Глава 24. Попытка соблазнить
Как я уже упоминал, Любовь Орлова хоть и не любила готовить, но умела и не отказывалась. Пока это было на нас двоих. На целую дивизию она готовить явно не собиралась и уж тем более не рвалась, даже если эта дивизия состоит из полутора десятков человек. Ну или из восемнадцати, если считать её саму и меня. Не стала дожидаться, пока вопрос возникнет естественным путём, а подняла его сама.
— В конце концов, я дивизионный комиссар, и нам по уставу не положено, — с гордостью закончила она.
— А дивизионный комиссар — это у нас кто? — наивно спросил я.
— Тебе по-современному или по старому? — ехидно поинтересовалась она, после чего не стала дожидаться вопроса и всё-таки ответила: — Дивизионный комиссар соответствует современному военному званию комдив, ну или генерал-лейтенант.
Если честно, не смог скрыть удивления. Да и не стал. А я ещё не понимал, почему все так удивляются, когда я называю Любовь Орлову дивизионным комиссаром. Ну комиссар, ну в дивизии, и что? Разве женщина не может быть комиссаром? Теперь всё-таки дошло. Кто же тогда я сам, если генералами командую? Это как в той песне:
Я понял — это намёк, Я всё ловлю на лету,
Но непонятно, что конкретно ты имела в виду?*
*слова Алексея Кортнева
Вот и до меня не сразу доходит. Но главное, что хоть доходит. Особенно если объяснят.
— К счастью, мы в армии, а тут повар — не тот, кто умеет готовить, а кого назначили, — ответил я. — А ещё в армии инициатива наказывается выполнением. Не желаешь готовить сама? Что ж, опроси бойцов и составь список дежурств по кухне.
Вот тут я в ней ни разу не сомневался. Списки дежурств составлять — это её. Не удивлюсь, если потом ещё всё это к журналу боевых действий подошьёт. И даже в него запишет.
— Только в журнал боевых действий это всё записывать и подшивать не надо, — на всякий случай предупредил её.
Судя по смущённому взгляду, именно это она сделать и собиралась. Теперь не станет. Но опять же не удивлюсь, если где-то всё равно запишет и будет иметь листки, которые можно в любой момент вставить в нужное место.
Девушка с заданием справилась. Нашла двух бойцов, умеющих и согласных заниматься готовкой. Организовала список дежурств и вообще всё, что требуется. Они действительно умели, и с питанием у нас теперь было всё в порядке. Если не считать отсутствие полевой кухни. Что в какой-то мере компенсируется моим пространственным карманом и возможностью хранить там в стазисе заранее приготовленные блюда. Пока солдатских котелков и нескольких больших котлов хватает, но всё же уже заметны некоторые неудобства. А дальше что? Проблема явно назревала. Осталось надеяться, чтобы сами продукты раньше не кончились.
Ничего, думаю, товарищ Гитлер нас всем обеспечит. Главное — это вслух не ляпнуть. Я, конечно, люблю и эпатировать публику, но здесь и сейчас такое не поймут. Сколько бы иронии, сарказма и откровенной издёвки в произнесённую фразу ни влил, всё равно не поймут. Товарища Грозного ещё со скрипом принимают, а этого — нет. Поэтому вслух надо произносить не «товарищ Гитлер», а «Адольф Алуизович». Да и в мыслях стоит отвыкать так всех подряд называть, а то всё равно ляпну.
От лагеря военнопленных до следующего склада я решил поторопиться. Даже не для того, чтобы быстрее попасть туда, а для того, чтобы быстрее уйти отсюда. Ведь пленных будут искать и ловить, что естественно. И расследовать произошедшее. А потом будут ловить уже меня, когда кого-нибудь поймают и тот расскажет о путешественнике во времени. Даже если не поверят, всё равно ловить будут.
А если главная цель — побыстрее убраться отсюда, то её можно совместить с задачей побыстрее попасть туда, куда мне изначально было нужно. Место на карте отмечено, что там — знаем точно, вот и отправились. Вернее, я отправился. Зачем куда-нибудь переть всей толпой? Меньше людей — меньше следов. Это на привалах можно вытаскивать по несколько человек, чтобы отдохнули, расслабились, привыкли в конце концов к такому способу передвижения.
Мои планы сработали не совсем так, как я хотел. Да, от места лагеря военнопленных я убрался довольно быстро и далеко. И к нужным мне складам тоже добирался без проблем. Только оказалось, что они уже заняты. Немцы их нашли, мало того, занимаются тем, чем собрался заниматься я, то есть разграблением. И явно ведь не наобум наткнулись, а точно знали, чего хотят и где это находится. Похоже, кто-то слил информацию. А ещё больше похоже на хорошую работу разведки.
