Глава 6

Глава 6


Виктор зашел в прихожую и остановился, удивленно осматриваясь вокруг. В прихожей царил идеальный порядок, вся многочисленная Лилькина обувь была выстроена по ранжиру и почищена, раньше она лежала кучей, и он серьезно предполагал, что такое количество обуви может носить только сороконожка.

Теперь же кроссовки стояли парами у стены, столько кроссовок, что аж голова кругом шла, босоножки — чуть поодаль. Даже зимние сапоги были аккуратно расставлены в углу и вычищены. На вешалке висели куртки — не свалкой, как обычно, а каждая на своём крючке. Зеркало было протёрто до блеска, половик — выбит и расстелен ровно посередине.

За его спиной вошла Лиля, следом — Маша Волокитина, а замыкала процессию Арина Железнова, которая увязалась за ними, несмотря на все попытки её отговорить.

— Вить, ты чего встал? — Лиля протиснулась мимо него, сбрасывая куртку. — Проходи давай, чего в дверях… — она осеклась, оглядываясь. — Ой.

— «Ой» — это мягко сказано, — заметил Виктор, пропуская вперёд Машу. — Лиль, у тебя тут что случилось? На твою квартиру напала банда Чистой Кошки и выдраила ее?

— Не знаю такой банды, — вздохнула Лиля. — Девочки, наверное. Я же говорила, что они тут…

— Погоди, погоди, — Маша Волокитина остановилась рядом с Виктором, внимательно разглядывая прихожую. — Это те самые девочки навели порядок? Школьницы?

— Ага, — кивнула Лиля: — наверное. Больше некому. Я когда уходила, все было, как всегда. — Какая у тебя квартирка тесная! — встрепенулась Арина Железнова, заглядывая через плечо Маши: — ко мне в гости приходи, у меня два этажа!

— Железнова, заткнись, — не оборачиваясь, сказала Маша: — с толку сбиваешь.

— Вот странно у вас в команде. — сказала «гений поколения»: — вроде и ругают все время, а в то же время и не обидно. Мне бы так в прошлой команде сказали я бы на говно извелась, а от тебя Маш как-то нормально такое выслушивать. Наверное, это у вас привычка. А я решила, что буду лучшим человеком и перестану на людей злится, так что я на тебя зла не держу, Маш.

— Вот уж спасибо, — ворчит Маша Волокитина: — а теперь заткнись наконец.

Арина надула губы, но промолчала. Виктор торопливо скинул с ног обувь и прошёл дальше, в комнату, снова замер на пороге.

Лилькина квартира всегда напоминала поле боя после особо ожесточённой оккупации вероятным противником с последующими боями за освобождение родной земли: книги валялись стопками на полу, спортивная форма сохла на батарее, на столе теснились кружки с недопитым чаем, тарелки, учебники, тетради, какие-то записки. В углу обычно высилась гора немытой посуды, (Лилька могла есть прямо перед теликом, а потом ленилась относить на кухню), на диване — гора одежды, которую Лиля вечно собиралась разобрать, но так и не разбирала.

Сейчас в комнате было чисто. Книги стояли на полке — не просто стояли, а выстроены по размеру. На столе — ни одной лишней вещи, только аккуратная стопка тетрадей и учебников. Пол был подметён, ковёр — пропылесосен. Диван застелен покрывалом, подушки взбиты. Даже шторы выглядели так, будто их недавно встряхнули.

На подоконнике стоял хомяк в клетке — тот самый, который обычно жил на холодильнике. Клетка была чистой, внутри свежие опилки, мисочка с водой и кормом.

— Боже мой, — выдохнула Маша Волокитина, оглядываясь. — Лиль, это правда твоя квартира? И… у тебя было два хомяка?

— Вроде моя, — почесала затылок девушка. — Номер на двери мой, да и ключ подошел. Хомяк мой точно… может он размножился?

— Хомяки делением не размножаются.

— Вон на стенке фотка ее в голом виде, значит точно ее хата. — кивает Арина: — ух ты! Я тоже так хочу — голой сняться! Лиля, а у тебя номер фотографа сохранился?

— Железяка, ты-то куда лезешь, ты еще несовершеннолетняя, тебе и смотреть на такое нельзя…

— Мне уже через три дня восемнадцать будет! А Лильку без трусов постоянно в раздевалке вижу!

— Вот через три дня и спросишь!

— Тиранша… — буркает Арина себе под нос, но негромко, чтобы не вызвать огонь перекрестных репрессий от Виктора и Маши одновременно.

