Глава 17

Под комбинезоном не было видно пятен, но Пятой казалось, что они горят огнем. Внутри беспокойно ворочалось ядро. Нити то проступали на коже, то исчезали. Серые стены казались скользкими, а свет ламп жег глаза. Но согласно расписанию, симбионт направилась в столовую.

За завтраком ничего необычного не произошло: Клаус то ли еще не проснулся, то ли уже поел, Белла завтракала редко, остальные разговаривали о всякой ерунде. Один из кураторов делился впечатлениями о ночи, проведенной с медсестричкой, другой жаловался на постоянные звонки жены, третий — на дорогой табак. Альфа быстро поела и направилась в свою комнату, внимательно смотря по сторонам. Словно осматривала не место работы, а место военной операции.

Санитары. У них пункт у каждой лестницы или лифта — собственная "сторожевая", где они большей частью занимаются тем, что играют в настольные игры. В настоящие с погружением — нельзя. Если вдруг что случится — санитар должен реагировать мгновенно. Ведь им дали очень широкие полномочия — не случайно на этих пунктах есть оружие. Много оружия. Да и служили у Фолса санитарами не парни из медучилищ, а бугаи с военными или бойцовскими навыками. Большая их часть была сосредоточена на медицинских этажах, но мужчины-атлеты в белых халатах в обязательном порядке дежурили и в жилом блоке. Вооружены они были чаще всего эльпулами и плазмострелами, а с пояса у них свисала скатанная кругами эластичная веревка, в которой прятался шнур с током. Очень-очень редко она пригождалась.

Года два назад один из привезенных на операцию парней вдруг взбунтовался. Обычно военные и Фолс очень хорошо обхаживают родителей потенциального симбионта: рассказывают, какой их ребенок особенный, мол, тесты показали, что он может быть прекрасным бойцом/аналитиком/агентом и т. д., только вот начать обучать его необходимо прямо сейчас! Подпишите, пожалуйста документы. Вот ознакомьтесь — условия проживания в казарме-интернате для одаренных подростков, вот — сумма выплаты семье за то, что их ребенок будет служить во славу Родины, да-да, это само по себе честь, но государство высоко ценит таких уникальных детей! Вот — сумма, которую будет получать ребенок в качестве зарплаты. Да, очень солидная цифра, но ведь и ребенок у вас уникальный. Да, подпишите о неразглашении. Вы же понимаете, что у вашей дочки/ вашего сына теперь будет доступ к секретной информации? Нет-нет, мы забираем пока только на неделю — осмотреться, а там сам решит, остаться или нет, никто никого ни к чему принуждать не собирается, что вы! Тем более с четырнадцати лет нужно согласие самого ребенка, вы же понимаете. Пусть он просто съездит, посмотрит на место обучения. А там уже поймет — его это путь или не его. О, я верю, такой уникальный подросток не сможет остаться безразличным к проблемам Родины! Конечно, если он согласится учиться, то непременно вам напишет! Но увы, вы должны понимать — все секретно. Если он останется, увидеться вам удастся не скоро.

Они умеют говорить, эти мужчины в форме. Они сразу видят, на что надо давить в семье: на деньги, почет, уникальность ребенка или что-то еще. И, конечно, родители соглашаются. И дети тоже часто соглашаются. И сами ставят на документах отпечаток. А кто не хочет — того хватают за руку и насильно прислоняют ладонь к виртстранице с согласием на операцию. И мама получает письмо: "Мне очень тут нравится, я остаюсь! Но писать не смогу — связи здесь нет". Кто-то верит, кто-то сомневается, кому-то все равно. Сначала сердце болит, потом все забывается.

— Настена!

И звук рассыпающихся по полу булавок…

Забывается — но не до конца.

А подростки… Кто-то гордится своей уникальностью, кто-то рад, что родителям не придется платить за профессиональное обучение, кто-то просто не видит смысла бороться. Редко, очень редко появляются "бунтари". Два года назад мальчик разобрал розетку и сделал поджог, пытаясь сбежать. Не смог. Запароленные двери, лабиринты коридоров, не случайно выкрашенные в однотипный серый цвет, и мордовороты-санитары не пустили мальчишку на волю. Пятая не видела момент побега, только слышала доносящиеся из коридора крики и проклятия, изрекаемые непокорным подростком. Загудел лифт, увозя мальчика вниз, на медицинские этажи, — и больше Пятая его никогда не видела и не слышала.

Да, санитары — хорошие бойцы, а на их пунктах много оружия.

