Лейтис была прикольной. Дело, конечно вовсе не в ее разноцветных волосах, хотя любой человек, готовый вот так нарываться на любопытные взгляды, Тире казался удивительным и даже немного восхищал, но с Лейтис вообще было здорово. Одна ее сабская магия чего стоила. Совсем ведь не такая, как у стабильных. Сильная, и главное — веселая. Случайных выплесков магии с тех пор, как у Лейтис появился Эйдан, почти не случалось, как она рассказывала, потому-то и в универ решилась пойти. Зато Лейтис делилась историями, как оно было, когда ее магия без спросу чудила, и Тира просто ухохатывалась, воображая, например, какое было лицо у слуги, который собрался чистить ботинки и обнаружил, что обувной крем обратился в черничный джем.
Словом, таких курьезов с Лейтис в последнее время не происходило, зато нарочно вытворять со своим даром всякие штуки у нее стало выходить даже лучше. Так что они развлекались везде, хоть в студенческой столовой, превращая глазурь на пирожных из белой в радужную и один соус в другой, хоть подшучивая над другими, когда Тира нашла, что в питьевых фонтанчиках Оксена вода подается из отдельных резервуаров, и Лейтис попревращала воду в них в колу, лимонад и оранжад. Но прикольно проводили время они не только с магическими штуками. Лейтис все вокруг было любопытно, и она то и дело придумывала, куда пойти и что поделать в перерывах между лекциями или после занятий.
Тира за неделю узнала про Оксен столько, сколько за все два года не успела. Что тут есть клуб любителей старинных нелетающих машин, что на крыше одного из домов хозяин соорудил голограмму кита, который будто грохнулся с неба, пробив в этой крыше дыру — только хвост торчит наружу. Что прямо на территории универа есть дерево, на которое можно забраться и сидеть там, и никто тебя не увидит. Прямо как в детстве, когда Тира под столом дома пряталась. Они постоянно шлялись по городу, заходили в кафе и магазинчики и болтали обо всем на свете, и давненько Тире не доводилось так весело проводить время.
И дом у Лейтис тоже оказался прикольный. Старинный весь и снаружи, и внутри. Тира, даром что аристократка, жила в современном, да и круг общения у нее был не из особо высокородных семейств. А тут прям как в музее живешь. Хотя, на самом деле, когда привыкла, поняла, что так и правда уютно, если не думать, что сколько стоит и сколько ему уже лет. И Эйдан, который вот так себе жилье обставил, был забавный тоже, этакий фанат старины. На первый взгляд и не скажешь, что у них много общего с Лейтис, но Тира-то видела, что Лейтис, в отличие от нее, музеем свой дом не ощущает. Про свое происхождение она как-то не слишком говорила, но очень даже чувствовалось, что Лейтис совсем из другого класса, чем Тира, и ей это все — просто милый дом, в который она вписывалась, как кошка в кресло.
Однако, стоило Тире решить, что она более или менее поняла и про Лейтис, и про ее образ жизни, и про милого любителя старины Эйдана, о котором ее новая подруга так трогательно рассказывала — как ей на голову свалился очередной сюрприз. Это мягко сказано: выяснить вдруг, что ты побывала в гостях у того самого изобретателя защитных куполов и миллиардера, владельца "Дейн Дефеншен". И что он в таком миленьком маленьком домике живет. И это у него — невеста с розовыми волосами, которая все время выдумывает смешные увлекательные штуки. Не просто прикольно, а мегаприкольно. Вообще офигеть, честно говоря. Вся Лейтис была как один сплошной сюрприз. Поэтому, когда она пригласила Тиру в гости снова, отметить с ними осенний праздник, та ждала уже чего угодно, например, банкета на пятьсот человек в саду с участием представителей правящего дома Йорвик. И, разумеется, все оказалось совсем не так, как Тира ожидала — с Лейтис иначе и быть не могло.
Отмечали они в тесном дружеском кружке, очень уютно и как-то по-домашнему. В основном сидели на веранде, где Эйдан лично жарил барбекю, вокруг стояли горы шоколадных и засахаренных яблок, как полагается на осенний праздник, а Лейтис с Тэвишем сами испекли два огромных пирога: с грибами и традиционный яблочный. Сад светился, и хотя бы тут было видно, что они могут себе позволить что-то особенное — он весь горел зачарованной листвой, а не электрогирляндами, а где листва с деревьев опала, висели нитки все тех же зачарованных листьев, и, что ни говори, а магические гирлянды были куда красивее и изящнее штампованных лампочек. Впрочем, на веранде светящиеся листья перемежались связками нанизанных на нитку сушеных грибов, и магические украшения в сочетании с ними лишь усиливали "домашнюю" атмосферу. И даже здоровенный и тоже светящийся голографический медведь, символ осеннего праздника, которого включили, когда собрались все гости, лежащий на крыше дома и обнимающий башенку, тоже выглядел символом уюта и комфорта.