— У тебя тут можно есть с пола, — продолжила Маша, проходя к окну. — Я серьёзно. Лиль, может, ты этих девочек оставишь? Навсегда? Теперь как честный человек ты просто обязана на них жениться.

— Они мне нравятся. — пожимает плечами Лиля: — а Лиза моя соседка по лестничной клетке. Ей Витька нравится, она сказала, что, когда я стану старой, сморщенной и у меня сиськи отвиснут — она его у меня заберет, а пока вручает на ответственное хранение — временно.

— Ты ее не поощряй. — говорит Виктор: — девочке пятнадцать, а ты ее фантазии поощряешь. Что еще за «ответственное хранение»?

— Джульетте, между прочим, было тринадцать! Жанна Д’Арк в тринадцать первое виденье получила и пошла на войну! Набоковской Лолите тоже где-то тринадцать! И в «Молодой Гвардии» тоже. — замечает Арина Железнова: — вообще, что за дискриминация по возрасту! Получается, что «нас кидала молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на Кронштадтский лед», как воевать или там гибнуть за родину — так пожалуйста! А как личную жизнь построить — так рановато еще. Вы там не охренели, старичье?

— Вот, полезла наконец из Железяки столичная избалованная девчонка. — кивает Маша Волокитина: — но ты не переживай. Юный возраст — это единственный твой недостаток, который гарантированно со временем пройдет.

— А? — зависает Железнова: — такое ощущение будто ты меня сейчас оскорбила, но где именно… но неважно! Лиль, что еще за история с какой-то школьницей, которая Витьку хочет на «ответственное хранение» взять⁈ Почему я в первый раз об этом слышу⁈

— Нет никакого ответственного хранения. — отзывается Виктор: — не выдумывай тут.

— Хорошо. — покладисто соглашается Лиля: — пусть будет безответственное.

— Это точно. — вмешивается Маша: — чтобы у Лили да ответственное что-то…

Виктор медленно обвёл взглядом комнату, прошёл на кухню и остановился в дверях, не веря своим глазам.

Лилькина кухня напоминала место, где проводились химические эксперименты группой сумасшедших ученых гномов: кастрюли с остатками пищи громоздились в раковине, на плите красовались пригоревшие следы от чего-то, что когда-то было едой, столешница была завалена пакетами, банками, крошками. Холодильник был украшен магнитиками вперемешку с какими-то записками, а на его верхушке традиционно восседала клетка с хомяком, окружённая пакетами с кормом и прочей мелочью.

Сейчас же кухня сияла чистотой.

Плита была отдраена до блеска, все конфорки протёрты, ни единого пятна. Раковина пустая, начищенная, кран блестел. Столешница расчищена — на ней только разделочная доска, аккуратно сложенные полотенца и ваза с какими-то полевыми цветами. Полы вымыты, линолеум просто сиял. Холодильник тоже протёрт, магнитики выстроены в ровную линию, записки исчезли. Клетка с хомяком переехала на подоконник, и зверёк сидел в свежих опилках, что-то деловито жуя.

На столе, накрытом свежей скатертью с вышитыми по краям цветочками (Виктор даже не знал, что у Лили такая есть), стояли: заварочный чайник, прикрытый вязаной грелкой, четыре чистых стакана в подстаканниках, сахарница, блюдце с лимоном, аккуратно нарезанным дольками, и та самая тарелка с бутербродами под полотенцем.

— Лиль, — позвал Виктор, не отрывая взгляда от этого чуда, — у тебя когда-нибудь было настолько чисто на кухне?

— Когда въезжала, — призналась Лиля, заглядывая через его плечо: — но ненадолго.

— А тут ничего — заметила Арина: — и мне никто не ответил за школьницу. Что за школьница?

— То-то. — усмехается Волокитина: — почувствовала конкуренцию? Думаешь если ты молодая, то тебе достаточно чуть подождать чтобы динозавры вымерли? Следующее поколение будет ждать, когда ты вымрешь. Давай вот у них спросим сейчас, уверена, что они на тебя как на старуху посмотрят.

— Да они просто сами мелкие! Школота!

— Ага, ага, на себя в зеркало посмотри. И вообще, Железнова, ты у себя дома хоть раз убиралась? — спросила Маша.

— Ну… у меня есть кому убираться, — призналась Арина. — чего зря эти проводники за мной по всей стране катаются что ли?

— Вить, смотри, — Лиля открыла холодильник. — Они ещё и продукты разложили. У меня обычно всё как попало валяется, а тут… — она показала на полки: колбаса в контейнере, сыр — тоже, овощи в отдельном ящике, молоко, кефир, масло — всё на своих местах. — Даже срок годности проверили, просроченное выкинули.

