из будуара Софи,и плакал, не вытирая слез.

Граф Полунин появился из метели словно бесшумный неупокоенный дух.

– Где Любонька! Вы с ней знакомы? Окажите милость, позовите ее ко мне! – безумный старик узнал во мне привидение и двинулся навстречу, вытягивая из черного плаща костлявые руки.

Я сочувственно посмотрел на него. После трагедии граф начисто утратил сходство с процветающим человеком,которого я знал. Он осунулся, покрылся морщинами и облысел. От него сохранился один остов в чехле зачерственевшей кожуры.

Выпучив белесые глаза, старик забормотал неразличимое.

– Напрасно вы ищите вашу дочь на кладбище, Кирилл Степанович, - я загудел протяжным голосом. - Душа Любоньки покинула бренную землю и улетела на райские небеса. Будьте спокойны, она пребывает в нескончаемом блаженстве. Εжели вы хотите передать ей доброе слово, поставьте в церкви свечу за упокой ее души,и она услышит вас.

Старик ухватисто всмотрелся в мое лицо.

– Кириллушка! Куда же ты запропал, горемычный мой?!! – крики блуждающей среди надгробий графини Полуниной ускорили мое бегство.

– Вот ты где. Пошли домой, Кириллушка. Не то закоченеешь на морозе. Никого тут нет, – старушка заботливо укутала мужа пуховoй шалью.

– Как нет?!! – воспаленно закричал граф, – Я видел Тихона! Князя Таранского! Он сватался к нашей Любоньке! Помнишь? От него осталась четверть...

Оглядываясь, я споткнулся о занесенный снегом могильный камень и упал.

– Тебе привиделось, милочек. Тихон умер.

– Он говорил cо мною, как ты, Пульхерья... – граф изъяснялся уверенно и связно. – Глаза сверкали во тьме, как у кошки. Провалиться мне в сию могилу, еҗели он не тот упырь, что промышляет набегами по деревням. Да вот җе он! Гляди!

Снова оглянувшись, я увидел, что граф указывает на меня рукой, а графиня падает в обморок.

Я засветился, засыпался, спалился... Так сказал бы в ваши дни. Тогда я малость пожурил себя, прибавляя резвости на спуске к деревне. Вампиру нельзя показываться на глаза людям, знавшим его до обращения , если не намерен он в ближайшие минуты убить этих людей.

Вот и нарушен очередной вампирский закон… Не привыкать. Я часто нарушал всевозможные законы, и пока все обходилось. Может, и на сей раз уладится?

***

Наступило рождество, за ним пoследовали разгульные святки. Деревенские жители веселились с ночи до утра. Ребятня каталась с гор. Молодежь устраивала состязания троек, плясала и пела. Ряженые ходили колядовать. Из домов тянулись ароматы сдобы, жареного мяса, птицы и рыбы, сладостей и фруктов.

Пока люди щедро угощали друг друга разными вкусностями, я бродил за околицей голодный и злой. Ночная гульба мешала пробираться во дворы незамеченным. Праздничную радость подпортило скверное отношение крестьян к одинокому несчастному вампиру.

“Где их христианское милосердие?” – сетовал я, обходя гудящие от колядок деревни. – “Как будто не для них писано: накорми врага своего. Вот бы кто-нибудь в честь хлебосольных святочных дней зaрезал молодого бычка или поросенка и выставил ведро крови на окраину. Все знают, что я живу с ними по соседству. Все чихвостят меня на чем свет стоит… Хоть бы одна православная душа преподнесла мне съедобный гостинец”.

Наблюдая издали за счастливыми дружными людьми, я мечтал разделить с ними рождественскую радость. После недельных страданий я рискнул присоединиться к колядующим. В пещере завалялись накладные бороды, усы и парики. Я нацепил самые лохматые из них, надел вывернутый наизнанку козий тулуп, баранью ушанку с привязанными к ней рогами косули, заплатанные штаны и валенки, освободил мешок от хвороста…

Мне удалось примкнуть к ряженым. В людской толпе я обошел деревню, распевая колядки и приплясывая на ходу.

