Туманная река 2

Глава 19

Отлично, ликовал я про себя, вторая дискотека выдалась на славу. И хорошо, что не пришлось махать кулаками, где-нибудь за углом дома культуры. Все же это не совсем культурно. И вообще в Переславле народ как-то по спокойней, наверное, потому что градообразующее предприятие — это фабрика, а на фабрике женщин трудится больше. Даже так, навскидку, на танцах было, примерно, на десять представительниц прекрасного пола девять представителей сильного. Что было заметно во время медляков, когда некоторые девушки кружились в танце со своими подругами.

— Давайте что-нибудь на бис? — обратился ко мне Толик, по лицу которого сползали толстые капли пота.

— Давай «Гитары», и закругляемся, — согласился я.

— Играем «Гитары»! — крикнул Маэстро остальным ребятам.

— Буц, бац, буц, бац, — на автомате заработал Санька.

— А-а-а! — взревел весь танцпол преимущественно женскими голосами.

Эта композиция тянулась, так медленно, что у меня даже стало сводить от напряжения левую руку. Придумал тоже, пет на бис, обругал я мысленно Толика. А после песни, неожиданно на сцену стали подниматься и женщины постарше, и девушки помоложе, и у каждой в руках было по нескольку цветочков. Клумбу они что ли местную обнесли, удивился я. И вся эта женская демонстрация выстроилась к нашему солисту, Толику Маэстро. Ему дарили цветы, целовали в щеки, кто посмелее засосал секс символа «Синих гитар» и в губы. Девчонки Наташка и Иринка, пулей вылетели со сцены. Одна приревновала к славе, а другая надо полагать к самим благодарным жительницам Переславля-Залесского.

Минут через десять я стал невольным свидетелем пренеприятной сцены.

— Как ты мог! — кричала на Толика Иринка, — предатель! Приятно тебе было, когда эти тетки тебя целовали?

— Это же просто благодарные зрители, — неуверенно оправдывался Маэстро.

— Да я с тобой рядом даже стоять не хочу после этого! — продолжала истерить Иринка.

— Да что я такого сделал? — не понимал Толик, — они же сами!

— Катитесь к черту с этими вашими гастролями! — и наша скромная домашняя девочка залепила смачную пощечину моему другу.

Маэстро тут же развернулся и быстрым шагом ринулся в направлении выхода из ДК.

— Что за крик, а драки, — я хотел сказать, что нет, однако пощечина имело место быть, — поссорились?

Иринка же вместо ответа, громко разревелась и, оперевшись спиной на стену, медленно сползла на пол. На плач из гримерки показалась Наташка.

— Ты что ее ударил? — она гневно сверкнула глазами.

Оказывается женская солидарность не пустой звук, пронеслось у меня в голове.

— С Толиком поссорились, — оправдался я.

— Все, для меня гастроли закончены! — сквозь слезы выпалила Иринка.

— Чего это вдруг? — удивилась моя подруга, — из-за Толика расстроилась? Из-за мужиков расстраиваться себя не уважать, — Наташка подмигнула мне, — пойдем сейчас чай с пирожными выпьем. Я успела в буфете взять парочку.

Ох, Наташка, молодец, похвалил я свою ненаглядную. Разрулила не простую для меня ситуацию, я даже глазом моргнуть не успел. А когда девчонки скрылись за дверью гримерки, в конце коридора показался Петя Калачев. Довольный как не знаю кто. Он издалека помахал толстой пачкой денег. Часть, из которых мы должны были, потом передать в ДК Строителей Измайловского района. Ну а часть честно заработанных бабосиков должна была лечь и в наши трудовые карманы.

— Как сегодня на входе, все спокойно было? — спросил я здоровяка.

— Да так, — прищурился Калач, — местная братва подрулила, и спросили меня, ты вчера в Посаде челюсть сломал? А мне чего стесняться? Я ответил, что я.

— Ну и? — я принял пачку денег.

— Сказали что уважают, купили билеты и прошли в зал, как полагается, — хохотнул баском Петя Калачев.

— Вот что значит вежливость, помноженная на физическую силу, — я похлопал Петю по плечу, — дал вежливо в бороду и все тебя уважают.

Однако на этом хорошие новости на сегодня для нашей группы закончились. В гостинице не оказалось Высоцкого и Толика Маэстро. Если за барда я был относительно спокоен, все же взрослый мужчина, хотя и бесшабашный. Толик же по сути своей еще мальчик, которому пришлось раньше времени повзрослеть. Перед сном пришлось сначала успокаивать Наташку, затем мы вместе успокаивали Иринку. Утром, в семь часов семь по Гринвичу, я всем объявил, если через пару часов не объявятся, обращаемся в милицию. Сам же я от нетерпения вышел на крыльцо гостиницы. Если бы курил, то точно бы закурил. Несколько минут я метался по улице туда и сюда, пытаясь собраться с мыслями. На мое счастье Толик Маэстро внезапно вынырнул из проулка прямо на меня. От него пахло табаком, дешевым вином и женщиной. Пару засосов на шее имели вид двух аккуратненьких синячков.

