Трибунал

Глава 16

«Аделаида» во многом считалась гордостью судоверфи Дуарте.

Самая роскошная речная яхта, которая сходила когда-либо со стапелей в принципе. Триумф инженерной мысли. Здесь не могло оказаться ничего маленького или дешевого, только современность и показной шик. Только самые дорогие материалы, настоящее черное и красное дерево, лучшая сталь корпуса и заклепки высшего класса прочности — чтоб их черти ему в аду по одной в зад затолкали!

Дуарте не пожалел денег и, очевидно, решил ни в чем себе не отказывать. Богатей он или просто к серьезным ребятам пописать зашел? Тут разместилось все, чем мог пожелать заняться солидный джентльмен, находящийся в двадцатке богатейших людей империи: курительная комната, бильярдная, небольшая библиотека, а также отдельный зал для просмотра синематографа.

А поскольку на себе Мартин отказывался экономить, то и в машинном зале все было на уровне фантастики. Шесть штук патентов на один только главный двигатель набралось, что уж говорить про остальное. Самая мощная двигательная установка, самое большое водоизмещение в своем классе. В спокойной воде «Аделаида» делала тридцать морских миль в час.

Настоящий круизный лайнер, запиханный в корпус речной яхты.

В каком-то смысле корабль стал олицетворением магната — красивый и дорогой, вот только в настоящее море не выйти.

Строительство этого исполинского монстра заняло больше времени, чем крейсера его величества «Короля Георга». Да и, по слухам, крейсер обошелся куда дешевле, и это даже с поправкой на чудовищную инфляцию в семнадцать процентов пять лет подряд.

Кузнечик постучал и, дождавшись разрешения, вошел.

Полковник сидел и работал с какими-то документами. Солнечного света из окна уже недоставало, так что небольшая настольная лампа создавала по всему кабинету мрачные ломаные и темные тени. Кузнечик переступил через порог и сделал несколько коротких шагов. Занести в кабинет грязь и песок не хотелось.

Рядовой уже оказывался в кабинете командира днем, а потому отлично знал, что внутри все было обставлено с шиком и роскошью. Все в интерьере буквально кичилось богатством предыдущего хозяина: дорогая, пусть и безвкусная, мебель из редких пород дерева, ковер ручной работы, высокий шкаф, доверху заставленный различными безделушками и сувенирами. А еще тут от старого владельца осталась куча фотографий. Мартин Дуарте IV позировал с актерами и режиссерами, висели фото с друзьями, с богатейшими людьми страны.

Нынешний хозяин кабинета поднял глаза на вошедшего и отложил бумаги в сторону, осторожно снял с лица свои старые очки для чтения и положил рядом.

— Здравия желаю по-вашему… — начал было рядовой, но Полковник поднял руку, обрывая приветствие.

Сейчас командир сидел, одетый в обычный костюм, как и всегда, когда возвращался со своих «прогулок». Но даже несмотря на гражданский мундир, в позе и жестах его сохранялись степенность и достоинство, присущие только настоящим офицерам.

Единственной вольностью стал только пиджак, снятый, он висел на спинке стула. В остальном Полковник выглядел как идеальный пример того, что в книгах и фильмах называют — воплощенный образ. Он был этим самым образом грамотного и участливого командира, способного одним только своим видом и авторитетом решить любой вопрос, вплоть до бунта.

— Садитесь, рядовой. — Полковник указал на свободный стул напротив.

Кузнечик подчинился и сел. Тут же он почувствовал себя неуютно. Быстро вспомнил свой вчерашний срыв. Убивать того пьяницу не было никакой нужды, тот просто попал под горячую руку.

Тяжелую горячую руку.

Полковник смотрел строго, но при этом не чувствовалось ни угрозы, ни желания скорого наказания. На секунду солдату даже показалось, что старик просто отвык смотреть как-то по-другому и сейчас не может ничего поделать с собственным выражением лица.

— Вы хорошо показали себя при первой операции, — произнес полковник и положил перед солдатом пару утренних газет.

«Судовой магнат найден зверски убитым», — гласил заголовок верхней. Под ним размещалась целая простыня текста, в которой рассказывалось, каким же славным парнем был при жизни этот самый убитый. И денег на благотворительность давал, и целых три приюта для сирот кормились с его пожертвований. Вот только не экономь он деньги на производстве, и сирот стало бы меньше. Но за такие мысли журналистам не заплатят. Для окончательного скатывания в лизоблюдство не хватало только фразы: «И на кого ж ты нас оставил-то, благодетель?» Хотя… Кузнечик видел только часть текста, так что вполне может быть, что во второй половине статьи она есть.

