Творец

Щупальца

Дорогу осилит идущий. Сколько препятствий вам пришлось преодолеть в течение жизни? Препятствий, подобных камешку, закатившемуся в ботинок, или огромному валуну, преградившему единственно верный путь?

Последние годы моя жизнь была одним сплошным препятствием. Судьба словно избрала меня мальчиком для битья, человеком, на котором можно отвести душу. Будто бы Судьба разумна… Я не верю в богов, призраков и прочую суеверную чушь, но не нахожу рационального объяснения тому, что происходит. Кто-то извне всё время пытается помешать мне, как только я берусь за более-менее серьёзное дело.

— Вода камень точит, — сказала Мира однажды. Она оказалась единственной, кто прервал моё непрекращающееся нытьё уже после того, как я устал плакаться. Наверное, поэтому я решил связать с ней свою жизнь. Но, путь к алтарю оказался тернистей, чем в моём самом пессимистичном прогнозе.

На этот раз камнями на дороге предстали старейшины их общины. Основных доводов против у них было два. Во-первых, мешало то, что я пришёл извне и не помнил себя до этого момента. Во-вторых, я был катастрофическим неудачником. Как вы можете догадаться, в их обществе я был изгоем.

— Бесполезно. Нам никогда не быть вместе! — воскликнул я. — Можно подумать, я заразный. Или преступник какой-нибудь.

— Женившись на мне, ты полноправно войдёшь в общину, — отозвалась Мира. — И, возможно, тогда твоё проклятье перекинется на всех нас, вот чего они боятся.

— Нет никакого проклятья!

— Так докажи это.

— Что ты имеешь в виду?

— Выведи нас всех отсюда.

Я только вздохнул. Они уже много поколений бьются над этой проблемой. Старейшины, всю жизнь собиравшие по крупицам мудрость, всю жизнь имевшие дело с этой странной средой обитания, не могут найти выход. Чем я, хронический несчастливец с амнезией, могу помочь им?

Я тут же поделился с Мирой своими переживаниями.

— Я уверена, ты справишься. Ты пришёл извне.

— И какое преимущество мне это даёт?

— Я думаю, ты избранный, посланный нам свыше! — шепнула она мне на ухо.

— Опять начинается! — вспылил я. — Достали со своей потусторонней ерундой!

Кажется, Мира обиделась. Я ворвался в их патриархальный мирок со своими принципами и убеждениями, с верой в силу научных изысканий и с аллергией на всё, что нельзя пощупать и измерить. И я не собирался исправлять свою упёртость. Быть может, именно она ещё держала меня на плаву.

— Вот поэтому тебе и не везёт, — сказала Мира, скрывшись в тумане.

Цветная дымка ниспадала вертикальными полосами с небес. Сиреневые и голубые ленты тумана медленно клубились, слабо рассеиваясь у поверхности земли пушистыми облаками. Зелёный и жёлтый туман бежал вниз неспешными волнами, а розовый образовывал причудливые фигуры, сбираясь рюшами вокруг тумана других цветов. Ночь плавно переходила в утро.

Сегодня я впервые решил пренебречь официальными обязанностями. В такой замечательный день мне меньше всего хотелось разгребать вату на улицах. Было у здешнего тумана такое свойство — застывать местами по утрам, а потом хлопьями бледно-радужной ваты оседать на стенах или витать по площади, приклеивая к себе всё новые и новые пласты дымки.

И пока поселение ждало чистки улиц, единственный уборщик пошёл гулять. То ли я подсознательно мстил общине за запрет на женитьбу с Мирой, то ли мне просто было лень.

Десять минут ходьбы — и вот я уже на границе. Туман стал темнее и вязче. Оттуда я и пришёл когда-то.

Я, ослепший в облаках грязно-серого дыма, выставил руку вперёд. Идти становилось всё труднее, сопротивление нарастало, и наконец ноги мои отказались идти дальше. Я шевельнул пальцами. Нет, ещё можно протиснуться…

Я сделал ещё один шаг…

Что-то, похожее на толстый хлыст, ударило меня по руке. Я потерял равновесие и упал на землю. Комья тумана залепили мне лицо, я закашлялся. Хлыст вернулся снова, обвив меня за щиколотку, и потащил дальше во тьму. Я изловчился и ударил его. Видимо, мой соперник не ожидал отпора — хватка ослабла. Я пополз обратно, к городу, с тревогой отмечая, что слабею с каждой секундой; мне казалось, что я тону.

