Шел дождь.
Очень сильный.
Я наблюдала за дождевыми каплями, которые били в моё окно и рикошетом отлетали в ручей, образовавшйся на моём балконе.
Я думала о Винсенте, с тех пор как поговорила с Жан-Батистом несколько часов назад, сравнивая услышанное с тем, что мне сказал в кафе Жюль.
Винсент пытался разрешить ситуацию.
Найти решение.
Может я должна дать ему возможность всё объяснить, а может я только еще больше подвергну своё сердце еще большей боли?
Что лучше, думала я, сидеть в безопасности и страдать в одиночестве, или рискнуть и начать уже жить? Несмотря на то, что меня раздирали противоречивые мысли, я была уверена, что не хочу, чтобы моя жизнь была похоже на то, что творилось последние три недели: серые будни, в которых не было ни света, ни тепла.
Я подошла к окну и посмотрела на потемневшее, в надежде, а может ответ на мой вопрос напечатан обыкновенными буквами на дождевых облаках.
Мой взгляд скользнул ниже, к парку, и я увидела фигуру человека, прислонившегося к воротам парка.
Он стоял под проливным дождем, без зонта, глядя на моё окно.
Я вышла на балкон.
Меня тут же попала в порыв холодного ветра, и под проливной дождь, но я смогла разглядеть лицо человека, стоявшего тремя этажами ниже.
Это был Винсент.
Наши глаза встретились.
Я на мгновение заколебалась.
А должна ли? — спросила я себя, прежде чем поняла, что уже всё решила.
Нырнув обратно в комнату, я схватила полотенце со стула и пока вытирала им лицо и волосы, искала свои резиновые сапоги.
Достав их из под кровати, я выскочила в коридор, натыкаясь на Мами, которая вышла из кухни.
— Катя, куда ты? — спросила она.
— Мне нужно выйти.
Я позвоню, если задержусь, — сказала я накидывая куртку и хватая зонтик.
— Хорошо, родная.
Только будь осторожна.
Снаружи потоп.
— Мами, я знаю, — сказала я, хватая её и крепко обнимая, прежде чем скрыться за дверью.
— Что на тебя нашло? — услышала я, прежде, чем дверь захлопнулась и я бросилась вниз по лестнице.
Оказавшись снаружи, я завернула за угол здания по направлению к парку, а потом резко остановилась.
Он был там.
Стоял под проливным дождем и смотрел на меня с таким выражением лица, которое заставило меня замереть.
На его лице читалось головокружительное облегчение.
Как, если бы он посреди пустыни наткнулся на водоем с кристально чистой водой.
Я узнала его, потому что чувствовала то же самой.
Я выронила зонтик и бросилась к нему.
Его сильные руки подхватили меня и оторвали от земли, отчаянно обнимая.
— О, Кейт, — выдохнул он, прижавший своей головой к моей.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Пытаюсь быть ближе к тебе насколько это возможно, — сказал он, целуя мои щеки, по которым стекали дождевые капли.
— Как долго.
.
.
начала было спрашивать я.
— Это вошло немного в привычку.
Я просто смотрю, пока ты не гасишь свет.
Я никогда бы не подумал, что ты увидишь меня, — ответил он, опуская меня.
— Но давай уведем тебя из-под дождя.
Ты вернешься со мной? В мой дом, где мы сможем поговорить?
Я кивнула.
Он подобрал мой зонтик и всю дорогу держал его над нами, обнимая меня за плечи и прижимая меня к себе.
Когда мы зашли в неравномерно освещенное фойе, я посмотрела на Винсента и ахнула.
Он исхудал.
Потерял вес, и под ввалившимися глазами были темные круги.
Я не обратила на всё это внимания в Ла Палетт, будучи слишком занятой другим (например роскошной блондинкой-ревенентом).
Но стоя здесь, всего в пару футах от него, невозможно было не заметить его изможденное состояние.
— О, Винсент! — сказала я потянувшись к его лицу.
— Я не очень хорошо себя чувствовал, — объяснил он, перехватывая мою руку, прежде, чем я успела дотронуться до него, и вкладывая её в свою.
