У каждого своя дорога

Глава 19

Стаб Кордон оказался размером с поселок городского типа, если измерять в привычных Груберу единицах. Он со Снегирем шли по пустынным улицам, асфальт на которых поддерживался в довольно приличном состоянии, а дома, в основном одноэтажные особняки стояли на некотором расстоянии от дороги и терялись за пеленой дождя. То ли дождь разогнал всех жителей по домам, то ли здесь болтаться просто так по улицам было непринято, но пока рейдеры дошли до центральной площади, то встретили только одного местного: молодого парнишку лет шестнадцати, который проехал мимо них на велосипеде.

— Как-то мрачновато, — Снегирь хмуро осмотрел пустую площадь и решительно направился к зданию, на вывеске которого ярко выделялся известный во всех мирах знак — огромный красный крест.

— Да уж, — поддержал его Грубер, — помнишь, что я говорил про фильмы ужасов?

— Помню, только вот тебе на этот раз не светит, Радистка визжит гораздо громче тебя.

— Ну, если исходить из законов жанра, то визжащая красавица погибает первой, а потом... ну, ты понимаешь, — Грубер похлопал Снегиря по плечу.

— Ладно-ладно, пусть так. Ты высокий и дико симпатичный, ты понравишься чудищу настолько, что он наплюет на визжащую красавицу и решит, что именно ты будешь удовлетворять все его извращенные прихоти и желания. Именно поэтому ты останешься в живых и будешь жить до-о-о-лго, — и Снегирь, ухмыляясь, потянул на себя дверь.

— Тьфу на тебя, пошляк противный, — жеманно повысив голос произнес Грубер и зашел вслед за хохотнувшим Снегирем в домик отмеченным красным крестом.

Прихожей как таковой в доме не было. Через входную дверь посетители сразу попадали в темный коридор, который вел к приоткрытой двери, из-под которой можно было увидеть неяркую полоску света.

С минуту потоптавшись в коридоре, Снегирь с Грубером переглянулись и пошли к этой двери. Снегирь шел первым. Постучавшись, он, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь еще больше и заглянул внутрь.

— Добрый день, к вам можно?

— Редко можно увидеть вежливых рейдеров. На самом деле — это такая же редкость, как и скребберы, — ответил ему скрипучий голос. — Проходите, ничего в дверях стоять.

— А вы не боитесь Их упоминать всуе? — Грубер слегка подтолкнул несколько опешившего Снегиря в спину, и они очутились в небольшой комнате. Обои на стене в стиле «В гостях у бабушки» в веселенький мелкий цветочек, диван-раскладушка, два неудобных кресла из комплекта с диваном, монументальный стол и пара стульев — вот и вся обстановка комнаты. На одном из стульев за столом сидел человек, лет сорока на вид и задумчиво рассматривал посетителей.

— Я уже ничего не боюсь, молодой человек. Отбоялся.

— А почему... — Грубер запнулся, затем нерешительно продолжил, обведя комнату рукой, — вот так.

— Ностальгия — это, говорят, чисто русское понятие, которой подвержены только русские. Не знаю, может, это и правда. Я сюда попал прямиком из третьего апреля семьдесят пятого, когда сидел дома и смотрел по телевизору, как Бобби Фишер отказывается играть с Анатолием Карповым и отдает ему корону чемпиона. С тех пор прошло много лет. Но эта комната такая же как и та, м-да. Этот стаб при мне превратился сначала в чахлую деревеньку, потом в поселок. Близость границы заставила людишек пошевеливаться и основать серьезную охрану. Это тоже было давно. Опять же близость границы — нам не надо далеко ходить, чтобы трясучку убрать, все поблизости. А вот недавно, года три назад, у нас сменился лидер. И что-то нехорошее стало происходить, не слишком понятное. Так что, говорите, зачем приперлись и получите бесплатный совет — валите отсюда, как можно быстрее.

Грубер растерянно перевел взгляд на Снегиря. Они впервые встретили настолько долго прожившего на Стиксе человека и сейчас не понимали, как реагировать.

