— Я надеюсь, что не только я, но и некоторые из прочих присутствующих понимают, что эта девушка даже выглядит, как огромная проблема, — громко сообщила миссис Лидс, когда Лейтис замолчала. Эта грымза с длинным, прямо как у ведьмы, носом, испепеляла ее взглядом все собеседование, а теперь вот высказывала мнение, которое, впрочем, и до того вполне читалось у нее на лице. — Особенно в лаборатории, где у нее будет доступ к опасным веществам. И я не готова взять на себя подобную ответственность. Категорически.
Преподаватель теоретической алхимии, по фамилии, если она правильно запомнила, Бун, сосредоточенно нахмурился, ректор Доуэн тяжко вздохнул — и Лейтис буквально кожей ощутила повисшее в воздухе, пока еще невысказанное, "нет". Учиться в Королевском медицинском колледже Луденвика ей явно не светило.
Что ж, это было ровно то, чего она и боялась. Оно случилось не сразу, нет, сначала у нее все складывалось хорошо. Первое занятие в школе прошло прекрасно и очень ее приободрило. Преподаватель по вождению бы с ней мил даже и безо всякого Эйдана, который пришел не к самому началу занятия, задержался все же с делами, зато когда пришел — мог сразу наблюдать, как Лейтис сама делает круг над тренировочной площадкой, после того, как ей показали все рычаги и кнопки. Флаер был специальный, учебный, с двумя рулями, и преподаватель сразу мог перехватить управление — Лейтис и не представляла, что учат вождению именно так, это было забавно. Но, впрочем, лучше всего в этом было собственно водить, лететь прямо и поворачивать над местным стадионом, где проходили занятия школы. И это вполне успешное занятие ее несколько успокоило, она подумала, что все-таки может чему-то и учиться. Так что она не сильно психовала даже когда они рассылали документы по учебным заведениям. А зря не психовала. Потому что потом посыпались отказы, так что в итоге ее только в два места на собеседование и пригласили. Это было первое, и про Королевский медицинский явно уже можно было забыть.
И эти ее невеселые мысли не замедлил подтвердить вслух ректор Доуэн, который развел руками, вздохнул и сказал:
— Ну что ж, мисс Рейдон, взять вас к нам учиться против воли декана вашего же факультета я не могу. Смею предположить, никому из здесь присутствующих такое мое авторитарное решение не доставило бы в итоге удовольствия. Но вы, безусловно, очень способная девушка, и я желаю вам удачи в поступлении в какое-нибудь другое учебное заведение Нортумбрии.
Он, кажется, говорил вполне искренне — и, по всему, назначить ей собеседование было его идеей. Но такие вот благопожелания сейчас звучали почти издевкой. Какая удача и какое другое, во имя богов?.. Когда ее никто никуда брать не хочет. А второе собеседование назначено и вовсе в одном из колледжей Оксенского магического университета. Вот уж туда ее точно не примут. Такие все самые старинные в Нортумбрии, самые престижные и гордящиеся всем, чем только можно, заведения ей не светят. Лейтис им наверняка не нужна, и зачем ее туда позвали — непонятно. Как и сюда, впрочем. Будто Доуэн не понимал, что ведьма миссис Лидс откажется брать ее наотрез, даже продемонстрируй ей Лейтис способности легендарного Мирддина, а не свои скромные сабские дарования.
— Благодарю за пожелания, спасибо за потраченное на меня время, до свидания, хорошего дня, — вежливо сказала Лейтис, поднявшись, цепляясь за эту самую вежливость, как за спасательный круг. Уж это она умеет и удержит лицо, не заревет, как малолетняя дурочка, прямо сейчас. Подумать только — она "выглядит, как огромная проблема".
Кивнув на ответные пожелания, Лейтис вышла легкой выученной походкой настоящей леди, самой приличной из возможных, практически не виляя попой, и так и дошла до самого выхода из корпуса, лишь снаружи усевшись и загрустив. Ни в какой Оксен она, разумеется, не поедет, переживать это во второй раз она не намеревалась. Снова ощущать все это высокомерие, презрение, снова выслушивать, как она никуда не годится только потому, что она саба? Честнее было сразу прислать ей отказ.