— Сколько выкинули? — поинтересовался Виктор.

— Не хочу знать, — вздохнула Лиля. — Наверное, половину содержимого.

— Где они? — спросил Виктор, оглядываясь.

— Наверное, в спальне, — Лиля кивнула на дверь в дальнем конце коридора.


— Девочки? Это я. Можно войти? — Виктор постучал согнутым пальцем в дверь.

Из-за двери донеслось шуршание, приглушённые голоса, потом — неуверенное:

— Да…

Лиля открыла дверь и вошла первой. Виктор и Маша последовали за ней, Арина попыталась протиснуться следом, но Маша решительно загородила ей путь рукой.

— Стой здесь, — тихо сказала она. — Не лезь.

Арина обиженно надула губы, но осталась в коридоре, вытягивая шею, чтобы хоть что-то разглядеть.

Спальня Лили была огромной и как всегда больше напоминала склад чем жилую комнату, однако на этот раз это был склад, где царил порядок — многочисленные ящики не были убраны или расставлены, все же это было бы довольно тяжело для четверых девочек, но в остальном в комнате было чисто. Была заправлена кровать, убраны и сложены в шкаф залежи одежды, которые обычно громоздились на тумбочках и стульях у кровати, даже окна были вымыты.

А на кровати, тесно прижавшись друг к другу, сидели четыре девочки.

— Ну здравствуйте, гвардейцы кардинала. — сказал Виктор, подтащил за собой стул, перевернул его спинкой от себя и уселся на него, оседлав словно ковбой жеребца: — давно вас не видел. Как всегда, цветете и пахнете. С вами тремя все понятно… Лиза, там Янина мама волнуется, вы ей позвоните, успокойте, а то ей уже мерещится что ее похитили капиталисты и везут на чайные плантации или на рисовые поля или куда там везут капиталисты молодых девушек? Маме Инны тоже позвоните. Хорошо?

— Позвоним. — кивает Лиза: — здравствуйте, Виктор Борисович. Вы же теперь не наш учитель больше, да? Я могу… могу же…

— Можно и без отчества. — кивает Виктор: — в конце концов ты права, вы у меня больше не учитесь. Да и вообще взрослые все уже. Почти.

— Они взрослые уже, а я все еще соплячка. — бормочет Арина Железнова из коридора: — несправедливо!

— А как вы съездили в Ташкент, Виктор Борисович? — вежливо спрашивает Яна Баринова: — хорошо? Поздравляю вас всех с победой.

— Спасибо! — сияет Лиля и подталкивает вперед Арину Железнову: — это она у нас звезда! Видели бы вы как она — БАЦ! И потом…

— Думаю, что Витя хочет наедине с ними поговорить. — говорит Маша Волокитина, мягко но настойчиво выталкивая девушек за дверь, в коридор: — Вить, я с ними на кухне посижу пока, ладно? — дверь за ними закрывается.

— Думал я что больше не буду дел с вашими проблемами иметь. — говорит Виктор, проследив взглядом как закрывается дверь за Машей: — но как говорится зарекался кувшин по воду ходить…

— Это неправильная пословица, Виктор Борисович. — робко поправляет его Яна: — если кувшин, то не зарекался, а повадился. А если зарекалась, то это свинья.

— Вот как. Значит я повадился. Как там дальше?

— Ээ… повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. А про свинью это когда зарекалась свинья в грязь лезть, грязь лежит, свинья бежит. — объясняет Яна.

— Народная мудрость. — вздыхает Виктор и разводит руками: — вся народная мудрость говорит мне не лезть во… все это. В конце концов есть же у нас РОНО, есть комиссия по надзору за несовершеннолетними, есть органы опек и куча всякого бюрократического хлама. А я к вам отныне никакого отношения не имею, а если поважусь по воду ходить, то тут и с головой всякое приключиться может.

— Ясно. — говорит хмурая Оксана Терехова: — мне все ясно, Виктор Борисович. Извините что побеспокоили. Я тогда пойду. — она встает с места.

— Сиди ты! — шипит на нее Яна Баринова: — сиди, куда опять поперлась⁈ Опять на вокзале ночевать собралась⁈

— Надо будет — и на вокзале переночую. — вздергивает голову девушка: — извините что доставили проблем вашей подруге, Виктор Борисович, мы сейчас же уйдем.