Как только его кожа коснулась моей, мои внутренности превратились в теплое тягучие месиво.
— Давай пойдем в мою комнату, — сказал он и провел меня по коридору для прислуги, и через дверь в его комнату.
Шторы были настежь распахнуты.
В камине светились угли и в комнате пахло костром.
Я стояла и смотрела, как Винсент подкинул несколько щепок, чтобы снова разжечь огонь
Он сложил несколько журналов, прежде чем повернуться ко мне.
— Ты замерзла? — спросил он.
— Я не знаю холод ли это или нервы? — призналась я, протягивая руку, чтобы показать ему как меня трясло.
Он тут же протянул руки, чтобы обнять меня.
— О, Кейт! — выдохнул он, целуя меня макушку.
Я ощутила его трепет, когда его губы прикоснулись к моим волосам.
Он обхватил мою голову своими руками, и его слова полились на меня потоком.
Я не могу передать словами, как я боролся на протяжение последних нескольких недель.
Я пытался исчезнуть из твоей жизни.
отпустить тебя.
я хотел, чтобы у тебя была возможность жить обычной жизнью, безопасной.
И я почти убедил себя, что поступил правильно, пока не пришел увидеть тебя.
— Ты приходил меня увидеть? Когда? — спросила я.
Начиная с прошлой недели.
Я должен был убедиться, то с тобой всё в порядке.
Я наблюдал за тем, как ты приходила и уходила несколько дней.
Не похоже, что тебе становилось лучше.
Вообще-то ты выглядела ужасно.
А потом, когда Шарлотта подслушала в кафе твоих сестру с бабушкой, я понял, что я был не прав, позволив тебе уйти.
— Что она слышала? — спросила я, чувствуя как у меня засосало под ложечкой.
— Они очень переживали из-за тебя.
Они говорили, что у тебя депрессия.
О том, что они должны сделать, чтобы помочь тебе.
О том, что Джорджии стоит увезти тебя обратно в Нью-Йорк.
Увидев моё потрясение, Винсент усадил меня на диван и селя рядом со мной.
Его пальца рассеяно перебирали мои, пока он говорил, и эти движения заставляли меня чувствовать более уравновешенно.
— Я поговорил об этом с Гаспаром.
Он знает о нас столько же, а может даже больше, чем Жан-Батист.
О нас, как о ревенентах.
Мне кажется я пришел к решению, с которым мы могли бы жить.
От тебя многого не потребуется.
Почти нормальная жизнь.
Ты можешь выслушать?
Я кивнула, стараясь сдержать зародившуюся надежду.
Я понятия не имела, что он собирается сказать.
— Я прошу у тебя прощения, что многого не рассказывал о себе с самого начала.
я просто не хотел тебя пугать.
я думал, что это воздвигнет преграду между нами.
поэтому я хочу начать с нуля.
— Первое — моя история.
Как я уже говорил, я родился в 1924 году в небольшом городке Бретани.
Наш городок был оккупирован вскоре после того, как вторглись немцы в 1940.
Мы даже не пытались им сопротивляться.
У нас не было оружия и все произошло слишком быстро, чтобы подготовить оборону.
— Я был влюблён в девушку по имени Элен.
Мы выросли вместе, а наши родители были лучшими друзьями.
Прошел год с момента оккупации, когда я попросил её выйти за меня.
Нам было только семнадцать, но возраст казался не так уж важен в непредсказуемости войны, в которой мы жили.
Моя мать просила нас подождать, пока нам не исполнится восемнадцать, мы вняли её просьбе.
— Наш город находился во власти немецкого гарнизона, который находился по близости, и мы должны были обеспечивать их провиантом и другими запасами.
А так же
.
.
другими, неофициальными услугами.
Я могла слышать как гнев набирал силу в голосе Винсента, пока он рассказывал, но я молчала, понимая, как тяжело возвращаться к этим воспоминаниям.
— Я с родителями ужинали в доме Элен в тот вечер, когда двое пьяных немецких офицеров вломились в их дом, требуя вина.
Отец Элен объяснила, что они уже передали все содержимое их винного погреба в армию, и им нечего было предложить.