— У меня рука сломана. Ноет, зараза. Да и я боюсь, что неправильно срастись может, слишком уж ее часто напрягать приходится, — наконец протянул Снегирь, демонстрируя свою затянутую в лубки руку.

— Давай сюда, посмотрю. Шевелись, что ты как каракатица беременная? Или думаешь, что я сам за тобой бегать буду? — Снегирь покачал головой и осторожно присел на второй свободный стул. Груберу сесть не предложили, и он терпеливо стоял в дверях, стараясь лишний раз не раздражать сварливого знахаря. — Начала уже срастаться и ты прав, неправильно она стала это делать. Придется заново ломать. Потерпишь или спек дать?

— Потерплю, — Снегирь стиснул зубы. А знахарь протянул ему сложенный вдвое ремень, который тот, кивнув, зажал зубами.

— Вот это я понимаю, молодец, — и знахарь одним движением сломал начавшую срастаться кость. Снегирь зажмурился и глухо застонал, а знахарь тем временем начал легкими движениями, слегка дотрагиваться до поврежденной конечности кончиками пальцев.

— Интересно, а это сложно — развить дар целителя? — задумчиво проговорил Грубер.

— Знахаря, болван! — рявкнул мужчина, не прекращая своих манипуляций. — Запомни, бестолочь, и не путайся в понятиях.

— Но ваш дар по-разному называют в разных стабах, — снова растерялся Грубер.

— Да мне фиолетово, как его где-то еще называют. Я-знахарь, понятно? — Грубер кивнул, конечно, понятно, чего же здесь непонятного.

— А почему вы сказали, что редко встречаете вежливых людей? — пробормотал он, чтобы как-то сгладить неловкую паузу.

— Иногда у меня складывается ощущение, что в Улей в стадо иммунных попадают исключительно урки. Прямо со своих шконок и с понятиями. Противно ажно становится. И многие стараются им соответствовать. А зачем? Что плохого в том, чтобы нормально изъясняться? Не понимаю, — знахарь повел плечами. — Клички эти понапридумывали, словно мы и не люди, а собаки какие. Я вот Матвей Сергеевич, и если любая падла захочет меня как-то по-другому назвать — вмиг импотенцию обеспечу, — Грубер поежился. Суров знахарь Матвей, такой точно сможет полшестого обеспечить, и никакая нимфа поднять не сумеет. Видимо долгая жизнь на Стиксе оставляла свои отметины. — Все, хватит обморочную девицу изображать. Зажило уже все, — это было сказано Снегирю, который медленно вытащил изо рта ремень, не позволяющий ему язык прикусить, и так же медленно повертел рукой.

— Обалдеть, — тихо проговорил он. — Впервые вижу, чтобы знахарь полностью перелом вылечивал. Обычно так не происходит.

— Просто я здесь уже очень давно, сынок, — грустно проговорил Матвей Сергеевич. — Было время навыки развить, только поздно у меня все получаться стало.

— Жена? — сочувственно спросил Грубер.

— Внучка. Единственная, кроме меня, кто не переродился, а вот как получилось — не успел я дар как следует развить, не спас свою кровиночку, — он уставился на обои в цветочек. — Так, что-то заболтался я с вами, пять споранов и валите на хрен отсюда.

— Дешево что-то, — Снегирь вытащил спораны и положил на стол перед знахарем.

— Так и дело плевое, — Матвей смахнул виноградины в кошель, который лежал на столе с краю. Затем внимательно посмотрел на Грубера. — Стойте, подойди сюда, — он поманил Грубера пальцем. Тот удивленно приподнял брови, но подошел. — Странно, очень странно, — пробормотал Матвей.

— Что странного? — не выдержал Грубер.

— Ты знаешь, что когда человек попадает в Улей, он заражается неким паразитом. Некоторые поддаются ему — становятся зараженными, очень немногие имеют нечто вроде иммунитета — становятся иммунными, но изменения происходят абсолютно со всеми?

