Не так опасно поражение, как опасна боязнь признать своё поражение.
Владимир Ильич Ленин
— Давай-давай-давай-давай!
— Не останавливайся!
— Пли, пли!
Грохот пушек не замолкал почти что ни на секунду. Защитники Железнограда выпускали в сторону атакующих ядра, как только замечали в зоне поражения хотя бы намёк на движение. Конечно, они не могли уничтожить из пушек всех супостатов, но всячески препятствовали скоплению воинов и попыткам лихнистов наладить собственный артиллерийский обстрел.
Воинам товарища Торина приходилось жаться к стенам туннеля, а где-то пробираться ползком, чтобы подойти к оборонительным позициям бунтовщиков. В таком случае начинали активно щёлкать арбалеты, происходило смертельно опасное соревнование в меткости. По мере потерь, запал штурмующих иссякал, в то время как обороняющиеся оперативно оттаскивали и заменяли раненых бойцов свежими.
Надо отдать должное командующим армии лихнистов: поняв, что первая волна захлебнулась, они не стали тупо отправлять всё новых и новых воинов на убой, а дали сигнал к отступлению. Афелис предполагал, что какое-то время враги будут изучать остальные туннели, надеясь отыскать менее защищённый путь в город. Но он знал, что лихнисты ничего не найдут: время на подготовку к сражению имелось достаточно, восставшие основательно окопались, перекрыв все, даже считавшиеся тайными, ходы в пещеру. Да, где-то начнутся работы по раскопке завалов, но они займут дни, а то и недели, караулившие у замурованных шахт мятежники заранее узнают о месте прорыва и смогут направить туда подкрепление.
Однако, вопреки ожиданиям Афелиса, передышка оказалась недолгой. Лихнисты бросили навстречу пушкам свои пармашины. Прекрасно понимая, что из-за непрерывных обстрелов и рытвин те далеко не уедут, атакующие напихали в кузова машин каменное крошево и использовали застрявшие или выведенные из строя махины в качестве прикрытия. Ценой многочисленных жизней, штурмующая город армия прокладывала путь рядом с остановившейся техникой, частично засыпая выбоины или выравнивая бугры впереди, стремясь расставлять пармашины в шахматном порядке. Медленно, но верно нападающие сокращали дистанцию до ворот, кое-где из развороченных кузовов робко выглянули первые пушки лихнистов. К счастью для мятежников, из-за нагромождения техники стрелять у вражеских воинов пока получалось больше в потолок, чем в ворота.
Вскоре туннель превратился в эдакий гигантский извращённый «трупопровод»: в одну сторону двигалось ещё свежее мясо, в другую выносилось мясо окровавленное и, как правило, обездвиженное. Защитники тоже несли потери, но пока им удавалось удерживать первый рубеж обороны. Арбалетные болты перелетали через глубокий ров перед воротами города с такой частотой, словно под землёй шёл сильный ливень.
Через некоторое время лихнисты подобрались достаточно близко к передовым позициям мятежников и принялись наводить перекидные мосты через пропасть. Готовые к такому развитию событий защитники всячески пытались этому воспрепятствовать. Переброшенные брёвна, стальные брусья, лестницы и крюки сбрасывались, перерубались, поджигались и ломались всеми доступными способами. Чем-то вся эта возня напоминала детскую игру, в которой одна команда старалась что-то построить, а другая всё сразу ломала, вот только, как это часто случается с играми взрослых, соревнование сопровождалось чудовищной бойней. Жизни ежеминутно обрывались десятками и никакого перерыва между раундами здесь не было.
Силы наступающей армии постепенно концентрировались на небольшом участке туннеля, пушки лихнистов палили теперь почти на равных с защитниками, разрушая издали укрепления. Каменные брызги разлетались во все стороны, раня и обороняющихся, и атакующих, шла настоящая мясорубка. Никто не готов был отступить ни на шаг, сотни глоток непрерывно вопили, чтобы побороть в себе страх.
Давление на мятежников с каждой минутой усиливалось. Ворота и прилегающие стены превратились в гигантское решето, хотя нога ни одного лихниста пока не вступала по другую сторону последнего рва. Сказывалось численное преимущество и, самое главное, значительное превосходство в имеющейся в распоряжении артиллерии: атакующие могли почти безболезненно заменять разбитые паровые пушки новыми, в то время как защитники свои орудия берегли. Позади находились ещё целые рубежи обороны, вести обстрел с которых будет куда эффективнее, чем из руин, которые теперь скорее мешали, нежели прикрывали защитников.
Через несколько часов после начала атаки ворота — вернее, то, что от них осталось — пали. Лихнисты сумели-таки навести мосты, хлынув во внутренний туннель между стен. Однако, крики ликования длились недолго.
В коридоре, который плавно заворачивал в древний город, штурмующих уже поджидала пехота мятежников, а в скрытых галереях на стенах и потолке засели плохо обученные, но храбрые арбалетчики. Мясорубка продолжилась, лишь немного изменившись по форме.
