Глава 26

Когда на следующий день я вернулась с очередного читального сеанса, из кафе Сент-Люси, из квартиры вышли Мами с посетителем.


Большинство её клиентов — торговцы картинами и кураторы музеев — заходили в будние дни в течение рабочего дня.


Если кто-нибудь приходил на выходных, можно было с уверенностью сказать, что это частный коллекционер.


Хорошо одетый человек стоял в коридоре ко мне спиной ко мне, держа в руках большой, узкий, обернутый в коричневую бумагу сверток, наблюдая за тем, как Мами запирает за ними парадную дверь.


— Вы можете вызвать лифт, а я отнесу картины наверх по лестнице, сказала она мужчине, когда тот повернулся.


— Это был Жан-Батист.


— О! — вскрикнула я.


Я застыла как вкопанная, на моих глазах будто произошло лобовое столкновение двух миров: клан нежити, с которым я чуть было не связалась и моя собственная нормальная смертная семья.


— Моя милая девочка, я напугал тебя.


Прими мои извинения! — его голос звучал спокойно и монотонно, словно он читал по бумажке.


Он был одет точно так же, как при первой нашей встречи, в дорогой костюм и кружевной шелковый шарф на шее. Седые волосы были тщательно набриолинены и зачесаны назад, открывая его аристократическое лицо.


— Катя, милая, это мой новый клиент: Господин Гримод де Ла Ренье.


Господин Гримод, моя внучка Кейт.


Ты как раз вовремя вернулась домой, дорогая.


— Не могла бы ты отнести эту картину наверх в мою студию? Я боюсь, что она слишком габаритная, чтобы поместиться в лифт.


Жан-Батист от нечего делать продолжал смотреть на меня, пока Мами открывала дверь маленького лифта.


Я почувствовала как мой гнев усилился, когда он приподнял аккуратную бровь.


Его вторжение мой мир я расценивала как некое оскорбление.


Как во многих парижских домах, наш лифт был крошечный.


Он едва вмещал двоих, понятно, что о третьем человеке или о картины и речи быть не могло.


Я осторожно подняла за края бумаги, в которую была завернута картина, и на начала подниматься. Мой путь лежал через три лестничных пролета.


Картина была размером в половину моего роста, но так как рамка была снята, она не была тяжелой.


Я как раз поднялась наверх, когда Мами открыла дверь студии оживленно болтая с Жан-Батистом, пока они входили.


Я стояла позади него крепко сжимая сверток и гадала, что же "дяде" Винсента понадобилось здесь, в моем доме.


Сначала Жюль, теперь Жан-Батист! Подумала я.


Как я могу двигаться дальше, если "семья" Винсента так и норовит появиться в моей жизни? После разговора с Жюлем мои эмоции и так были на пределе, но я решила придерживаться моего первоначального решения — я бы подвергла своё сердце риску, продолжая встречаться с Винсентом.


Когда я прошла в дверь я вдохнула и наполнила свои легкие успокаивающим запахом красок и лаков.


Студия Мами всегда было одно из самых моих любимых мест, где я с удовольствием зависала.


Шесть комнат для прислуги, которые занимали весь верхний этаж нашего здания, были объединены, чтобы создать одно большое пространство. И большая часть потолка была заменена стеклянной крышей, сквозь которую комнату заливало солнечным светом.


Текущие реставрационный проекты Мами были расставлены на мольбертах по всей комнате.


Картины старых мастеров, потемневших от времени: стадо коров, пасущихся на лугу, стояла напротив яркого полотна постимпрессионизма — девушки, танцующие в зале канкан, задирающие нижние юбки. А на соседнем полотне, казалось, что шокированная, увиденным, испанка, одетая во всё черное, стыдливо прикрывает веером свои губы.


— Давайте взглянем на неё, — сказала Мами, забираю у меня свёрток и кладя его на большой стол, стоявший по среди комнаты.


Она осторожно развернула картину и снова подняла её, чтобы хорошенько рассмотреть.


Это был портрет в натуральную величину (до талии) молодого человека, одетого в наполеоновскую солдатскую униформу и высокую черную шляпу с перьями.


Очевидно, что натурщиком был сам Жан-Батист.


— О да, конечно же семейное сходство очевидно, — сказала Мами в восхищении, переводя взгляд от картины на своего клиента и обратно.


Подавшись вперед, он дотронулся до разреза в картине, на уровне лба молодого человека.