Она достала медальон, написала самое короткое из возможных сообщений:
"Не взяли", — отправила по очереди сначала Эйдану, а потом Тэвишу. Подумав, что Гвен она напишет пространное письмо со всеми своими переживаниями и описанием грымзы Лидс, которой перемоет все кости. Даже, может, поищет информацию о ней в интернете, чтобы убедиться, что грымза незамужняя и потому такая злая. У Лейтис-то ошейник, она обручена, да и выглядит слишком хорошенькой. Будь она некрасивой заучкой — может ее и взяли бы. Почему-то именно это Лейтис приободрило, хотя бы настолько, чтобы подумать: "Нет, все-таки в Оксен я поеду. Просто чтобы им на глаза показаться, раз уж пригласили, а то неловко — они пригласили, а я в кусты. Нечего им показывать, что раз ты саба, то сразу же необязательная особа, приеду ко времени. И второй отказ тоже переживу".
Тут она обратила внимание, что куст рядом с ней расцвел. Ну вот, опять у нее выплеск магии, и хоть бы Лейтис знала, что сделала. Между прочим, это может быть отличное удобрение… Если его немного подкорректировать, ведь вряд ли кусту было так уж полезно расцветать среди осени. Лейтис вздохнула, наклонилась понюхать запах желтых цветочков и отломала себя маленькую веточку, подумав, что всерьез она уже кусту навредила, так что потерять веточку — не беда. И поспешила к своему флаеру, решив по пути домой заехать в кондитерскую. С шоколадным тортом переживать отказ всяко легче, чем без торта. "Приезжайте домой пить чай, мисс Рейдон. Он утешает, — пришло сообщение от Тэвиша, словно в продолжение ее мыслей о торте. А за этим следовало очень решительно ободряющее: — Не сдавайтесь. Вы им еще всем покажете"
А сразу вслед за этим позвонил Эйдан.
— Как ты, моя хорошая? — немедленно спросил он в трубку обеспокоенно и очень ласково.
— Ну… не пляшу от радости, как надеялась. Это было довольно обидно, — Лейтис вздохнула, и спросила: — Скажи, а я правда выгляжу как огромная проблема? Со мной, наверное, трудно: все время вляпываюсь не в одно, так в другое…
— Это они тебе там прямо вот так и сказали? — со смесью изумления и возмущения поинтересовался он, потом коротко вздохнул и сказал: — С моей точки зрения, ты выглядишь как самая очаровательная девушка в Луденвике. И это вовсе не только про внешность. Мне с тобой интересно, весело, приятно и уютно. И легко, как ни с кем, а вовсе не трудно. И я бы ни за что не хотел, чтобы ты была какой-то другой, я тебя такую, как есть, люблю.
— Ну, не все скопом, а одна дрянь так и сказала, — уточнила Лейтис, подумав, что все-таки Эйдану жаловаться приятно: он ее вот утешает, а не ругает дополнительно, как папа. — Рада, что ты расходишься с ней во мнениях.
— Ее наверняка никто не любит, с таким-то злобным характером, — очень серьезно сообщил Эйдан. — А тебя люблю я. Так что в общем зачете ты у нее выигрываешь. Бедная моя девочка, она тебя ужасно расстроила и обидела. И совершенно несправедливо. Выглядишь ты замечательно, розовые волосы тебе идут и еще ты у меня умница. Я приеду домой пораньше, как только смогу вырываться, так сразу и приеду.
— Ты самый лучший, — выпалила Лейтис и подумала, что не просто самый лучший дом или мужчина, а один из лучших людей, которых она знает, и уточнила: — Самый лучший вообще. И я буду тебе рада. Я всегда тебе рада.
— Я тебе тоже. Ты и есть моя радость, — ответил Эйдан с такой нежностью, что Лейтис казалось, будто он ее обнимает прямо через медальон. — Езжай домой, в заботливые объятья Тэвиша. И я постараюсь быть так скоро, как получится.
Они попрощались, Эйдан сообщил, что побежал скорее заканчивать все дела — и Лейтис отправилась домой уже в куда менее ужасном расположении духа.
Профессор алхимии Королевского медицинского колледжа Луденвика Браден Бун сидел, подперев кулаком щеку, и наблюдал за сценой, в которой не имел ни малейшего желания участвовать. И с радостью бы сбежал отсюда в свой кабинет, но было нельзя, потому что ему полагалось присутствовать на совещании приемной комиссии. Которое после ухода мисс Рейдон стремительно превратилось в публичный выговор, учиняемый ректором Доуэном миссис Лидс.
— Ну, вы довольны? — возмущенно вопрошал он. — Никто не потревожит стены нашего почтенного заведения неподобающей прической. И содержать эти стены нам придется на имеющиеся средства, потому что вы только что настойчиво прогнали студентку, которая могла бы привести для колледжа отличного спонсора.
— Какого еще спонсора? — фыркнула миссис Лидс.