— Это откуда к нам такого красивого дяденьку занесло? — был первый мой вопрос.

— Я не хотел, — проблеял секс символ нашего ВИА.

— Конечно, она сама пришла? — я не знал, что мне было делать, плакать или смеяться.

— Подошла, — уточнил значимый нюанс Толик.

— Быстро в душ, и надень сегодня водолазку, чтобы не смущать девчонок засосами на шее. Если понял, кивни?

Толик Маэстро меня понял и кивнул, после чего трусцой умчался в гостиницу. Один камень с груди моей отпал.

Высоцкий явился через полтора часа, когда я уже, раздобыв в гостинице бумагу, перо и чернила принялся писать заявление о пропаже человека в милицию. Естественно, это было делом напрасным, так как такую бумагу примут лишь спустя пару суток. Но все же нервы эпистолярный жанр успокаивал знатно.

— Нужно написать в заявление особые приметы пропавшего, — подсказывал мне Санька Зёма.

— А какие у Высоцкого особые приметы? — удивился я.

— У Володи хриплый голос, — вспомнил Вадька.

— Хорошо, так и запишем, — усмехнулся я, — прошу найти мужика, рост ниже среднего, голос хриплый, — я поставил запятую.

— Умеет играть на гитаре, — закончил заявление Санька.

Тут дверь резко отварилась, и в номер ввалился Владимир Семенович. Запах перегара, как спрут расползся по всей комнате.

— Как это понимать? — прорычал поэт песенник, — я вас жду, жду около автобуса, а вы все еще здесь. А, между прочим, у нас сегодня концерт в Ростове Великом.

— Хорошо, что не в Ростове-на-Дону, — пробубнил я, — а мы тут значит, ночь не спим, голову ломаем, куда бежать сначала, по больницам или сразу в морг, или может быть в отделение милиции?

— Объявление уже написали, — выступил со мной одним фронтом Санька, — потерялся мужик, рост ниже среднего, голос хриплый, в руке гитара.

— Нашедшему обещаем вознаграждение, — хмуро продолжил я, — в размере месячного оклада артиста театра имени Пушкина.

— Ну, вот он я, поехали, — прохрипел Высоцкий.

Ростов Великий вновь поразил меня красотой соборов, церквей и монастырей. Мы даже специально сделали небольшой крюк, остановились поглазеть на купола Спасо-Яковлевского монастыря. Забавным было то, что памятник церковной архитекторы находился на улице Энгельса, который как раз и отрицал наличие Бога, то есть был ярым приверженцем атеизма. Ничего, усмехнулся я, настанет срок, и члены КПРФ предложат канонизировать Сталина, как святого. Каждому времени — свои причуды.

— Предлагаю с улицы Фридриха Энгельса перебраться на улицу его соратника Карла Маркса, — закончил я короткую экскурсию своей музыкальной банды. Нам еще технику настраивать, стулья выносить.

— Зато мышцы скоро у всех будут во! — Санька две свои тонкие руки поднял на уровень плеч и с усилием согнул в локте.

— Кишка, — прокомментировал двойной бицепс друга Вадька.

Так, посмеиваясь и подшучивая друг над другом мы добрались до Ростовского Городского театра, в нем же базировался и дом культуры. Перед саундчеком успели несколько раз прорепетировать новую песню «Солнце», на мотив композиции «Sunny» пока не появившейся в истории западногерманской группы «Бони М». И вот когда уже все окончательно устаканилось произошло то, чего я подсознательно боялся. За пять минут до начала дискотеки в гримерку ввалился Высоцкий, он был просто в хлам. Брюки и пиджак его фрагментарно покрывали широкие полосы белой извести. Его либо тащили, либо он сам полз, подумал я.

— У меня все под контролем, — прохрипел бард.

После чего плюхнулся на единственное в комнате кресло и закрыл глаза.

— Сейчас проспится и на сцену полезет, — зашептала мне в ухо Наташка.

— Вадька, — обратился я к другу, — зови сюда Петю Калачева, будет здесь вместо почетного караула. Пошли на сцену.

Я от досады махнул рукой.

Энергетика, которая передавалась нам от танцующей молодежи, нехорошие мысли разогнала прочь. Мы даже под занавес первого отделения сыграли новую песню. Естественно, заранее извинившись, что она пока не совершенна. И ее тоже приняли на ура. В антракте мы просто поставили пластинку с нашим первым альбомом. А за кулисами, в гримерке нас ждала следующая картина. В комнате был беспорядок. Высоцкий лежал на полу спеленованный в скатерть, как младенец и хрипел.

— Дрался, — Калач показал мне синяк на скуле, — пришлось связать.

— Смотрите, — я показал на Володю, — до чего может довести пьянка талантливого до гениальности человека. Развязывай его Петя, — обратился я к Калачу.