Изгиб внутреннего прохода не позволял сторонам эффективно использовать пушки, а атакующим ещё и полноценно стрелять. Лихнисты просто давили защитников массой, забирались на трупы павших соратников и обрушивали удары на каторжников. Солдаты товарища Торина в большом количестве гибли, но тем не менее постепенно продвигались вперёд.
Подъёмная решётка на входе в туннель была серьёзно повреждена во время обстрелов, поэтому у восставших получилось отсечь часть войска лихнистов, только когда защитников полностью выдавили из туннеля. Трюк с поджогом нефти в коридоре решили не повторять, так как чёрное масло требовалось для другого сюрприза. Но чтобы жизнь мёдом не казалась, на столпившихся в туннеле солдат сбросили несколько корзин из голодных шевелящихся змей, отловленных во время похода в тайге. Большинство из пресмыкающихся ядовитыми не были, но атакующие-то об этом не знали! В общем, пока одни паниковали во внутреннем коридоре, успевших зайти в Железноград планомерно расстреливали. Суета первых и последние жизни вторых закончились практически одновременно. На выход туннеля направили сразу десяток пушек, готовясь встретить новых гостей, которые не заставили себя долго ждать.
Решётка со скрежетом отлетела, из тёмного зева туннеля в город хлынули одурманенные пропагандой бойцы, искренне полагавшие, что сражаются за правое дело. Но каким бы дело их ни было, физические законы оказались сильнее моральных — шквальный огонь из паровых пушек быстро разнёс и доспехи, и плоть, и даже частично завалил выход из туннеля. Стреляли от души, второй раз отрезав небольшую часть войска от подкрепления. Пленных не брали.
К третьему заходу лихнисты подготовились основательнее. По всей видимости, на скорую руку расчистив захваченные туннели, они сумели завести в Железноград свои проклятые паровые машины, въехав в город целой колонной на максимально возможной скорости. Машины быстро застряли в многочисленных выбоинах и на сей раз тактика с прикрытием за железными махинами особого результата уже не дала. Это в туннеле снаряды летели навстречу штурмующим, а под сводами огромной пещеры в них стреляли преимущественно не спереди, а с обеих сторон от прохода между домами и возведёнными за последние недели стенами.
Но казалось, ничто не могло сдержать воинство товарища Торина. Словно одержимые, лихнисты под непрерывным обстрелом пёрли вперёд, заносили в город паровые пушки и практически по кирпичику разносили каждый дом на пути. Ни учинённые столице разрушения, ни большие потери, ни накапливающаяся усталость бойцов, командиров огромной армией более не смущали: покуда получалось продвигаться вглубь города, солдат и технику не жалели.
Афелис догадывался, что столь безудержный порыв был обусловлен внушением, которое на протяжении месяца похода непрерывным потоком лилось в уши несчастных товарищей. «Наши враги — воплощение абсолютного зла!», «Они ничтожнее пыли у нас под ногами, мы сотрём предателей в порошок одним махом!», «Только бровь поднимем, как эти трусливые скоты разбегутся!», «Смело идите вперёд, товарищ Торин защитит, за нами правое дело!», «Железноград наш!» — после месяца подобной обработки признавать противников равными себе было трудно.
Столь фанатичное рвение убивать или быть убитым могло испугать кого угодно, но только не прошедших через суровую каторгу мужей, которые давно смирились с судьбой. Чем яростнее рвались в бой лихнисты, тем скорей умирали. Ощущение собственного превосходства стоило сегодня как никогда дорого.
Восставшие каторжники пощады не ждали и спокойно разменивали свои жизни на десяток противников. Что так, что сяк умирать, так чего же бояться? Раз мы не люди, не гномы, да и вообще хуже животных, то и вы вкусите страдания. Заплатите кровью за своё сраное дело, будь оно хоть трижды правым, левым, верхним, нижним или ещё каковым!
За зло платят злом, насилие ведёт лишь к насилию — простейшая истина, которую никто в мире тысячелетиями не может усвоить. А потому кровь льётся рекой, окрашивает моря в красный цвет. Орут в агонии глотки, дробятся кости, идёт на корм червям мясо. Увы, на чужих ошибках не учатся, а прочувствовавшие на собственной шкуре весь ужас бойни обычно либо погибают, либо ещё более озлобляются. Круговорот зла в природе происходит с незапамятных времён, с тех пор как первая двуногая тварь взяла в руки палку…
Стоя на стене дворца-крепости, Афелис с грустной улыбкой наблюдал за приближением вражеской армии. Он знал, что при таком громадном превосходстве по всем параметрам, лихнисты в конце концов победят, но не смел даже надеяться, что враги понесут при этом такие потери. Межрасовые игры крайне плохо сказались на инстинкте самосохранения граждан, а власть, похоже, пыталась отыграться за какой-то провал. Если бы они хоть ненадолго остановились, немного подумали… Но нет, лихнисты упрямо рвались вперёд, всем приспичило во что бы то ни стало взять Железноград поскорее. Город превращался в сплошную братскую могилу для всех разумных рас континента.