— Это мы еще посмотрим! — сказал один из них, и вынув оружие, они приказали Элен и её младшей сестренке раздеться.
Их мать с криками бросилась на офицеров, пытаясь протестовать происходящему.
Они застрелили её, а потом повернулись и застрелили мою мать, которая вскочила, чтобы защитить свою подругу.
Моего отца убили следующим.
Отец Элен бросился за дверь к охотничьему ружью, которое там прятал, но прежде, чем он успел прицелиться один из немцев отобрал его и выстрелил отцу Элен в ногу. А другой офицер выпустил несколько пуль в меня, когда я попытался броситься на него.
Они держали нас живыми, истекающими кровь и прикованными наручниками к верям, так, что мы могли только наблюдать.
Они
.
.
напали.
.
.
На Элен и её сестру.
Элен боролась.
Они её тоже застрели.
В голосе Винсента слышен был надлом, но глаза оставались твердыми, как кремень.
— Нас осталось трое, чтобы похоронить убитых.
Я предложил остаться и позаботиться об отце и сестре Элен, но вместо этого, они попросили меня уйти и сражаться с нашими захватчиками.
Я ушел той же ночью, присоединился к Маки.
— Сопротивление, — сказала я.
Он кивнул.
— Сельская ветвь Сопротивления.
Днём мы прятались в лесу, а ночью спускались в немецкие лагеря, воруя оружие, еду и, если была возможность, убивали.
Однажды днём двое из нас были арестована по подозрению в налете на склад с оружием накануне ночью.
Хотя я не участвовал в налете, а друг. Я участвовал только в организации.
У них ничего не было на нас.
Но они были преисполнены решимости, заставить кого-нибудь расплатиться за случившиеся.
У моего друга были жена и ребенок в его родном городе.
У меня же никого не было.
Я сказал им, что это был я и они расстреляли меня на городской площади в назидание остальным жителям.
— О, Винсент! - сказала я в ужасе, и закрыла рот руками.
— Всё нормально, — тихо сказал он, убирая мои руки, решительно глядя мне в глаза.
— Я же сейчас здесь, разве нет?
И он продолжил, — На следующий день эта история была уже в газета, и Жан-Батист, который остановился неподалеку в доме своей семьи, пришел в деревенскую "больницу" где меня выставили на всеобщие обозрение.
Утверждая, что я — член семьи, он забрал моё тело и ухаживал за ним, пока я не очнулся через два дня.
— Как он узнал, что ты стал
.
.
таким как он?
— У Жан-Батист есть "видение" — что-то вроде радара для обнаружения "превратившихся в нежить"
— Он видит ауры.
Он что-то вроде тех ребят, которые читают ауры в американской битве экстрасенсов? — спросила я с сомнением
Винсент рассмеялся.
— Ага, что-то вроде того.
Он однажды пытался мне объяснить.
У аур ревенентов есть свои цвета и яркость.
После их первой смерти ан-Батист может за мили увидеть ревенентов.
Он говорит, что это как прожектор, направленный в небо.
— Вот как он нашел пару лет спустя Амброуза, после того, как весь его американский батальон зверски убит поле битвы Лотарингии.
Жюль погиб в первой мировой войне, близнецы во второй, а Гаспар в середине девятнадцатого века во франко-австрийской войне.
— Гаспар был солдатом?
Винсент рассмеялся.
— А что тебя удивляет?
— Разве он не слишком нервозный для участия в сражениях?
— Он был поэтом, которого вынудили стать солдатом.
с очень ранимой душой, чтобы осознать то, что он сделал на полях сражений.
Я в задумчивости кивнула.
— Получается почти все вы умерли во время войны?
— В войну проще всего отыскать людей, которые погибли вместо других.
Подобное происходит всё время, но, как правило, остается незамеченным.
— И так ты говоришь, здесь есть люди, погибающие по всей Франции, которые могут вернуться к жизни.
.
.
при правильных обстоятельствах.
У меня голова пошла кругом.
Всё это было немного через чур, даже несмотря на то, что прошло больше месяца, чтобы я могла свыкнуться с мыслью, что мир, в котором я живу, больше не был таким, каким я его всегда знала.
Винсент рассмеялся.