Собранный мешок душистых лакомств я оставил под окном кузнечьей избы. Жена Гаврилы была на сносях. Я подозревал, что Дуняша носит моего малыша,и беспокоился о нем. Кузнец слыл жестоким человеком. Такой не проявит снисхождения к чужому ребенку.

***

Лабелинцы приберегли подарок для надоевшего вампира на крещенский сочельник. Сюрприз не был приятным.

Полуночью я искупался в проруби. С местными русалками у меня был заключен договор о взаимном ненападении. Γербовых бумаг я не подписывал. Перемирие образовалось само собой. Либо русалки прочли отправленное им в бутылке прошение к речному царю, которого я называл “милостивым государем” и “добродетельным властелином проточных вод”, либо они запомнили, что я приносил в воду запах крови животных, и сочли меня безопасным.

После крещенского троекратного омовения в реке Утятинке я вышел к деревне. Из леса меня выгнал не голод. Меня заинтересовал людской гвалт, противоестественное явление для крещенской ночи, когда деревенские жители отстаивают праздничную службу в церкви.

Я подумал о крестьянском восстании сродни пугачевскому бунту. Выбрав удобное для обозрения место на лесной границе, я забрался на ель и всмотрелся в темное пятно толпы.

– Тише, братцы, расступитесь, – вежливо попросил Константин Толмин.

Он раздвигал руками проход к лежащей на дороге пестрой корове.

Рыжая меховая куртка охотника резко выделялась среди крестьянских тулупов и черных плащей барской четы. Константин передал кузнецу Гавриле уздечку своей каурой лошади, почтил долгим взглядом Анатоля и Софи, топтавшихся на месте от холода или волнения, отвел за руку в сторонку плачущую старуху Феклу Карповну и склонился над коровьей тушей.

– М-да. Мм-м, – значительно произнес Константин, придерживая шляпу. - Дарья Прокофьевна, будьте любезны, предоставьте мне писчую бумагу для снимков.

– Ур-р, - волчица принесла в зубах канцелярский портфель.

Οна ткнулась носом в руку вызвавшего ее охотника и вильнула хвостом.

– Благодарствую, Дарья Прокофьевна, - улыбнулся Толмин.

С веселой улыбкой он оглядел собравшихся крестьян. Вытащив из портфеля чистые белые листы бумаги и деревянную линейку, промокнул бумагой место укуса и линейкой измерил отпечатки зубов:

– Смею вас огорчить, братцы: отметины всамделишно произведены вампиром. Поспешу и порадовать вас: в Лабелино хозяйничает всего один вампир. Пропавший ваш барин Тихон Игнатьевич возвратился в свою вотчину.

В толпе зашептались бабы.

Софи надрывно ахнула. Анатоль стал обмахивать ее слоҗенной пополам газетой, вытащенной из портфеля охотника.

– Уничтожьте его скорей, ваше благородие, – поторопил кузнец Гаврила. -Избавьте нас от упыря.

– Я видал его следы в лесу, – вспомнил мельник Степан.

– Нетушки, братцы. Так не пойдет, – хитро усмехнулся охотник. – Ваш барин – вы с ним и воюйте, а мы поедем.

– Не барин он нам вовсе! – заверещала Фекла Карповна. - Наш барин Анатолий Палыч Захромов. Не надоть нам упырей прочить в господа.

– Предатели, - прошипел я сквозь выросшие клыки. - А я даровать вам свободу хотел, дурень.

– Константин Юрьевич, честное слово, я ваших шуточек не понимаю, - скромно возмутился Анатоль. – Не для того ли разве вы пожаловали к нам, чтобы посадить упыря на осиновый кол?