* * *
Товарищ Торин в ярости ударил кулаком по походному столику, скинув ненужную карту города. Все тщательно разработанные планы наступления обернулись полным провалом, единственно работающей стратегией оказалось идти напролом, вливая в туннели всё новые и новые силы.
— Мы же сражаемся с мятежниками, с какими-то драными мятежниками, а не профессиональными воинами! — в сердцах крикнул он вытянувшимся перед ним по струнке военачальникам. — Мы на войне с Третьей Ордой, наверное, меньше воинов потеряли, чем при одном долбанном штурме своего же города! Позорище! Все пойдёте под трибунал! Ну, что там ещё?
Прибежавший гонец, почувствовав на себе затравленные взгляды командующих, непростительно замялся на пару секунд, чем вызвал новый приступ ярости Торина:
— Ау?! Чего глаза вылупил?! Догладывай давай, недоумок! И лучше бы это были хорошие новости…
Юный гном радостно затряс головой:
— Наши войска овладели городом, начался штурм дворца…
Товарищ Торин сплюнул:
— И это ты считаешь хорошими новостями?! Наши воины должны были уже полностью очистить столицу от мятежной заразы, а мы только добрались до центра! Герои, мать вашу, подвиг немыслимый совершили! Кто бы мне сказал, что всего двадцать лет назад вот эта самая армия не знала себе равных, я б рассмеялся…
Какой-то частью сознания Вождь понимал, что его злость по отношению к рядовым подчинённым несправедлива: ребята проявляли и выучку, и отвагу, не их вина, что командиры, включая самого товарища Торина, недооценили противника. «Стремительный штурм со взятием дворца за три часа», а по факту самоубийственная атака в лоб на тщательно укреплённые позиции — вот причина столь тяжёлого продвижения. Озаботься руководящий состав более серьёзной разведкой и подготовкой, тогда огромных потерь, почти наверняка, удалось избежать.
Но разве может великий гений признать свою вину? Нет, теперь он должен продемонстрировать особое упорство, показать всем свою силу.
— Принесите мои усиленные паровые доспехи! Я хочу в числе первых войти в тронный зал. Возможно, кто-то из лидеров этого мятежного сброда ещё будет там. А мне бы очень хотелось побеседовать с личностью, сумевшей с помощью оборванцев основательно потрепать наше воинство. Задать, так сказать, парочку уточняющих вопросов, — широкоплечий гном нехорошо усмехнулся. — После чего символично прикончить мерзавца. Ну, чего встали? Несите доспехи или пойдёте лично штурмовать мой дворец!
* * *
Афелис знал, что крепость долго не выстоит. Прошли времена, когда высокие каменные стены обеспечивали надёжную защиту от превосходящих сил противника. Паровые пушки всё изменили. Больше не спрячешься в замке, не переждёшь полугодовую осаду. Штурмы стали короче и яростнее. У кого больше пушек, тот и прав.
Мятежники здорово потрепали лихнистов, но часы восставших каторжан были сочтены. Пространство для манёвра сужалось, в бой вступили все силы защитников, а конца-края вливающимся в город воинам Торина видно не было.
С обеих сторон конфликта беспрерывно палили пушки, к сводам пещеры поднимались облака пыли от разрушенных укреплений. Вначале защитники пытались вести стрельбу по вражеским осадным орудиям, но когда со всех сторон на штурм дворца двинулась сплошная масса пехоты, то целью стало то, что принято пренебрежительно именовать «живой силой». Раз битву не выиграть, то остаётся только максимизировать нанесённый ущерб. Ведь пушки можно наклепать достаточно быстро. Родить, вырастить и воспитать воина — процесс куда более долгий и трудоёмкий.
Взметнулись к стенам осадные лестницы, в покорёженные ворота ударил таран, в бреши протиснулись первые солдаты. Защитники не успевали отстреливаться, несметная живая масса захлёстывала последнюю цитадель инакомыслия и свобод. Людские, гномьи и другие потери атакующих казались ничтожными на фоне воинства лихнистов, сопоставимого по численности с Третьей Ордой.
Столько народу под одним знаменем, согнанные жёсткой рукой, чтобы сеять смерть и разруху…
Столько боли и крови…
Но власть найдёт, конечно, куда более ласкающие слух эвфемизмы для обозначения происходящего сегодня в городе зверства. Например, назовёт эту бойню освобождением Железнограда от мерзких мятежников. Многократно преувеличит численность противника, значительно приуменьшит количество убитых и раненых со своей стороны. Профессиональные пропагандисты и полезные идиоты будут с пеной у рта доказывать необходимость, даже неизбежность силового решения проблемы, оправдывать отказ властей провести хоть какие-то переговоры с отчаявшимися узниками северных лагерей.
Одна и та же ложь во все времена, одни и те же глупцы, внимающие всему, что им скажет дядя более высокого ранга. Несмотря на весь техно-магический прогресс, в умах обывателей тысячелетиями ничего не меняется.
Ворота пали практически моментально, в дворец-крепость хлынули воодушевлённые близкой победой мужчины.
Афелис дал Року и Даскалосу Балиновичу знак. Пора было отходить в тронный зал. Совсем скоро туда пожалуют гости.