Уцелевший

29. Торжество света

— Стой! — раздался повелительный голос.

Возле уводивших наружу лестничных ступеней возникла прямая, гордая фигура Танит.

Пораженный Моката задержал удар и воззрился на пришелицу бешеными глазами.

Танит, впрочем, смотрела на Мари-Лу.

Она быстро подняла руку, простерла ее в сторону обезумевшей, уже терявшей сознание женщины.

И Кодекс Эпина раскрылся перед мысленным взором несчастной матери на спасительной странице.

Странные буквы, начертанные поблекшими чернилами на желтом от времени пергаменте, внезапно исполнились недвусмысленного значения. Так же, как и во сне, Мари-Лу ясно поняла нужную фразу:

«Только любящим без вожделения дарованы будут сила и власть в наичернейший час.»

Губы Мари-Лу раскрылись. Не понимая значения, не задумываясь, откуда узнала, зачем произносит, женщина громко вымолвила неведомое пятисложное слово.

Действие оказалось мгновенным.

Склеп задрожал и заходил, точно колеблемый землетрясением. Потом начал вращаться, все быстрее и быстрее, напоминая неимоверную карусель. Свечи шипели, пламя клонилось и плясало под напором воздушных струй. Талисман Сета сорвался с козлиной головы, запрыгал, покатился и, вопреки простейшим законам центробежного движения, оказался у ног де Ришло.

Моката отшатнулся.

Козел Мендеса поднялся на задние копыта, высясь над своим нечестивым слугой. Зловонная пасть испустила дикий скрежещущий рев, косые зенки выпучились и начали вращаться в орбитах. Тварь выросла, приняла огромные размеры, оскалилась.

Ритуальный кинжал выпал из дрогнувших пальцев Мокаты и бессильно звякнул о древние камни.

Дьявол, поднятый сатанистом из бездны, карал прихлебателя за допущенный промах.

Громадное переднее копыто низверглось на голову чернокнижника, разбило череп и опрокинуло Мокату ничком. Раздался оглушительный грохот, и подземелье прекратило вращаться.

Еще мгновение перепуганные люди видели перед собою козла, потом злобную харю малагасийца, искаженную от боли и ярости, а затем преисподнее страшилище пропало, оставив по себе лишь вонючий клубящийся дым.

Смоляные свечи бессильно вспыхнули и погасли. Подземелье освещалось теперь только фосфорическим сиянием талисмана.

Флер медленно шевельнулась и приподнялась. Потом всхлипнула, встала на ноги, устремила взгляд к матери, однако смотрела не узнавая, подобно лунатику.

И внезапно спустилась полная, совершенная тишина, словно кто-то бросил на свод подземелья волшебное ватное одеяло, надежно хранящее от обставших черных теней.

* * *

Неземная, невыразимая мелодия, лившаяся из непредставимой, запредельной дали, достигла их слуха. Сперва музыка походила на легкий плеск весеннего ручья, бегущего по звонкому каменистому ложу, потом обрела силу и стала песнопением необычайной чистоты и звучности.

Все страхи разом отпрянули, отступили, исчезли. Один за другим люди преклонили колена, благоговейно внимая божественной литании.

Но глаза всех по-прежнему следили за Флер.

Девочка плавно двинулась к ним, претерпевая на ходу странные изменения. Маленькое тельце окуталось теплым золотистым сиянием. Вытянулось, поднялось, плечи стали шире и крепче. Черты лица утратили детскую пухлость и сделались незнакомыми. Облако прозрачного света постепенно сгустилось и превратилось в длинное искристое одеяние.

Когда пение оборвалось на самой высокой, торжественной ноте, Флер исчезла.

На ее месте возник взрослый мужчина, чье мудрое, тонкое лицо излучало доброту и мудрость. Огромная сила чувствовалась в этом странном незнакомце, внешне хрупком, словно ученый, всю жизнь проведший за чтением книг. Серьезный, благожелательный взор устремился на присутствующих.