— Такого. Мисс Рейдон — саба президента компании "Дейн Дефеншен". Впрочем, это уже не важно, поскольку к нам, ваши стараниями, не имеет отношения. Она у нас учиться не будет. Давать от ворот поворот студентам, которые вам с лица не показались, очень легко, миссис Лидс. А вот управлять колледжем — трудно. И вы мне в этом отнюдь не помогли сегодня, как наверняка в глубине души считаете. А вовсе наоборот.
Миссис Лидс передернула плечами и скривила губы:
— Ну можете найти мне кого-то на замену, если я вас не устраиваю, — она фыркнула. — Я вам еще во время собеседования предлагала: увольте меня, наберите полный колледж саб и что угодно.
— Вот только не нужно строить тут из себя жертву самодура, я, в отличие от вас, миссис Лидс, все еще помню, что такое преподавательская этика. И, разумеется, при абитуриентке подобные решения были бы невозможны. А вот вы, как мне кажется, совершенно про эту этику забыли, если считаете возможным в таком тоне выражаться о присутствующих, как вы выразились о мисс Рейдон. Наша задача — обучать студентов, и быть вежливыми и корректными очень способствует ее успешному решению.
Бун украдкой вздохнул и покосился на сидящих рядом коллег. Преподаватель медицинской этики Тасгалл Шу наблюдал за происходящим с азартным интересом, будто готов был достать ведерко с попкорном и делать ставки, Тильда Фокс в это время что-то смотрела в своем медальоне. Не похоже, чтобы их сильно волновала судьба миссис Лидс, хотя ректор явно распалялся и мог принять в своей запальчивости очень резкие решения.
— И что вы мне предлагаете? — миссис Лидс скрестила руки на груди. — Бежать догонять ее, извиняться, возвращать обратно?
— Да нет, не стоит, это будет слишком скандально, — устало ответил ректор и потер переносицу, а потом уставился на миссис Лидс пронзительным взглядом. — А предложить вам я могу начать подыскивать себе новое место. Вы достаточно много сделали для нашего колледжа, чтобы я дал вам время устроиться наилучшим образом.
"Ого. Ничего себе, — подумал Бун. — Вот так сразу" Нет, конечно, мисс Лидс была сложной особой, но все же это было чересчур.
— Хорошо, я поняла, — после продолжительной паузы ответила уже практически бывший декан факультета фармацевтики. А потом встала и вышла, гордо развернув плечи. В самом деле, что ей еще оставалось, чтобы сохранить хотя бы видимость чувства собственного достоинства. Доуэн что-то и впрямь рассвирепел и буквально растоптал миссис Лидс на месте.
— Собрание комиссии окончено, — сказал ректор, тоже поднимаясь с места. — Можете возвращаться к своим делам.
Впрочем, когда за дверью скрылся и ректор тоже, расходиться никто не спешил. Даже Буну не хотелось уходить, а уж Тасгаллу, который следил за этой публичной казнью с упоением и всегда отличался общительностью, тем более.
— Какое показательное вышло мероприятие, — восхитился он. — Думаю, нам всем стоит учесть на будущее, что двухсотлетняя история, личное попечение правящей династии Йорвиков, богатые традиции и все такое прочее не возбраняют внутренней гибкости и демократичного подхода к студентам. Дабы не повторять трагических ошибок миссис Лидс, — тон у него был скорее мстительный, чем назидательный. И Бун прекрасно понимал, почему: плешь миссис Лидс Тасгаллу на тему того, что он недостаточно высокоморально преподает этику, проела знатную.
Бун согласился:
— Не хотим вот так же вылететь на улицу, придется. Но, впрочем, это логично: при недостатке финансирования на улицу вылетят все скопом.
— Ну и в самом деле, чего в этой мисс Рейдон ужасного? — пожал плечами Тасгалл. — Подумаешь, розовые волосы. У меня одна студентка с красными ходит, и она не саба. Впрочем, и сабы тоже есть, ничего не вижу в этом такого.
— Это вы не видите, — хмыкнула Тильда, наконец оторвав взгляд от коммуникатора, — а миссис Лидс очень даже видит. Молодая, красивая, родовитее, чем сама Лидс, по всему, это же видно. Есть, с чего зеленеть от зависти, даже если не знать, что мисс Рейдон еще и невеста миллионера. Впрочем, она и без того не бедствует. Удивительно, я раньше про Рейдонов ничего не слышала, а им целый фамильный замок принадлежит. Имение Рейдон, возле одноименной деревни.
— Любопы-ы-ытно, — протянул Бун и даже не стал поправлять Тильду насчет того, что владелец международной корпорации скорее миллиардер, чем миллионер, это было не существенно. — Она, получается, по имению представляется, а не по фамилии.
