Трибунал

Глава 23

Привыкать к новому коллективу для Кузнечика было не впервой. Теперь он точно знал, что делать не нужно, — сидеть и ныть. Нытиков не любят нигде, особенно среди профессионалов. А потому сейчас он больше молчал и ни с кем не спорил.

Энди по прозвищу Гангрена быстро взял над ним шефство и представил остальным.

Помимо них двоих и капитана, в группе захвата состояли еще около десяти-двенадцати человек. Сколько именно, Кузнечик так и не понял. Гангрена постоянно путался, то вспоминал кого-то, кто оказывался давно в могиле, то списывал живых. В общем, до последнего времени в группе было от десяти человек, но после того как какой-то хмырь вынес в одну калитку четверых ребят, у них был недобор.

Имен Кузнечик старался не запоминать. Все равно он тут почти случайный гость. Руководство есть, старший над ним тоже, так что осталось самое главное и сложное — не налажать в работе.

— От тебя ничего особенного не требуется, — повторил Гангрена, — просто стоишь и прикрываешь наш отход. Зверств не надо, просто чтобы никто не решился поиграть в героя. Сам тоже не геройствуй.

— Угу, — согласился Кузнечик. — Транспорт наш? Кто страхует группу?

— Не нуди, все нормально будет. Полковник нам всего не рассказывает, чтобы в случае чего мы не вскрыли остальных. Конспирация, сам понимать должен.

Он и понимал.

Просто слишком уж общими были инструкции от руководства, а это злило. Возникло ощущение, что их всех используют втемную. На войне было по-другому. Сержант четко рассказывал, где, что и как. Хотя… может и зря.

Его новый напарник оказался вообще приятным парнем, хоть и болтливым. Единственным временем, когда тот замолкал, был перерыв на обед, и то не всегда. Не в сон, потому как во сне он тоже отлично разговаривал. Энди оказался словоохотлив до ужаса.

Он с радостью рассказывал истории из жизни, травил байки, пересказывал анекдоты на манер реальных историй и всякий раз получал от этого больше удовольствия, чем остальные. В итоге у них с Кузнечиком вышел своеобразный симбиоз — наставничество в обмен на свежие уши.

Вот только даже железо не выдерживает капель воды, если те падают одна за другой. Уже к вечеру первого дня от не замолкавшего товарища хотелось бежать без оглядки мили четыре. Ну или пока он гарантированно не отстанет.

Второй вещью, которая могла остановить поток его болтовни, кроме набивания брюха, были рассказы Кузнечика про службу в третьей отдельной ДРГ. Вот тут уже он выступал в роли слушателя. Наверное, именно с такими лицами первые прихожане внимали мудрости апостолов.

«Что… Царство божие? А точно будет? Вот прямо такое, как говорите?»

Восхищенное лицо, щенячий взгляд и затаенное дыхание появлялось у Энди всякий раз, когда разговор заходил о последнем месте службы Кузнечика. Где-то в процессе общения стало ясно, что Энди давний и весьма ярый фанат их взвода.

С чего вдруг, он сам рассказал немного позже. История оказалась до банального проста: на третьем году войны они спасли Энди жизнь.

Выяснилось это за завтраком, когда Гангрена решил пояснить новичку, какого черта он так часто того достает всякими идиотскими расспросами. Все ветераны, сидевшие за столами и уминавшие кашу, настолько выразительно закатили глаза, что Кузнечик быстро понял — он будет единственным искренним слушателем.

Обижать нового знакомого не хотелось, да и интерес перевесил неудобство, так что он принялся внимать.

— Мы тогда только с пацанами ушли на фронт, никто ничего не знает, я своего взводного даже не видел. Зеленый, капец. Сам понимаешь.

— А то, — согласился Кузнечик. Он и сам был таким вот дурачком практически до самого конца.

— И ты прикинь, стоим на перегрузке. С теплухи на теплуху прыгнуть надо, а тут налет.

На этих словах Гангрена рукой показал самолет, лавирующий между препятствиями. Для непонятливых даже звук изобразил. В ответ же послышалось только много раз слышанное молчание и чавканье.

— Суки идут высоко, чтобы наши пулеметы не покосили, да сверху по нам бомбами работают. Бабах!

Взрывы изображать у Энди получалось лучше, чем звук мотора.

— Ну, а ты прикинь, как мы с пацанами обосрались, буквально три дня как с учебки — только поняли, куда пуля полетит, а тут сразу такое. Мы сначала ломанулись в здание, а там толкотня. Таких же дураков вокруг, как говна за баней. Короче, только мы собрались туда, а меня хмырь такой цепляет за руку да на себя. «Пошел за мной, тудыть твою…» — говорит, да как зарядил матом, что я аж завис.

