Караван наемников, бредущий из разграбленной Хаттусы, таял каждый день. Зерно подходило к концу, а потому лишние рабы, что несли на себе груз, больше не требовались. Их изгоняли без всякой жалости, и они гибли от голода, усеивая путь истощенными телами. Хищные птицы, гиены и шакалы растаскивали их, и только кости белели вдоль дороги, что еще недавно питала торговлей эту землю.
— Вот вы! Пошли прочь! — Гелон ткнул пальцем наугад, отобрав десять человек, отвернулся и пошел в конец каравана, тут же позабыв о несчастных. А Тимофей, который стоял рядом, согласно качнул обросшей головой. Верно дядька говорит, и так еды мало.
— Господин! — в ноги ему бросился сухой, жилистый мужик, который шел безропотно все это время, неся свой груз. — Не гоните, господин, умоляю! Я пригожусь! Смотрите, что у меня есть!
— Что это? — Тимофей презрительно посмотрел на красно-бурый кусок камня, который лежал на ладони раба.
— Это железо, господин, — преданным взглядом уставился на него мужик. — Оно недалеко отсюда, я хорошо знаю то место. Это богатая руда. Я могу для вас сделать оружие! Тут, в поклаже, инструмент мой! Я видел!
— Что, и меч мне можешь сделать? — Тимофей рывком поднял его и впился в глаза раба жадным взглядом.
— Нет, — замотал головой тот и даже зажмурился от ужаса. — Добрые копья могу и ножи. Хорошего меча из железа не сделать, мягкое очень. Могу сделать длинный нож, чуть короче меча.
— Тоже дело, надо дядьке сказать, — задумался Тимофей и отбросил его от себя. Он посмотрел на остальных рабов и рявкнул. — Чего встали? Пошли вон, не то кишки сейчас выпущу!
Гелон, который внимательно выслушал племянника, недоверчиво смотрел то на раба, который так и не встал с коленей, то на кусок бурого камня, который держал на ладони Тимофей. Он сморщил лоб в раздумье.
— Я видел у хеттов такое оружие, — сказал он наконец. — Дрянь, конечно, и работать с железом очень сложно. Но зато у них его было много. Хорошей бронзы сейчас не достать, у некоторых парней дубина или заточенный кол вместо копья. Мы, конечно, можем купить оружие в Трое, но…
— Но если боги посылают нам свой дар, дядя, — продолжил Тимофей, — будет глупо его отвергать. Боги обидятся и лишат нас своей милости.
— До Трои две недели пути, — прикинул Гелон и пнул раба. — Эй ты! Что тебе нужно для работы?
— Кирки, лопаты, топоры и мои инструменты, господин, — воспрянул тот. — И тех рабов, что вы прогнали, будет достаточно.
— Оставайся с ними, — Гелон повернул голову к Тимофею. — Я дам тебе десяток парней, а с остальными пойду в Трою. Если через месяц не будет того, что можно взять в руку, распни его и иди за нами. Я буду ждать тебя в порту.
— Хорошо, дядя, — кивнул Тимофей и внимательно посмотрел на кузнеца. — Если обманет, я его заживо гиенам скормлю. Ну, с чего начнешь?
— Уголь нужен, господин, — преданно глядя в глаза, затараторил мастер. — Пережжем уголь, нарубим руды, а потом вознесем жертвы богу Хасамили. Без этого никак.
— Да, жертвы богам — это правильно, — важно кивнул Тимофей. — Я найду тебе козу, или косулю подстрелю на худой конец.
— Мне нужен мой инструмент, господин, — зачастил мастер. — Пойдемте, я покажу, где он лежит. У меня была бронзовая наковальня, ступа, пестик, молот и клещи. Еще мне нужны пилы, кожи, чтобы изготовить меха, шило, прочные нити, масло и вино.
— А вино зачем? — удивился Тимофей.
— Я привык запивать лепешку вином, — невесело усмехнулся мастер. — Еще совсем недавно я был уважаемым и состоятельным человеком. Как жаль, что я не успел уехать из Хаттусы. Ну, хоть семью вывезти успел в Куссар.