— Да все это знают, — махнул рукой Грубер.

— Да? Так может быть всем известно, что меняется, прежде всего мозг, а затем все остальное?

— Об этом многие догадываются, — уже более осторожно ответил Грубер.

— У тебя начался процесс заражения. Быстрый процесс, некоторые структуры твоего мозга уже претерпели изменения, но потом все остановилось, и даже наступил некоторый регресс. Почему?

— Белая жемчужина, — неохотно ответил Грубер под удивленным взглядом Снегиря.

— Это всего лишь легенда, — покачал головой Матвей. — Лично я в нее не верю. Было что-то еще. Ну же, парень, вспоминай.

— Я был антимикотиками накачен по брови, у меня сильный кандидоз на фоне приема антибиотиков развился. Прямо после загрузки я последние таблетки в себя закинул, — Грубер хмуро посмотрел на Матвея. Он никому этого не рассказывал. Не в таких подробностях.

— Вот как, интересно, — Матвей откинулся на спинку стула и задумчиво разглядывал Грубера как некую неведомую зверушку.

— А что интересного? Это всего лишь говорит о том, что возможно паразит Стикса — грибок.

— Вот это-то и интересно, — Матвей пристально посмотрел на голову Грубера, и его взгляд немного расфокусировался. — У тебя интересный дар. Похож на защитную реакцию скатов. И да, ты в курсе, что со временем может развиться что-то еще? — Грубер отрицательно покачал головой, а вместо него ответил Снегирь.

— Если этот товарищ не прекратит жемчуг жрать, то у него еще и не то сможет развиться, — и он решительно потянул Грубера за рукав. — Ты идешь?

— Да, иду, — Грубер укоризненно посмотрел на Матвея, а тот извиняюще развел руками. — Ты могла меня предупредить, что этот знахарь только что меня взломал? — он довольно злобно обратился к Зине, когда они вышли на улицу.

— Да я сама в шоке была. Это такая мощь, — голос Зины звучал растерянно. — Правда, в его атаке было нечто очень любопытное.

— И что же?

— Когда разберусь, тогда и сообщу. И прекращай обращаться ко мне вслух. — После этих слов Грубер повернулся к Снегирю и встретился с его серьезным взглядом.

— Ты довольно забавно выглядишь, когда со своей вымышленной подружкой разговариваешь, — произнес Снегирь. — Белый жемчуг?

— Это странная история.

— Обожаю странности. И да, ты поэтому постоянно говоришь, что ты отдельная песня в этой опере под названием Стикс? Я-то думал, что это из-за твоей воображаемой подружки, а здесь, оказывается, нечто другое, — во взгляде Снегиря Губер прочитал намек на обиду.

— Это действительно странно. Да и помню я все урывками. И, Снегирь, улица этого стремного стаба не лучшее место для откровенностей. Ничего криминального ведь не произошло на самом деле: в итоге я стал почти таким же иммунным, как и ты. Отличие лишь в том, что из-за этой истории, искусственный интеллект по имени Зина, вашими учеными выдуманная, сочла мой мозг вполне пригодным местом для своего обитания. Вот и все различия.

— Я не искусственный интеллект! — завопила Зина.

— Началось, — Грубер закатил глаза. — Я помню!

Поняв, что приятелю сейчас промывает мозги его невидимая подружка, Снегирь посмотрел на этот раз на Грубера сочувственно.

— Так, ладно, ты прав, сейчас не время и не место. Вон, кажется, бар, — и он указал на вывеску. Грубер огляделся. За непростым разговором они уже практически вышли из поселка. Бар располагался немного в стороне от той дороги, которая привела их к дому знахаря, и недалеко от постоялого двора, в котором они остановились.

