Священник отчитал последнюю молитву, и на лакированный дубовый гроб посыпалась влажная земля, издавая глухой стук при падении. Бум. Бум. Бум.
Йона стоял вдали от толпы скорбящих и не говорил ничего, опираясь на свою старую трость. Холодный ветер трепал полы его черного плаща. Чувства он сейчас испытывал смешанные. Ему было печально, но в основном он не понимал, какого черта он тут делает. Альберт Геннек был, конечно, хорошим человеком, но только с Йоной они были едва ли случайными знакомыми, встречались и то пару раз.
Но когда все семейство д'Алтонов, влиятельный род города, разом потребовало его присутствия, желание спорить пропало.
С момента кровавого побоища у Мари прошла неделя, и эту неделю можно было назвать неделей похорон. Торжественные прощания шли одно за другим, наполняя улицы траурными процессиями. Дуарте, Барр, Валорис — все трое уходили друг за другом, но только о смерти старого кардинала Йона искренне сожалел.
— Печально лицезреть смерть в ее неприглядности и удивительной торжественности, а, сержант? — произнес тихо Нелин и встал рядом с другом.
— Ага, печально. — Голос Йоны был ровным, как озеро в штиль. Он взглянул на друга, отмечая хорошо знакомые черты, и тихо приказал: — Хорош дурака валять.
— Чего? — Лицо д'эви вытянулось в непонимании, но в глазах мелькнула тревога.
— Я тебе сейчас колено прострелю, и плевать, что мы на похоронах, — спокойно проговорил инспектор и сунул руку под плащ, где угадывался контур пистолета.
— Ладно-ладно, — произнес Нел уже другим голосом. Лицо его несколько раз сократилось, как будто сделанное из воска, и приняло другую форму. Теперь рядом стоял уже не старый знакомый, а молодой мужчина с темными волосами, убранными назад, и пронзительными зелеными глазами.
— На чем я прокололся? — Голос его также стал другим, чуть выше и приятнее, с легким акцентом.
— Шепот, я его знаю почти пятнадцать лет. Я по одному только дыханию подмену определю.
— Черт, проспорил Ирме целую марку. — Варра изобразил притворное расстройство, проводя рукой по волосам. — Хотя… теперь понятно, чего она в тебе не сомневается.
— Зачем спорил, если не был уверен?
— Ну, мы с сестрой авантюрные натуры. Не знаю, как нас мама только терпела в детстве. Мы постоянно во что-то впутывались. То яблоки воровали у соседей, то мальчишек стравливали. А знал бы ты, как Ирма поет, когда напьется.
— Охотно верю. — Камаль действительно знал, потому как пару раз Ирма до такой кондиции у него доходила. — Шепот, ты только поностальгировать пришел или дело есть? Мы все-таки на похоронах. — Йона кивнул в сторону толпы, где некоторые уже начали оборачиваться на них.
— Давай-ка тогда пройдемся.
Они тихонько отошли в сторону, шурша опавшими листьями под ногами. Шепот вел, Йона ковылял рядом, опираясь на трость. Когда последние люди скрылись из виду за мраморными надгробиями, инспектор взглянул на старого знакомого и выразительно поднял брови.
— Ну… в принципе, твоя наводка оказалась дельной, — без предисловий начал кровопийца.
— Разговорил его?
— Ага. — Шепот нервно дернул плечом, и его лицо на мгновение исказилось. — Натуральный псих. Мы когда вломились к нему с обыском на тайную квартиру, так и охренели разом. И не выхренели до сих пор. Парень спал в обнимку с мумифицированной головой матери.
— М-да… — Камаль замолчал, его лицо побледнело. Такую дикость даже он представить не мог. Молчание тянулось с полминуты, нарушаемое только карканьем ворон. — Такой дичи даже я не помню. А я помню всякое дерьмо. Ну и что Мартин рассказал?
— Ну, он попытался храбриться. Адвоката требовал, а Ланн, как услышал, кто звонит, так трубку и повесил. Подержал я его вечерок в холодной камере без сна, а потом под видом матери и явился. «Сыночка покайся». Ну сыночка и потек, только тазики подставляй.
— Ну и…
— Да что «и»? Ты реально практически все угадал. Он и папашу сдал, и лодку свою подарил. Все детали совпали.
— Любящий сынок… — Йона вытащил из старого потертого портсигара сигарету и прикурил, выпуская облачко дыма. — Будешь?
— Нет, — Шепот старательно закачал головой, — бросить хочу. Ты только с причиной не угадал. Старший Дуарте супругу свою на тот свет отправил, в приступе ярости забил насмерть, а малой это видел. Это, конечно, не оправдание, чтобы стать пособником террориста или людей на улицах сжигать… но…
— И чего ему светит? Не общественные работы, я надеюсь.