— Как тебя зовут? — спросил Тимофей.
— Меня зовут Урхитешуб, господин, — склонился мастер. — И я всеми богами клянусь, что не подведу вас. Кстати, а что будет с едой?
Кузнец показал на рабов, которые переминались с ноги на ногу в десятке шагов. Они так и не ушли несмотря на угрозы.
— Нас с этими достойными людьми собирались прогнать, а потому не стали кормить. Умоляю, господин, исправьте это досадное упущение, иначе железа вам не видать.
Рабы трудились как проклятые. Сытная кормежка и обещание распять их так, чтобы голодные гиены достали до яиц, привели всех в состояние небывалого трудового энтузиазма. Они срубили несколько деревьев, выкопали яму, плотно уложили дрова, подожгли и засыпали их землей и глиной. После этого пробили несколько отверстий, через которые шла тяга и выходил дым. Именно на него мастер и показал Тимофею.
— Видите, идет белый дым, господин, — сказал он. — У нас было мало времени, дерево влажное, оно сохнет. Когда дым станет сизым, значит, началось превращение дров в уголь.
— И сколько это будет продолжаться? — спросил Тимофей, который с кузнечным делом был незнаком.
— Дней пять-шесть, — ответил кузнец. — А пока мы нарубим руды и начнем ее толочь. Нужно в мелкий порошок растереть, чтобы хорошо получилось.
— Ну тогда толки, чего встал! — рявкнул на него Тимофей, которому до смерти надоели пропыленные равнины страны Хатти. Он хотел к морю, выпить охлажденного вина, поесть свежего хлеба и жареной рыбы, что только что била хвостом. А больше всего на свете он хотел поиметь бабу, которая не станет орать и сопротивляться. Эх! Вот бы ту, с корабля потискать! До чего хороша девчонка!
Суровые скалы, что показывались порой сквозь заросли жесткого кустарника, с любопытством взирали на двух парней, оседлавших своих коней. Непривычное это зрелище. Никогда скалы не видели подобного насилия над независимым и сильным существом. Здесь еще носятся табуны диких лошадей, не знающих упряжки. Гордые животные ни за что не покорились бы слабому человечку. В этом скалы были уверены.
Мы шли на восток неспешной рысью, отойдя от Трои на два дня пути. Чем дальше от города, тем реже встречаются деревушки. Они теперь все больше жмутся к берегам рек, что превратились в жалкие ручейки. Здесь почти нет людей, лишь стада пугливых косуль и диких ослов оживляют здешний пейзаж. Идти нужно с опаской. Тут уже и на льва нарваться можно, и на гиен. Да вон же они! Одна из них стоит на холме и внимательно разглядывает нас, оценивая силы своей стаи. Если она решит, что мы слабы, два десятка этих тварей окружат нас и начнут хватать лошадей за ноги, пуская кровь. А потом, когда наши кони ослабеют, набросятся и разорвут. С одинокими путниками, отбившимися от каравана, так порой и происходит. Ненавижу гиен. И как египтяне их едят? Не понимаю!
Времени у меня оставалось совсем немного, через пару недель закончат корабль, и я получу пинка под зад из гостеприимной Трои. Скакать при всем честном народе на конях после беседы с царем стало бы полнейшим безумием, а потому по договоренности с Гектором я взял на себя дальнюю разведку. Даже этот тугодум скрепя сердце признал, что отойти на боевой колеснице на два дня пути от города — нечего и думать. Она просто развалится по дороге. А скорость, с какой может домчать всадник со злой вестью, несравнима со скоростью самого быстрого бегуна. Итак, главнокомандующий признал, что конница незаменима для разведки. Это уже что-то.