Я обернулся, проверяя, действительно ли я нахожусь вне опасности. Как раз вовремя — передо мной мелькнула чёрная лента. Я схватил её обеими руками и понял, что это вовсе никакой не хлыст, а противное, скользкое, липкое, жирное щупальце!

Моя хватка мигом ослабла. Я вскочил на ноги и принялся удирать, начисто забыв про сопротивление тумана, будто его и не было.

Страх снова заставил меня оглянуться. В блёклых полосах тумана шевелилось не меньше десяти чёрных лент, разом ринувшихся в мою сторону.

Никогда я ещё так не бегал. Я нёсся до самой площади, а потом свалился, скованный усталостью и ужасом.

Что-то коснулось моего плеча, я вскрикнул и ударил наотмашь. Когда зрение немного прояснилось, я увидел Миру, потирающую покрасневшую руку.

— Извини, — пробормотал я.

— Не время. Старейшины здесь.

Я поднялся на ноги. Чуть поодаль стояли самые мудрые представители общины, и они явно чего-то хотели от меня. Шестерёнки в моей голове судорожно начали шевелиться, пытаясь выдать хоть какую-нибудь правдоподобную причину моего отсутствия. Но, как назло, ничего не шло в голову.

— Мира говорит, ты бросаешь вызов туманной пелене, сковывающей наше селение, — сказал первый старейшина.

Я кивнул.

— Такое упорство в достижении цели похвально. И общине поможешь, и себе. Если ты сможешь выполнить то, что запланировал, суд старейшин позволит тебе взять Миру в жёны, — сказал второй старейшина.

— А какую пользу нам принесёт выход наружу? — вмешался третий. — Кто знает, что там? Тот мир может быть полон опасностей, он может оказаться менее пригодным для жизни. Сможем ли мы вернуться назад, если нам там не понравится?

— Да нет там ничего, — проскрежетал четвёртый. — Вся наша жизнь — здесь. Ничего извне не существует. Вся наша Вселенная — это то, что вы видите…

— И откуда же я пришёл, если снаружи ничего нет? — спросил я с ехидцей.

— Это у тебя надо спросить, демон, — парировал четвёртый старейшина.

— Полно вам, — сказал второй. — В кои-то веки кто-то снова бросает вызов преграде.

— Сколько раз уже были такие попытки? — поинтересовался я.

— Число их потеряно во времени, — ответил мне первый. — Давно уже никто не пытается найти выход.

— Потому что это никому не нужно, — вставил третий.

— А вы сами пытались? — спросил я.

Старейшины переглянулись и покачали головами. Я был чрезвычайно удивлён.

— Неужели ни разу за всю свою жизнь?

— Зачем? Нам и так неплохо живётся, — отозвался третий старейшина.

— Тем более что идти-то некуда, — сказал четвёртый.

— Я верю, что преграда не бесконечна, — прошептала Мира. — Я верю, ты найдёшь выход.

— Каждый день я буду проходить всё дальше и дальше, и рано или поздно вырвусь наружу, — сказал я. — Сегодня я уже прошёл немало.

— Да? И что же там было? — вопрошали старейшины.

— Щупальца, — ответил я, помедлив.

Вместо новых расспросов я услышал только смех. Смеялись старейшины, смеялись случайные прохожие, остановившиеся поглазеть на наше маленькое собрание. Даже туман — и тот смеялся, волнуясь дымкой пастельных тонов.

Одна только Мира молчала. И когда все разошлись, она осталась со мной.

— Щупальца? — подала она голос.

— Именно. Когда я пойду в следующий раз, мне понадобится оружие.

— Тебе нельзя его иметь. Старейшины запретили.

— К чёрту старейшин! У них вата вместо мозгов!

— Тише. Могут услышать.

— Мира, почему ты так хочешь, чтобы я нашёл выход отсюда? Тебе так не терпится взглянуть на мою родину, которую я позабыл и о которой ни капельки не скучаю, или ты хочешь, чтобы нам позволили быть вместе?

— И то, и другое, — ответила она.

— А чего ты желаешь больше? Свободы или любви?

— Мне не терпится вырваться отсюда, правда. Но наше с тобой счастье мне дороже.

— Тогда почему бы тебе не найти другой способ доказать старейшинам мою значимость?

— Ты что, струсил?

— Ты не понимаешь! Там сидит гигантский спрут, а ты хочешь, чтобы я вышел с ним один на один с голыми руками?

— Вообще, я никогда не слышала о том, что в преграде прячутся какие-то щупальца.

— Ты хочешь сказать, что они существуют только у меня в голове?

— Возможно. Чего не привидится в тумане?