Лаборантские. Две-три на этаж. В них не хранили что-либо важное, максимум, что можно было найти — антисептик и кроветворное. Ну и спирт, всякие реагенты и прочие ненужные обычному элюдю вещи. Они тоже располагались здесь на всякий случай. Основные анализы брали в процедурных на медицинском этаже, там же находились все лекарства. Часть — в свободном доступе, часть — в особых, хорошо закодированных комнатах-складах и отдельных шкафах. Впрочем, того, что лежит на обычных стеллажах процедурной — достаточно, чтобы вылечить или убить почти любого гуманоида.

Кабинеты. Рабочие места кураторов и доктора Фолса. Здесь хранятся разные документы и частично — личные вещи. Кружки, расчески, иногда — белый халат или запасная рубашка.

Спальни. Предназначены для альф.

Комнаты доктора, кураторов и персонала — в отдельном крыле. Там же спальня Беллы. А вот новеньких перед операцией селят рядом с удавшимися симбионтами, в такие же "номера". Элла, например, вернулась в ту же спальню, в которую заселилась еще эгочеловеком. Вот только цветной рюкзачок с нелепыми наклейками у ножки стола там больше не лежит.

Она была… кажется, шестнадцатой хозяйкой этой спальни. И первым симбионтом, вернувшимся в нее.

Расчеты доктора часто сбоят. Белла и Клаус тоже могут не вернуться на этот этаж.

Пятая толкнула дверь своей спальни. Внутри комнаты, рядом с дверью мерцала оранжевый круг. Кнопка тревоги. В каждом помещении этого блока их уставлено минимум две. У двери — на случай, если хозяин зайдет в свой кабинет и обнаружит вора или шпиона, и внутри, часто или на столе, или у кровати — для обратной ситуации.

Альфа посмотрела на кнопку. Оранжевый — цвет опасности. Оранжевым загорались виртокна в случае попыток взлома доступа к каким-то папкам, документам и т. д… Оранжевым мигали сломанные машины, например, примитивные роботы-уборщики или система раздачи пайков в столовой. Ярким оранжевым контуром были помечены палаты, в которых лежали недавно созданные симбионты, до определенного момента считающиеся "нестабильными". Элла, видимо, сочтена удачным, стабилизированным экземпляром, раз ее так быстро перевели с медицинского этажа на жилой.

Пятая села за стол, открыла поисковую систему, набрала: "взлом дверных кодов".

Наступило "свободное" время — время самообучения. И Альфа-192-5 обучалась с полной самоотдачей.

* * *

Файл от Третьего прилетел еще вечером, но Фолс был слишком занят, чтобы проверять однотипные отчеты допоздна. Запланированные две операции требовали хорошей подготовки. Нет, механизм был отлажен, как каголийские часы, но в это раз все должно было пройти идеально. Так, как никогда не проходило. Ведь это были не просто операции — это демонстрация возможностей. Не зря же он решил в этот раз пожертвовать собственной воспитанницей. Если с привезенным мальчиком что-то не получится, то Белла должна стать его подушкой безопасности. Ее тесты идеальны, как и ее покорное, совсем не детское поведение. Фолс возлагал на девочку очень большие надежды. И именно сейчас они должны были реализоваться, пока есть шанс показать Совету значимость проекта "Бета".

Занятый приготовлениями к операциям, доктор сел просматривать полученные за сутки файлы только утром. Несколько листов стандартного теста, заполненных альфами в рамках самообследования, запоздавшие письма от поставщиков оборудования, выполненного на заказ (хоть и с задержкой), и — очень необычное послание от Альфы-115-3. Мужчина долго изучал присланный отчет, сухим языком информирующий о странностях в поведении Альфы-192-5. В самом появлении этого файла ничего необычного не было. Симбионтов старались сделать очень послушными, но тем не менее не совсем безмозглыми и несамостоятельными: в конце концов, во время военных операций они должны уметь быстро ориентироваться в происходящем и самостоятельно действовать, на свой страх и риск. Поощрялось, когда симбионт по собственной инициативе докладывал о какой-то важной информации или о чем-то, показавшемся ему подозрительным. Если же серьезной причины для обращения к куратору или доктору не было, симбионт не начинал разговор первым. Не зря же одной из первых догм, что им внушали, было утверждение, сто теперь они — машины. Наблюдать за тем, как говорят подростки, проникшиеся утверждением, что они — лишь механизм, подвластный Совету, порой было даже весело. Все эти шаблонные словечки из фильмов про роботов, максимально странно сформулированные фразы — интересно, местами смешно, но на самом деле очень познавательно и показательно. По стилю общения можно отслеживать стадии формирования зависимости разума альфы. Если бы проект был открытым, только об одном этом факте можно было бы написать монографию или даже несколько, не говоря уже о других особенностях симбионтов. Пожалуй, выделилось бы целое направление в науке, посвященное симбиотической связи разных существ…

