Уцелевший

24. Некромантия

— Боже мой!

Мари-Лу поняла, что видит перед собой ту самую девушку, о любви к которой Рекс повествовал с таким жаром более двенадцати часов назад.

— Господи помилуй! — сказал герцог.

— Вот! Видите?! — крикнул Саймон.

Ричард ничего не произнес, ибо знал меньше остальных. Однако понял: случилось ужасное.

— Рассказывай! — коротко потребовал де Ришло.

— Она... попросила остаться, — безумным шепотом произнес Рекс. — Просила спасти от этой свиньи... от Мокаты. Я пытался дозвониться до вас, но линия была занята. Сначала... сначала я подумал привести ее сюда, затем опомнился. Пошли в лесок, воздухом подышать... Танит задремала, я сидел с нею рядом, а потом... уснул сам! Господи Боже, я уснул!

— И долго проспал? — осведомился герцог.

— Не знаю! Несколько часов... не знаю! Просыпаюсь, вскидываюсь — она лежит неподвижно. Зову, трясу... И ничего, понимаете, ничего! Ни звука в ответ! Я схватил Танит на руки, бегом бросился к вам, вижу свет в окнах... Скажите, ради всего святого, она жива?

Мари-Лу потрогала холодную как лед руку девушки.

— Бедный Рекс. Я боюсь, что...

— Нет, невозможно! Скажи: это невозможно!

Ричард быстро пересек библиотеку, отомкнул дверь и через минуту возвратился, неся маленькое карманное зеркальце. Приложил его к губам Танит, выждал. Ни малейшего следа влаги на стекле не осталось.

Итон пощупал бледное запястье.

— Мне очень жаль, старина, — сказал он медленно и осторожно. — Прости, мне очень жаль...

— Но старомодные способы ненадежны, — прошептал Саймон в самое ухо герцогу. — Клиническая смерть, и тому подобные вещи... А может, каталепсия?

— Может, — рассеянно ответил де Ришло. — Только ты сам пояснил: Моката использует медиумов, дабы не платить за вероятный проигрыш. Лично я не сомневаюсь: девушка мертва.

Рекс невольно подслушал последние слова герцога и чуть не завыл:

— Не смейте! А... да... конечно... Я понял сразу... едва лишь поднял ее и понес. Особенная, неживая тяжесть... Я ведь навидался убитых. Как она боялась этого дня! Просила защитить, помочь!..

Американец провел рукою по лицу.

— Моката... — дрожащим голосом сказал Саймон и умолк.

— Что Моката? — переспросил герцог.

— Ходили слухи... будто Моката использует погибших медиумов. Делает их бродячими умертвиями. Как бишь это сейчас называют? Негритянское словцо...

— Зомби? — еле слышно произнес де Ришло.

— Да, правильно, зомби.

Ван Рин взвился:

— Я знаю! В южных штатах...

— Молчать! — рявкнул герцог.

— Эй, опомнитесь, — вмешался Ричард. — Она действительно мертва.

— Низший дух может захватить ее тело, — задумчиво сказал француз, едва ли успев обратить внимание на Итона. — Значит, необходимо немедленное вмешательство.

— Да вы что, спятили? Отсекать голову и протыкать осиновым колом собрались?

— Ну, без подобных кошмаров обойдемся. Хотя, по чести, уж лучше загнать осиновый кол в спину и голову отсечь, нежели злосчастной душе следить с того света, как покинутое тело встает по ночам и грызет живую человеческую плоть...

На ван Рина страшно было смотреть.

— Однако, проверить наличие подобной угрозы можно заранее. Положите-ка девушку вот сюда...

Саймон и Ричард отнесли Танит в середину пентаграммы и осторожно уложили на груду одеял.

Герцог уже разбирал свои принадлежности.

— Умертвия, — пояснял он между делом, — ведут себя особым, довольно определенным образом. Они могут сойти за человеческое существо, однако человеческой пищи не приемлют. Пересекать реки и ручьи — любые потоки струящейся воды — упыри способны лишь на закате и восходе солнца. Чеснока боятся панически, вопят и воют при малейшем касании... А святой крест, разумеется, для них непереносим. Посмотрим, посмотрим.