С собой я взял пастуха Зиту, того самого паренька, что восторженно смотрел на меня после победы над Гектором. Он помогал мне объезжать коней, да и сам быстро ухватил эту науку. Зита понял все и сразу. Это ведь шанс для такого, как он, нищего простолюдина. Ему никогда не получить бронзовый доспех, колесницу, пару коней и слугу. Это даже не фантастика для здешнего общества, это из разряда совершенно невозможного, потому что колесницы и кони зачастую являются собственностью царей. Общество это настолько сильно пронизано сословными ограничениями, что тот, кто родился пастухом, пастухом и умрет. Должно небо рухнуть на землю, чтобы изменился порядок вещей. Ну а, с другой стороны, разве не это именно сейчас и происходит?
Зачем понадобилась дальняя стража? Да затем, что купцы, бежавшие в Трою со стороны Хаттусы, рассказывали жуткие вещи про взбунтовавшихся наемников, которые грабили все караваны, что встречали по пути, а потом откупались награбленным от войск царей. Разбойники теряли людей, но втягивали в себя мелкие шайки, которые попадались им навстречу, а потому их становилось только больше. Многие из владык и вовсе запирались в крепостях, не желая связываться со столь шумной компанией. Все деревни, что стояли вдоль дорог, объедались с эффективностью голодной саранчи, а колодцы опустошались сотнями ослов. И вся эта армия, если верить слухам, движется прямо сюда.
А еще я искал железо, тщательно разглядывая камни, которые валялись вдоль дороги. Иногда мы забредали в предгорья, но и там не находили ничего похожего. Да-да, оксид железа — это очень распространенный минерал, я помню. Именно поэтому он и вытеснил бронзу. Он даже в болотах встречается. Это звучит очень смешно, учитывая, в каком климате я живу. Тут же болота просто на каждом шагу.
— Господин, пыль поднялась! — ткнул рукой в горизонт Зита. — Там большой караван идет.
— Доспех и луки! — сказал я, и Зита понятливо полез в седельные сумы заводных коней. Паренек довольно быстро освоил науку верховой езды, ведь он рос с лошадьми. Правда, объездить коня для него поначалу оказалось непросто, но и с этим мы справились тоже. Когда живешь рядом с лошадьми, волей неволей, начинаешь их понимать. И они тоже понимают тебя.
Бронзовый чешуйчатый панцирь, бронзовый шлем с пышным плюмажем и начищенные до блеска поножи — картина для этого места сюрреалистичная. Как и конский бронзовый налобник, и войлочная попона, которой я укрыл Буяна. Тут такого никогда не видели. Это ведь всего лишь кусок дороги, где до ближайшей деревушки час пути. Мы натянули луки и взяли в щепоть по стреле. Зита, как и любой пастух, стрелял отлично.
Не могу понять, они ли это. Караван из сотен ослов, которые тащили телеги с добром, множество воинов, вооруженных разномастным оружием — от древнего бронзового меча-шпаги, взятого из какой-то разграбленной могилы, до небрежно вытесанной дубины или деревянного кола, обожженного на огне. Что-то здесь не так… Ну конечно! Рабы! Множество рабов, которые тащили на себе груз. Это не купцы. Честные торговцы так не поступают. Это и есть наемники, которые опустошили восточные земли. Их сотен пять. Немало, учитывая, что у иных царей войска куда меньше.
— Стой! — поднял я руку, когда до первого осталось шагов двадцать. — Я Эней, сын Анхиса, воин царя Париамы. Кто такие и что забыли в землях страны Вилуса?
— Уйди с дороги, парень! — рявкнул громила с мечом. — Или я тебе кишки выпущу.
— А так? — поинтересовался я, всадив ему в ляжку стрелу. — Еще готов выпустить мне кишки? Старшего позовите!
Воин завыл, схватившись за ногу, а его товарищи выставили вперед копья и заорали, подзывая лучников. Еще минута-другая, и меня засыплют камнями и стрелами.
— Господин, — зашептал Зита. — Их же сотни. Вы что, биться с ними собрались?
— А чего на них смотреть? — ответил я без тени улыбки.
В моей дурной молодой башке бродил гормональный дурман, и сделать с этим я ничего не мог. А если быть точным, не хотел. Юношеский кураж, помноженный на рассудительность пожилого человека, вместе породили необычное решение.
— Давай сюда свой колчан и скачи к царевичу Гектору. Скажи, что я их буду держать, пока остаются стрелы. Пошел! Быстро!