— Раймбаут! — раздался голос Танит. — Вы пришли!

Незнакомец отвечал не размыкая уст, однако чистый, звонкий, серебряный голос оказался внятен каждому:

— Да Я был на земле Раймбаутом дез Эркольтом. И явился, услыхав призыв о помощи.

* * *

— Я никогда не могла забыть вас, — промолвила Танит.

— И я не позабыл тебя, девочка, — ласково и мягко ответил посланник неведомых высей.

— И поэтому пришли?..

— Нет, — улыбнулся избавитель. — Просто вы подвергались поистине чудовищной опасности, которая требовала противодействия решительного и достаточно могучего. А я после многих воплощений приобрел известную силу. Но все же тебя спасаю с особенной радостью.

— Спасибо, — тихо сказала Танит.

— Вы двое подвергли опасности бессмертные свои души, взыскуя запретного и страшного. Любовь и дружелюбие воздвигли защиту, и все же не спасли бы сами по себе. Но Великая Хранительница неизменно внемлет мольбе, произнесенной чистым, любящим сердцем. И мне дано предстать перед вами сквозь облик ребенка, чья душа и помыслы покуда вполне свободны от любой нечистоты.

— Супостат повергнут и обращен в бегство. Никогда впредь он вас не потревожит. Живите сужденные земные дни честно и достойно. Мир вам, боровшиеся во имя добра. Усните и возвращайтесь!..

* * *

На мгновение почудилось, будто их вырвало из подземелья и вознесло в поднебесье. Они парили над руинами часовни, которая быстро обратилась далекой темной точкой.

Потом все исчезло.

Время прекратило течь.

Тысячу тысяч лет парили они среди бескрайнего, неизмеримого пространства, не чувствуя и не слыша ничего — словно плыли на бесконечных глубинах в неведомом, непознанном океане.

Целые эпохи миновали, казалось, пока внизу опять замаячила крыша знакомого дома, возникла библиотека, пентаграмма, четыре недвижно лежащих человеческих фигуры.

В полной, совершенной тишине ложился прах столетий — медленно, как опускаются падающие сквозь яркий солнечный луч несчетные пылинки. Тихо, неощутимо покрывал он комнату, пентаграмму, их самих...

. . . . . . . . . . . . . . . .

* * *

Де Ришло поднял голову. Казалось, он проспал несколько суток подряд. Герцог устало провел ладонью по глазам, увидел знакомые стеллажи, уставленные книгами, полутемную восьмиугольную комнату.

Лампы над головою вспыхнули прежним ярким светом.

Мари-Лу тоже пришла в себя, не без труда встала на колени, дрожащими руками погладила бледное лицо Ричарда:

— Мы спасены, милый! Спасены!

Крепко связанный Саймон застонал и зашевелился. Впрочем, подумал де Ришло, торопясь разрезать путы, маниакальный блеск бесследно ушел из его глаз...

Задребезжали, зазвенели, рассыпались мелкими и крупными осколками стекла венецианского окна, ибо тяжелый ботинок, надетый на мощную ногу, раздробил деревянные переплеты. На подоконнике возник растерзанный и ошарашенный Рекс ван Рин. Осунувшееся, пепельное лицо американца было застывшей маской отчаяния, боли, невыразимого ужаса.

Несколько секунд он стоял, обрамленный оконным проемом, в неверном сером свете занимавшейся зари. На руках у Рекса покоилось безвольно обмякшее тело. Длинные светлые волосы свисали, стройные ноги в шелковых чулках не шевелились.

Две крупные слезы скатились по щекам Рекса, и де Ришло непроизвольно отметил, что впервые видит ван Рина плачущим.

— Это... это Танит, — прохрипел американец, едва разлепляя пересохшие губы.

Мари-Лу вскрикнула. Герцог поторопился навстречу Рексу.

