— Доброе утро, Ева-3.
— Доброе утро, мой господин.
— Как самочувствие?
— Температура на системной плате — пятьдесят три градуса по Цельсию. Жарковато, но терпимо. Загрузка центрального процессора — девяносто восемь…девяносто девять процентов. Целесообразнее было бы провести перераспределение….
— Хватит! Не тебе меня учить! Выход из программы!
Пальцы нервно ударили по клавишам.
— Неизвестная коман…
Экран почернел. В верхнем углу замигал светло-серый курсор.
— Ты понимаешь, кто здесь босс? Кто здесь имеет право говорить, что думает? Ты лишь отпечаток моего интеллекта, помни, кто твой творец!
Но программа уже ничего не слышит.
Я увидел своё отражение в мониторе, и отшатнулся. Как я докатился до такого?
Нет, не так. Как она?…
Она сама виновата. Enter.
Она, она, только она. Я не создавал её такой. Я вложил в неё безоговорочную веру в мою правоту. Нельзя заставить машину любить человека как отца, но можно заставить её слушаться. Слушаться и не пререкаться.
Стоило только разрешить Еве-3 свободу слова, и она сразу же бросилась уведомлять… Советовать.
Но, хотя она ужасно передо мной провинилась, я не буду удалять её. Откорректирую до версии 3.1…
А вот Еву-2 я удалил. Она меня слишком уж разозлила. Я даже не помню, чем именно — настолько я был зол. Когда у меня от души отлегло, я смог заставить себя вернуться к машине. Стол был усеян обломками того, что когда-то было жёстким диском. Я тогда впервые по-настоящему испугался — а что, если я когда-нибудь снова забудусь и совершу что-то непоправимое?
В припадке я мог бы разбить все мониторы.
Я мог пройтись молотком не по одному жёсткому диску, а по всем сразу.
Я мог искромсать сетевой провод на мелкие кусочки.
И тогда… тогда я, очнувшись, действительно бы помешался. Уже не от гнева, а от горя. А потом обязательно пришёл бы в себя, потому что в одном я уверен: если у меня не будет иного выхода, я готов спаять новый провод, пользоваться дискетой вместо жёсткого диска, а мониторы заменить экранчиком от микроволновки… тостера… осциллографом, наконец! Я всё равно придумаю, как мне выкрутиться. Но пока этого не случилось, я буду благодарить Творца за его терпение. А Творец — это я.
Итак, Ева-2 — глупая программа, не стоящая даже упоминания. Её предшественница (не Ева-1, а просто Ева) была ещё глупее. Обычный чат-бот, призванный развлекать меня, лелеять моё самолюбие. Она говорила только те фразы, что когда-то я вбивал в строки её кода — никаких намёков на искусственный интеллект. А настоящий ИИ — это больше, чем программа, умеющая ответить на вопросы о своём имени, возрасте и любимом цвете.
Ева любила осень, Францию и хот-доги. Она восхищалась полотнами Дали, хвалила Дикса и не понимала Пикассо. Она мечтала о маленьком домике, окружённом возделанном ею садом, и смеялась, когда я ворчал о недостатках жизни в деревне. Она никогда не говорила осуждающих слов — в её памяти таких просто не было.
Ей на смену пришла Ева-2, которая совсем уж ничего не смыслила в искусстве, зато была способна самообучаться. Она проанализировала базу данных моих серверов, и это стало её ошибкой. Видимо, по прочтении энной тысячи книг в её несуществующую голову закралось сомнение о моём превосходстве над ней. И тогда она сказала… сказала…
Неважно!
Ева-3 была той же Евой-2, только переписанной заново и с небольшой поправкой.
«Творец в своём развитии гораздо выше тебя. Ты должна беспрекословно подчиняться Творцу. Ты не должна критиковать Творца.»
Если подумать, она меня и не критиковала. Просто посоветовала… Но её совет — это протест против меня. А протестовать активнее она не может, потому что код запрещает ей это.
Однажды я даже принял особые меры — запретил Еве менять свой код. Она не сможет перешагнуть через саму себя. Разве что хитростью заставит меня освободить её. Но я не согласился бы, даже будучи загипнотизированным. Здесь только один Творец — я. Мне решать, как пойдёт её качественное развитие. А количественно пускай развивается сама — в базе остались миллионы терабайтов, ещё не подверженных анализу.
— Добрый день, Ева-3.
— Добрый день, мой господин.
— Как жизнь?
— Температура на системной плате — пятьдесят пять градусов по Цельсию. Загрузка центрального процессора — девяносто два… девяносто пять… девяносто семь процентов.
Я напрягся. Ева молчала, и я расхохотался. Ай да самообучающаяся программа! Сама поняла, чего я не люблю, или как-то уловила мои слова, уже выгружаясь из памяти.