— Ох. — качает головой Виктор: — да садись ты. — он обводит девочек взглядом и вздыхает: — ладно, неправильно я начал. Тут видимо вся история в том, что физиологически и ментально вы уже взрослые люди, а с точки зрения социальной пока еще дети. Извини, Оксана, я не хотел тебя ни в чем обвинять. Ты правильно сделала что пришла сюда. Более того, я скажу так — ты всегда можешь прийти ко мне или к Лиле если у тебя будут проблемы. Вы больше не мои ученики, но вы не перестали быть моими друзьями, хорошо?

— Правда⁈ — Лиза Нарышкина подскакивает на кровати: — значит мы друзья! И… мы уже взрослые! И… я могу теперь к вам на «ты» обращаться! И без отчества!

— Господи, да сядь ты уже, Боярыня! — одергивает ее Инна Коломиец: — мы про Ксюху говорим, а ты со своим энтузиазмом нездоровым…

— Я… я не хочу причинять никому никаких проблем. — заявила побледневшая Оксана, все еще стоя с выпрямленной спиной.

— Ты никому никаких проблем не доставляешь. — говорит Виктор, встает и делает к ней шаг. Обнимает ее. Гладит по спине.

— Извини, если неправильно выразился. Если дал тебе возможность подумать что я от тебя отрекаюсь. — сказал он: — это у меня старческое — ворчать. Ну знаешь там «эх молодежь пошла нынче» и все такое. Я с тобой, на твоей стороне. И не только я. Мы все. Мы обязательно справимся.

— Вы… вы его не знаете, Виктор Борисович… — тихо бормочет девочка: — он большой. И сильный. И работает в дурдоме…

— У меня иногда такое впечатление что я не только работаю, но и живу в дурдоме. — вздыхает Виктор еще раз и отпускает Оксану: — в перманентном состоянии дурдома, понимаешь. Ну что, стало легче? Сядешь уже? Садись. Сейчас Альбина Николаевна подойдет, и мы…

— Вы Альбину позвали⁈ — вспыхивает Оксана: — зачем⁈

— Да успокойся ты… — морщится Виктор: — я уже сказал, что с этого момента ты под моей личной защитой…

— И нашей! — дверь приоткрывается и туда просовывается Лилькина голова: — под личной защитой «Стальных Птиц»! Мы как летающие обезьяны Урфина Джюса, все нас боятся! Лорики-ерики, бамбара-чуфара, пикапу-трикапу, скорики-морики! Вить, тут твоя училка пришла, девочек выдать требует! Я ей сказала, что «с Дону выдачи нет» и кто вольный казак, тот им и останется…

— Вообще-то летающие обезьяны были вольным народом, подчиняющимся тому, кто наденет Золотую Шапку. А Золотую Шапку носила Бастинда. — машинально поправляет ее Яна.

— Какие школьники умные стали. — косится Лиля на Яну: — и в объемах тоже… — она опускает голову, смотрит на свою грудь и вздыхает: — ну не дал боженька… Так что с ней делать? Сказать Аринке чтобы выставила на лестничную клетку и придала ускорение пинком? Она пока несовершеннолетняя, ей срока за рукоприкладство не будет…

— Мне через три дня восемнадцать будет! — раздается крик из коридора.

— Вот и используем ее пока нет восемнадцати. — кивает Лиля.

— Отставить пинки под зад. — командует Виктор: — ведите Альбину сюда.

— Но… Виктор Борисович!

— Да знаю я про ваши проблемы. Знаю. Лиля рассказала уже. — говорит он. В комнату втискивается Альбина Николаевна, «англичанка» и классный руководитель. Она старается прижаться к стенке, обходя стоящую Лилю. Альбина Николаевна, как всегда, выглядит безупречно — одета в брючный костюм бордового цвета и в белой блузке, у нее высокая прическа и строгий макияж на лице.

— Виктор Борисович! — говорит она высоким, поставленным голосом: — это что такое⁈ Родители Бариновой и Коломиец места себе не находят!

— Ого. — поднимает бровь Виктор: — а вот и тяжелая артиллерия подъехала.

— Что тут происходит вообще⁈ Девочки! — Альбина поворачивается к ним: — мало того что пропустили учебный день, так еще и это! В каком-то… — она оглядывается стоящие вокруг ящики с мадерой и джинсами: — притоне! С сомнительными личностями!

— Это между прочим моя квартира. — складывает руки на груди Лиля.

— А сомнительные личности — это я! — заявляет Арина Железнова, копируя ее жест.

— Говорила я тебе, Железяка — помолчи, сойдешь за умную… — вздыхает Волокитина.

Загрузка...