Сняв с шеи гирлянду чесночных цветов, де Ришло надел ее на шею девушки. Затем осенил Танит крестным знамением и возложил на губы лежащей маленькое золотое распятие.

Остальные безмолвно и сосредоточенно глядели, стоя поблизости. Мари-Лу глотала слезы. Рекс не шевелился.

— Она мертва, Рекс, — объявил де Ришло, подымаясь с колен. — Крепись. По крайней мере, опасения Саймона оказались напрасны. Душа покинула тело, и никакая паскудная нечисть не завладела прахом. Здесь можешь быть совершенно спокоен.

В библиотеке воцарилось молчание.

Собственно, говорить было незачем и не о чем.

Мари-Лу провела рукой по растрепанным волосам Рекса, но американец отпрянул, не отрывая взора от любимой.

Несколько часов назад, в пронизанном солнцем лесу его голову гладили пальцы Танит. При мысли о том, что это случилось в первый и последний раз, американцу хотелось удавиться от невыносимой тоски.

* * *

Герцог беспомощно пожал плечами и двинулся прочь. Саймон догнал его, потянул за рукав, остановил.

— В чем дело? — спросил де Ришло не без некоторого раздражения. Усталость брала свое, и даже пожилые мудрые люди не всегда оказываются сдержанны, если буквально валятся с ног.

— Я насчет клинической смерти... Ведь жизненно важные органы совсем не затронуты. Вообще никакие органы не пострадали!

— Ну и что? Клиническая смерть — несколько минут. Время уже миновало.

— Но трупного-то окостенения нет как нет!

— Ну и что? — повторил герцог, начинавший злиться уже по-настоящему.

— Видите ли... Она погибла смертью... м-м-м... противоестественной, правда?

— Безусловно.

— Гибель подобного свойства может не вполне подлежать обычным законам физиологии.

Де Ришло недоуменно свел брови:

— Допустим. Ну и что?

— Ээ-э... Моката угробил девушку. Известным способом. Но ведь вы оказались гораздо сильнее Мокаты в области магической! И могли бы...

— С ума спятил? — сквозь зубы прошептал герцог. — Рехнулся от пережитого?

— Я серьезно говорю! — оскорбился Аарон.

— Ты предлагаешь, — еле слышно, с расстановкой произнес де Ришло, — предлагаешь мне вернуть покойницу на землю?

— Pourquoi pas?[50] Одолели же вы нынче Мокату, пустившего в дело всю доступную мощь! А бедняжка еще в промежуточном состоянии; при магическом убийстве это, сколько помню, приравнивается к клинической смерти по естественным причинам. Попытайтесь, ваша светлость, а? Терять нечего. А я себя чувствую косвенно виноватым...

— Кое-что из ритуала мне знакомо, — проронил де Ришло. — Но я даже не присутствовал при эдаких оживлениях. И подумай, какая ответственность!

— Какая?

Герцог лишь рукой махнул.

— Душа не могла уйти чересчур далеко, — сказал Саймон. — Пожалуйста. Не знаю, в чем тут загвоздка, но... я всегда был неравнодушен к Танит. Точно магнитом тянуло. Она, понятно, меня и не замечала — внешность не та... Пожалуйста, умоляю!

— Не дело предлагаешь. Мертвые не должны возвращаться назад. Они, если не ошибаюсь, даже против этого. А решимся, призовем — понадобятся чрезвычайно могучие заклинания. Невообразимо сильные, поверь слову. И оправдания нам не будет, ибо есть вещи, которые можно совершать лишь при крайних обстоятельствах. Да и что за смысл? Все равно, дольше пяти-шести минут... едва ли.

— Понимаю, — понурился Аарон. Потом вскинул голову, словно ужаленный:

— У нас действительно крайние обстоятельства, господин герцог.

— Поясни.

— Касаемо Рекса — да, вы правы: никакой разницы нет, и растравлять парню свежую рану было бы сущим издевательством. Но Мокату со счетов не сбрасываем, а?

Де Ришло ошеломленно уставился на Саймона.