Мой слуга посмотрел на меня как на умалишенного, но послушал, понимая, что нас сюда именно для этого и послали. Он заберет трех коней и будет скакать со скоростью, которая здесь пока неизвестна. В грудь мне ударила стрела. Понятно, не хотят договариваться, считают, что все это какая-то глупая шутка. Ну, что же, покажем этим бродягам, на что способен урожденный воин. А еще я, кажется, прямой потомок Зевса, который был отцом Дардана. Я ведь такой родовитый, что даже корги английской королевы нервно скулит в сторонке и чувствует себя ничтожным плебеем. Правда, тут про Дардана никто не слышал, да и сам Зевс широкой общественности неизвестен[37]. Наверное, потомки намудрили.
Я пустил Буяна легкой рысью, огибая караван по широкой дуге. Там, где не было лучников, подъезжал и бил почти в упор, целя в ноги. Посмотрим, как они дальше пойдут, отягощенные ранеными. А вот этот пращой взмахнул. Ну его на фиг. От такого и шлем не спасет.
— Трен-нь! — стрела ударила пращника в грудь, и он упал, раскинув руки.
Я трусил вдоль каравана, не приближаясь без необходимости, и если видел место, которое защищали одни копейщики, давал шенкеля, подъезжал вплотную и бил в упор. Выглядело это все форменным издевательством, потому что сделать они мне не могли ровным счетом ничего. Я их просто расстреливал, как в тире. Лучников и пращников в караване было немного, человек пятьдесят, и они либо бежали в мою сторону сломя голову, либо в бессильной злобе стреляли издалека. Растянувшийся на тысячи шагов караван защитить почти невозможно, и наемники поняли это быстро, начав сгонять ослов в кучу, ощетинившуюся копьями. Они явно думали, что вот-вот подойдет основное войско, раз я такой отважный. Им и в голову не могло прийти, что я тут в одиночку воюю. Этим парням подобный уровень слабоумия незнаком. Еще одна стрела чиркнула на излете по шлему, а вторая ударила в попону, увязнув в войлоке. Бедняжка Буян. Хоть и нежарко сейчас, но под плотной тканью душно, как в бане. Несколько камней пролетело в паре шагов, и я отъехал подальше, от греха. Впрочем, они тоже двигаться не могли. В этом случае караван вновь растянется на пару километров, и прикрыть его у них не выйдет никак. Наступила ситуация, именуемая в шахматах патом. Если близко подъеду я, наемники забросают меня камнями. А вот когда тронутся в путь они, я найду щель в охране и просто перестреляю с полсотни ослов. Ослов наемникам было жалко до ужаса, а потому вскоре нашелся компромисс.
— Эй ты! Переговоры! — заорал какой-то воин в бронзовом панцире. Что-то рожа его, перечеркнутая шрамом, мне знакома. Да ладно! Неужели?
— Мы не воюем с царями! — орал тот. — Мы просто идем домой! Угомонись! И своим скажи, что мы с миром идем!
— Гелон, это ты, что ли? — крикнул я.
— Ну да! — растерялся он. — Гелон я. А ты откуда мое имя знаешь?
— Я с Тимофеем, племянником твоим, гостеприимец, — ответил я.
— Ну, племянник! Ну, шустёр! — растерянно закрутил головой Гелон. — И тут подсуетился. Он мне рассказывал, что какого-то парня из Дардана накормил. Так это ты, что ли?
— Это я! — качнул я шлемом.
— Опустили оружие, олухи! — заорал Гелон. — Тетиву с луков снять! Камни на землю бросить! На землю, я сказал! Это гостеприимец наш!
— Хорош гостеприимец! — заворчали наемники, злобно зыркая исподлобья. — Полтора десятка наших подстрелил.
— Совесть имейте! — укоризненно посмотрел я на них. — Я же вас жалел как мог. Всего одного только и убил, а стрел у меня шесть дюжин.
Наемники посмотрели с тупым недоумением, но разошлись, ворча себе под нос что-то не слишком для меня приятное.