Чувство ото всего этого вместе возникало совершенно волшебное, по-настоящему праздничное, и Тире было легко включиться в застольные беседы, хотя она не была раньше знакома ни с кем, кроме хозяев дома и Тэвиша. Но как-то здесь и говорить, и веселиться получалось само собой, и она, глядя на Эйдана с Лейтис, которые то и дело обнимались и улыбались друг другу, думала, что дело, конечно, не в украшениях и не в угощениях. Просто в этом доме друг друга любят, по-настоящему, и они будут замечательной семьей, когда поженятся. Они уже семья, самая настоящая. А юридические формальности и церемония бракосочетания лишь подтвердят этот свершившийся факт. Ну, и дадут повод устроить еще один замечательный праздник, разумеется.
— Неисчислимы злодеяния Макни. И заслужили воздаяния они.
— Он Берхед у родителей украл и у себя в пещере приковал.
— Какой подлец. Какой нахал. Нахал. Вандал.
— Браслетами работы Вейна-Кузнеца. Не пожалел ограбить и отца.
— И заслужил ужасного конца.
— Жестокого. Сурового. Но справедливого конца.
Когда хор закончил тянуть свое "ца-а-а-а", Трехликая Богиня предложила всем собравшимся озвучить обвинения в адрес коварного божественного шутника. Шел суд богов, и Лейтис томилась, Эйдан это ощущал совершенно точно. Внешне его любимая девочка вела себя прекрасно, она умела выходить в свет, но на самом деле что-то ее напрягло с самого их прихода в оперу. Хотя поначалу идею пойти на премьеру в королевском театре Гатер-Ярд Лейтис восприняла с энтузиазмом. Эйдан поклонником классической музыки не был, но это, в конце концов, "Браслеты Макни", самый лучший спектакль для совместного похода дома и саба — и Лейтис с ним была на сей счет согласна. Так что он, постаравшись, добыл очень хорошие билеты, прямо напротив королевской ложи, где, по случаю разрекламированной с большой помпой премьеры, сидела лично королева. Возможно, ровно в расчете на ее присутствие режиссер, то ли от смущения, то ли от подобострастия сделал очень классическую в плохом смысле слова постановку. То бишь, невыразимо скучную, с подробно воссозданными костюмами шестого этак века и такими же декорациями. Так что Эйдан сомневался, что происходящее на сцене его бы сильно волновало, даже если бы он так не беспокоился о Лейтис. А сейчас ему и вовсе было не до судьбы Макни, тем более что с ней все было понятно: сюжет Эйдан знал наизусть.
— Нельзя так скучно ставить оперу про Макни, — тихо сообщил он Лейтис на ухо. Выяснять посреди спектакля, о чем она беспокоится, было трудно, но вот предложить что-нибудь, что может ее успокоить, Эйдан очень даже мог. — Поэтому у меня есть предложение: не дожидаясь антракта, пойти найти какое-нибудь укромное место и сделать то, что порадует нашего бога-покровителя куда больше этой постановки… — после чего обнял ее и очень недвусмысленно погладил рукой по колену. Чтоб уж точно было понятно, что порадует Макни.
"Он будит в людях множество дурных страсте-е-ей" — ровно в этот момент басом взвыл со сцены Хозяин Зверей, так громко и внушительно, что Эйдан невольно повернулся в его сторону. Бог был в зеленой хламиде и алом плаще, в шлеме с огромными ветвистыми рогами. "Каков злодей. Каков злодей" — активно поддержал возмущенное божество хор сифлингов и эрлингов, в белых балахонах с крыльями.
Лейтис хихикнула.
— По-моему, это был божественный ответ. Ты прав, любимый, пошли отсюда. Надо срочно радовать покровителя.
Эйдан тихо засмеялся и, решительно ухватив ее под локоть, потащил из ложи.
— Спорим, ты никогда не была за сценой Гатер-Ярда? Я тоже не был, — весело сказал он. — Но мы сейчас это исправим: сдается мне, искать укромные места лучше всего именно там.