— Вот здесь порез, — сказал он.


— Ну раз, разрез ровный, это будет легко исправить.


Нужно просто поставить заплатку с обратной стороны полотна, а здесь даже можно ничего и не трогать.


Как вы говорите получился порез?

— я не говорил, но это был нож.


— Ой! — вскрикнула Мами от удивления.


— Здесь не о чем волноваться.


Внуки, знаете ли, разбушевались.


С этого то момента я перестану им во всём потакать, — сказал он, спокойно глядя на меня, пока говорил.


— Хорошо, не могли бы Вы подождать меня здесь, я оставила свою книгу с квитанциями в квартире.


Кейт, не могла бы ты сделать чашечку кофе господину Гримоду? — она кивнула в сторону кофейника, который стоял в углу стола и вышла за дверь, оставив её открытой.


Я и пожилой ревенет стояли неподвижно, пока не услышали звук старинного лифта, шатающегося от движения.


А потом он шагнул ко мне.


— Что Вы здесь делаете?

— Нам нужно поговорить, — сказал он, его властный голос действовал мне на нервы.


— Жюль сказал мне, что ты видела Чарльза.


Пожалуйста скажи мне, где.


Я решила, чем скорее я скажу Жан-Батисту, то, что он хочет услышать, тем скорее он уйдет.


— Он стоял около клуба, в который я ходила неподалеку от Оберкампф.


Это было в пятницу, около полуночи.


— Кто был с ним? — несмотря на то, что казалось будто лицо у него застыло, я видела, что уголки его губ дернулись, что все явно было не так хорошо.


— Было похоже, что он пришел туда один.


Но зачем?

Он глянул в направлении двери, прикидывая наверное сколько времени он может говорить со мной.


— я пришел сюда по двум причинам.


Он говорил тихо и быстро.


— Первая, чтобы спросить про Чарльза.


Он исчез несколько дней назад, после того — он с неприязнью взглянул на свой портрет, — как продемонстрировал свои навыки по метанию ножей.


— А вторая причина, я должен был нанести не привлекая внимание визит твоей семье.


Мне нужно было посмотреть как ты живешь.


Мой гнев вернулся в туже секунду.


— Вы что шпионите за мной? Что значит "как я живу"? Есть ли деньги у моих дедушки с бабушкой? — я в отвращение помотала головой.


— Да они у них есть, но не столько сколько их у Вас.


Всё равно я не понимаю какое это имеет значение.


Я пошла от него по направлению к двери.


— Остановись! — приказал он и я замерла.


— Деньги для меня не имеют значения.


А вот личность.


Твои бабушка с дедушкой достойные люди.


и надежные.


— Что, достойны того, чтобы починить Вашу картину?

— Нет.


Вполне достойны, чтобы заслужить моё доверие.


Если понадобиться когда-нибудь раскрыть себя.


Когда смысл его слов стал до меня доходить, моя спина напряглась.


Он оказывается следил за моей семьей, чтобы выяснить достаточно ли я хороша для Винсента.


Его должно быть еще не уведомили, что все определенно и бесповоротно закончено.


— Такой необходимости не возникнет.


Не беспокойтесь, господин Гримод, я больше не намерена тревожить в вашу уютную драгоценную жизнь.


Тут я в ужасе почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза, и я, сердясь на себя за это, её стерла.


Резкие черты его лица смягчились.


Дотронувшись слегка своими пальцами до моей руки, он сказал, — Но милое дитя, ты должна вернуться.


Ты нужна Винсенту.


Он безутешен.


Я посмотрела вниз и покачала головой.


Жан-Батист взял меня за подбородок своими идеально наманикюренными пальцами и поднял его, наши глаза встретились.


— Он готов пойти на любые жертвы, лишь бы быть с тобой.


Ты не должна ничего ни нам, ни ему, но я очень прошу тебя, выслушай его.


И моя решимость начала таять на глазах.


— Я подумаю над этим, — наконец, прошептала я.


Он удовлетворенно кивнул.


— Благодарю.


Его голос дрогнул, когда он произносил эти слова, должно ыть такое можно редко от него услышать.


Он быстро пошел к дери и начал спускаться по лестнице, когда я услышала шум поднимающегося лифта.


Из него вышла Мами вошла, глядя в свой блокнот, а потом подняла глаза на меня и прошла через дверной проем.


Оглядывая в замешательстве пустую студию, она спросила, — Ну и куда он делся?

Загрузка...