Если предыдущие склады были заполнены всяким бытовым скарбом и прочим военным имуществом небоевого назначения, то здесь должны быть винтовки и патроны. Не только они, кроме них много ещё чего, но и оружие тоже. И вот его теперь грузили и вывозили. И ведь не остановишь, придётся смотреть, как со складов исчезает уже моё имущество. Или то, которое я уже успел считать своим.
Осталось лишь похвалить немецкий орднунг — стахановскими методами тут работать никто не собирался. Выделили ограниченное количество автотранспорта и персонала, планы тоже составили, вот и работают. А этой работы тут далеко не на один день. Да и куда теперь эти склады денутся? Немцы любят порядок, в данном случае это сыграет мне на руку. Осталось дождаться ночи и прекратить данное безобразие. Днём уж точно не получится никак и ни при каких обстоятельствах, слишком уж большая толпа для меня одного.
Вот я и наблюдал. Смотрел за работой, обдумывал, как и что буду брать из того, чего ещё не забрали немцы. Мечтал о том, чтобы последняя бригада загрузила под завязку автомобили, но осталась ночевать на месте. Тогда бы я всё вместе с грузовиками и забрал.
Последняя мечта сбылась, но только очень частично: один грузовик. Приехал и остался на ночь, даже не загрузившись. Видимо, погрузку отложили на утро. Что ж, им теперь не суждено. А у меня будет ещё одна машина. На этот раз, для разнообразия, немецкая и даже точно на ходу.
Рядом со складами был ещё один лагерь военнопленных. Не столько лагерь, сколько охраняемое место, где держали подневольных работников этого склада. Не самим же немцам грузить награбленное имущество?
Если в случае с первым лагерем у меня и были сомнения — рисковать или не рисковать, освобождать или не освобождать, то тут их вообще не возникло. В первую очередь потому что я шёл именно к этим складам за тем имуществом, которое на них хранится. И это не значит, что какие-то немцы могут мне помешать. Тем более что их тут было гораздо меньше, чем в охране лагеря.
Поэтому дождался ночи и начал по уже отработанной схеме. Поначалу я грёб в пространственный карман всех без разбора, с целью рассортировать, когда тут всё будет под нашим контролем. И уже когда никого не осталось, начал доставать наших.
Одиннадцать бойцов, гравёр, мебельщик, столяр, два плотника, Любовь Орлова за своим монументальным столом, ну и я сам. Все одеты, обуты и вооружены (планируемую проверку на благонадёжность прошли и оружие получили все без исключения). Чем не приёмная комиссия? Освещение — две керосиновые лампы на столе и фары грузовика. Управился куда быстрее, чем в прошлый раз, поэтому до рассвета ещё далеко.
Кстати, планируемую проверку на благонадёжность прошли все. Соответственно, и оружие получили тоже все без исключения. Пока не стал ничего выдумывать и выдал привычные винтовки Мосина. А вот боевого слаживания пока провести не успели. Да и тренировок по извлечению из инвентаря группы быстрого реагирования — тоже.
Вначале думал вынимать пленных по одному, а потом решил — слишком долго и муторно. Зашёл в пространственный карман, разделил на две группы: немцы отдельно, наши отдельно, после чего вернулся и вытащил вторую группу целиком. Кто-то стоял, кто-то лежал, кто-то вообще спал, кто-то находился в странной позе. И все они вместе появились перед нами. Лежавшим и попадавшим пришлось подниматься на ноги, чертыхаясь и ругаясь покрепче. И пытаться понять, где они и как умудрились это проспать.
Ну а дальше стандартная процедура: разъяснения и рассказ о путешествиях во времени. Со спецэффектами в виде доставаемых предметов из инвентаря. Ну и предложение, от которого можно отказаться. Либо вступаете к нам в дивизию, либо пытаетесь прорваться к нашим самостоятельно, либо вообще делайте что хотите — нам не интересно. Мы вас даже не будем заставлять разгружать склады, сами справимся.
Список необходимых дивизии ценных специалистов бывшим грузчикам тоже перечислили. Мебельщики нам по-прежнему требовались, ну и что уже есть — лишними не будут. Также туда добавились электрики и ювелиры. Странное сочетание, но и те и другие почти одинаково нужны.