"Спасенья нету никакого от его зате-е-ей" — с упреком протянул им вслед баритон Вейна-Кузнеца, который, разумеется, в этой банальнейшей из постановок был бородат и расхаживал по сцене в кожаном фартуке и с огромным молотом. "Каков злодей. Каков злодей" — не замедлил включиться хор.
— Я тебя обожаю, — шепнула ему Лейтис, едва поспевая вслед целеустремленному Эйдану в своем изящном и узком вечернем платье. На этот раз оно было нежно-розовым, с изысканной драпировкой, а перчатки она к нему надела белые и поддержала это отличным жемчужным колье, которое, хотя в свои три ряда жемчужин и прикрывало ошейник, но и само выглядело как ошейник из жемчуга. По скромному мнению Эйдана, все это ей чрезвычайно шло и выглядело достаточно хорошо, чтобы его хотелось с Лейтис сорвать. Чем он собирался заняться прямо сейчас.
"И обучил он магии люде-е-ей" — возмутилась со сцены Трехликая. "Каков злоде…" — закономерно продолжил хор, но тут Эйдан закрыл дверь, и их перестало быть так хорошо слышно. Он усмехнулся и, подхватив Лейтис на руки, потащил ее вперед по пустым коридорам театра. Дарованной Макни людям магией Эйдан собирался воспользоваться прямо сейчас, снова взломав нужную дверь.
— Я тебя тоже люблю, милая, — ответил он, на ходу коснувшись губами губ Лейтис. — И собираюсь прямо сейчас показать, как именно.
Замок на служебной двери театра был больше для виду, Эйдан его открыл практически в одно движение. И это было хорошо: не пришлось надолго спускать Лейтис с рук. Он, конечно, беспокоился о том, чтобы она не упала в узком платье и на высоких каблуках, но кроме того, носить ее на руках было просто приятно, особенно в такие моменты…
— Хозяин Эйдан везде найдет нору, чтобы утащить туда свою сабу, — очень довольно сказала Лейтис, настроение которой изменилось к лучшему, едва они вышли из ложи.
Оно изменилось, в общем-то, как только он предложил, но ощущение было такое, будто ей что-то мешало именно в ложе, а теперь перестало. И, немного подумав, Эйдан пришел к единственно возможному выводу: либо через одну ложу от них, либо напротив оказался кто-то, кого Лейтис хорошо знала… Или родственник, или "друг семьи". Словом, кто-то, кто мог узнать ее, но с кем совершенно не хотела встречаться она. Ну и ладно, спектакль все равно скучный, они просто не вернутся назад и все. А сейчас найдут способ получше провести время. Эйдан собирался уточнить у нее, прав ли он в своих предположениях, но потом: незачем ее тормошить сейчас, когда она начала успокаиваться, а он только собирался приступить к основной части успокоения, когда они место найдут… Вот успокоит, уведет отсюда подальше, чтоб не столкнуться с кем не надо — тогда и расспросит.
— Не в нору, а в пещеру, как Макни свою Берхед, — с самым серьезным видом поправил ее Эйдан. — И сковать браслетами с нерушимым магическим заклятием. Ну, или тем, что под рукой окажется…
Пространство за сценой походило на лабиринт, заваленный частями декораций и монтажных конструкций, и это действительно было самое подходящее место, нужно только отыскать в нем укромный угол, какую-нибудь нишу — и они там отлично смогут устроиться.
— Как романтично, — ответила Лейтис, поцеловав его в подбородок, и Эйдан ощутил волну ее возбуждения. — Сурово приковать в пещере, чтобы никуда не сбежала — очень по-доминантски, все правильно Макни сделал. А они просто ничего не понимают в домосабских отношениях, остальные боги. Зато Брехед наверняка была в восторге.
— Я тебя люблю, девочка моя, — расплывшись в очень довольной улыбке, немедленно сообщил Эйдан и поцеловал ее. Его Лейтис была самой замечательной и лучше всех понимала в домосабских отношениях. Для него — так точно лучше не придумаешь. Вот сейчас затащит ее тут куда-нибудь, а потом уволочет домой, в свою пещеру — и будет там любить еще. Потому что невозможно же, когда она такая замечательная, чувственная и с такими чудесными мыслями в своей очаровательной головке. Закончив ее целовать, он поделился: — Я всегда думал, что это самая романтичная история, которая только существует — про Макни и Брехед. И зимнее солнцестояние у меня любимый праздник: день, когда Макни похищает ее и утаскивает к себе в пещеру. Поэтому наступает весна. Тоже романтично. В общем, я с тобой совершенно согласен: остальные боги ничего не понимают. Зато ты понимаешь, и я тебя люблю.