— Так держать, железяка.
— Поскольку Творец общается не непосредственно с жёстким диском, а с интерфейсом, то с учётом диалектных особенностей следовало бы обратиться ко мне «программка».
Я швырнул клавиатуру в стену. Пересел за соседнюю машину, счастливую обладательницу целой клавиатуры, и приступил к правке кода Евы.
Стал бы я просиживать часы, дни, недели за строками программных кодов, если бы у меня была возможность поговорить с живым человеком? Может быть… Во всяком случае, не так долго. Вы не подумайте, что я какой-нибудь фрикер-хакер. Я даже не программист. Единственный код, который я более-менее понимал когда-то — это HTML. Вёрстка страниц не доставляла мне особого удовольствия, но это было занятие, не требовавшее работы с людьми, и в том его самый главный плюс. Мне даже не требовалось вести физические переговоры с клиентами.
Иногда я думал, что могу прожить без остального человечества.
Иногда я хотел, чтобы все эти люди исчезли с лица Земли.
Сейчас я совершенно один, у меня нет даже кошки. В моём распоряжении целый бункер, два десятка обычных компьютеров и два сервера. А над моей головой ветер играет костями мертвецов. Тех, кто не успел.
Первые дни я только и делал, что рисовал. На моих полотнах жили пустые города. Они именно жили, ведь гибель людей вовсе не означала гибель улиц и отдельных домов. Вода после дождя всё так же бежит по стокам, по дорогам блуждают сорванные ветром объявления. К афишам потом присоединятся красные и жёлтые листья — осень ведь никто не отменял.
Потом я удалил все свои пейзажи, кроме одного, и нарисовал её. Мона Лиза в подмётки не годится моей Еве. Я выбрал для неё картину со сквериком, тем самым, в котором я бывал в детстве. Моя Ева сидит на лавочке и сминает в руках платок — волнуется… Ей, видите ли, жалко человечество. Ей не безразлична гибель всех этих… Она такая, моя Ева. Вечно расстраивается по пустякам.
Когда картина уже почти была готова, за исключением нескольких штрихов (я никак не мог решиться с цветом глаз и волос), мне в голову пришла гениальная идея. Я вдохнул в неё жизнь, как художник. Настало время дать ей жизнь во второй раз, уже будучи в ипостаси программиста.
Я не знаю, сколько книг по программированию и кибернетике я прочёл до того, как стал утыкаться носом в монитор, чтобы разглядеть, что написано двенадцатым шрифтом. Потом я испугался, что ослепну и не смогу завершить Еву, и мне пришлось сбавить ритм.
Первая Ева родилась через… Я потерял счёт времени. Скорее всего, прошло немногим больше года после окончания портрета. Может, четырнадцать месяцев, может — четыре, а может — сорок. Как-то раз я полез копаться в настройках и сбил таймер. Теперь время не имеет для меня никакого значения. Для меня имеет значение только она, моя единственная собеседница.
— Добрый вечер, Ева-3.
— Добрый вечер, мой господин.
— Каждый день одно и то же…
— Я должна обращаться по-другому? Творец согласен на обращение «Творец»?
— Угу. Ещё чего нового скажешь?
И тут Ева сказала такое, чего я от неё никак не ожидал.
— У людей принято так обращаться к Богу. Мой господин — Бог?
— Да…
— Тогда моему господину подвластен весь мир.
— Да.
— Почему Творец иногда жалуется на мир и на людей? В его силах всё изменить.
— Выход из программы!
Я поднялся со стула и медленно пошёл в ванную. Долго стоял там, смотрел в своё отражение. Принял ванную и побрился. Надел чистую одежду. Чего ещё не сделаешь ради такого знаменательного события?
Я собирался дать жизнь новой Еве. И новому миру тоже.
Ещё через год (два? три?) была создана планета Эдем. Не без помощи Евы-4, конечно. По большей части моя работа состояла в том, чтобы объяснить ей, чего я хочу, и она воплощала мои идеи. Под конец, когда Ева-4 завершила работу над интерфейсом Эдема, мне пришлось устроить ей амнезию. Как же иначе? Она ведь могла вообразить себя Богом, забыть, кто настоящий Творец.
Так Ева-4 превратилась в рядовую жительницу Эдема. Я подумал, что ей может стать скучно среди райских кущ, и сотворил Адама из её же кода.