«Террористы объявили нам войну?» — этот уже со второй. Кузнечик присмотрелся и понял, что это сегодняшняя «Тарлосс Таймс». Судя по заголовку и первым верхним строчкам, тон Галарте выбрала не самый приятный. Похоже, госпожа-журналистка восприняла как вызов вчерашнее письмо.

Вот за это ее и любили в войсках — смелость на грани безумия.

Она была отбитой на всю башку авантюристкой, не боящейся даже самой смерти. Ирма писала свои тексты искренне и с огнем. Но первые статьи принесли ей не только славу, но и толпу недоброжелателей, в основном среди командного состава и «паркетных» офицеров. Один из таких на вопрос о ней даже сказал: «Что светская баба может знать о войне?»

В тот же вечер, как эти слова донеслись до журналистки, она выбила себе редакционное задание, загрузилась в теплушку и понеслась в направлении фронта.

Одним своим приездом в войска она словно сказала всей этой штабной сволочи: «Я тут, сижу в окопе с остальными. Я не боюсь сдохнуть. Я женщина, а бабы в этой ситуации — вы, господа с чистыми эполетами».

Вот поэтому ее и читали.

— Спасибо, сэр. — Принимать похвалу, да еще и по такому поводу, оказалось до ужаса непривычно, так что Кузнечик замялся. — Я только выполнял свой долг.

— Не скромничайте, юноша.

Полковник поднялся и сделал несколько шагов по кабинету. Он остановился у шкафа-стенки, открыл откидной ящик и вытащил небольшой стакан и темную бутылку с чем-то явно очень дорогим. Парой ловких движений командир наполнил стакан янтарной жидкостью и вдохнул аромат, прикрыв глаза.

Насладившись запахом дорогого алкоголя, Полковник слегка пригубил.

— Умел же жить человек. Хотите? — На этих словах взгляд его метнулся к одному из пустых стаканов.

— Спасибо, не пью.

Хотелось еще добавить: «После вчерашнего вискаря уж точно».

— Вы переживаете по поводу вчерашнего убийства, рядовой?

— Вы…

— Конечно, знаю. Я все знаю про своих людей. Все! И это не шутка.

Кузнечик побледнел, но спокойный тон командира не изменился:

— Не переживайте, рядовой. Я все понимаю. Наказаний не будет.

— Благодарю. Если я…

— Спокойно. Я, наоборот, рад, что так вышло. Напряжение в обществе должно расти, иначе какой смысл делать то, что мы делаем? Только через боль становишься сильнее. Так что, не передумали отказываться?

— Нет, благодарю, — вновь отказался Кузнечик.

— Тридцать шесть лет выдержки, — предпринял последнюю попытку командир, но, заметив все такой же уверенный взгляд подчиненного, только улыбнулся. — Ну ладно. Не хотите, как хотите.

Полковник поставил стакан рядом со стопкой бумаг и сел обратно за стол.

— Как я уже сказал, вы хорошо себя показали, рядовой. Эрик был того же мнения, что и я. К тому же я еще помню, как отзывался капитан д'Алтон о вас.

— Простите… я не…

— Он говорил о вас, как о на редкость хорошем и исполнительном молодом человеке. А похвала от столь достойного офицера в моих глазах стоит много.

Кузнечик сглотнул подступивший к горлу ком.

Эдуард был первым, кто ушел с их улицы на призывной пункт. В тот же вечер, как император объявил военное положение и подписал указ о мобилизации, он уже стоял в очереди на прохождение медицинской комиссии.

Только немногие друзья знали об этом, да еще Кузнечик. Даже сейчас, годы спустя, парень помнил во всех подробностях, как последний раз увидел его в окне. Мальчишка не видел лица, а только его одинокую фигуру, бредущую по улице, да гигантскую тень. Тень настоящего великана! Он ни от кого не прятался — шел гордо и прямо, как патриот и мужчина. Он будет писать, но крайне редко. Короткие клочки бумаги будут зачитаны или пересказаны каждому гостю дома. Он станет местной легендой и примером для всех мальчишек. Вот только на четвертый год войны письма прекратятся. Капитан будет в составе группы войск генерала Маркберга и попадет в окружение вместе с ними.

Только после последнего, удачного прорыва в дверь его дома постучит пара солдат. Они сообщат безутешной матери, что ее старший сын погиб, как и младший.

— Благодарю. Капитан был действительно хорошим человеком.

— М-да. Не оттолкни он меня тогда, и сейчас мы бы с вами не разговаривали.