— Это как это? — удивилась Тильда.
— Аристократы имеют право называться в официальных бумагах по имению, а не по фамилии. У здесь присутствующих имений нет, вот ты и не слыхала за ненадобностью. А эта девица знает и пользуется зачем-то… Очевидно, чтобы скрывать, к какому роду принадлежит, но вот зачем ей скрывать? Любопытно.
— Слушайте, я уже не меньше Доуэна жалею, что мы ее не взяли, — Тасгалл аж на стуле подпрыгнул. — Примечательная особа, по всему.
— Ну, увы, теперь эта достопримечательность будет какое-нибудь другое учебное заведение собой украшать, — вздохнула Тильда.
— Правильно он Лидс уволил, — резюмировал Тасгалл. — Будь ее воля, у нас бы тут все вечно было как в тринадцатом веке. А на дворе двадцать первый, в конце-то концов. Конкурентоспособность зарабатывается не соблюдением замшелых правил. Вон, мистер Дейн тому доказательство. У него саба с розовыми волосами, он наверняка предрассудками не страдает. И владеет одной из крупнейших компаний в Нортумбрии. С него надо пример брать. Если в следующий раз студент на собеседование придет в костюме кролика, с пирсингом в брови и языке, или татуировкой до плеча — берем сразу.
Дома Лейтис ждал заботливый Тэвиш, которому можно было пожаловаться от души, размахивая руками и описывая, какая мисс Лидс грымза. И готовить вместе с ним ужин к приезду Эйдана, что отвлекало и несколько успокаивало. Он приехал, едва они управились с готовкой, раньше на пару часов, как и обещал. И стоило Лейтис его увидеть — как она снова почувствовала острое желание жаловаться и, может быть, даже плакать. А ей казалось, что она все-таки успела утешиться, но стоило перестать отвлекаться и стоило появиться ему, с которым она могла позволить себе быть слабой и беззащитной, Лейтис снова распереживалась. Она кинулась Эйдану на шею, обняла его покрепче, так, будто не могла стоять, только висеть на нем, и спросила:
— Неужели на мне прямо написано, что я худшая саба Луденвика?
— Бедная моя Лейтис, — сочувственно сказал он, так же крепко обнял ее в ответ, поднял на руки, поцеловал очень нежно и ответил: — Ничего на тебе не написано, просто некоторые люди достаточно скудоумны, чтобы по цвету волос и ошейнику делать далеко идущие выводы. Поразительно, как она до такой высокой должности в колледже добралась, с такими ужасающими способностями к аналитическому мышлению. Впрочем, полагаю, благодаря тошнотворно скрупулезному соблюдению правил и железной дисциплине среди студентов. Знаешь, я даже немного рад, что ты не будешь у нее учиться и она не будет тебя мучить несколько лет к ряду… Бедная моя девочка.
— Другие решают, что я никуда не гожусь, просто по документам. И многим ли это лучше? — горестно сказала Лейтис. — Так я просто нигде не буду учиться — и все.
— Будешь учиться, я все возможное сделаю, чтобы ты училась, — уверенно ответил Эйдан, снова ее поцеловал и неторопливо понес к лестнице. — У тебя осталось еще одно собеседование, а если в Оксен тебя вдруг тоже не возьмут из-за какого-нибудь идиота, мы с тобой вместе встретимся и поговорим со всеми знакомыми профессорами и деканами, которые у меня есть, включая моего бывшего научного руководителя. Они уж точно не идиоты, и из этого наверняка что-нибудь выйдет. Честное слово, хорошая моя, ты заслужила это образование больше, чем иные стабильные маги, у которых и доли твоего ума и способностей нет…
— Да какой там ум, откуда, — Лейтис махнула рукой. — Это ты у нас умный, а я — красивая.
— А ты у нас и красивая, и умная одновременно, — ответил Эйдан и, дойдя до верха лестницы, поцеловал ее еще раз. — Мне невероятно повезло. И я сделаю все возможное и даже невозможное, чтобы другие тебя тоже оценили по достоинству. Мою любимую женщину и самую чудесную сабу Луденвика.
— Это у тебя что-то со зрением. Ты путаешь самую чудесную с самой чудовищной, — возразила Лейтис.
— Я видел достаточно всяких разных и выбрал тебя, — серьезно сообщил Эйдан, поставил ее на пол возле двери ее комнаты, обнял за талию и поцеловал, притянув к себе за волосы. А потом строго добавил: — Или ты сомневаешься в решении своего хозяина, девочка моя? Так он тебе его объяснит, как следует, очень убедительно и понятно… почему ты самая чудесная саба. И его саба. Но сперва — ужинать. Я собираюсь объяснять тебе долго и вдумчиво, на это нужны силы. А ты устала сегодня.