Кузнечик замер в ожидании развязки, даже ложку держал в руке, только бы не выказать неуважение к рассказчику.

— Мы с парнями за ним, и только на десяток метров отошли, а эти суки крылатые прям на тот дом, куда мы шли, бомбу положили. Три десятка пацанов легло разом. Во-от. Я только потом узнал, когда статью в газете прочитал, что там ваши были, ну и сложил два и два.

— Как звали парня?

— Откуда ж мне знать. Заросший такой, вечно с цыгаркой, да водкой от него несло, прям как от бати моего.

— На Хесса похож.

— О, — Гангрена сделал стойку, как охотничья собака, — знал мужика?

— Только рассказы застал. Его в «мясорубке» накрыло снарядом. Чуть ли не сразу убило.

— Путаешь. — Гангрена наморщил лоб, в уме он сопоставлял даты. Поняв, что не ошибся, он продолжил: — Ваши тогда еще простым взводом были, это после «мясорубки» генштаб декрет выдал о формировании отдельных групп. Я тогда сам рвался туда, да капитан сказал, что голову мне оторвет, раз она мне не нужна.

— Ну, может, — ложка с кашей отправилась в рот, и Кузнечик, жуя, пояснил: — я уж не помню. Да и парня не знал. Про него слышал только.

Нел иногда вспоминал кого-то. Сержант тогда только мрачнел, да матом его крыл. «Ушастый, я тебе уже говорил, что тебя ненавижу?» — вспомнил Кузнечик, и на душе у него заскребли кошки.

Интересно, а о нем Йона и Нелин вспоминают?

Ну хоть иногда… В конце концов, он им подарил несколько отличных историй для компании. Как он едва не утонул в проруби, как он на Новый год перебрал и едва не выблевал все кишки.

Ну или нет, если вспоминать, как все закончилось.

Здесь ему налажать нельзя. Просто нельзя. И точка.

Шрам на шее предательски заныл. Давненько он не ощущал эту боль. Пальцы сами собой коснулись рубца.

Ровная тонкая линия ощущалась под пальцами, как что-то инородное, словно этого шрама не должно быть вовсе. Вот только Кузнечик помнил, как его получил.

Как там говорил Хорист: «Тебя все забыли, и ты забудь!» Легче сказать, чем сделать. Всех забыть: маму, отца, брата, сестренку… Поочередно их лица вставали перед глазами, и только силой Кузнечик заставил себя сдержаться.

— Эй, — голос Энди стал слегка настороженным, — ты как, братан?

— Да нормально, просто залип в мысли.

— Ладно, — Гангрена чуть отстранился, но затем добавил все таким же участливым тоном: — смотри, если есть какая хрень на душе, ты не держи. Мало ли что.

— Что? — машинально спросил солдат и тут же получил лекцию.

— Да всякое бывает, далеко не все находят в себе силы начать делать то, что и мы. Я минимум трех парней знал, которые не выдержали.

Перебивать не было сил, так что Кузнечик просто слушал.

— Кто-то цепляется за старую жизнь, а кто-то просто не выносит нового времени. Сам понимаешь.

— Ага.

— Полковник никого не заставляет. Ну да, ты и сам знаешь. Только как ты в нормальную жизнь встроишься? После всего…

Слово «нормальную» Энди чуть ли не выплюнул. И было в этом столько болезненного, что разговор сам собой стих.

Они молча посмотрели друг на друга. Не друзья, но понимающие друг друга люди.

— Ты поэтому смотри у меня! — Гангрена погрозил кулаком. — Решишься мозги вышибить, я все пойму, но только ты сам. Меня в это не впутывай.

— Я не собирался.

— Ага, — в голосе старшего товарища впервые появилась злоба, — но сначала дело.

После этого три дня Гангрена разговаривал с Кузнечиком только по делу: пояснял детали плана во всех подробностях, так что под конец того просто тошнило от избытка информации.

Дошло даже до того, что Гараев лично отчитал старшего за излишнее рвение. Были ли побои, Кузнечик не знал, но сразу после этого разговора Гангрена вернулся в изначальное нейтральное состояние.

Капитан же, напротив, проникся к новичку чем-то вроде уважения или типа того. Гараев ждал, что с этими двумя будут проблемы. Только вот ожидал он их раньше и в куда большем масштабе. Что ж, похоже, терпению новичка научили, раз он ни разу не съездил этому балаболу по уху… Оставалось только надеяться, что и в деле он не подведет.