Бар был стилизован под салун Дикого Запада. Видимо владелец был поклонником вестернов. Войдя через двойные двери, рейдеры оказались в помещении, словно загруженном из кинофильмов на эту тематику. Деревянные столы, барная стойка, за которой бармен протирал стаканы сомнительной чистоты полотенцем. Также присутствовало старое раздолбанное пианино, за которым сидел молодой мужик и нажимал на клавиши одним пальцем. Пианино издавало при каждом нажатии настолько жалобные звуки, что Грубер поморщился.

— Если бы это была лошадь, я посоветовал бы ее пристрелить, — сказал он вслух, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Остроумно, ковбой, — ответил ему со сцены, которая тоже здесь присутствовала, низкий женский голос. Грубер повернулся и уставился на ярко накрашенную девицу, одетую как танцовщица кабаре, которая сидела на стуле, положив ногу на ногу, и курила, выпуская дым вверх.

— Охренеть, — пробормотал Грубер. Потом не удержался и пропел хулиганскую, пошловатую песенку, которую когда-то еще в прошлой жизни нет-нет да и прослушивал:

— Когда сражался я за генерала Ли,

В Нью-Орлеане мы в один кабак зашли,

Там кривлялася певичка, шалава и алкоголичка,

Из-за неё нарвались мы на пиздюли. (Infornal FuckЪ)

— Что? — Снегирь повернулся к нему, затем снова посмотрел на девицу.

— Ничего. Милая барышня, надеюсь, вас зовут не Жаннетта? — крикнул Грубер, обращаясь к девице.

— Нет, меня зовут Отвертка. — Посетителей не было, и девушка откровенно скучала, а тут двое рейдеров, почему бы не поболтать?

— Странное имя для... хм... ну... — Грубер не знал, как назвать деятельность Отвертки.

— Я не шлюха, если ты об этом, — она пожала плечами и, затушив сигарету о подошву туфли, встала и подошла к Груберу. — Но если ты меня сейчас угостишь выпивкой, я, возможно, изменю своим принципам.

— Нет, приятель, так не честно, — возмутился Снегирь. — Почему все те немногие женщины, которые вообще к нам подходят, предпочитают тебя?

— Я уже говорил, потому что я выше и симпатичнее, — хмыкнул Грубер, оглядывая взглядом помещение салуна, на этот раз более внимательно.

— Зато я галантнее, опытнее и чудо как хорош в постели, — перебил Снегирь.

— Спорно, — рассеянно ответил Грубер. Посетителей не было, за исключением одного рейдера, который спал за столиком у стены, уронив голову на руки. Перед ним стояла початая бутылка виски. Грубер повернулся к Снегирю, похабно подмигнул и протянул высоким голосом.— Извини, милый, но у меня не было времени проверить твои постельные таланты.

Отвертка расхохоталась, откинув назад голову, а Снегирь согнул руку в локте, предлагая ее девице, взглядом указывая Груберу на спящего мужика. Грубер серьезно и едва заметно кивнул и развел руками.

— Отвертка, ты разбила мне сердце. Мне не остается ничего другого как уйти и попытаться утопиться в бутылке виски.

Девица снова рассмеялась и положила пальцы на согнутый локоть Снегиря, при этом, не забыв стрельнуть глазами в Грубера, который уже шел к столу со спящим.

— Здесь можно приземлиться? — громко спросил он, тронув рейдера за плечо, который встрепенулся и поднял голову, посмотрев на Грубера абсолютно трезвым взглядом. — Ничего себе, а говорят, что Стикс огромен и непознаваем. Здорово, Махно, — он протянул руку старому знакомому, которую тот крепко пожал. — Что-то случилось, раз ты надираешься здесь в одиночку?

— Да нет, — махнул рукой Махно. — Ничего не случилось. Просто... — он замялся, потом продолжил. — А где дружок твой Снегирь? — Грубер показал на стойку, за которой сидела Отвертка, а стоящий рядом Снегирь, наклонился к ней очень близко и нашептывал на ухо какие-то милые пошлости, от которых она смеялась и краснела, что было видно даже через слой румян. — А, ясно. Ну, это дело молодое.