Фолс вздохнул, покосился на синюю запароленную папку, висящую в углу стартового окна виртбука. Наметки статей, обрывки исследований, заметки для монографий… Когда-нибудь потом, когда все поймут, что оно того стоило и станет можно говорить о подобных экспериментах открыто, он обязательно все это опубликует. Потом. Сейчас надо решить, что делать с Альфой-192-5. Потому что по совокупности показателей становится ясно, что этот экземпляр изжил себя.

Нет, еще один взбесившийся симбионт им совсем ни к чему. Не стоит повторять прошлых ошибок. Но и просто так умертвить подобный экземпляр — глупость и расточительство. Да и как умертвишь тело с таким высоким коэффициентом регенерации? Если, конечно, пробовать по очереди несколько версий… Но не цепями же ее к кровати приковывать… Или как раз цепями? Или попробовать вырезать морин, чтобы посмотреть, что получится?

Доктор Фолс задумчиво осмотрел разбросанные по виртокну тяжелые папки. Но пальцем ткнул в самую легкую, параллельно набирая номер голосового наушника Гузели.

— Подойди ко мне через десять минут. Скажи Джамале, пусть перерасчитает все не на две, а на три операции. Третий подопытный — взрослый симбионт, женщина. И пусть девочки скинут мне расписание дежурства санитаров, мне нужно будет значительно увеличить их количество в день операции. Более подробные инструкции медсестры получат ближе к вечеру, сейчас готовьте палаты и оборудование.

Услышав короткое "да", Фолс отключился. Что ж, все к лучшему. Надо только насчет мальчика подстраховаться. Слишком неуправляемый. Демонстративно снял купленные специально для него кроссовки (молодежные, с модным голограммным принтом, между прочим!) и ходит босой, словно нищий. В старых обносках детдомовских. Хотя одежду Борломи тоже подобрал ему красивую, не дешевую. Мальчик должен от счастья скакать до потолка, а он вцепился в свои страшные тряпки, да вместо благодарности пакостит по мелочи и всем взрослым грубит. Впрочем, он нищий и есть, и хамское поведение реальному статусу мальчишки вполне соответствует. Непокорный, дерзкий, хулиган. Не лучшие качества для потенциального симбионта. Но зато тесты — идеальные. В этом теле морин должен прижиться с вероятностью 89 процентов. Это много, очень много. Больше только у Беллы — 92 процента. Плюс беспрекословное послушание. Идеальный экземпляр.

Да, про послушание.

Пальцы быстро набрали номер наушника воспитанницы.

— Белла? Зайди ко мне немедленно. Для тебя есть важное поручение.

Девочка пообещала быть через две минуты. Фолс не сомневался, что белокурая головка появится в его кабинете строго в указанное время и ни секундой позже.

* * *

Когда Гузель вошла в кабинет начальника, то застала его стоящим посреди комнаты. Фолс тяжело дышал, лицо его было покрыто красными пятнами.

— Это вы так весело проводили время или изволили гневаться? — спросила медсестра. Доктор бросил на нее испепеляющий взгляд.

— В следующий раз, когда тебе захочется адреналина, зайди одна в палату к взбесившемуся симбионту, которого морин пожирает изнутри, вместо того, чтобы перечить непосредственному начальству. И еще, Гузель: я ненавижу, когда зарекомендовавшие себя тем или иным образом элюди не оправдывают мои ожидания. Это несколько… раздражает.

Фолс глубоко вдохнул и посмотрел на свою ладонь.

— Оказывается, если эгочеловек ведет себя слишком неожиданно, выходя за рамки привычного поведения, это… действительно заставляет гневаться. Надеюсь, ты это учтешь.

Доктор прошел к своему столу, отразил горящее над столешницей виртокно так, чтобы Гузель могла с ним взаимодействовать.

— А теперь по делу. У меня есть к тебе интересное предложение.

* * *

Альфа посмотрела на часовую голограмму и выключила виртбук.

Топот ног. Цок-цок стучат низкие каблучки. Дзынь-дон звенят колокольчики на браслете. Тяжелое дыхание перемежается с тихими всхлипами.

Время приближалось к обеду, и Альфа-192-5 вышла из комнаты. Нога больше не болела, от раны остался только быстро исчезающий на коже рубец. Тело функционировало полноценно.

Или почти полноценно.