Эйдан подумал, что в честь праздника надо будет устроить ей какую-нибудь особенно выдающуюся сессию. И новые наручники в подарок купить, красивые, как браслеты Макни. К тому же это будут ее первые студенческие каникулы, двойной повод. Строя эти приятные планы, он в очередной раз свернул за угол и обнаружил там ровно то, что искал: постамент какой-то здоровенной конструкции, выглядящий весьма фундаментально. И, кроме того, стоящий почти вплотную к тонкой перегородке, так что в щели между ними было совсем темно. Эйдан довольно хмыкнул и поволок Лейтис туда. Очень даже похоже на пещеру.
— Ну все, ты точно как настоящий суровый древний доминант теперь, — обрадовалась Лейтис. — Мужчина мечты. Я тебя обожаю и твои замечательные идеи. Хозя-а-а-аин Эйда-а-а-ан, — обращение она томно протянула, терзая мочку уха Эйдана.
Он тихо застонал, а потом, как настоящий древний и суровый доминант, усадил ее на какой-то очень годный по высоте выступ этой самой конструкции, вжал в нее спиной и задрал драпированый розовый подол платья вверх, погладив Лейтис по бедру, жадно и нетерпеливо, и закинув ее ногу чуть ли не себе на талию. Когда она так искренне и от души им восхищалась, это было очень приятно. А еще — очень возбуждающе, невыносимо.
— Напрашиваешься, моя хорошая, — полушепотом сказал Эйдан, наклоняясь к ее лицу, поглаживая ладонью по шее. — На то, чтобы древний мужчина мечты очень сурово тебя трахнул прямо сейчас. Невозможно никак иначе поступить с такой очаровательной и сексуальной женщиной моей мечты…
— Я, может, на то и хочу напроситься, — томно сказала Лейтис, и Эйдан поцеловал ее со всей страстью, которая в нем кипела сейчас. Он закрыл глаза, отдаваясь чувствам, и очень удивился, когда ощутил, что Лейтис отдернулась. Распахнув глаза, он обнаружил, что вокруг светло, слишком светло, и они находятся прямо на сцене Гатер-Ярда, залитой светом софитов.
Нет, ну как именно эти придурки на сцене оказались, понять как раз очень даже можно. В закулисье Гатер-Ярда сам Макни ногу сломит, и забрести на сцену чисто случайно можно. Но какой позор. Во время премьеры. Когда постановку смотрит Ее Величество.
Гиллен покосился на королевскую ложу: Ее Величество сидела с совершенно непроницаемым лицом, как и положено правящей особе с истинно благородным воспитанием. Но что она при этом думала — даже представить себе страшно.
А ведь это должен был быть его триумф, пик режиссерской карьеры… И что теперь?.. Гиллен взъерошил волосы и вытаращил глаза, с трудом сдерживая порыв вбежать на сцену и как следует врезать этому рыжему типу в нелепом сюртуке. Не хватало еще хуже все портить. И так завтра во всех газетах будут писать вовсе не про его постановку. Гиллен с ужасом наблюдал, как в зале защелкали вспышки голоаппаратов, запечатлевая скандальный момент.
Боги. Что же делать?.. Макни, то есть, ведущий тенор Йен Стоун, взирал на все это сверху молча. Он изображал прикованного к огромной скале бога, эта долбаная скала была лучшей задумкой Гиллена, огромная, в глубине сцены, открывающаяся взору зрителей в самый кульминационный момент — главной арии Макни, осужденного богами на мучительную казнь. А теперь этот самый момент был испорчен. Так ужасно, отвратительно бездарно.
Тем временем рыжий тип с совершенно невозмутимым видом развернулся к зрителям и так же невозмутимо, бесподобно светским тоном, громко сказал:
— Извините, что помешали, — подхватил свою кошмарную розовую девицу на руки и скрылся вместе с ней за скалой, оттуда сразу же прошмыгнув за кулисы.
Только тут Гиллен наконец сообразил позвать охрану и потребовать немедленно найти этих мерзавцев, прежде, чем они смоются. Впрочем, поздно: оббегав все закоулки, охранники никого не нашли, только выяснили в гардеробе, что эта парочка забрала верхнюю одежду и преспокойно отправилась восвояси. Когда они сбежали со сцены, оркестр все же начал снова играть нужную партию, а Йен — петь, но и это тоже было поздно. Все уже случилось. Гиллен прекрасно видел, как перешептываются в зале, и вовсе не о спектакле, можно поспорить. Кульминация оказалась безнадежно загублена. Все, над чем он работал столько времени, оказалось безнадежно загублено.
