Трибунал

Глава 11

Старший инспектор Камаль медленно шел по коридору своего родного девятого участка и периодически ловил на себе непонятные взгляды коллег. Такие же Йона получал только в очереди за ветеранским пособием. Эдакая смесь жалости и стыда. Тогда, сразу после ранения и увольнения по инвалидности, он особенно остро и болезненно воспринимал подобные вещи. Сейчас же, десять лет спустя, такое поведение больше бесило.

Инспектор вошел в свой кабинет, быстро снял верхнюю одежду и встал напротив стола Марианны.

Девчонка, как обычно, сидела, заваленная бумагами.

Рабочее место ее представляло собой настоящий кошмар для любого сторонника порядка и грамотной организации труда. Документы занимали практически все свободное место, лежали высокими стопками и порой заметно кренились, угрожая свалиться кому-то на голову и перемешаться на хрен. Д'Алтон, ставшая самым молодым офицером полиции в должности инспектора, похоже от этого вообще не страдала.

То ли девушку успокаивала ее абсолютная память, то ли полторы минуты клинической смерти на хирургическом столе. За последний год она словно заматерела, превратившись из гадкого утенка, которым казалась еще год назад, не в лебедя, а в огромного ворона, способного выклевать глаза любому достаточно тупому существу, решившему нарваться.

Такое преображение за год с лишним выглядело весьма впечатляющим. Слегка пугающим, но очень впечатляющим.

— Так, Куколка, — произнес Камаль спокойно, — взгляни на меня и скажи, что не так. Ширинка расстегнута или носки разные?

— Все с тобой нормально, кроме того, что для начала нужно здороваться, — не отрываясь от бумаг, произнесла девушка. Голос ее казался сейчас максимально сосредоточенным и спокойным.

— Привет. Довольна? Ну а теперь давай-ка ты оторвешься и скажешь, какого черта на меня все смотрят так, будто я болен раком и все об этом знают, кроме меня.

Девушка оторвалась от листка с плохо отпечатанным на машинке текстом и уставилась на него. Взгляд ее разом стал подозрительным и недоверчивым.

— Ты «Криминал» за сегодня, что ли, не видел?

В ответ Йона только покачал головой и пояснил:

— Нет. Я вообще криминальных газет не читаю. Мне этого дерьма и на работе хватает. Еще мне дома за завтраком о таком думать.

— Прямо на первой странице.

— Говорю же, — Камаль плюхнулся в свое кресло и прислонил трость к столу, — я вообще не читаю про криминал — ни книги, ни газеты, ни комиксы. Только Ирму, и то по старой привычке.

— Ну, тогда понятно, что ты такой спокойный. Тебе абсолютно точно не надо это дерьмо читать. Расстроишься или чего хуже.

В ответ старший инспектор только хмыкнул:

— Чего «хуже»? Черт, Мари, после такого роскошного анонса я просто не могу устоять. Давай-ка сюда эту хрень.

— Йона! — Д'Алтон мысленно прокляла себя за то, что сказала лишнего, и попыталась остановить его. — Просто забудь, не надо это читать.

— Дай ее сюда!

— Черт. — Девушка достала из мусорного ведра смятую газету и протянула через стол. — Только обещай, что не будешь делать глупостей.

Инспектор развернул номер и увидел собственный портрет под заголовком: «Герой? Правдивая история старшего инспектора Йоны Камаля». Рука сама собой сжалась в кулак. Что же, Ланн его предупреждал о чем-то таком. Вот только инспектор думал, что ударит семейство Дуарте не так быстро.

Похоже, ему сегодня публично объявили войну на истребление.

— Ничего не буду обещать, пока не прочту, — произнес Йона каким-то механическим голосом.

С первых строк автор статьи перешел на крайне фривольный стиль речи. Конечно, скатывание к прямым оскорблениям смотрелось бы пошло и попахивало заказом, но вот использовать максимально уничижительные эпитеты ему никто не запрещал.

«Сейчас, когда весь город, как и страна, обсуждает резонансное судебное решение по делу Мартина Дуарте V, мы решили, что необходимо пристальнее взглянуть на того, кто представлял в суде сторону закона. Старший инспектор Йона Камаль родился 8 июля 1813 года в семье Баллиана Камаля и Беатрисы Камаль (урожденной Папарджио). Первому и единственному мальчику в семье не повезло с самого рождения, ибо проживала его семья в Олдтауне. Точный род занятий его отца неизвестен. По официальной версии, он содержал несколько игровых залов, однако злые языки поговаривают, что более верно будет использовать слово „крышевание“. Мать инспектора, хоть и была самой простой учительницей в школе, но также имела связи с криминалом по линии семьи. Клан Папарджио, по слухам, являлся частью печально известной криминальной группировки Четвертый канал».