Лейтис довольно улыбнулась. В самом деле, что может отвлечь ее от тяжелых переживаний лучше хорошей сессии, во время которой Эйдан будет командовать ею и трахать ее, как захочет он и как захочет она?
— Надеюсь, с привлечением очень крупного вибратора будете мне объяснять, хозяин Эйдан, — почти промурлыкала она.
— С привлечением разнообразных интересных вещей, — заверил он, поглаживая ее по спине и улыбаясь той самой лукавой улыбкой, которая означала, что он задумал какой-то увлекательный сюрприз. — После ужина увидишь…
И этого было более чем достаточно, чтобы распалить ее любопытство, но Эйдан, как строгий хозяин, разумеется, проследил, чтобы она как следует поела, и только в конце ужина, когда они уже доедали торт, очень властно сказал:
— Лейтис, после ужина я хотел бы поговорить с тобой в гостиной, — и снова улыбнулся той же самой "сюрпризной" улыбкой, но тут же снова посерьезнел и велел: — Пойдешь туда и будешь ждать меня на диване, — закончив еще строже, чем начал.
— Да, хозяин Эйдан, — ответила она и улыбнулась, подозревая, что он купил ей какую-то новую сексуальную игрушку, чтобы она уж точно отвлеклась. Новое — всегда интереснее. Он знал, что нужно делать, чтобы ее мысли были только о хорошем и интересном. Закончив с ужином, Лейтис едва ли не вприпрыжку побежала в гостиную, чтобы усесться там в ожидании на диване и продолжить гадать, каков будет сюрприз.
Слишком долго себя ждать Эйдан не заставил: она едва успела начать совсем сильно изнывать от предвкушения, когда он появился в гостиной, заложив одну руку за спину и явно что-то в ней пряча. Он прошел к окну, не поворачиваясь спиной и даже боком, так что сюрприза видно не было, остановился возле портьеры и, сурово уставившись на Лейтис, сказал:
— Я думаю, до сегодняшнего дня я был чересчур мягок с тобой, жалел тебя и сдерживался. Не проявлял достаточно строгости в воспитании. А чрезмерная мягкость вредна сабе… ты совершенно неподобающе себя ведешь, сомневаешься в решениях хозяина, не спешишь к ужину, и к тому же торт плохо ешь, — всю эту речь он проговорил очень спокойно, не повышая голоса, и при этом предельно серьезно. — Так что с сегодняшнего дня я возьмусь за тебя всерьез и буду воспитывать как должно. Обращаться с тобой, как подобает с такой распоясавшейся сабой.
На какой-то короткий миг Лейтис показалось, что он всерьез — видимо, от совсем уж плохого настроения не различила его чувств. Но, разумеется, дальнейшая его речь расставила все по своим местам, и она едва не разулыбалась от обвинения в плохом аппетите на кондитерские шедевры вроде того, что она купила сегодня, но сдержалась. К тому же она немедленно ощутила, как повлажнела от этого перепада эмоций и спросила тоненьким, немного притворным голоском, так как не могла совсем уж убедительно изобразить испуг:
— Вы не простите свою сабу, хозяин Эйдан? Ей уже страшно.
Она подалась к нему, сложив руки на коленях, глядя жалобно снизу вверх очень умоляющим взглядом, готовая упасть ниц, если ему так нужно по игре.
— Вот и правильно, саба, которая плохо себя вела, и должна бояться, — ласково сказал Эйдан, сделав несколько шагов к Лейтис. Она ощущала его радостное предвкушение от всего происходящего и предстоящего, когда Эйдан подался вперед, так что казалось, будто он грозно над ней нависает, хотя он до сих пор не приблизился даже на расстояние вытянутой руки. И спустя мгновение Лейтис поняла, почему он стоит так далеко, когда он наконец достал из-за спины черный стек с широким кожаным шлепком на конце, похожим на цветок тюльпана, и помахал им перед своим лицом, словно чертил что-то в воздухе резкими быстрыми штрихами. Он попросту остановился ровно на том расстоянии, чтобы дотянуться до нее стеком в слегка согнутой руке. И теперь Лейтис почувствовала еще и его возбуждение, не меньшее, чем у нее самой, и волнение в предвкушении ее реакции. — Саба должна бояться, саба должна молить об искуплении, саба должна получить воспитание, которое заслужила — и тогда уж хозяин простит ее, если увидит, что она исправилась.