— Прошлой ночью вы подробно и доходчиво рассказали, почему его следует перехватить, обезвредить и, при необходимости, уничтожить. А душа Танит сейчас обладает... начинает обладать знанием, запретным для живущих. Верните девушку лишь на минуту, спросите, где скрывается этот мерзавец, куда метит. Из астральных сфер она видит несоизмеримо дальше и яснее нашего, и помочь способна лучше любого оракула.

— Это меняет дело, — медленно промолвил де Ришло. — Саймон, ты прав.

— Цель, по моему разумению, достаточно важна и благородна: предотвратить страдания и смерть несчетных миллионов. Разве не стоит попытаться?

— Сейчас побеседую с Рексом. Он может заартачиться.

Американец безразлично, вряд ли разумея, о чем идет речь, кивнул.

— ... не свыше пяти минут. Повторяю: не свыше. Иное невозможно — по крайности, для меня и моих скромных навыков.

— Ей не будет больно?.. To-есть, ее душе?

— Нет. В случае с Танит — не думаю. Вызывать душу — значит рисковать вмешательством в карму. Но Танит не просто умерла, ее убили. Пусть не в обычае душ вмешиваться в земные события, тем более искать отмщения оставшимся на земле — я полагаю, она и сама не отказалась бы поведать, как разделаться с Мокатой. Дело не в мести. Нужно предотвратить обвальное, страшное умножение человеческих мук и смертей, ибо дьяволы питаются страданиями живущих. А сокрушать нечисть — наш святой долг, где бы ни находились мы: тут, или там...

— Тогда хорошо... Только постарайтесь управиться как можно быстрее. Пожалуйста.

— Боюсь, что понадобится время, друг мой, — озабоченно сказал де Ришло. — И отвечать за успех невозможно. Тем не менее, тебе известно, какие в этой игре ставки, чем обернется успех Мокаты — не приведи Господи! Посему, скорбь и тоску надлежит подавить. Не можешь — лучше удались, не присутствуй.

— Я останусь.

Герцог начал убирать из пентаграммы все принесенное накануне и защищавшее четверку друзей ночью: серебряные чаши со святой водой, подковы, чеснок, мандрагору. Их сменило деревянное блюдо и семь подносиков, спешно раздобытых Мари-Лу на кухне. Де Ришло насыпал на блюдо немного темного порошка и приблизился к Рексу.

— Боюсь, mon ami, тебя придется побеспокоить. Иначе задуманного не получится.

— Беспокойте, — мрачно откликнулся Рекс. — Не играет ни малейшей роли, только бы взять за глотку эту сволочь, сатаниста.

— Вот и хорошо.

Герцог достал перочинный нож, поднес горящую спичку, тщательно прокалил кончик лезвия.

— Ты уже достаточно повидал и знаешь: я ничего не делаю бесцельно. Сейчас прошу капельку твоей крови. Взял бы собственную, но речь о Танит, и кровь любящего — да и любимого, пожалуй — окажет куда более сильное воздействие.

— Берите хоть все полтора галлона, — выдавил Рекс, поднимая рукав пиджака и откатывая припачканную манжету.

— Чистое излишество, — спокойно сказал герцог. — Обойдемся уколом в палец. Требуется четверть ликерной рюмочки, не больше.

Де Ришло сделал быстрый, глубокий, но точный и безопасный надрез, придавил окружающие ткани, чтобы кровь текла побыстрее.

Затем направился к простертой Танит и осторожно срезал семь золотых волосков. Перемешав темный порошок и кровь до густого, пастообразного состояния, вылепил семь крохотных пирамидок, и в каждую вложил по одному свернутому спиралью волосу.

С помощью Ричарда герцог развернул и тщательно уложил тело девушки ногами к северу. Обновил меловую черту внутреннего круга, имевшего семифутовый радиус.

— Теперь будьте любезны отвернуться на несколько секунд, — велел он присутствующим. — Я продолжу приготовления.

Все послушно уставились в противоположную стену, а де Ришло почти беззвучно проделал несколько оставшихся неизвестными действий. Когда герцог разрешил смотреть, семь пирамидок уже стояли на семи подносах, окружая недвижное тело.