Вот тут автор явно ходил по тонкому льду.

Дело даже не в нем самом, а в том, что он впутал в это дело маму. Даже последние самые отмороженные ублюдки из Зверинца жили по четким правилам, одним из которых было: не трогать родню. И хотя он не написал ни одного явного утверждения, а использовал только оговорки, вроде «злые языки поговаривают» и «по слухам», но этот трюк мог защитить только в рамках суда о клевете.

Тот факт, что Папа Джи — бандит старой школы, журналист как-то забыл. Дядя скорее сломает ему пальцы молотком, а редактору, выпустившему такую писанину в тираж, прострелит башку, нежели приедет в суд. Даже Барроуз и Лист его не отговорят.

Уолли, наверное, так даже и поддержит босса в этом.

Неохотно инспектор продолжил читать статью, где его обливали помоями. Часть про его детство, к счастью, оказалась не очень большой. Два абзаца сухой выжимки. Разок автор упомянул о том, что мальчиком инспектор возглавлял подростковую банду, но не более того. Стало даже как-то немного стыдно, что за первые тринадцать лет жизни Камаль смог запомниться только этим и принадлежностью к семейству «торпед» из Олдтауна.

А вот дальше…

Дальше эта продажная тварь начала глумиться над его военным прошлым. Никак иначе это нельзя назвать. Йона читал, как события его жизни рассматривают под лупой, а затем переворачивают с ног на голову. Что больше всего бесило, так это то, что ни один факт в тексте не искажен. Пару раз встречалось додумывание, несколько раз откровенное притягивание фактов. Но ни единого случая прямой и явной лжи.

Служил во Второй Ударной армии?

Да. Тут все без обмана, действительно он попал по распределению именно туда. Северный фронт вторая ударная. Двадцатый пехотный полк имени императора Максимилиана Тарлосса II. Вот там Йона и служил свой первый год на проклятой войне. В первые четыре месяца тогда еще рядовой Камаль показал себя с хорошей стороны, так что осенью ему выдали внеочередные погоны сержанта.

Двинули сразу через две должности, но затыкать дыру в младших командирах требовалось хоть кем-то. Сгодился он как никто другой. Новоиспеченный сержант получил взвод таких же раздолбаев, как и он. Хесс, Эверли, Баркли — первые его настоящие друзья. Хорошие были ребята в его первом взводе. Вот только его разметали артиллерией и авиацией под Стерфером. Просто накрыли позиции стальным дождем в ходе подготовки к контратаке гуттов, которую потом назвали «Стерферской мясорубкой».

И тут автор статейки написал все без ошибок или вольностей. Практически верно изложил все, что было общеизвестно благодаря прессе. Все утро по ним работали с воздуха и артиллерией. Подтянули по железке самый крупный калибр, да как вмазали. Лучше, чем на учениях отработали.

Снаряды, картечь, флешетты — гутты скинули им на головы все, что лежало на складах. В земле после этого осталось такое количество железа, что стрелка компаса должна будет дурить в той местности до самого судного дня. Перебили практически весь полк подчистую еще до подхода пехоты. А взвод сержанта Камаля потерял только две трети личного состава. Потерять могли и больше, если бы не сумели хорошо залечь. Автор писал что-то про спешное отступление с позиций, чуть ли не обвинял в бегстве.

Ублюдок.

До ужаса хотелось засунуть этого писаку туда, так, просто посидеть под обстрелом часок, подумать о жизни, чести, долге и совести. Может, и мозги на место вернулись бы у человека.

Отступление.

Да, они отступили.

Йона и сейчас бы приказал то же самое, только на этот раз он сделал бы это на пару часов раньше, как только артиллерия стихла. А тогда перепуганные, полуживые «Потеряшки» отходили в числе последних, когда уже не осталось ни патронов, ни смысла держать эти чертовы позиции.

Да и позиций как таковых к тому моменту уже не осталось.

Стальной вал буквально вырывал окопы из земли вместе с заграждениями, тремя рядами «колючки», а еще людьми, лошадьми и всем, что стояло или бродило вокруг… Лошадей Йоне было жальче всего — по ним гутты отработали первыми, да еще и флешеттами. Град из стальных стрелок прошивал этих красивых благородных животных насквозь и делал это почти бесшумно. Крики умирающих лошадей Йона до сих пор не мог вспоминать без содрогания — настолько это было чудовищно.