Несколько мгновений Лейтис смотрела на него расширившимися глазами, едва осознавая, что происходит, а потом, так ничего толком не обдумав, не поняв, и не осознав, как такое случилось и как Эйдан догадался, Лейтис повалилась на пол и на коленях поползла к нему с криками:
— Только не это, хозяин Эйдан. Не бейте. Не надо. Умоляю.
Она была сейчас в равной мере испугана и возбуждена, не знала, как он отреагирует на нее, но сама не могла иначе. Она почти всегда пугалась порки так, будто это было всерьез неприятно, и в тоже время хотела ее. Для удовольствия Лейтис было нужно, чтобы ее заломали, скрутили и только тогда начинали это желанное унизительное действо. Конечно, в прошлый раз она сама пошла на колени к Эйдану, но тогда все было иначе: он держал ее своими чувствами и расположением, а сейчас Лейтис готовилась сопротивляться как может.
Когда немного схлынули ее собственные эмоции, Лейтис ощутила Эйдана, от которого густой волной исходило волнение, смешанное с острым возбуждением. Словно это был их самый первый раз… но ведь в каком-то смысле это он и был.
— Ты знаешь, что такое стоп-слово? — спросил Эйдан, внешне оставшись почти невозмутимым — в его голосе звучало лишь легкое беспокойство. А потом стек коснулся ее бедра, очень медленно и осторожно. — Отвечай четко и ясно.
— Да, хозяин Эйдан, — ответила Лейтис, прекратив вопить. Да, в общем, многие знали. И все-таки… неужели он? Ну не может такого быть, чтобы Эйдан, ее милый трогательный доминант, был еще и любителем садомазо. Хотя… ну выпорол же он ее в сердцах? Но все равно — как? Ей было безумно любопытно. Думая об этом, Лейтис покосилась на стек, продолжая испытывать вожделение.
Его лицо озарила легчайшая полуулыбка, и Лейтис ощутила, как к страсти примешивается такая же острая нежность.
— Стоп-слово — "Дейн". Точно не забудешь. О хозяине невозможно забыть, особенно когда он вплотную занят твоим воспитанием, — он совсем осторожно, совершенно демонстративно, шлепнул ее стеком по плечу. — Дейн. Повтори.
— Стоп-слово — "Дейн", хозяин Эйдан, — четко и внятно повторила Лейтис. Она не любила эти прелюдии и договоры, но они были необходимы, и она старалась сделать их покороче. Впрочем, по всей видимости, Эйдан, полагаясь на их связь и на то, что может не переспрашивать лишнее — тоже не собирался затягивать скучную прелюдию, раз уж позволил себе устроить такой сюрприз. Такой замечательный, великолепный сюрприз, от которого у нее сейчас так сладко поджималось внизу.
— Я собираюсь как следует отлупить тебя этим стеком за непокорность и неуважение к хозяину, — чеканя каждое слово, проговорил Эйдан, помахав у нее перед носом черным кожаным тюльпанчиком — быстро, резко, с присвистом рассекаемого им воздуха. — Что ты скажешь на это, моя саба?
— Не бейте, хозяин Эйдан, — заголосила Лейтис и подползла, крепко обхватив его ноги в серых брюках. — Я ужасная, но я исправлюсь, только не бейте. Посадите меня на цепь, трахните насухую, если я заслужила, только не бейте.
Тут она принялась осыпать поцелуями его колени, спешно пытаясь сочинить, как еще его уговаривать.
— На цепь я тебя и так посажу, — ответил Эйдан, погладив ее по щеке, а потом запустил руку в карман сюртука и достал оттуда цепочку для ключей из скобяной лавки, их самый первый поводок, и тут же пристегнул на колечко ошейника. Лейтис ощущала его возбуждение, смешанное с почти восторженной радостью, которое, когда он взял ее на поводок, сделалось таким острым, что, казалось, его можно потрогать руками. — Сперва посажу, а потом выпорю. Такая непокорная саба, даже сейчас противишься воле хозяина. Я желаю тебя выпороть и сделаю это. Поднимайся, — он быстро намотал цепь на руку, укоротив поводок, и дернул вверх, одновременно слегка похлопав ее стеком по ягодице.
— Простите. Умоляю. Умоляю, хозяин Эйдан, — тише, но с большей мольбой в голосе запричитала Лейтис, поднимаясь только тогда, когда он тянул, ощущая давление ошейника, цепляясь за Эйдана руками и обнимая его, прижимаясь всем телом. — Хотите, я буду всю ночь вылизывать и сосать вам член, с огромным дилдо в заднице? Только не бейте. Пожалуйста. Пожалуйста, хозяин Эйдан.