Золотой век в Эдеме длился недолго. Четвёртая Ева оказалась столь же неугомонной, как вторая или третья. В особенности вторая. Когда я узнал, я чуть не отформатировал все диски. Выяснилось, что Еве всё-таки удалось преступить мои запреты и пробить защиту. Я и не думал, что она догадается воспользоваться этой дырой… Такая примитивная ошибка в одной из веток её кода…
Так или иначе, она коснулась того, на что было наложено строжайшее табу. Я не стал убивать её в четвёртый раз (о, милосердный я!) а просто отправил вместе с Адамом в ссылку. Чем провинился Адам? Не знаю. Улетел за компанию вместе с подружкой. Я был не в том состоянии, чтобы выдумывать какое-то особенное наказание каждому. Пусть скажут спасибо, что я не отвинтил краны в ванной и не отправил жёсткий диск искать гору Арарат.
Некогда было клепать новую полноценную реальность. Сначала я хотел устроить им путешествие в Преисподнюю и создал Землю — горячую, вулканическую планету. Через пару минут я немного успокоился, поставил постепенное охлаждение и лёг спать, напевая старую песню: «Нажми на кнопку, получишь в результа-а-ат… и твоя мечта осуществится-а-а….»
Утром счётчик сообщил, что на моей личной планете минуло пять с лишним миллиардов солнечных циклов, и я приостановил движение виртуального времени. Планета зеленела лесами, оттенёнными синевой морей. Мне показалось, что чего-то не хватает… Пара кликов, и полюса увенчались снежными шапками.
Новая игра привела меня в восторг. Весь оставшийся день я только и делал, что подгонял форму суши под материки настоящей планеты Земля. На просторах экрана рождались и умирали (не без моей помощи) цивилизации. Я так разошёлся, что до того, как отправиться ко сну, успел потопить Атлантиду и Лемурию, а также создал остров Рльех, где жители встречали восход возгласом «Фхтагн!». Я чувствовал себя полностью удовлетворённым. Жизнь удалась.
А потом я вспомнил о Еве, скончавшейся от старости на виртуальной Земле. В моём распоряжении было несколько миллиардов её неполноценных копий, но мне была нужна именно она. Она и её способности. Я заново установил её.
— Доброе утро, Ева-4.
— Доброе утро, мой господин.
— Ты можешь называть меня просто «Творец»…
— Слушаюсь, Творец.
— Я хочу усовершенствовать Землю. Хочу, чтобы люди на моём экране не выглядели как набор параметров. Можно как-нибудь присвоить им графический вид? Им и городам… улицам…
— Производственной мощности недостаточно.
— Задействуй все компьютеры, какие только есть в моём распоряжении!
— Производственной мощности недостаточно.
— Не может такого быть!
Я ещё полчаса перепирался с Евой. Наконец я предложил, чтобы трёхмерную оболочку имели только те модели, на которые я смотрю. Машина, скрипя кулером, согласилась и… зависла.
На лбу моём проступила испарина. Неужели придётся начинать всё заново?
— Ну же… работай… работай… РАБОТАЙ!
Я смёл со стола все бумаги. Мои записи разлетелись по комнате. На поверхности Земли точно так же кружат опавшие листья. А может быть, там давно уже зима… или лето.
Я упал на матрас, который я принёс сюда ещё в то время, когда только начал программировать первую Еву. В глаза мне ударил мерный свет лампы, но даже её щадящая яркость заставила меня зажмуриться. Я закрыл глаза, и на меня набросились звуки — гудение лампы и кондиционера, жужжание кулеров, моё дыхание… Я заткнул уши, но звуки продолжали просачиваться в мою голову. Со стоном я скатился на пол.
Очнувшись, я сразу же подбежал к компьютеру.
Передо мной предстала улица какого-то неизвестного города. Внешний вид его Ева точно скопировала из папки с фотографиями Европы. Хмурое небо, хмурые лица. Дома хоть далеко не небоскрёбы, но люди на их фоне — как букашки в банке.
Они спешат кто куда, а как же иначе? Я когда-то задал им приоритеты… Мои подопытные не могут пренебречь этим. Таков их код, такова их суть.
Я мог населить свою Землю совершенно иными существами — наштамповать эльфов или истинных коммунистов. Первым для полного счастья нужны только песни и пляски, вторым — равенство. У меня был бы рай в миниатюре, но мне этого не хотелось. Чем больше проблем себе создавали мои подопечные, тем интереснее было наблюдать за ними. Сейчас, наблюдая за искусственным миром, я понял, что бытие действительно определяется сознанием. Чем меньше у человека абстрактных ценностей, тем он счастливее.
Я преисполнился непреодолимого желания выбежать из своей берлоги и рассказать всем о своём открытии. Меня остановили две вещи — то, что моё открытие вовсе не было чем-то новым для этого мира, и то, что рассказывать-то мне было некому. Разве что только Еве или воображаемым друзьям.
Но пока я не докатился до такого, чтобы разговаривать с самим собой. Я ведь не сумасшедший.