В финале статьи продажная тварь, считающая себя гордым представителем четвертой власти, пускалась в рассуждение о том, что «от осинки не родятся апельсинки», и мелкий негодяй с городского дна не может вырасти в приличного человека. Не хватало только фразы: «Вот из-за таких, как Йона Камаль, мы войну и не выиграли».

Но, это смотрелось бы уже кощунственно.

Инспектор читал строчку за строчкой и постепенно закипал. Мари смотрела на багровеющее лицо, на выпученные глаза и сжатые кулаки и проникалась праведным гневом.

— Сука, — прошипел старший инспектор и скомкал газету до состояния плотного бумажного шара. Броском он отправил снаряд в мусорную корзину. — Так, д'Алтон, вот тебе ключи от сейфа, спрячь и не давай мне. А то я всю эту драную газетенку перестреляю.

Он кинул небольшую связку с ключами Марианне в руки.

— Дать тебе воды?

— Не надо. Я нормально, сейчас что-нибудь разнесу и успокоюсь. Может, пойду какому-то случайно задержанному голову тростью проломлю.

— Йона!

— А что? Так же вы теперь обо мне думаете? Да?

— Я не думаю, я знаю, что это — бред.

— Спасибо. Вот правда спасибо. Ты, наверное, входишь сейчас в десятку людей, кто в это еще верит. Так… кто эту херню написал?

— Она не подписана.

Камаль только хмыкнул:

— Конечно. А то вдруг дядя-бандит приедет, да ухо отрежет и скормит свиньям. Ладно бы меня только тронули, — продолжал негодовать инспектор, — маму мою в это впутали. Она за всю жизнь гроша чужого не взяла, даже когда совсем плохо было.

Мари встала и подошла ближе. Она осторожно положила руку на плечо инспектору. За год с лишним они стали почти как семья, так что девушке показалось это правильным. Дверь открылась, и на пороге появился Нелин. Он быстро взглянул на развернувшуюся картину, затем заметил скомканную газету в мусорном ведре и только покачал головой.

— Черт. — Он строго взглянул на д'Алтон. — Ты ему дала это говно прочитать?

— Отстань от нее, старик. Сам потребовал.

— Вот вы дебилы.

Д'эви повесил шляпу и плащ на вешалку при входе. Затем он дошел до своего места и быстро уселся, сложив ноги крест-накрест. Пара нечеловеческих глаз взглянула на друга строго.

— Делать что будешь?

— Пф-ф-ф! Что ты предлагаешь? Надеть маски и пересчитать зубы каждому в той газетенке? Или забыть?

— А ты сможешь? — хмыкнул Нел. — Я же тебя знаю. Ты первый решишься на какую-то глупость. Так что я предлагаю спустить на них Ирму.

— Ага, я еще за юбками не прятался…

— Про встречный пал когда-нибудь слышал?

— Ой да иди ты.

— Просто набери Галарте, и пускай она устроит этим ублюдкам кровавую баню на странице газет.

Йона помолчал, обдумывая слова помощника. Смысл в его словах был. Вот только страх перед тем, что любовница выйдет из себя и устроит скотобойню не на передовице, все же останавливал его от звонка. Да и никто не обязан отмывать оплеванную честь одного легавого, пусть и очень хорошего.

— Я в кои-то веки согласна с ушастым, — поддакнула Мари и вытащила одну из своих отвратительно пахнущих сигарет.

— Не дерзи, соплячка, — с притворной злостью ответил д'эви.

— Он тебя тоже ушастым называет.

— Мы почти четырнадцать лет знакомы. Йона заслужил.

— А я что?

— Мала еще.

— Ну, если на тебя вдруг склад стал выдавать спирт… то я…

— Переведена в ранг моих лучших и верных друзей. Кстати о нем…

Телефон на столе Камаля зазвонил, так что Йона громко гаркнул:

— Заглохли оба! Слушаю.

— Сержант, кажись, у меня проблемы, — произнесла Галарте, и по ее голосу стало ясно, что она сейчас напугана.

— Что случилось?

— Мне… мне пакет принесли. Странный. Там письмо, карта и отрезанный палец.

— Твою мать. Так, ничего не трогай, я еду.