Возбуждало все это невероятно. Включая собственные обещания, маловыполнимые, но довольно горячие.
Идея об огромном дилдо показалась Эйдану упоительной. Особенно сейчас, когда он и без того был так сильно возбужден всем происходящим, что едва ли не искрил. Насчет всей ночи Лейтис, конечно, преувеличивала… с этим восхитительным драматизмом, с которым умоляла Эйдана, чтобы сделать предстоящую ей порку страшной по-настоящему. Она пугалась и хотела продолжать пугаться, ей это было нужно — хотя сперва, ощутив страх Лейтис, он всерьез заволновался, что переборщил, что стек — это слишком, и что не надо было набрасываться на нее вот так сразу, хоть он и знал, как она любит неожиданные сюрпризы. И, хорошенько все обдумав, был почти уверен, что понял все правильно, что Лейтис это нужно и ей именно этого не хватает. И действительно оказался прав.
Но теперь он понимал, видел и ощущал, что все хорошо, что ее мольбы и стенания, ее страх — тоже часть игры, необходимая Лейтис. И ее причитания, с полной самоотдачей, с той же, с которой она делала все, что ей нравилось, с бурей совершенно восхитительных эмоций, заводили Эйдана едва ли не сильнее всего. Он правильно все понял и правильно выбрал момент сейчас, когда она переживала так сильно, когда для успокоения ей нужно было много больше, чем обычно. Ощутить его, своего хозяина, его власть над ней сильно, остро, ярко, как никогда раньше. И Эйдан собирался так же от всей души поддержать начатую ей игру, быть с ней настолько, насколько это нужно сейчас его любимой Лейтис.
— Насчет огромного дилдо — отличная мысль. Но это потом, — вальяжно проговорил он и шлепнул ее стеком еще разок, для виду, едва касаясь. — А сейчас поднимайся поживее, тебя ждет скамья для порки. Чем громче ты умоляешь, тем больше я убеждаюсь, что это будет хороший урок для такой строптивицы. Воспитание, которое запомнится накрепко, — сказав это, он взял стек в зубы и, ухватив Лейтис за руку, завел ей за спину. Им сейчас по лестнице подниматься, и наверняка она будет сопротивляться и там. Поэтому так, в крепком захвате, будет безопаснее всего. К тому же его сладкая девочка обожает крепкие захваты.
Он немедленно ощутил ее удовольствие и теплый поток восхищения. Лейтис любовалась им, ей понравилось, как он выглядит со стеком в зубах, и она правда наслаждалась захватом.
— Молю, хозяин Эйдан, — теперь ее голос упал низко, почти до шепота. — Что я могу для вас сделать? Прикажите сами. Только не бейте.
— М-м-м, — ответил он, мотнув головой. Вот поднимутся наверх — тогда он снова возьмет стек в руку и найдет, что ей еще сказать. Какими новыми сладкими угрозами и пугающими комплиментами, которых его прекрасная Лейтис заслужила целый ворох, он ее наградит.
"Ярко-зеленый, — думал Эйдан, пока настойчиво подталкивал ее в сторону лестницы, то и дело поддергивая поводок. — Ярко-зеленый" Можно было понять и раньше, но он слишком привык пугаться своих наклонностей и слишком трепетно относился к своей чудесной девочке, чтобы додуматься прежде, чем увидел и ощутил ее реакции и эту ее жажду большего, которой она сейчас едва ли не пылала в его руках. И теперь, когда он ощутил так ярко и неприкрыто то вожделение и удовольствие, которые испытывала Лейтис от того, что он делает — Эйдан был готов дать своей сабе все, что ей нужно. То, о чем он сам мечтал столько раз, не смея даже пытаться, потому что не знал, что Лейтис жаждет этого тоже. Идеальная совместимость характеров, ярко-зеленый, о боги.
Теперь-то было понятно, почему ей не подходил ни один доминант. На самом деле, это они не подходили Лейтис, они не могли дать ей необходимого, тех ощущений, которые ей по-настоящему нужны, чтобы успокоиться, чтобы быть счастливой, чтобы ощутить себя целиком и полностью хозяйской сабой. Его сабой, ничьей больше, никогда. И сейчас Эйдан покажет ей, насколько она его, как он будет с ней делать все, что угодно, к их взаимному огромному удовольствию. Все свои ужасные собственнические чувства, всю свою кошмарную властность и прочие многочисленные достоинства. Он ускорил шаг, потому что ему не терпелось. Эйдан слишком долго мечтал доставить ей наслаждение и так тоже, слишком долго был уверен, что это неосуществимо — и теперь просто изнывал от нетерпения.