Дуарте он, конечно, брал. Вот только тогда на их стороне был эффект неожиданности и наглость. Плюс там вообще были гражданские.

Сейчас же нужно будет напрячься.

Министра точно охраняют не дети с игрушечными пистолетами. Черт. Будь у него полная группа, и можно было бы не опасаться. Вот только этот урод Гессен прокололся с конспирацией, заявился к собственной вдове. Та, естественно, проболталась, и Полковник приказал решать вопрос.

«Все из-за этого мудака…» — прошипел капитан и затушил сигарету о собственную ладонь. Боли, как и прежде, не было, а это значит, что он все еще спит.

Вот только когда проснется?

Когда этот странный сон уже закончится?

Надоело каждое утро просыпаться в этом постоянном кошмаре. Все его бесило: мерзкая на вкус вода, еда со вкусом пепла, приглушенные краски и запахи.

Хочется к семье, девочкам, которые его ждут. Гараев последний раз взглянул на ангар, в котором они укрывались, сплюнул и полез в кунг грузовика.

Машина рыкнула мотором и тронулась с места. Качало нехило, но капитан стоял ровно.

— Ну что, кретины, никто не хочет сегодня подохнуть? — гаркнул капитан громко.

— Не-е-е-ет, — отозвались бойцы разом.

— Смотрите мне, уроды. Кто подставиться под пулю, тот лично мне не друг больше. Энди!

— Один раз-то всего было.

— Тебя эта хрень не касается. Смело суй башку под ствол.

— Не, капитан, — послышалось из другого конца машины, — его только гранатой возьмешь.

Все разом заржали. Когда все отсмеялись, капитан взглянул строго и теперь уже серьезно повторил:

— Работаем по плану и не подставляется, ребятки. Всех касается! Поняли? Новенький?

— Так точно! — гаркнул в ответ Кузнечик.

В ответ Гараев только выразительно глянул на него.

— Не дай себя подстрелить, парень.

Капитан поставил бойцов отлично. Ребят было не отличить от местного контингента, а это главное. В историю про «никакого отпора» и уж тем более «тупых гражданских», которые разбегутся при первых же выстрелах, рядовой не верил.

Спорить, правда, не стал.

Планирование, в конце концов, это не его задача. Его задача — прикрывать отход.

Грузовик выкинул все действующие лица в разных точках, так, чтобы никто из случайных свидетелей не смог увязать их вместе.

Место Кузнечику досталось возле Центрального универмага. По плану он должен прикинуться бомжом.

Плащ пригодился и в этот раз. Кузнечик отыскал неприметное место возле входа, сел прямо на асфальт и принялся изображать нищего. Рядом для верности образа поставил оловянную кружку и табличку.

«Помогите ветерану, и господь поможет вам», — вывел он как можно корявее на куске картона.

Пистолеты-пулемет сунул под плащ, так, чтобы одним движением можно было выхватить оружие, но при этом лямка оставалась не видна.

Место было хорошее, с парадного входа открывается отличный обзор на перекресток, по которому поедет кортеж.

Он должен был проехать с минуты на минуту. Часы отщелкнули три минуты девятого. Наблюдение говорило, что именно во столько машина появляется на месте.

Кузнечик внутренне подобрался. На перекрестке должны сработать хорошо, парни там крепкие. Плюс… за регулировщика выступает Гараев.

Ну… Кому-то точно не повезет. Гангрена много рассказывал про их службу и всякий раз добавлял, что Гараев — натуральный мясник, когда надо.

Головная машина уже показалась. Высокая черная «Империя» держалась в потоке в среднем ряду.

За ней появилась вторая, практически идентичный близнец, только номера другие. Во второй и должна ехать цель.

Кузнечик смотрел на дорогу, готовясь стрелять по всем, кому жизнь будет недорога, как вдруг замер. Округу огласил рокот мотора, и к перекрестку вместе с кортежем подъехала девушка на мотоцикле.

Мари подъехала к перекрестку на Эштон Лейн и встала на перекрестке. Мама все-таки смогла допечь ее просьбами хоть изредка появляться у них.

Впереди стоял регулировщик. Странно, но Мари ощутила, что начинается какая-то хрень. Что-то определенно было не так, вот только что?

Она еще раз осмотрелась.

Регулировщик есть. Только где машина? Не пешком же он примчался с другого конца проспекта.

Рука сама собой легла на ручку газа.

Сделать что-то еще она просто не успела, потому как внезапно раздался выстрел.