— Откуда вообще вы можете знать, каково внутри преграды? Никто из вас никогда туда не ходил! Ты не представляешь, каково там! Туман становится всё гуще, давит на грудную клетку, кажется, ещё минута, и ты утонешь в море из ваты, а вокруг — мерзкие щупальца, которые так и норовят утянуть моё бедное тело в глотку какому-то монстру! Ты безумно усложняешь мою и без того тяжёлую жизнь!

Мира развернулась и пошла прочь.

— Потому я и считаю, что с преградой можешь справиться только ты. Мы все сидим здесь и ничего не делаем, а ты привык сражаться с судьбой, — сказала она, не оглядываясь, и покинула меня.

Дожили. Мало мне было камней на дороге, так ещё Мира превратилась в очередное препятствие на моём пути к спокойной жизни.

В прескверном настроении я добрался до границы, за которой воздух становился плотнее. Будь проклят мир, где всё соткано из тумана — и земля, и небо, и пространство между ними. Возможно, по моим венам давно уже не бежит кровь; и если спрут ранит меня, я увижу, что сам — облако, обтянутое кожей…

— Вылазь, осьминогина! Я пришёл!

Я бодро двинулся вперёд, отмахиваясь от залепляющих лицо облаков.

— Ау! Бесплатный обед подан!

Туман молчал. А вдруг этот спрут взаправду не более чем мираж? Я даже немного расстроился из-за того, что некому помочь мне разом решить все проблемы.

Вдалеке мелькнула чёрная лента, и я рванул в селение. Каюсь, переоценил себя чуток.

Прошло несколько месяцев. Осьминога ничего не брало. Я бил щупальца, резал их, пытался душить — им всё было нипочём. Я пытался договориться с их обладателем, но монстр не подавал признаки разумности. Я молился ему и плясал ритуальные танцы, но он не нуждался в последователях.

Обитатели селения, затерянного в тумане, были абсолютно равнодушны к моим успехам (или неуспехам). Только старейшины, встретив меня на улице, изредка строили неодобрительную мину — дескать, на площади ваты по колено, а он изводит всех своими щупальцами, которых сам придумал. Сопровождать меня в дебри преграды, дабы удостовериться в существовании монстра, никто не хотел.

— Хотя бы ты веришь мне? — спросил я у Миры.

— Верю тебе больше, чем ты сам.

— Этого мало. Ты должна пойти со мной и увидеть.

— Я… я лучше останусь.

— Ты должна увидеть всё своими глазами. Вдвоём мы найдём выход гораздо быстрее.

— Я не умею сопротивляться.

— Ты просто трусишь!

— Мне лучше избегать таких вещей.

— Почему?

— У меня… у нас будет ребёнок.

Я оторвал взгляд от земли. Туман, тусклый на закате, почти не шевелился.

— Да вы что, издеваетесь надо мной? — крикнул я. Не знаю, кому был адресован этот вопль. Наверное, высшим силам. Мой голос утонул в густом воздухе.

— Нет, это ты издеваешься, — сказал Мира. Её голос был необычно жёстким. — Только не говори, что ты не замечал.

Она похлопала пальцами по животу.

— И… давно? — проговорил я.

— Четыре месяца.

— Ты будто нарочно. Будто не знаешь, как тяжело мне живётся.

— Тяжело? — Мира сорвалась на крик. — Тяжело?! Да ты не знаешь, что такое «тяжело»! У тебя не больше проблем, чем у остальных людей! Ты вечно всё раздуваешь и выставляешь всё так, будто на тебе свет клином сошёлся! Всемирный заговор — помешать тебе! Да кому ты нужен?

— Но камни на дороге…

— Нет камней в этом мире! Камни на наших дорогах — из тумана!

Что-то в её словах задело меня. Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что стою перед туманной преградой. Ну, пан или пропал. Обратного пути нет. Либо сегодня же выведу всех отсюда и докажу, что чего-то стою, либо погибну.

Шаг за шагом. Облака — овеществлённые грёзы, несбывшиеся мечты — и не думали отступать, путались под ногами и тянули вниз, на дно, где меня уже поджидали давние страхи и мелкие прегрешения.

Я шёл всё дальше, и знал, что именно в эту минуту они все смотрят на меня. Старейшины, считавшие меня никудышным и бесполезным выскочкой, следили за моими передвижениями; с ними была и Мира, уверившаяся, что я принёс её в жертву своему эгоизму. Остальные поселенцы, как всегда инертные, делали ставки. Мне послышалось, кто-то поставил на меня третью часть души. Какая честь, однако…

Жаль их всех разочаровывать. Я не знаю, что делать с этими щупальцами.