И ровно в тот момент, когда он предавался этим мрачным размышлениям, сзади раздался женский голос:
— Во всяком случае, в этом спектакле случилось хоть что-то веселое.
Гиллен резко оглянулся, но болтали где-то за перегородкой, и он не мог даже рявкнуть и заткнуть нахалку, которой тут же ответила вторая:
— Да уж, можно подумать, сам Макни решил к нам на премьеру заглянуть и подшутил.
— Ну, если сам Макни, то я бы сказала, что он подправил на свой вкус, показывая, как надо было ставить, — тут обе наглые бабы засмеялись, а Гиллен так и не распознал голосов, небось, из массовки. Что они вообще понимают в спектаклях, бездарности.
Его высочество Уистен Йорвик, герцог Гвентский, младший сын королевы Элсбет, читал утренние новости с очевидным неудовольствием на лице, хотя обычно так явно своего неудовольствия он не проявлял. Однако сегодня для него была более чем веская причина. Весьма и весьма значительная. Все издания, начиная от желтых таблоидов вроде "Мун" и заканчивая респектабельнейшей "Хаурс", пестрели статьями, репортажами и заметками о вчерашнем скандале на премьере "Браслетов Макни" в королевском оперном театре Гатер-Ярд.
Ушлые репортеры со своей современной голотехникой успели отснять крупным планом и главное явление любовников на сцене, и невозмутимейшее лицо Ее Величества, легендарная выдержка которой превзошла саму себя, и слегка растерянного принца Хенгиста, который находился здесь с официальной делегацией и само присутствие которого на премьере делало случай еще более скандальным, и удивленно-любопытствующего исполнителя роли Макни, пытающегося рассмотреть, что там внизу происходит, и веселящихся зрителей, и оторопевшего режиссера. Что касается главных героев скандала, то рыжего мужчину в сюртуке пронырливые журналисты опознали моментально, и это вызывало у них особенно сильное ликование.
"Кто бы мог подумать, — писала "Мун" в свойственной ей развязной манере, — что мистер Дейн когда-нибудь попадет не на страницы экономических обзоров "Форс", а в герои самой горячей заметки нашего издания. Репортеры вели охоту на президента "Дейн Дефеншен" годами, пытаясь раскопать любые подробности его личной жизни. И вряд ли хоть кто-то мог догадаться, что Эйдан Дейн преподнесет их сам, на блюдечке, и выложит на всеобщее обозрение. Да еще и с такой помпой. Одно слово, миллиардер. Насколько известно "Мун", постановка "Браслетов" в королевском оперном обошлась, ни много ни мало…"
Герцог раздраженно отложил скандальную газетенку в сторону, не став дочитывать малоинтересные ему подробности о тратах Гатер-Ярда на новые спектакли.
— Грязные штаны Макни и его седалище, — выругался он вслух, настолько его переполняли эмоции. — А казалось бы, серьезный человек, миллиардер, глава международной компании. Хуже мальчишки.
Вниманием главу международной компании газетчики не обошли и, надо сказать, мистер Дейн держался удивительно твердо, давая комментарий произошедшему событию. Разумеется, писаки на него накинулись толпой, и он не стал отмалчиваться, в отличие от многих, именно так поступивших бы на его месте. На вопрос, что он может сказать по поводу случившегося, Эйдан Дейн отвечал:
"Я могу сказать, что мы очень счастливы с моей невестой. Разумеется, я собирался сделать публичное заявление по этому поводу совершенно иначе. Но, пожалуй, можно считать, что мы принесли хорошую жертву Макни, чтобы он благословил наш союз. Ну а Гатер-Ярду я могу пожелать ставить более интересные спектакли, чтобы публика не отвлекалась на посторонние вещи и впредь таких эксцессов не возникало".
Разумеется, его не могли не спросить и о его невесте и сабе, но тут мистер Дейн не пожелал делиться с журналистами ничем, сказав, что "это будущая миссис Дейн и это все, что вам следует знать". Так что личность девушки вызывала у них нездоровый ажиотаж, но нарыть ничего о ней они пока что толком не смогли.
— Идиот. Похотливый орангутанг, — прокомментировал слова мистера Дейна герцог Уистен Йорвик.
Мэран делал кофе лучше Роны, а поставить заодно отвариться яйца ему тоже было несложно, так что, традиционно, пока он хлопотал с завтраком, Рона читала газету, которую они потом обсуждали за едой. Наткнувшись на заметку о скандале, она громко рассмеялась и сказала:
— Дорогой, помнишь тех… любителей привлечь внимание из нашей раздевалки?