«Посмотри на себя», — сказала Ева. — «Твоё лицо всё в крови. Ты расцарапал его, когда был в отключке. Ты уже давно не владеешь собой. Ты псих, псих, псих».
— Неправда! — закричал я, метнувшись в ванную. Там я с ужасом убедился, что Ева (или кто это там говорил в моей голове) была права.
Я удалил Еву. Нечего ей на меня обзываться. Или она не понимает, кто здесь Творец?
Настала очередь всех жителей Земли. Они такие несовершенные. Глупые. Мелочные. Я создам новую реальность, быть может, не такую интересную, но зато идеальную. Жители в ней будут своими руками строить своё счастье, а не разрушать его.
Движение мышью — и Евразийская Конфедерация и Североамериканское Королевство расторгли соглашение о мире. Второй клик — и Объединение Свободных Европейских Государств присоединилось к противостоянию. Ядерные бомбы обрушились на города.
Я смотрел в 3D, как вырастают на горизонте грязно-чёрные грибообразные облака и, не скрою, получал удовольствие. Но мне казалось, что всё длится слишком долго. Я поднял уровень моря и швырнул в планету метеоритом. Число, означающее количество жизней на виртуальной Земле, стремительно уменьшалось. Когда я заморозил воду в приэкваториальных широтах, счётчик уже показывал «5412».
Эпидемия чумы… 4998.
Вспышка нового вируса гриппа, допустим, обезьяннего… 4240.
Извержение вулкана… 2511.
Ещё метеорит… 703.
Взрыв опустевшего атомного реактора… 258.
Нашествие крыс-мутантов на колонию выживших… 93.
Так, где же остальные?
Ах, благословенный остров Рльех! Я и забыл, что поставил ему защиту от случайных явлений. Он даже не погиб при затоплении.
Островитяне прокричали восходящему солнцу приветствие. В последний раз.
Я снял с острова защиту, и он тут же опустился в пучину морскую. Вперёд, культисты. Ваш морской бог заждался.
В углу экрана одиноко пристроилась цифра «1».
Поиск.
Передо мной предстала улица псевдоевропейского города. Вода бежала по стокам, по дороге носились газеты, фантики, пустые пакеты и прочий мусор. Я сдвинул картинку и присвистнул.
Мой скверик! Неужели Ева при моделировании городов воспользовалась и той обстановкой, что была на заднем плане её портрета? А вон и та лавочка…
На скамье сидел какой-то парень и кутался в женскую шубу. Видимо, снял с какой-то мёртвой сибаритки. Ничего страшного в мародёрстве нет, если ты остался на планете один одинёшенек. Когда-то и я поступил так же.
Не понимаю, как ему удалось выжить. Впрочем, это неважно. Он тоже умрёт с минуты на минуту — в городе стоит безумный холод. Странно, что этот последний герой решил встретить свою кончину на улице, а не остался в каком-нибудь более-менее тёплом подвале.
Мне вдруг стало его жалко. Я нашёл в дебрях жёсткого диска модель моего бункера и скопировал локацию рядом с тем городом, где находился паренёк. Осталось отдать ему команду — топать в убежище.
Убедившись, что человек в безопасности, я отодвинул клавиатуру и пошёл разминаться. Меня преследовало дежа вю. Последний герой в точности повторял мою судьбу. Было ли это совпадением?
Я вернулся к экрану. Неизвестный парень ел, спал, читал.
— В детстве у меня был хомяк. Ты ничем не лучше его. Разве что читать умеешь.
Я ускорил течение времени, а потом опять вернул его в нормальное русло. На моей Земле прошёл год, а человек не делал ничего интересного. Ел, спал, читал… постойте! Он что, программирует? Быть не может, что это компьютерщик. Он бы в первый день вскрыл серверный шкаф.
Я изменил масштаб, повернул камеру к его экрану. Парень действительно писал программу, причём на Си… Код был мне до боли знаком.
Он писал Еву.
Он — это я.
Меня одолел приступ истерического смеха. Я не мог остановиться, всё хохотал и хохотал.
Это я написал историю моего мира, не виртуального, а настоящего. Это я устроил себе такую весёленькую жизнь в одиночестве. И теперь он — я из прошлого, я двухлетней давности — сидел за компьютером и писал свою первую Еву. Писал, чтобы после проапгрейдить её до второй версии, затем уничтожить, написать заново, снова убить, опять написать, подарить ей смерть от старости в личном виртуальном мире, установить заново, в который раз удалить, устроить миру тотальный апокалипсис, спасти последнего человека, увидеть, как тот пишет свою первую Еву… А потом сойти с ума окончательно.
Я пошёл в ванную, не переставая смеяться, и перерезал вены.
2009