— Кейт, подобное происходит не только во Франции.
Я готов поспорить, что ты прошла мимо порядочного числа ревенетов в Нью-Йорке, даже не подозревая, что пересеклась с зомби.
— Так почему ты? Я хочу сказать, в частности.
С уверенностью могу предположить, что большинство спасших жизни пожарных или полицейских не очнутся потом через три дня.
Винсент ответил, — Мы всё еще не понимаем, почему некоторые люди имеют предрасположенность к тому, чтобы стать ревенентами.
Жан-Батист думает, что это что-то генетическое.
Гаспар же уверен, что это судьба и некоторые люди были избраны.
Никто не обнаружил доказательств в пользу хотя бы одного из предположений.
Я гадала была ли это магия или природа, которая создала Винсента и остальных.
Теперь мне уже было сложно отделить одно от другого, когда правила, которым меня всю жизнь учили встали с ног на голову.
Винсент потянулся к столку и налил мне стакан воды.
Я приняла его с благодарностью, и потягивая воду из стакана, я наблюдала как стопка из журналов уже тлела в камине.
Он сел на пол, прямо передо мной.
Диван был так низок, в Винсент высок, что его глаза были почти на одном уровне с моими. И он осторожно заговорил, тщательно подбирая слова.
— Кейт, я пытаюсь разобраться как нам справиться с этим.
Я уже говорил, что однажды дожил до двадцати трех лет.
Прежде чем умереть, я пять лет избегал принуждения к этому.
Меня попросил продержаться Жан-Батист, чтобы я получил диплом юриста и смог управлять бумагами семьи.
Это было тяжело, но я смог справиться.
Он подверг меня этому испытанию, потому что знал, что я сильнее остальных.
И я видел, как он сопротивляется своим собственным призывам на протяжении тридцати пяти лет.
Поэтому я знаю, это возможно.
— Женщина с которой ты меня видела на другой день.
в Ла Палетт.
.
.
На Винсента было больно смотреть.
— Да, Женевьева.
Жюль мне сказал, что она всего лишь друг.
— Я надеялся, что ты поверила ему.
Я знаю как это выглядело.
.
.
компрометирующе.
Но я попросил Женевьеву встретиться со мной в тот день, чтобы я смог пораспрашивать о её ситуации.
— Она замужем.
За человеком.
У меня отвисла челюсть.
— Но.
.
.
как?
— Её настоящая смерть была примерно в тоже время что и моя.
Она только что вышла замуж.
И её муж выжил.
Поэтому, когда она воскресла она вернулась к нему и с тех пор живет с ним.
— Но ему должно быть.
.
.
— Ему где-то восемьдесят.
Закончил мою мысль Винсент.
Мой мозг пытался понять, как красивая блондинка может быть замужем за человеком, который годиться ей в прадеды.
Я не могла представить какая у неё должна быть жизнь.
— Они всё так же безумно любят друг друга, но жизнь у них тяжелая, — продолжил Винсент.
— Она не в состояние контролировать свой призыв умереть, и её муж поддержал её — следовать своей судьбе, она живет как ревенент.
Он гордиться ей, а она в нем души ни чает.
Но довольно скоро придет его очередь умереть, а ей остаться одной.
Это один вариант, но не тот о котором я бы осмелился попросить кого-нибудь выдержать.
Винсент наклонился и взял мои руки в свои.
Они были теплыми и сильными, а от его прикосновения по моему телу прокатилась волна возбуждения и осталась в сердце.
— Кейт, сказал он, — с могу держаться от тебя подальше.
Я бы влачил бы жалкое существование, но мог бы с этим смириться, если бы знал, что ты счастлива.
— Но, если ты хочешь быть со мной, я могу предложить такое решение: я буду сопротивляться смерти настолько долго, пока я буду с тобой.
Я поговорил с Жан-Батистом, и мы найдем способ, как мне с этим справиться.
Я не буду причинять тебе новые травмы, вызванные моими смертями.
Я ничего не могу поделать с тем, что меня не будет физически рядом с тобой три дня раз в месяц.
Но я могу контролировать всё остальное.
И буду.
Если ты всё-таки решишь мне дать шанс.