Полковник сделал глоток из стакана, и коньяк показался ему в этот раз отвратительным. Капитан д'Алтон… Хороший бы получился старший офицер, мог вполне вырасти в отличного командующего полком или даже целой армией, не поймай он грудью ту пулю, что предназначалась ему.

— Ладно. — Разом помрачневший Полковник встряхнулся и возвратился к теме разговора: — Вернемся от мертвых к живым и к пока живым. Я хочу, чтобы вы участвовали в захвате второй цели.

— Но… — начал рядовой, и резкий взмах руки командира оборвал его речь на полуслове.

— Никаких «но». — В голосе Полковника зазвучал металл. — Войдете в группу капитана Гараева. После… скажем так, неудачного захвата у него недобор бойцов. А вы, как я помню, знакомы с тактикой ведения городских боев.

— Да, сэр. Служил в третьей ДРГ, участвовал в паре подобных операций.

— Думаю, что этого достаточно, тем более что нам будут противостоять не кадровые военные. В общем, вы меня поняли. Задачу получите у капитана, он вам все расскажет. Могу только сказать, что проще, чем с Дуарте, не будет.

— Конечно, я понимаю, сэр! — Кузнечик кивнул.

— Свободны.

Капитан Гараев был высоким крепким мужчиной далеко за сорок.

Глаза, как и лицо, практически все время ничего не выражали. Он словно постоянно спал с открытыми глазами, был скуп на движения, и Кузнечику показалось, что даже дышит капитан через раз. Одет он был в простую полевую форму первого образца, при этом долго и хорошо ношенную. Пуговицы много раз перешивались, о чем говорили разные нитки, а лампасы были давно спороты. В нескольких местах виднелись аккуратные заплатки и швы. Но даже несмотря на это Кузнечику показалось, что он — ожившая каменная статуя.

Выслушав объяснение, Гараев только указал на одного из солдат и пояснил:

— Гангрена. Расскажет.

— Вас понял.

Гангреной оказался невысокий парень чуть старше Кузнечика, может на год или два. Вот только отличались они как небо и земля. Он был коротко стрижен, практически «под ноль», серьезен, как и капитан, а еще слеп на один глаз. Весь правый глаз солдата был насыщенного красного цвета, словно кто-то плеснул чем-то крайне едким.

— Эндрю, или Энди, — представился одноглазый и протянул руку, — но все зовут Гангреной. Ты тоже зови, я привык.

— Кузнечик.

Рукопожатие у нового напарника оказалось твердым и уверенным. На секунду Энди сжал руку сильнее, явно проверяя выдержку новенького. Вот только у того даже мускул не дрогнул. Уголок левой губы пополз вверх, так что лицо ветерана разом стало доброжелательным.

За пару секунд Кузнечик стал чуть ли не лучшим другом для Гангрены.

— Где служил? — спросил он весьма живо. — Пехота, штурм? Нам бы не помешало.

— Почти. — Кузнечик потер щеку, смущаясь. — Саботаж и диверсия.

— Иди ты! — На этих словах у Гангрены впервые показалась хоть какая-то заинтересованность. — Нам тебя сам господь послал, честное слово. Кто командир у тебя был?

— Камаль.

— Твою мать, ты мне сейчас не врешь?

Глаза у нового знакомого буквально загорелись, и он словно превратился в мальчишку, услышавшего о чем-то реально интересном.

— Да я с ним повоевать-то толком и не успел, — попытался свернуть с этой тропинки Кузнечик. — Так что я не настолько крут, если что.

— Да не ссы. Тебе самая простая задача отведена — стоишь и стреляешь всех, кто рыпнется. — Даже моя бабушка справилась бы, не будь она сто лет как в могиле.

— Отпор будет?

— Ну… — Гангрена развел руками и ехидно улыбнулся. — Вот под Бернхоффом гутты дали отпор, а тут-то что? Ерунда. Пошли покажу кое-чего.

Он провел Кузнечика в одно из технических помещений и указал на длинные ряды деревянных ящиков. Один был вскрыт для проверки, внутри лежали завернутые в промасленную ткань пистолеты-пулеметы. Гангрена вытащил один, покрутил и повертел, а затем отдал новенькому.

— Видал такой? — спросил он с улыбкой.

— Нет.

— Ладно, тогда иди почисти как следует, а с утра будем пристреливать. Я свои стволы тоже давненько не проверял.

— А что… — Кузнечик подергал затвор, примерился, приложил к плечу. — Откуда такие подарочки?

— Если б я знал, парень. Ладно, давай тогда до завтра, а с утра мы постреляем «по тарелочкам»!