И, конечно же, как я и обещал, с погрузочными работами мы сами справились, вернее, я один справился, отправляя вообще всё подряд в пространственный карман. Только Любовь Орлова ходила следом и записывала. Ни в какой ситуации она не забывала о документации.
А записывать было что. Тут не только кровати, постельное бельё, форма и прочее разное имелось. Тут прежде всего было оружие. Винтовки Мосина в изрядных количествах. Правда, позже выяснилось, что большая часть старого образца, но всё равно хорошо. Наганы опять же старого образца. Кто вообще и зачем сюда привёз царские запасы, я не знаю, но нам всё сгодится. А уж мне для коллекции тем более. Как минимум по образцу себе ставлю. По два. Нет, по ящику!
Патроны тоже были, и тоже много. Эти новые. Впечатлённые тем, как я быстро очищаю склады, бывшие грузчики были готовы присоединиться к дивизии. Правда, нужных специалистов у них не нашлось.
— А шофёры нужны? — всё-таки спросил один из них.
— Нужны, и даже очень, — согласился я.
Все остальные молча стояли, переминаясь с ноги на ногу.
— Неужели простым бойцом из вас никто быть не хочет? — спросил я.
Оказалось, хотят, но сами спросить никто почему-то не додумался. В прошлом лагере пленные были поумнее. В любом случае моя дивизия за один раз увеличилась больше чем втрое. Если не считать меня с Орловой, раньше у нас было пятеро специалистов и одиннадцать бойцов, то прибавился один специалист и двадцать четыре бойца. Итого — сорок один. Почти батальон, неплохо для начала.
Если с вооружением после этих складов вопрос был закрыт раз и навсегда — причём на много лет вперёд, судя по тому, сколько тут всего было, — то с продовольствием, наоборот, ситуация стала ещё более острой. На складах ничего такого не было и не предполагалось. Кое‑какие небольшие запасы имелись у немцев, но сущая мелочь: такой толпе их хватит не больше чем на несколько дней.
Но приняли не всех. Вначале их проверил наш особист. Да, такая должность у нас тоже была. Кто же выполнял эти обязанности? Ну ясно кто — Любовь Орлова, кто же ещё. Связи с общественностью бывают разными.
И нет, лично она никого не проверяла. Просто перечитала найденные у немцев документы. А там всё было строго: кто, зачем и почему. Вплоть до размеров пайка полагающегося грузчикам как вообще, так и за хорошую работу. Вот двух наблюдателей, которые докладывали немцам, и обнаружили.
Военно-полевой суд, приговор, расстрел. Всё сразу и на месте. Ну и полностью оформленные документы. В нескольких экземплярах. Один подшили к журналу боевых действий, второй — в архив, третий при случае передадим властям. И нет, наказания за самосуд я не опасаюсь. Наоборот, любого попытавшегося меня в этом обвинить пристрелю на месте как нацистского пособника. Война учит быстро принимать решения и не бояться это делать. Испытание от Системы учить примерно тому же.
Зачем мне упомянутый выше ювелир? Ну так в любой уважающей себя партизанской дивизии должен быть. Если мы являемся каким-то независимым формированием со своими правилами, уставом и даже законами, то свои награды у нас тоже могут быть. А кто их будет чеканить? Да и печатать тоже — каждому ордену требуется орденская книжка.
У меня даже некоторые идеи по этому поводу имелись. Представьте себе очень яркую, красивую ленточку, похожую на георгиевскую или её вариацию. На медали — скульптурная группа: женщина, девушка и девочка. Все они собрались вокруг наковальни. Девушка с девочкой держат раскалённый меч, а женщина куёт его молотом. Ну и, соответственно, надпись: «Меч победы». Задумку понять нетрудно: пока мужчины воюют на фронте, женщины в тылу куют этот самый меч победы. Выдаётся всем, кто хоть как-то приложил к этому руку. Символ единства фронта и тыла.
Вторая медаль, наоборот, максимально невзрачная. Ленточка из полос то ли светло-чёрного, то ли тёмно-серого цвета. Сама медаль тоже невзрачная, отчеканенная из остатков брони с максимально небрежным чернением. С одной стороны — просто силуэт геральдического щита и надпись: «Щит Родины», с другой — номер, дата и больше ничего.
Вручается крайне редко и исключительно тем, кто ковал этот самый щит Родины. Ну, тем, например, кто работал над ядерным оружием, над ракетами, над чем-то подобным. При этом половина всех носящих эту медаль — школьные учителя. Вот стал кто-нибудь дважды или даже трижды Героем СССР. Ему «Щит Родины», скорее всего, не положен. Да почти наверняка не положен, звезды героя хватит. А кому-то из его школьных учителей вручат — заслужила.