Трубка быстро вернулась на рычаг. Йона вскочил со стула и поспешил на выход. У двери он остановился и взглянул на помощника.

— Ты чего сидишь? Давай, погнали, красотка в беде. Или мне искать нового водителя?

Нелин скорчил кислую рожу, поднялся, а затем с недовольным видом встал и потопал к недавно повешенной одежде и шляпе.

— Как же мне Кенни не хватает.

— Замолкни и одевайся!

Как и Мари, Йона не любил вспоминать про четвертого члена их маленького кружка заговорщиков. Но если Мари испытывала стыд и вину за то, что ее план обернулся его смертью, то старший инспектор изводил себя мыслью о том, что слишком поздно заметил тяжелое ранение подчиненного.

В тот день Камаль ошибся.

Списал все на трусость и малодушие парнишки. Ему даже в голову не пришло, что Оберина зацепила шальная пуля Тэммов. Как всегда, он не смог предусмотреть все, и теперь винил себя за это.

Ирма пришла на работу чуть позже обычного. Строго говоря, такой привилегии, как плавающий график, у нее в трудовом договоре не имелось. Вот только они со Свонсоном решили, что так ей лучше. Вернее, это она решила, а Марку хватило ума заткнуться и не возражать зря. Редактор позволял Галарте больше других, резонно полагая, что Ирма со своей биографией и талантом будет на бирже труда максимум секунд двенадцать.

Примерно столько идет телефонное соединение между офисом «Тарлосс Таймс» и любой другой газетой в городе.

Журналистка вошла позже графика примерно на полчаса, уселась в свое дорогое кожаное кресло и тут же обнаружила в коробке со входящей почтой объемный пакет из бумаги. Острый нюх варры уловил странную смесь запахов, которых она не ощущала давно. От бандероли пахло кровью, порохом и адреналином. Когда ты рождаешься идеальной машиной для убийства, подобные ароматы становятся самыми верными спутниками жизни.

Неохотно Галарте распечатала конверт и принялась читать.

— Бред, — вырвалось у нее.

Не было и недели, чтобы какой-то безумец не прислал в редакцию письмо с угрозами, планом переустройства мира, идеей спасения империи от заговора разумных бобров. В офис приносили тонны бумаги с вот такой чушью, и, по скромным прикидкам, эти шизики обошлись природе в одну маленькую рощу, которую пустили на бумагу для этих идиотов.

Вот только внутри лежал палец. Тот, мать его, палец, о котором говорилось в письме.

Ирма поднялась и остановила одного из пробегавших мимо стажеров. Парнишка явно спешил по какому-то особенно важному заданию. Согласовывал рекламный блок под мазь от геморроя, не иначе.

— Кто почту разносил? — спросила она с явной тревогой в голосе.

— Ну… — Новичок замялся. — Не знаю, как зовут, высокая такая. Блондинка. Римма или Лина. Вы еще что-то хотели узнать? А то я…

— Лили. Спасибо, беги.

Женщина нашлась в архиве, где укладывала старые негативы по коробкам. Журналистка буквально подлетела к ней, подобно ястребу в атаке.

— Привет, есть вопрос, — без лишних экивоков начала Ирма.

— Да, чем могу?..

— Пакет на моем столе. Ты принесла?

— Ну да, принес молодой парень, сказал, что лично для тебя. Я приняла, а дальше к тебе положила. Как всегда все было.

— Курьер как выглядел?

— Да как… Обычно, как еще он должен выглядеть. А что? Что-то не то?

— Да, но это не из-за тебя. Просто, похоже, нарисовались крутые проблемы… — Галарте собиралась уже уходить, как вдруг остановилась и на всякий случай уточнила: — А курьера ты не запомнила?

— Почему, запомнила. Среднего роста, лет двадцати, рыжий, вихрастый. Не красавчик, но что-то есть во внешности такое… — Лили попыталась изобразить какой-то жест руками. — Ну ты поняла. Глаза только у него грустные, как у брошенной собаки.

— Форма на нем или что-то приметное было?

— Форма — нет, а вот капюшон он надвинул. Я еще подумала…

— Повторить при полиции сможешь?

— Конечно. А что случилось-то, я тебя такой взволнованной не видела никогда.

«Мне до этого не присылали именные пакеты, пахнущие, как сувенир с места массового убийства», — вдруг захотелось ответить криминальной журналистке, но она сдержалась. И во что она только вляпалась? Нет. Точно надо звонить сержанту, иначе она просто слетит с катушек.