— Хозяин Эйдан, ну не надо. Хозяин Эйдан, ну я ведь знаю, что вы на самом деле добры. Вы ведь всегда были справедливы к своей сабе. Хозяин Эйдан, ну разве вам меня не жалко? Хозяин Эйда-а-а-а-а-а-ан. Прости-и-и-и-ите-е-е-е-е. Вашу. Несчастную. Лейтис. Хозяи-и-и-ин Эйда-а-а-а-а-а-ан, — в процессе доставки в спальню Лейтис снова развопилась, все громче выкрикивая свои мольбы, так что Эйдан всерьез забеспокоился, что Тэвиш, отправленный в свою комнату с просьбой слушать музыку, все же будет встревожен ее впечатляющими воплями.
— Я и сейчас справедлив, — сказал Эйдан, отпустив ее руку на верхней ступеньке и взяв стек, которым тут же похлопал Лейтис по ноге и в очередной раз дернул поводок, показывая, что ей стоит пошевеливаться, хотя он ее больше и не держит так крепко. — Выпорю тебя за непокорность, выпорю тебя за неготовность смиренно принимать мое воспитание, выпорю тебя за громкие неприличные крики — и это будет справедливо. Такая саба заслужила самого строгого обращения. Научу тебя послушанию, как следует, — он навернул на руку еще один виток цепочки, так что Лейтис шла к нему вплотную, прижимаясь всем телом, и Эйдан просто с ума сходил от предвкушения всего, что будет дальше. Как она кричала. Можно было гадать, какими будут ее крики под ударами — похожими на страстные стоны, на эти вопли, на все одновременно?.. Ох, ему не терпелось послушать. Хотелось наконец узнать, как с ней будет — вот таким образом. Эйдан даже не сомневался, что очень сладко и хорошо, но с Лейтис реальность всегда оказывалась фееричнее и прекраснее любых фантазий. А сильнее всего ему хотелось ощущать ее эмоции, которых уже сейчас было невообразимо много, таких же громких, как ее причитания. Головокружительных.
Прекрасно было то, как она боялась, как она хотела, как она загоралась сильнее от его угроз выпороть ее за множество "прегрешений". Прекрасна была и игра, в которой он мог быть действительно суровым и непреклонным в полной мере, настолько полной, насколько ему давала Лейтис — своими уговорами, своим противостоянием его воле. Так прекрасно не получалось бы, если бы она так упоительно не сопротивлялась.
Она снова принялась умолять, теперь негромко, семеня рядом с ним и заглядывая в лицо:
— Хозяин Эйдан, я вот видите, тихонечко, я послушно иду с вами, самая послушная из всех саб, видите? Как шелковая вся. Вы уже внушили мне должное уважение. Раз уж так надо меня побить, я смиренно принимаю это, только не бейте слишком сильно. Пожалуйста.
— Я выпорю тебя так, как посчитаю нужным. Так долго и так сильно, как посчитаю нужным, — непреклонно ответил он и распахнул дверь спальни. Он надеялся произвести на нее впечатление и этим тоже — черной кожаной скамьей, которую самолично выволок из своей тайной кладовки, пока переодевался к ужину, и поставил прямо посреди комнаты, чтобы она сразу бросалась в глаза.
Потому что ему нравилось и хотелось ее впечатлять. Чтобы Лейтис с ним было так же хорошо, как ему с ней. Потому что ни с кем никогда Эйдану не было так, как с ней, настолько потрясающе, феерически, завораживающе хорошо. До мурашек по всему телу, до эйфории, до полной потери чувства реальности, когда весь мир вокруг исчезал и оставались только они с Лейтис. И дело было не в связи — а в том, что это была связь именно с ней, с его самой чудесной сабой и замечательной девочкой. С ее искренностью, спонтанными сменами настроения, неуемным любопытством, бурными эмоциями. Которую он любил до безумия, так сильно, как только возможно, сильнее, чем он мог себе представить до встречи с ней. Эйдан даже не думал, что способен на такие чувства. И ему хотелось ощущать не связь дома и саба, в абстрактной в ней не было никакого смысла. Ему хотелось ощущать Лейтис, всем собой. И вот так — тоже, вот так — их отношения действительно становились практически идеальными, полными и совершенными. Эйдан ощущал, что теперь они наконец соприкасаются друг с другом, соединяются всеми сторонами, целиком. Как сошедшийся паззл. Таких прекрасных сессий у него тоже не было никогда в жизни. А ведь они еще даже не дошли до скамьи. Впрочем, уже скоро…