— Мы останемся по внешнюю сторону круга, дабы вызванный дух был надежно замкнут и отделен от наблюдателей.

— Зачем? — глухо спросил Рекс.

— Если низший, злобный дух пожелает выдать себя за Танит и явиться нам, он окажется бессилен повредить, заточенный в пентаграмме, словно в непроницаемом сосуде с незримыми глазу стенками.

Де Ришло зажег семь пирамидок, быстро дополнил защитный барьер новыми знаками, отступил ко входной двери и выключил свет.

Пасмурного света ранней зари и слабых колеблющихся огоньков хватало, чтобы видеть друг друга и Танит с достаточной ясностью.

Саймон осторожно тронул герцога за локоть.

— Простите, но я подумал: а вполне ли это безопасно? Вдруг Мокате взбредет в башку напасть еще раз, пока мы находимся вне пентаграммы и безо всякого прикрытия?

— Исключается, — ответствовал де Ришло. — Послав сюда черного убийцу на вороном коне, сатанист любого калибра наверняка должен был выбросить последнюю карту из окаянной колоды.

— Не понимаю...

— Подобное действие высасывает магическую силу на много дней вперед. Как чародей, Моката сейчас почти беспомощен. Поэтому спокойно занимайте места, которые укажу каждому.

Герцог устроил своих товарищей так, чтобы Рекс и Мари-Лу сидели спиной к умершей и не видели предстоящего. Обоим и без того досталось нынешней ночью; подвергать их лишним испытаниям отнюдь не следовало. Сам де Ришло расположился к Танит лицом, усадил по бокам Ричарда и Саймона, опять велел сцепить пальцы рук, образуя живое кольцо защиты.

— Полное спокойствие, — повторил герцог. — И ни при каких условиях не размыкать круга. Услышите голос — не отвечать. Разговаривать буду я один.

Наступило долгое, казавшееся нескончаемым, безмолвие. Прямоугольник выбитого окна все больше и больше светлел, но восходившее солнце безнадежно тонуло в густом, пеленою окутывавшем местность тумане.

Пирамидки пылали медленно, ровно, испуская кисловатый резкий запах, странно перемешанный с ароматами восточных благовоний. Саймону и Ричарду было видно, как вьются и стелются тонкие полоски голубовато-серого дыма. Тело Танит оставалось неподвижным.

Де Ришло склонил голову на грудь, глубоко и ритмично дыша по способу раджа-йоги, собирая и посылая вперед всю остававшуюся энергию, побуждая дух усопшей приблизиться и появиться.

Итон созерцал необычайный обряд с любопытством и опаской. События последних часов начисто разрушили его былую насмешливость и недоверие. К тому же, начисто отрицая существование черной магии, Ричард более или менее признавал спиритизм, ибо этим занимались даже в просвещеннейших кругах. Весь ритуал, за вычетом горящих курений и, разумеется, самой покойницы, изрядно смахивал на любой обычный сеанс. А Ричард присутствовал при нескольких...

Первым заметил перемену Саймон Аарон.

Пирамидка, стоявшая в возглавии, задымила сильнее прочих.

Саймон крепко стиснул руку герцога. Тот приподнял лицо. Итон проследил за взглядами друзей и тоже встрепенулся.

Синеватый дым свился в клубок диаметром около двух дюймов, отделился от пламени, двинулся к середине тела и замер, возрастая в яркости, покуда не превратился в комок ослепительного голубого света. Слегка приподнялся и завис, расточая вокруг ровное сияние.

Сосредоточившись, напряженно ожидая, все пятеро друзей застыли на месте. Трое смотрели, двое жадно слушали.

Дым со всех остальных подносов устремился к светоносному клубку, окутал его, стал обретать прозрачные, расплывчатые очертания головы и плеч. Материализация свершилась в несколько мгновений. Эфирное тело Танит, окруженное сияющим ореолом, явилось взорам де Ришло, Саймона и Ричарда, а до Рекса и Мари-Лу долетел еле слышный — или, быть может, раздававшийся прямо в мозгу слушателей — шепот:

— Вы позвали меня, и я пришла.

* * *

— Поистине ли ты звалась на земле Танит? — спросил герцог.