Или чересчур полноценно.

Разобраться в этом с медицинской точки зрения Пятая не могла. Глюк, рассинхронизация, пробудившиеся отделы мозга — чтобы не было причиной происходящего, но она зашагала не направо, а налево.

Вопреки тому, что ей говорили все эти восемь лет. Вопреки странной мелодии, до сих пор звучащей в ее голове. Сейчас она чувствовала себя даже не сломанной системой, а лопнувшим гнойником. Нечто непонятное, долго копившиееся внутри, наслаивающееся друг на друга от момента к моменту, теперь прорвалось. Было это предсмертной агонией или спасительным нарывом, вычищающим рану, она не знала. Тварь ли, засевшая в ее груди, теряла над ней контроль, оживал или умирал ее собственный мозг, была ли сама альфа виновата в происходящем или подобное было предопределено проблемами симбиоза тел эгочеловека и морина — важно было не это, а то, что она шла навстречу топоту детских ног.

Хотя альфа не может действовать нерационально. Не может иметь собственные желания и чувства. Не может…

Но она шла.

А значит, капитан Пай лгал.

И доктор Фолс лгал.

И…

Изабелла врезалась в нее на повороте. Не глядя прошептала:

— Простите, — и бросилась бежать дальше.

Цок-цок.

Шмыг-мыг.

— Куда летишь, чумная что ли? Эй!

Клаус, (целый день праздно шатающийся по коридорам, что ему сегодня почему-то не запрещали) в отличие от Пятой не раздумывал, что делать дальше: сцапал девчонку за локоть, дернул на себя.

— Э, да ты…

Альфа, стоявшая в отдалении от подростков, увидела то же самое, что и мальчик: на бледной щеке алел след от широкой ладони.

Белла неожиданно сильно дернула локтем, вырывая свою руку из чужих пальцев.

Цок-цок.

Дон-дон.

Кап-кап.

Клаус на мгновение задумался.

— Не мое это дело, — проворчал он недовольно, тем не менее ступая следом за девчонкой. Альфа знала, где обычно прячется Изабелла, мальчик просто вычислил убежище по топоту ног.

Пятая быстрым шагом прошла по параллельному коридору. Подросток в это же время свернул за угол, остановился у медицинского чуланчика. Детдомовец не стал стучать в дверь, за которой раздавалось шуршание и всхлипы. С силой толкнул створку, и нагло, без разрешения зашел в темное помещение, заставленное всякими шкафами и холодильниками. Всхлипы тут же стали тише.

Альфа сдвинулась в бок, чтобы видеть через оставшуюся чуть приоткрытой дверь часть происходящего в чулане.

В неярком свете дежурных ламп темными силуэтами виднелись две фигуры: девочка, сидевшая на полу, уткнулась лбом в колени, пряча мокрое от слез лицо, мальчик, стоявший рядом, переступил с ноги на ногу и легонько стукнул ее кулаком в плечо.

Тварь, сидевшая внутри, обдала сердце холодом. Да, она, симбионт класса альфа за номером 192-5, не разрешила бы себе вот так запросто коснуться чужого плеча. Ведь это…

— Ты это… Не реви! — приказал Клаус строго. — Первый раз, что ли? Да и было б из-за чего плакать! Пощечина — это ерунда. Раньше вот детей вообще розгами били. Или ремнем.

— Это раньше, — прошептала сдавленно Изабелла, не показывая лица.

Еще бы. Пятая знала, что доктор все эти годы неизменно умилялся на свою тихую послушную воспитанницу. Ударил он ее действительно в первый раз. Интересно, за что?

По коже пробежали синие нити. Ядро замерло.

Неужели ей и вправду интересно?

— А какая разница? Все равно пощечина — мелочь! А вот от розог длинные кровавые следы остаются и сидеть потом нельзя! Мне рассказывали об этом. Так детей и солдат раньше наказывали. Еще заключенных. А детдомовских, наверно, с двойной силой били. Они же и заключенные, и дети одновременно.

Когда подобный вывод звучит из уст мальчика-подростка, это… неправильно?

Девочка подняла голову.

— Это кто тебе рассказывал?

— Воспитатель.

— Зачем?

Клаус пожал плечами.

— Запугать, наверно, хотел. Сам-то он слабак, ремень поднять побоится, не то что…

Мальчик осекся, нахмурился.

— Ты короче не реви. Глупо это. Лучше подлянку в ответ сделать.

— Зачем? — удивилась Белла.

— Чтобы отомстить!

— Разве нужно мстить за то, что тебя не могут полюбить?