— Расстрел, само собой. Для выпускника юридического факультета, Камаль, ты на удивление забывчив.
Ну вот и не будет с Марти-номер-пять никаких проблем. А он уже собирался решать все с помощью старины Барроуза. Повезло, так повезло.
Три дня спустя после похорон Альберта Мари собралась с силами и явилась на кладбище, но уже одна. Всю дорогу до нужного участка девушка дрожала от волнения. Оно и понятно — не была тут год и теперь немного винила себя за эту трусость.
Аккуратная могилка была вся усыпана мокрой листвой. Под этим лоскутным ковром не было видно ничего, даже каменного вазона. Д'Алтон смахнула прелую листву рукой в черной кожаной перчатке и положила букет свежих белых роз на влажную землю. Капли росы блестели на лепестках в тусклом свете осеннего дня.
— Ну привет, дружок, — произнесла она тихо, поправляя выбившуюся прядь рыжих волос.
Кенни смотрел со своего портрета каким-то печально-романтичным взглядом, словно живой. Фотография была сделана за несколько месяцев до его выпуска из полицейской академии, на ней он улыбался, и глаза светились жизнью.
Мари молчала, слова шли плохо.
— Не знаю, что тебе рассказать, у нас с ребятами полно всяких событий. Брат вернулся — это, наверное, главное у меня. Его теперь взял на поруки Варломо, или как-то так. Брат-дознаватель, прикинь… Ну еще меня убить пытались. Черт… что я несу?
Марианна утерла перчаткой набежавшие слезы и слегка встряхнулась, глубоко вздохнула. Прохладный ветер трепал ее кожаную куртку.
— Прости, что тогда с моей идеей все так хреново получилось. Я даже не думала, что тебя… — Голос ее дрогнул, она замолчала на мгновение, собираясь с мыслями.
— Да ладно, я сам знал, на что шел.
Мари резко повернулась на голос и нервно сглотнула. Оберин сидел на собственном надгробном камне, в аккуратном белом костюме-тройке, и улыбался своей фирменной кривоватой улыбкой. Его образ казался таким живым, короткую форменную стрижку сменила новая, по последней моде.
— Кенни? — прошептала Мари, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. — Это правда ты или я окончательно сошла с ума? Четыре часа…
— Ну… может я тут, может меня нет, может у тебя переутомление… сама решай, — ответил призрак, пожимая плечами.
Д'Алтон бросилась к нему на шею и прижалась, тело его было вполне живым и материальным.
— Я столько раз хотела извиниться. Мне так жаль…
— Я знаю. — Он ловко спрыгнул на землю, подошел к Мари и потрепал ее по голове. Его прикосновение ощущалось как легкое дуновение ветерка. — Я же обещал за тобой присматривать, помнишь? Хотя… мне не очень нравится, что ты считаешь это моим проклятьем.
— Погоди, погоди. Это реально твоих рук дело?
— Может да, может нет. Сама думай, кто у нас гроза всех бандитов Новиграда от юга до севера.
— Йона, — уверенно ответила Мари.
— Ладно, — не стал спорить Оберин. — Кто второй?
— Нелин.
— Рыжая, ты просто невозможна бываешь, — закатил глаза Кенни. — Я только хочу сказать, что ишака можно подвести к воде, а пить его не заставит даже дьявол. Я могу создавать вокруг тебя тысячи мгновений славы, но только ты решаешь сама, как и где приложить силы. Или ты думаешь, что я могу свести столько случайностей вместе? Я не рулю твоей жизнью, я только присматриваю.
— И за Йоной? — спросила Мари с любопытством.
— За ним есть кому присмотреть и без меня, — загадочно ответил Оберин.
— Я столько хотела тебе сказать. А сейчас даже ни единой мысли. — Девушка проговорила это тихо и виновато.
— Да знаю я все, не переживай. Ты все правильно делаешь. Ладно, мне уже пора. — Он похлопал д'Алтон по плечу и улыбнулся. — И перебери движок на байке, а то он так стучит, что даже наверху слышно.
Мари улыбнулась, чувствуя, как тепло разливается по телу, несмотря на холодный ветер.
Кладбище было тихим и пустынным, только ветер гонял по земле опавшие листья. Но если бы кто-то в этот самый час и эту самую минуту проходил мимо, то увидел бы мирно спящую на земле девушку с рыжими волосами, прислонившуюся к надгробию.
Она спала и улыбалась во сне, а рядом с ней, невидимый для других, сидел призрак в белом костюме, охраняя ее покой.