— Еще бы, — с энтузиазмом откликнулся Мэран. — Я даже подумывал разузнать, кто они, и отправить им подарок — за то, что сподвигли меня тебя на свидание пригласить. Что они там еще учудили? Трахнулись на часовой стрелке Дядюшки Дэна в три дня, к радости прогуливающейся по центру Луденвика публики?
— Ты такой славный, — обрадовалась Рона, — и почти угадал: они вышли с этим на сцену Гатер-Ярда, во время премьеры. Там как раз присутствовала Ее Величество.
Мэран расхохотался, запрокинув голову.
— Они явно берут новые высоты. Представить боюсь, что будет следующим. Но погоди, журналисты выяснили, как их звать?.. Может, у меня все же получится отправить подарок. Или даже вместе сочиним, а?..
— Открытку, может? — предложила Рона. — И вместе подпишем. Он миллиардер, сам себе чего захочет купит, а вот такие открытки вряд ли получал. Какой-то Эйдан Дейн, вроде бы известный, но, если честно, я впервые о нем слышу.
— Эйдан Дейн. Ох… фигеть просто. Гляди вот, — Мэран ткнул чайной ложечкой в стоящий на столе кухонный комбайн с логотипом из двух переплетенных букв "Д". — "Дейн дефеншен", она ему принадлежит. А еще он защитные купола для домов изобрел. Нет, ну офигеть. Кто бы мог подумать, что он такой прикольный тип, а?.. Давай открытку, подарком мы его точно не удивим.
От таких сообщений о том, кто именно к ним в магазин заходил страстно провести время со своей невестой, Рона тоже несколько обалдела, так что за завтраком они, неожиданно, обсуждали, в основном, разработки "Дейн дефеншен". И все это, самым причудливым образом, закончилось решением о совместной покупке флаера в рассрочку. Нет, все же этот мистер Дейн определенно сподвигал их с Мэраном на новые шаги в личной жизни.
Эйдан уже несколько раз порывался вырубить свой медальон и попросить Дейдре ни с кем его не соединять, потому что работать было категорически невозможно. Вместо всех дел он занимался тем, что рассказывал очередному журналисту про их впечатляющий поход в оперу. С течением времени комментарии становились все более выразительными, потому что Эйдан все сильнее раздражался на то, насколько одинаковые вопросы они задают. Скучнее той постановки, честное слово. Так, в последний раз он сообщил, что сцена Гатер-Ярда на своем веку повидала и куда более откровенные вещи. Вот пускай вспоминают ту постановку "Прозерпины", во время которой все пели полуголыми, а от него отстанут. Не зря он старался внимание журналистов к себе не привлекать, все же… быть светским персонажем — ужасно утомительно.
Но вырубить связь было нельзя, на звонки приходилось отвечать: лучше уж он скажет им то, что считает нужным, и даст поменьше поводов домысливать. А то даже представить себе трудно, до чего они додумаются. Так что, услышав очередной вызов с неопределившегося номера, Эйдан мужественно его принял, ожидая услышать в трубке очередного репортера. Но это был вовсе не он.
— Доброе утро, мистер Дейн, — проговорил до болезненной сухости сдержанный голос. — Вас беспокоит герцог Уистен Йорвик. До сей поры я не считал необходимым знакомиться, раз уж вы не делаете первых шагов, однако все произошедшее не оставляет мне другого выхода, кроме как пригласить вас к себе для серьезного разговора.
— Очень польщен, ваше высочество, — на автомате выдал Эйдан, изрядно, по правде сказать, опешив от такого поворота событий. Ему теперь еще и Йорвики лично звонят, даже не через секретаря связываются. Неужели только из-за того, что матушка герцога королева Элсбет имела счастье созерцать на сцене задницу Эйдана? А ведь оная задница не была даже обнаженной. — И чем обязан столь сильному интересу к моей скромной персоне? — поинтересовался Эйдан, решив, что лучше будет спросить прямо, чем мучительно соображать, в чем дело, и тянуть невежливую паузу.
— Вчерашнему происшествию, разумеется, — раздраженно ответил герцог. — Неужели вы думаете, что после того, как вы с Лейтис учинили столь скандальную выходку, я останусь в стороне, как было до сей поры? Я полагался на ваше благоразумие, мистер Дейн, и зря.