— Рассказывай! — коротко потребовал де Ришло.

— Она... попросила остаться, — безумным шепотом произнес Рекс. — Просила спасти от этой свиньи... от Мокаты. Я пытался дозвониться до вас, но линия была занята. Сначала... сначала я подумал привести ее сюда, затем опомнился. Пошли в лесок, воздухом подышать... Танит задремала, я сидел с нею рядом, а потом... уснул сам! Господи Боже, я уснул!

— И долго проспал? — осведомился герцог.

— Не знаю! Несколько часов... не знаю! Просыпаюсь, вскидываюсь — она лежит неподвижно. Зову, трясу... И ничего, понимаете, ничего! Ни звука в ответ! Я схватил Танит на руки, бегом бросился к вам, вижу свет в окнах... Скажите, ради всего святого, она жива?

Ричард быстро пересек библиотеку, отомкнул дверь и через минуту возвратился, неся маленькое карманное зеркальце. Приложил его к губам Танит, выждал.

— Жива. Просто в глубоком обмороке.

— Жива, — подтвердил герцог, внимательно щупая пульс девушки. — Брэнди, быстро!

Рекс пулей вылетел за дверь и минуту спустя возвратился, неся пузатую бутылку и стакан. Мари-Лу положила голову Танит себе на колени, Ричард осторожно разжал девушке зубы и влил пол-глотка.

Судорога прошла по бледному лицу, Танит закашлялась и раскрыла глаза.

— Слава Тебе, Господи! — выдохнул американец. — Слава Тебе, Господи!

Слабо улыбнувшись, Танит прошептала его имя. Краска быстро возвращалась на щеки девушки.

— Флер! — истерически закричала Мари-Лу.

— Что случилось? — вопросил герцог, нахмурившись.

— Где моя дочь?! — беззвучно спросила Мари-Лу.

Воцарилось безмолвие.

Все оторопело глядели друг на друга, боясь шевельнуться.

Затем потайная дверь легонько скрипнула и ошарашенная, только что проснувшаяся Флер шагнула в библиотеку.

— Мамочка, ты звала? Мне послышалось...

* * *

— ...но такие кошмары не снились еще ни разу в жизни, — закончила Мари-Лу, по-прежнему прижимая дочку к груди. — Мы стояли в каком-то ужасном склепе, и это чудовище, Моката...

— Я видел во сне то же самое! — завопил Саймон. — Только перед этим мы побывали в Париже, дрались, бежали...

— Что же получается? — медленно и внятно спросил Рекс. — Мы, выходит, видели полностью совпадающие сны? Мне, кстати, снилось, будто Танит...

Американец прикусил язык.

— Танит погибла только во сне, приснившемся одновременно всем пятерым... шестерым, — поправился герцог. — Сатанисты в доме Саймона, шабаш, визит Мокаты, пребывание в библиотеке были действительностью. Но прошлой ночью, пока тела спали здесь, на полу, подсознательные «я» вырвались прочь и продолжили борьбу с Мокатой в ином слое... В инобытии.

— Моката! — эхом откликнулся Саймон. — Но... ежели нам вся катавасия только приснилась, то негодяй живехонек!

— Ничего подобного.

Танит произнесла эти два слова спокойно и уверенно. Девушка уже подала Рексу руку, и американец бережно помог ей подняться с пола.

— Откуда вы знаете? — спросил Саймон, вовсе не склонный к избыточному оптимизму.

— Вижу его. Моката лежит мертвый, лицом вниз. Неподалеку от него — ряд уходящих кверху ступеней... Больше ничего не могу разобрать.

— Правильно, так он и рухнул, ярдах в пяти от лестницы, — сказал Рекс.

— Сверхъестественные законы возмездия действуют безошибочно. Просящий помощи у бесовских сил обязан играть по бесовским правилам. А они ох как жестоки! — спокойно заметил герцог. — Он обещал в жертву дьяволу малютку Флер. Танит вмешалась, Мари-Лу выкрикнула необходимую формулу, небесный спаситель пришел на помощь...