Чёрные ленты тут же явились, стоило мне подумать о них. Одно щупальце обвило меня за ногу, другое — за шею, и моё тело отправилось в свободное плавание куда-то ввысь, под небеса. А может, небеса — это то, что я считал землёй? Или здесь вообще нет места небу? Я не оказывал никакого сопротивления и начал задыхаться…

…Открыв глаза, я снова увидел их.

Щупальца, неужели вы преследуете меня и на том свете?

— Посмотри-ка, он очнулся!

— Так вроде даже половина срока не прошла.

— Да уж, скорый парень, нечего сказать. Везунчик. Звони его родственникам.

— Я бы ему, сволочи такой, вколол кубиков десять кетамина, чтобы не просыпался больше.

— Ну, ты не господь Бог и не судья. Если он вышел из транса самостоятельно, мы ничего не можем поделать. Считай, освобождён досрочно. Иди, звони.

Послышались удаляющиеся шаги — кто-то звонко отбивал дробь каблуками по кафелю.

С моей головы сняли шлем. То, что я принял за щупальца, оказалось сплетением проводов. Надо мной склонился кто-то незнакомый.

— Как вы себя чувствуете?

— Так, будто мои лёгкие набили песком, — хрипло ответил я. — Кто вы?

— Просто оператор. Не обращайте на меня внимания — моё дело маленькое.

— Где я?

— Можно сказать, в камере.

— Тюремной?

— Угу.

Я осмотрелся. Повсюду какие-то приборы, провода…

— Не очень-то похоже на тюрьму.

— Ваши родственники всё оплатили. Выкупили право на этот гуманный способ наказания вместо того, что постановил суд. Я вам даже немного завидую, хоть меня никогда и не судили!

Оператор расхохотался, будто сказал что-то безумно смешное.

— А где Мира?

— Мира? — недоумённо переспросил оператор и начал перебирать какие-то бумажки. — Это ваша жена? Или дочка? В вашем досье нет никого с таким именем. Может, тут какая-то ошибка? Опечатка? Так бывает.

Оператор сунул мне под нос какую-то фотографию, на которой была запечатлена улыбающаяся толпа человек в двадцать — двадцать пять.

— Семейное фото, — не переставал болтать оператор. — Весь клан в сборе, ха-ха-ха… Вы не обижайтесь. Всегда хотел спросить, вот это вот кирпичное строение — это ваш особняк, или так, решили на фоне какого-то дома пофотографироваться?

Я молчал. В моей голове что-то начало проясняться, но люди на фото всё ещё казались незнакомыми.

— Не можете найти себя? Справа в углу, — оператор ткнул пальцем в фото. — Вот эта, в красном платье, ваша жена. Если не путаю, конечно. С детьми я сразу догадался — все на вас похожи. Супруга ваша скоро приедет. Я полагаю, ей уже всё сообщили. Эй, вы что, дар речи потеряли?

— Отправь меня обратно, — сказал я наконец.

— Вы серьёзно? Я не врач, я же вроде сиделки… Вы ведь не хотите, чтобы я чего-то напутал, а потом бы меня посадили за эвтаназию? У меня богатых родственников нету.

— Да пойми ты, я их всех подвёл! — воскликнул я. Были бы силы, схватил бы этого щуплого паренька и как следует встряхнул бы, чтоб не пререкался. — Они все застряли в тумане, они все надеются, что я их спасу! И Мира… Я… Я так ужасно с ней обходился, верни меня, дай мне второй шанс! Я буду носить её на руках, я же без неё был бы вообще один, как отверженный!

— А, всё ясно, — оператор вдруг посерьёзнел. — Поймите же, это всё было сном. Все, кого вы видели, это вы и есть. Разные стороны вашей личности.

— Так это всё было только в моей голове?

— Получается, так.

Моя душа почувствовала себя на седьмом небе, а глаза увлажнились слезами счастья. Я потянулся к оператору, чтобы расцеловать его, но он с опаской отпрянул назад.

— Значит, щупальца действительно ненастоящие! Хотя бы одно из этих чёртовых препятствий в моей жизни исчезло само по себе! Всё не так безнадёжно!

— Вы вообще о чём? — пробормотал оператор.

— Ненастоящие! — повторял я. Надо сказать, я впервые радовался своей ошибке так сильно.

«И это всё, что ты хочешь сказать?» — почудился мне голос Миры.

«Ну, эту дорогу я так и не осилил. Но пытался. Хотя бы это мне зачтётся?»

2012