"С Лейтис" — мысленно изумился Эйдан, начиная постепенно осознавать, почему герцог Гвентский звонит ему лично, безо всяких секретарей. Потому что не мисс Рейдон, а Лейтис, точнее сказать, Лейтис Йорвик, леди Рейдон, вот так это должно правильно звучать. Но, однако, какие же феерические… гм… экземпляры водятся в королевском семействе. Почему-то сильнее всего Эйдана поразила именно эта мысль. Он все же и впрямь был консерватором и монархистом, и думать о представителе Йорвикской династии то, что он думал об отце Лейтис, ему было откровенно неприятно. Нарушало гармонию и равновесие его реальности.
— У вас есть по поводу случившегося какие-то конкретные предложения, ваше высочество? — идеально, отполированно вежливым тоном поинтересовался Эйдан у будущего тестя.
— Я бы предпочел обсуждать подобные вещи при личной встрече, — твердо сказал герцог. — И смею надеяться, что она состоится в ближайшее время.
— Пускай ваш секретарь свяжется с моей личной помощницей, телефон есть на сайте компании, и они скоординируют наши расписания, — вальяжно ответил Эйдан. — Я готов уделить вам ближайшее свободное время. Разумеется, нужно еще учесть, что у Лейтис лекции в Оксене и занятия по вождению, но, полагаю, на этой неделе удастся встретиться.
На самом деле, Эйдан собирался встретиться с недорогим и неуважаемым папенькой так скоро, как только будет возможно, чтобы Лейтис поменьше психовала в ожидании этой самой встречи. И уведомить об этом Дейдре сразу по окончании разговора. Но герцогу куда полезнее было думать, что никто не собирается подрываться и бежать к нему на аудиенцию только потому, что он соизволил позвонить и выразить возмущение. В сущности, свое светлейшее возмущение он мог благополучно засунуть себе в свою светлейшую задницу. Однако встретиться было нужно: все выяснить и успокоить Лейтис. Она Эйдана волновала, а вот мнение ее родителя по поводу их отношений — совершенно нет.
— Что ж, — холодно изрек герцог, — Ваши опасения перед встречей небеспочвенны, но оттягивать ее не имеет смысла. До свидания, мистер Эйдан.
И положил трубку.
— Опасения, — фыркнул Эйдан вслух, когда вызов прервался, и, резко развернувшись, уставился на виящий на стене потрет королевы Гвитир. — Вот полюбуйтесь, ваше величество, как у вас внук распоясался без вашего воспитания и контроля, — он вздохнул и, сложив ладони перед лицом, принялся задумчиво разглядывать ее фото.
"На прабабушку похожа, ну надо же" — Эйдан хмыкнул и усмехнулся. Нос королевы Гвитир ему всегда нравился, сугубо эстетически. Но Лейтис все равно была красивее. Он резко развернулся обратно, чтобы вызвать по внутренней связи помощницу.
— Дейдре, когда тебе позвонит секретарь герцога Гвентского, договорись о моей встрече с герцогом лучше всего прямо на сегодняшний вечер, в крайнем случае — на завтрашнее утро. Сдвинь в моем расписании что угодно куда угодно, все отмени и перенеси, если потребуется. При этом секретарю говори, что либо это время, либо на следующей неделе, потому что во все остальные дни я страшно, ужасно занят. Но если будет совсем сильно сопротивляться, скажи, что так и быть, можно выкроить полчаса тогда, когда он говорит. Но настаивай до последнего. Ничего не спрашивай сейчас, я тебе потом объясню.
Дождавшись от нее ошарашенного: "Хорошо, мистер Дейн", — он придвинул поближе голобокс и углубился в поиски информации о единственной дочери младшего сына королевы. И, едва обнаружив голофото, почувствовал, как внутреннее напряжение, в котором он пребывал с самого начала разговора с герцогом, само собой растворяется в поднимающемся изнутри теплом чувстве умиления. Раньше Лейтис была блондинкой, и так — все-таки походила на прабабку еще сильнее. На тот портрет, который у него дома возле лестницы висел. С фотографий на него смотрело трогательное большеглазое шестнадцатилетнее создание, прямо-таки нежнейший цветок. Хотя Эйдан ничуть не сомневался, что характер у цветка тогда был не менее, а то и более буйный, чем сейчас. Потому что Лейтис всегда была его Лейтис, очаровательной и неповторимой, блондинкой или нет, в шестнадцать и в двадцать три. Хотя нынешние разноцветные волосы ей все-таки шли больше.