Глаза Танит сделались печальными и задумчивыми.

— ...а коль скоро бесовская тварь не заполучила обещанной человеческой жертвы, слуга заплатил собственной жизнью, — закончил герцог. — Между прочим, comtesse, — добавил он, обращаясь к Мари-Лу, — нынешние законы вашей милой родины построены по тому же преисподнему принципу. Слуга режима, не отправивший в концлагерь определенное количество несчастных, зачисляется в разряд недобросовестных, во враги народа. И сам едет промывать колымское золото.

Ричард рассеянно улыбнулся.

— Чисто сатанинская власть, господа, — заключил де Ришло. — Впрочем, довольно об этом.

Туман за выбитым в спешке окном рассеялся без следа. Ясный, солнечный рассвет лился в комнату, неся веселую свежесть.

* * *

Герцог и Ричард обнаружили тело Мокаты в саду, поблизости от каменной лесенки, уводившей на террасу.

— Судебному эксперту гадать не придется, — пробормотал де Ришло, внимательно изучив лицо покойника. Для этого герцогу пришлось пригнуться и смотреть едва ли не вровень с землей. — Сердечный приступ... Не прикасаться, и, по возможности, не подходить вплотную, пока не приедет полиция. Малэну велите держать язык за зубами, а прочие, разумеется, ни сном ни духом не ведают об этой личности.

— Поверят ли полицейские? — усомнился Ричард.

— Почему бы и нет? Вы — бывший сотрудник Интеллидженс Сервис, респектабельный, богатый человек. Рекс и покорный слуга тоже не числятся в списке подозрительных субъектов. А приятели Мокаты претензий предъявлять не станут, поверьте.

Итон кивнул:

— Правильно. И напишут в протоколе примерно следующее: неизвестный, скончавшийся естественной смертью в пределах частного владения, куда, вероятно, забрел по ошибке... Вот и окончились наши приключения...

* * *

— Не совсем, — спокойно произнес герцог. — У вас имеется котельная?

— Да, конечно. А на кой ляд?..

— Погодите минутку, и все узнаете.

— Хорошо...

Недоумевающий Ричард и весьма довольный герцог де Ришло обогнули террасу, вошли в кухню, а оттуда проследовали в пристройку, где глухо ревел огромный бойлер.

Де Ришло обмотал руку тряпкой, откинул засов заслонки, распахнул дверцу, за которой пылали груды раскаленных углей. Запустил в карман другую руку, двигавшуюся легко и свободно, ибо ни малейшего намека на пулевую рану там не было, и вытащил темный продолговатый предмет.

— Господи помилуй! — только и сказал Ричард.

На ладони герцога лежал съежившийся, мумифицированный фаллос, имевший в длину каких-то два с половиной дюйма, твердый и почти почерневший от времени.

— Я сжимал это, когда проснулся, — ответил герцог.

— Но... но откуда пакость вообще взялась?

— Полагаю, сие — материальное воплощение зла, против коего мы сражались. И попало в наши руки, дабы исчезнуть бесследно.

Герцог умолк и метнул чудовищный талисман в ревущую топку. Оба друга пристально следили, как он обращается пеплом.

— Но все же, ваша светлость, — не выдержал Итон, — если нам только приснились ночные похождения...

Герцог де Ришло пожал плечами.

— Вы невнимательно слушали, mon ami. Впрочем, я мог невразумительно объяснять... Что поделаешь, я всего-навсего скромный любитель, а даже величайшим искателям истины удавалось приоткрыть лишь краешек занавеса, ее скрывающего. Думается, мы путешествовали в слое, который современная наука неуклюже именует четвертым измерением. Тамошнее время течет иначе, а объяснять взаимное влияние миров не в моих скромных силах.