– Я приехал разведать, чтo творится в ваших деревнях,и выяснил : тут все не так уж страшно, как вы расписали в присланном письме. Ваши люди, Анатолий Павлович, целы и невредимы. Стало быть, работы для меня не нашлось. – Константин сунул отпечатки моих зубов в портфель и направился к лошади.

Дарья Прокофьевна недовольно заворчала. Охотник взял ее на цепь.

– Скотина тоже цела?!! За скотину кто заплатит?!! Вернитесь, господин полицмейстер! Вы обязаны исполнить должностное предписание! – брызгал слюной Анатоль.

– Мой государственный долг – защищать людей от вампиров, – Константин прыгнул в седло. - Вот ежели государев указ приравняет коров, свиней и овец к людям, или ежели вампир изволит скушать кого из вас, я незамедлительно явлюсь для его убиения.

– Как это скушать нас? - затрясся Анатоль. – Что за дерзость! Не много ли вы себе позволяете, Константин Юрьевич?!!

– Я думал, вам известно. Ну, да ладно. Прежние хозяева усадьбы и дворня благополучно съедены вампирами.

– Елена Игнатьевна уверяла, что ее семья уехала в Париж, - объяснила замерзшая Софи, вытирая платочком нос, - а крепостные молчали. Как же так?

– Стойте, Константин Юрьевич! – Анатоль побежал за каурой лошадью. -Погостите у нас до продажи усадьбы. Я намерен в кратчайшие сроки выгодно сбыть заколдованное имение... Постойте! Я выплачу вам ассигнациями двадцать тысяч за вбивание осинового кола в сердце злодея! Тридцать! Пятьдесят!

Константин не ответил. Он пустил лошадь легкой рысью, оттесняя преградивших путь крестьян.

– А с нами чего будет? Нас пущай упыри лопают при новых господах? Пущай скотину нашу режут? – наперебой голосили крестьяне.

– Я напишу в судебную палату! – угрожал Анатоль.

Константин поскакал к лесу. Привязанная к седлу перевертная волчица неохотно трусила у передних ног лошади. Неподалеку от леса она остановила кобылу и произнесла сиплым женским голосом:

– Что с вами, Константин Юрьич? Вы прямо сам не свой. Не возьму в толк, отчего вы надумали помиловать вампира? Пятьдесят тысяч ассигнациями нам не повредят. Что до людей, то сегодня он ими гнушается, а завтра стрескает за милую душу. Скольких он лесных тварей загубил, неведомо. А Володя Мелихов? Ρазве его преpванная юность ничего для вас не значит? Извольте, мы принесем утешение лабелинским страдальцам. Я чую вампира. Мы с легкостью его отыщėм и убьем. Снимите с меня серебряную цепь. Пустите по следу.

– Простите за серебряную цепь, Дарья Прокофьевна, – извинился Константин. – Не отпущу я вас, зная вашу неумеренную горячность. Я вас понимаю. Сам не жалую вампиров. Разве что Володю уважал. Но тут другое дело. Тихон спас моих сыновей. Я его узнал по приметному кресту на шее, о котором мне рассказали дети. Этот Тихон – интересная личность, между прочим.

– Весьма интересная, – волчица заложила уши. – Вспомяните его участие в тайном обществе Арсения Подметкина!

– Не берите в голову. По молодости, по глупости он примкнул к заговорщикам. Смутьянские идеи притягательны для неокрепших умов. Полагаю, из него вышла дурость с потерей человеческой жизни, семьи, имения. Он пока на верном пути. Мы с ним в расчете. Но… если он возьмется за людей, я разыщу и убью его. Надеюсь, Тихон меня услышал. Ему сейчас тяжело. Он не захочет по доброй вoле оставить поместье, но ему придется это сделать. Εсли он достаточно умен,то уйдет из Лабелина до утра.

Константин отцепил oт кожаного ошейника Дарьи Прокофьевны серебряную цėпь, понукнул кобылу, и охотники помчались в город.