Сделав этот вывод, Эйдан вытаращился теперь уже на голофото, стоящее у него в рамке на столе. "Моя принцесса", — умиленно подумал он, подперев кулаком подбородок. И ужасный папаша может запугивать его сколько угодно, на Эйдана это не подействует. Он — ее доминант, а герцог — всего лишь бывший опекун, у которого нет никаких прав, только аристократический гонор и отцовские авторитарные замашки. Которыми он Лейтис до полусмерти замучил. Так что может пыжиться и раздуваться сколько угодно. Эйдану действительно плевать. Встретится, поговорит — и скажет, чтобы его высочество оставил дочь в покое. Приблизительно так.
Последствий вчерашнего скандала Лейтис ждала с затаенным ужасом. Кое-как отсидев на лекциях в университете, она сразу отправилась домой, ждать и трепетать. Или этих самых последствий, или того, что вечером домой вернется Эйдан и как-нибудь ее успокоит. Но он вернулся не вечером: флайер приземлился у крыльца сразу после обеда, и явно что-то случилось, если он даже не позвонил, а сразу лично прилетел, раньше уйдя с работы. Лейтис не знала, чего ждать, и когда вышла его встречать, у нее откровенно дрожали коленки. Эйдан даже спрашивать не стал, как она себя чувствует, сразу обнял, подхватил на руки прямо в холле, коротко поцеловал в губы и сказал первым делом:
— Все будет в порядке и ничего не бойся, — а уже потом сообщил: — Мне твой папа звонил, милая, мечтает о свидании и жаждет встречи. Я с ним не очень жажду, честно говоря, но встретиться придется.
И, несмотря на его нежнейшие объятья и слова поддержки, Лейтис сразу зазнобило.
— Я так и знала, что все будет плохо, — жалобно сказала она и уткнулась Эйдану в шею. Она практически не сомневалась, что папа сделает так, чтобы разорвать их с Эйданом помолвку. Наверняка там уже рвет и мечет и готовит планы. И происходящее было, на самом деле, подспудно ожидаемо, не могло же у нее правда вдруг взять и все сделаться в порядке. Было слишком хорошо, вот потому и недолго.
— Все нормально, моя хорошая, и дальше будет нормально, — уверенным и успокаивающим тоном сказал Эйдан и снова ее поцеловал, а потом, как обычно, понес наверх. — Хотя, конечно, твоей бабушке я бы предпочел сообщить о нашей помолвке иначе, но что уж теперь… А вот мнение твоего отца по этому поводу меня не волнует вовсе, и вообще ни по какому поводу. Юридических прав вмешиваться в нашу жизнь у него нет никаких, так что это самое мнение он себе может засунуть куда подальше. Ровно эту важную мысль я и собираюсь до него донести при встрече.
— Я бы тоже хотела бабушке иначе, — жалобно ответила Лейтис. В конце концов, у них были нормальные отношения, просто бабушка всегда была занята — еще бы нет, править всей Нортумбией — нелегкая работа. Но королеву Элсбет Лейтис не раздражала всей собой, как папу. Лейсти вздохнула и задала вопрос, который ее больше всего волновал сейчас в отношениях с Эйданом: — Ты не сердишься, что я тебе не сказала про них?
— Ну что ты, девочка моя, конечно не сержусь, — тут же заверил он и поцеловал ее еще раз. — Я прекрасно понимаю, почему ты предпочитала про родственников даже не вспоминать. Всегда понимал. Будь они хоть правящая династия, хоть кто… Впрочем, если бы герцог Уистен был хотя бы графом, можно было с удовольствием ничего не знать о нем хоть вечно. А так — увы, оно долго продолжаться не могло. А бабушке я напишу и отправлю личные сердечные извинения. Как верноподданный и будущий родственник.
— Ты самый лучший, — растроганно сказала ему Лейтис и уткнулась носом в шею. На глаза наворачивались слезы. Эйдан был действительно мужчиной ее мечты, просто идеальным. Добрым, понимающим, разделяющим ее вкусы, готовым поддерживать всегда. Просто любящим ее такой, как она есть. И она сейчас остро ощущала, что это может быть совсем быстротечным и скоро проходящим счастьем.
— Ты у меня тоже. Самая лучшая, единственная и неповторимая. И я тебя утащил, как Макни, в свою пещеру, и никому не отдам, даже если надо мной суд богов учинят, — очень серьезно сообщил Эйдан и, толкнув плечом дверь в свою спальню, внес Лейтис внутрь. — Впрочем, твой папа на Хозяина Зверей как-то не тянет, так что, думаю, будет намного проще… Мы встречаемся с ним сегодня в шесть. Так что у нас еще есть время, и подготовиться, и заняться тем, чем положено заниматься с очаровательными сабами в пещерах у древних суровых доминантов.