— Так уж и не любят! — фыркнул Клаус. — Вон, как принцесса из сказок ходишь.

Белла промолчала. Разгладила на коленях подол платья.

Мальчик переступил с ноги на ногу.

— Может встанешь, а? Холодно тут.

Девочка помотала головой.

— Быть невидимкой холоднее.

Парнишка вздохнул и уселся рядом с Беллой. Она бросила на него короткий взгляд и вдруг спросила:

— Клаус, ты злишься, потому что завидуешь?

Подросток картинно рассмеялся. Слишком картинно.

— Я? Я в отличие от тебя свободен! Я сам по себе! А ваш доктор — мне не указ! Я хочу — и сбегу отсюда! Я даже знаю, как!

Белла схватила мальчика за руку.

— Возьми меня с собой! Пожалуйста! Я шить и готовить умею!

Клаус тут же принял важный вид.

— Хорошо, — кивнул он благосклонно головой.

— А когда мы уйдем? А как?

Мальчик задумался.

— Ну, может, дней через пять…

Пальцы Беллы соскользнули с его руки. Лицо ее помрачнело. Она задумчиво закусила губу, посмотрела на собеседника — и сказала совсем не то, что хотела:

— Ты… Пообещай, что если тебе будут давать здесь браслет, ты его никогда не наденешь!

— Меня подачками не купить! — с чувством воскликнул мальчик.

— Обещай!

— Ну ладно, — как бы нехотя пробормотал Клаус. Белла коснулась своей щеки.

— Особенно, если давать его тебе буду я, — добавила она.

Клаус вздрогнул.

К соседней комнате подошли две медсестры.

— А там опять открыто? — воскликнула одна. — Да что же это такое! Небось снова Джамала "код ввела, а нажать "энтер" забыла"! Сколько можно!

— Да ладно, Вик. Там всякая ерунда сложена, ничего ценного. Да и все знают, туда девочка Фолса бегает прятаться.

— Что ей прятаться? Кто ее тут обижает? Пойду-ка я, закрою, как положено!

Альфа скользнула в соседний коридор, медленным шагом направилась к своей комнате. Некоторое время она улавливала отголоски чужого разговора: Белла извинялась и оправдывалась, Клаус огрызался, медсестра негодовала. Потом все трое наконец разошлись в разные стороны.

Ей было почти жалко, что в разные.

Но босые ноги Клауса уверенно топали по направлению к кабинету Фолса, и Пятая невольно дергала уголками губ, слыша эти шаги.

Мальчик мог то, что не могла она.

Раньше не могла.

А теперь…

Когда ее забирали у родителей, младший брат стоял рядом и очень гордился честью, оказанной их семье. Больше всего его огорчало то, что информация секретная и ею нельзя похвалиться перед дворовыми, школьными или виртуальными друзьями. А Насте было страшно. Ей совсем не хотелось быть особенной и тем более воином. Но купившись на обещание, что она сама решит, остаться ей или уйти, она не стала создавать проблем и закатывать истерику "Я никуда не хочу". Плакала она позже, когда ее схватили за руку и против воли поставили отпечаток на согласии на операцию.

Ее обманули. Ей было пятнадцать лет.

Она перестала быть эгочеловеком и стала тварью.

Настя пошла с военными, потому что у нее была иллюзия выбора и потому что ей сказали: ведь ты же сможешь так защитить брата, своих друзей, соседей!

Она не смогла.

Говорушка Элла, которую она когда-то защищала от задиры Мао, теперь листала виртуальные методички по обращению с оружием. Говорила сложными сухими фразами и ела все, что положит ей в тарелку робот на раздаче. Даже зиранскую свеклу.

Девочка Элла никогда не ела зиранские овощи — их солоновато-металлический привкус слишком походил по вкусу на кровь. Но если у маленьких девочек есть понятия "нравится-не нравится", то у альф нет.

Элла тоже стала тварью.

И Белла станет. И мальчик Клаус, похожий на Настиного младшего брата. Разумно стремившийся сбежать из проклятого места, но не осознавший, что времени у него гораздо меньше, чем он рассчитывает. И никто никуда сбежать ему не позволит.

Если только…

Альфа толкнула дверь выделенной ей спальни.

Серая комната. Кровать, стол, стул, шкаф. Восемь лет назад она умерла бы здесь от скуки.

Она ли?

Пятая подошла к столу, протянула к кнопке включения виртбука руку — и увидела, что кожа ее посинела. Увидела, а не почувствовала.

Мир покачнулся, глаза заволокло темной пеленой, и Пятая упала на пол.

Загрузка...