— Слушай, парень! — спросил вдруг Гелон с каким-то детским любопытством, что на его суровой роже смотрелось даже немного комично. — Ты из племени кентавров, что ли? Я слышал, что они живут где-то на севере, но всегда думал, что это брехня.
— Долгий разговор, — махнул я рукой. — Скажи своим, чтобы лагерь разбивали. Дальше вам нельзя. Скоро сюда царевич Гектор с тремя сотнями колесниц подойдет, он от вас мокрого места не оставит.
Я приврал, конечно, существенно превысив ударные возможности троянских вооруженных сил, но и такой расклад для пешей команды обычно становился фатальным. Знатные воины на колесницах рвут полуобученную пехоту в клочья, а подошедшие щитоносцы добивают разбойников и развешивают их вдоль дороги на крестах. Тут такой способ наглядной агитации практикуется с незапамятных времен, мы его у более цивилизованных вавилонян подсмотрели.
Только вот эти совсем не похожи на деревенщину, которая разбежится от одного вида несущихся колесниц. Лучники изранят коней, а потом в общей свалке погибнет немало наших. Так что, разбить этих наемников, конечно, можно, да только нелегко такая победа дастся. Кровью умоемся, уж очень их много. На целую армию тянут, а не на обычную шайку.
— Отойдем-ка, Гелон, — сказал я. — Переговорить надо.
— Лагерь ставь! — заревел Гелон, который по достоинству оценил свои перспективы. — Тут ночуем.
Наш разговор изрядно затянулся, и в конце его, когда все окончательно прояснилось, я сделал командиру наемников предложение из разряда тех, от которых сложно отказаться. Как выразился бы племянник моей бывшей жены, дважды посетивший с незапланированным визитом окрестности солнечного Магадана, я погнал лютую жуть, пребывая в робкой надежде, что такой способ ведения переговоров здесь пока в новинку.
— В общем так, Гелон, — сказал я. — Если мы не договоримся прямо сейчас, вы сгниете на этой дороге, а весь ваш товар перейдет в закрома царя Париамы. Купцы много про вас наговорили. Тут уже все считают, что каждый твой осел по таланту золота везет. Да и злы на вас люди. Вы немало крови пролили по дороге.
— Что ты предлагаешь? — зло засопел Гелон.
— Я зять царя, и я могу спасти ваши задницы. Взамен я хочу себе то железо, что вы выплавите, мастера вместе с инструментами, десять рабов на выбор и кое-какую службу для царя Париамы, — ответил я. — Служба простая, как раз по твоей части. Вы там еще и заработаете неплохо. Если ты ее сослужишь, то обещаю, что вы продадите добычу по хорошей цене, а потом купите корабли, на которых уйдете искать себе новую землю. А всю твою бронзу перельют в оружие. Ты получишь его прямо перед отплытием.
И я изложил ему свой немудреный план, который родился прямо здесь, за мехом вина и черствой лепешкой.
— Согласен, — решительно кивнул Гелон и протянул руку.
— Тогда жди меня здесь, — встал я и положил ладонь на холку Буяна. — Я вернусь с добрыми вестями. Клянусь тебе Апалиунасом, покровителем страны Вилуса.
— Клянусь Атаной и богом Диво, что ни единого стебля не трону в этой земле, — ответил Гелон. — Мы ждем семь дней. После этого наше соглашение расторгается. Мне будет нужно кормить своих людей.
— Вот и славно, — ответил я и вскочил на коня.
Итак, я сумел уболтать одну высокую договаривающуюся сторону, осталось уболтать вторую. Челночная дипломатия Бронзового века в действии. Если Приам согласится с моим планом, я получу источник железной руды и умелого мастера. Если не уговорю, тогда просто поучаствую в разделе добычи. Эти парни немало награбили по дороге. Нет, положительно, этот день был хорош, и только сущая мелочь портит мне настроение: я хочу трусы, сапоги и нормальные штаны. Ездить на коне без всего этого — просто пытка какая-то. Нет, местный гардероб не устраивает меня категорически.