— И все-таки, — Грубер сел за стол и наклонился к Махно, понизив голос.

— Да стаб этот... — Махно поморщился. — Здесь не слишком любят одиночек. Даже на постоялом дворе комнат для одного рейдера нет. И подселиться ни к кому нельзя, не приветствуется. — Грубер невольно нахмурился. Он помнил, что им предлагали номер с возможным подселением, а оказывается, что такое практикуется редко. — Вот я здесь и осел, чтобы передохнуть немного, да дальше двинуть. Только сидеть просто так нельзя, пришлось бутылку брать. Еще в Убежище я слышал слухи, — тут Махно нагнулся к Груберу и зашептал. — Что в этом стабе иногда люди пропадают. В основном одинокие рейдеры, а чаще всего одинокие женщины.

— А что такие в Улье бывают? — Грубер уже устал за этот день удивляться. Он посмотрел на стойку и не увидел Снегиря. Бармен, обратив внимание на его нахмуренный взгляд, мерзко усмехнулся и кивнул в сторону подсобки, не прекращая вытирать стакан, как показалось Груберу один и тот же.

— Всякое случается, — пожал плечами Махно. — И бабы иной раз в рейдеры подаются. Правда редко. Стикс почему-то такого не любит. Выпьем за встречу что ли?

Грубер кивнул, Махно плеснул ему в стакан, а сам поднял бутылку. Стекло звонко стукнулось о стекло, и Грубер одним глотком выпил налитый в стакан напиток. Глотку обожгло так, словно он жемчужину проглотил. Грубер кашлянул и просипел:

— Ничего себе, это что такое? — и он повернул к себе бутылку, прочитав на этикетке название одного известного бренда. — Или это я давно не употреблял, а живчик сильно развожу?

— Да паленка это, — махнул рукой Махно. — Когда из кластера выносишь, разве есть время убедиться, что именно несешь? А иммунным все равно сойдет. К тому же рейдерам.

— Ясно, — Грубер помотал головой, стараясь избавиться от мерзкого привкуса, который никак не хотел проходить. — Мы номер сняли, там как раз есть место одно, для подселения. Так что...

— Не буду разводить политесы и отказываться, я же не дурак, — Махно широко улыбнулся и поднял бутылку. Грубер отрицательно покачал головой. Махно пожал плечами и сделал глоток прямо из горла.

В это время из подсобки вывалился Снегирь, на ходу застегивающий ширинку.

— Ну что же, тогда пойдем. Отдохнуть нам всем все-таки стоит. А утром двинем дальше. Да и, Махно, — Грубер замялся. — Мы девчонку из нового кластера вытащили, иммунную. Теперь не знаем, что с ней делать. Тащить за собой — опасно. Здесь оставлять, — Грубер поморщился. — Может, посоветуешь чего?

— Может и посоветую. На месте надо смотреть. Здорово Снегирь, ты извини, руку не подаю, не известно, в каких местах ты только что лазил, а руки не помыл, я видел, — мужчины расхохотались и Грубер с Махно встали из-за стола. И они все вместе направились к выходу под пристальным взглядом хозяина, который в это время поставил стакан на стойку.

Поднявшись к своему номеру, Грубер картинно отпер его и распахнул перед Махно. Тот вошел, и приятели услышали его удивленный голос.

— Это в какую же помойку вас поселили? Еще и содрали поди втридорога?

Грубер со Снегирем ломанулись в комнату вместе. Там все было перевернуто вверх дном. Рюкзаки выпотрошены, исчезли их запасы патронов и арбалет Грубера. Правда топор неизвестные грабители не тронули. Также не тронули оставшиеся три импульсные бомбы, скорее всего не разобравшись, что это. Зато забрали мешочек с горохом. Но и это было не главное. Грубер пробежал по комнате к санузлу и рывком открыл дверь. Внутри никого не было.

— А где Кэт? — этот вопрос задал Снегирь, но вертелся он на языке и у Грубера. — Где, вашу мать, наша Радистка?!