Я вышел из гримерки и встретил попавшихся мне на встречу двое работников, а возможно и актеров театра.

— Отличный концерт! — поблагодарили они меня.

— Спасибо, — бросил я, — ребята нужна на время хорошая настольная игра, помогите.

— Домино годиться? — улыбнулся один.

— Самое то, — обрадовался я.

Минут пять ушло на поиски игры. После чего я быстро метнулся обратно в гримерку.

— Вы все предатели, — пророкотал Высоцкий, — и ты тоже, — он ткнул пальцем в меня.

— Владимир Семенович, — я подсел рядом, — через два часа ваш выход, спектакль, пьеса Горького «На дне».

— И че? — Высоцкий помотал головой, пытаясь вспомнить какой сегодня день недели, месяц и год.

— Ты Володя, — я похлопал его по плечу, — Бубнов, бывший хозяин обувной мастерской.

— Это я знаю, — что-то такое стал вспоминать Высоцкий.

— Этот, — я показал на Петю Калачева, — Костылев, хозяин ночлежки. По мизансцене вы играете в домино.

— Да? — удивился бард.

Я вывалил из пенала бакелитовые прямоугольники с белыми точками на журнальный столик.

— Репетируйте, через два часа ваш выход, — закончил я короткий инструктаж.

Когда мы возвращались на сцену, Наташа засомневалась, — думаешь, прокатит с домино?

— На какое-то время да, — ответил я, — всяко лучше, чем лежать связанным.

Когда мы продолжили дискотеку, когда прожекторы театральных софитов ударили нам в лицо, и замигала светомузыка, а разгоряченная молодежь стала лихо отплясывать под неизвестные пока широкой публике хиты, я подумал, что во всем этом есть некая магия. Вот сейчас, в данный момент времени, в этом месте, ничего не существует, кроме радости и веселья. Ведь все неприятности и невзгоды мы оставили за кулисами, а публика свои проблемы за дверями танцевального зала.

Автовокзал Ростова Великого располагался на Соборной площади, недалеко от того места, где вчера вечером мы делали дискотеку. И если смотреть строго на юго-восток, то можно было любоваться куполами Успенского собора. А если разглядывать саму автостанцию, то ваши глаза должны были упереться в плакат, на котором рабочий в профиль держал в одиночестве красный серп и молот. Художник либо решил сэкономить краски на фигуре колхозницы, либо был ярым женоненавистником, потому что краску на огромный в диких заломах флаг он не пожалел.

— Я же уже извинился, — промямлил Высоцкий, прижимая, как любимую девушку, зачехленную гитару к животу, — и ребята меня простили.

— А ты сам себя простил? — спросил я барда.

— А хочешь, я сейчас сделаю стойку на руках, — вдруг оживился Володя, — и пока ты меня не простишь, я с них не сойду. Граждане не проходите мимо! Только одно выступление в вашем Богом поцелованном городе!

Народ действительно подтянулся к нашей необычной парочке.

— Сынки, что продают то? — заинтересовалась глуховатая старушка.

— Глупость бабушка человеческую продают! — крикнул я ей в ухо.

— Ой, мне этого не надо, — старушка засеменила дальше.

— Внимание всем! — громко обратился я к остальным зевакам, — проходит следственный эксперимент! Кто желает пойти свидетелем, пожалуйста, записывайтесь.

Однако от слов следственный эксперимент и свидетели, горожане разбежались, как черти от ладана.

— Был один хороший поэт в Древнем Риме, — я не знал, как намекнуть Высоцкому на его короткую, хоть и яркую жизнь, поэтому начал издалека.

— И что? — удивился бард.

— Песни писал, стихи, в театре играл, мечтал сам делать свои постановки, — и в кино снимался тоже, подумал я про себя, — всем хорош, но пил много. Друзья хотели ему помочь избавиться от алкоголизма и пристрастили его к наркотикам.

— Хороши друзья, — грустно усмехнулся Высоцкий.

— Вот, вот, — я не определённо махнул рукой, — в один печальный день, чтобы поэт не буянил, его связали простынями, это спровоцировало сердечный приступ. Умер гений прошлого в сорок два года. Так и не поставил задуманный им спектакль про жизнь народного Героя.

— Про Спартака, что ли? — что-то из истории попытался вспомнить поэт.

— О, а вот и твой ЛИАЗ 158, сообщением Ростов — Москва, — я указал на тарахтящий автобус грязно-белого цвета, — ты, Володя, хорошо подумай, хочешь ли в будущем поставить свой спектакль, или снять свое кино. Или может, желаешь в сорок два года также бездарно помереть?

— Ты идеалист. Нам актёрам вообще трудно не пить, — ответил Высоцкий, подойдя к автобусу.

— Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет, — я сунул небольшой сверток барду в руки, — это деньги за работу. Удачи. Когда, как следует, подумаешь, знаешь, где мы живем, приходи.