— Да.

— Веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа?

— Верую.

С уст герцога слетел явственный вздох облегчения. Никакой низший дух не осмелился бы солгать, отвечая на этот вопрос.

— Ты пришла по собственной доброй воле? Ты не хочешь удалиться немедленно?

— Я пришла, ибо вы позвали. Но пришла охотно и с радостью.

— Любящий тебя человек находится вместе с нами. Скажи ему: желаешь ли ты способствовать защите его друзей и целого мира от неслыханных и невероятных бедствий?

— Да, желаю.

— Тогда поведай все, известное тебе о человеке по имени Моката-Дамьен. Все, что может способствовать его падению и сокрушению.

— Не могу, ибо подобное воспрещено. И все же вы вправе задать любой вопрос, а я обязана отвечать. Таков закон.

— Чем занимается Моката сейчас?

— Измышляет новые козни.

— Где он?

— Здесь, неподалеку.

— Где именно?

— В точности не ведаю. Он кутается в облачение тьмы, прячется от взоров, а мой покуда не успел изощриться надлежащим образом. Дамьен-Моката — поблизости.

— В деревне?

— Возможно.

— Где будет он завтра в это же время?

— В Париже.

— Зачем?

— Он встретится с человеком, утратившим часть левого уха.

Де Ришло сощурился.

— А послезавтра?

— Под землей.

— Он умрет?

— Он будет стоять в каменном сводчатом склепе. Под развалинами очень старого здания. Не могу сказать, чем займется там — видимо, неописуемой гнусностью, ибо свет, хранящий меня сейчас, не дозволяет созерцать подобное.

— Далеко ли отсюда эта руина?

— В шестидесяти милях к западу, если ехать по магистральному шоссе, которое идет почти вдоль исчезнувшей лесной тропы... Это было давно, очень давно... Одинокие развалины, приметные развалины, памятные развалины.

— Как попадет он туда из Парижа?

— Помчится с огромной быстротой на закат солнца.

— Но что же замышляет Моката?

— Увлечь меня обратно.

— Пытается вернуть душу в оставленное на земле тело? — медленно спросил герцог.

— Да. Моката горько сожалеет, что пожертвовал мною. Он мог бы использовать меня для собственных страшных целей в вашем, земном жизненном слое. Но теперь власть его окончилась.

— Возможно ли вернуть твою душу в тело насовсем?

— Да. Если действовать быстро. Пока луна пребывает в темной четверти.

— Желаешь ли ты вернуться?

— Нет, если не удастся освободиться от Мокаты.

— Как намеревается он вернуть тебя?

— Для него существует единственный способ. Отправление черной мессы по всем правилам.

* * *

— С принесением в жертву христианского младенца? — спросил де Ришло, помолчав.

— Да. Но, если тело мое пребудет неповрежденным...

Окончить фразу Танит не удалось. И герцог уже не смог задать следующего вопроса.

Не выдержал, как и следовало предполагать, Рекс ван Рин. Американец не знал, что де Ришло беседует лишь с эфирным или астральным телом, и вообразил, будто возлюбленная воскресла и восстала. По крайности, на время...

— Танит, — не своим голосом возопил Рекс, размыкая круг и вскакивая на ноги, — Танит!!!

Во мгновение ока призрак исчез. Бесследно.

Теперь уже вскочил де Ришло.

— Болван! — заревел он, потрясая кулаками. — Безмозглый остолоп!

Неизвестно, какими новыми эпитетами наградил бы Рекса впервые в жизни по-настоящему разъярившийся герцог, но сверху, со второго этажа, донесся короткий пронзительный крик.

* * *

— Это Флер! — подскочила Мари-Лу. — Что еще случилось?

Мгновение спустя она уже мчалась по лестнице. Ричард спешил по пятам, следом бежали остальные. Трясущимися руками откинула женщина защелку двери.

Настежь распахнула.

Окно детской было раскрыто. Серый липкий туман висел в примыкавшем саду. Постелька Флер пустовала.

Обезумевшая Мари-Лу разворошила скомканные простыни, еще хранившие смутный отпечаток маленького горячего тела.

Девочка исчезла.