А ещё по статуту носится ниже Звезды Героя и сразу перед всеми остальными орденами. Если кроме «Щита Родины» у тебя есть ещё «Меч победы», то они носятся всегда вместе.
Это я, однако, хватил. Награды исключительно государственного уровня. Причём не любого государства, а тех, кто имеет право называться державами. Таким формированиям, вроде моего, ну никак не положены. Товарищу Сталину что ли посоветовать? Или, например, поступить хитро. Если он вдруг когда-нибудь о чём-нибудь меня попросит, вот я и такие медальки в качестве условия поставлю. Не только для себя, а вообще для страны. Или, наоборот, спросит, чего я хочу?
— Медаль хочу, — отвечу я ему.
— Какую? — спросит Сталин, довольный, что со мной можно так дёшево расплатиться.
— Все, — отвечу я. — Обе!
Ну а дальше расскажу, какие все. Мечтать, конечно, невредно, вредно не мечтать. Но если вдруг, то как только, так сразу.
Для дивизии же надо что-нибудь уровнем попроще. Или даже парой уровней. Свой вариант «За отвагу» или ещё чего-нибудь в этом духе. Ну и обязательно медаль с профилем Товарища Грозного. Раз уж так пошутил, надо быть последовательным. Вот и буду награждать всех провинившихся, в смысле, всех отличившихся.
А в список нужных профессий ещё чеканщика стоит включить. Если ювелира не найдём, может, он сумеет нужные медали сделать. Вместе с гравёром, который у нас уже есть. Я, например, тоже гравёр, и если очень понадобится, то сумею. Правда, возиться буду очень долго.
После лагеря военнопленных и вторых очищенных складов я стал передвигаться сильно медленнее. Что естественно: один мог двигаться куда хотел, сколько хотел и ни на кого не ориентируясь. Теперь приходилось учитывать не только свою собственную скорость. Что не означает, будто бы я тащил всю толпу с собой. Большинство, как раньше Любовь Орлова, перемещались в пространственном кармане. Но всё же приходилось вытаскивать для готовки, принятия пищи и прочих разных процедур. Снаружи, внутри-то ни для кого, кроме меня, время вообще не идёт.
А ещё вся толпа одновременно тоже никогда не вытаскивалась. Одни бодрствуют, другие находятся в стазисе. Тут возникла другая проблема. Есть большая вероятность, что одни будут бодрствовать чаще других и потом, извлечённые из стазиса, окажутся слишком усталыми и не готовыми ни к какой деятельности.
Пришлось сделать что-то вроде карточек учёта, где чётко проставлять время: кто сколько спал, находился в стазисе или в реальном времени. Нетрудно догадаться, что всем этим учётом занималась Любовь Орлова. И как только она успевает? Я бы сам точно не смог! В результате именно она бодрствовала больше всех. Главное, чтобы себя в карточке не забывала отмечать.
Единственный, кто по этому поводу не испытывал проблем, это я сам. Мог бодрствовать вообще двадцать четыре часа в сутки, ничуть не уставая. Просто отдыхал и ночевал у себя в пространственном кармане. Да, это увеличивало время испытания, но ничего не поделаешь. Экзюпери был прав: мы в ответственности за всех. Не только за тех, кого приручили, но и за тех, кого спасли. Особенно за тех, кто нам доверился.
В результате так получилось, что мы очень много общались с девушкой. И вот она вдруг спросила о моей семье. Я понял — это намёк. Я всё ловлю на лету. В данном случае почти сразу понял. Осталось выяснить, зачем это надо ей самой?
Ладно, не буду врать — то, что меня пытаются соблазнить, я понял далеко не сразу. Как тот индеец Зоркий Глаз, который на третий день заметил, что в камере не хватает одной стены. А на такую мысль меня навели именно её вопросы о семье и жене. А так и не замечал, что некоторое время она ведёт себя несколько иначе, чем раньше.
До этого мы ни разу не интересовались прошлым друг друга, а тут на тебе. И как это понимать? Я даже в своё время не стал спрашивать, откуда у неё шрам на лице. Решил, что если захочет, то сама расскажет. Не захотела — и не рассказала. По какому-то молчаливому согласию мы вообще не касались прошлого: ни я её не расспрашивал, кто она и откуда, ни она меня. Нет, о будущем она спрашивала и немало, но о будущем вообще, а не о моём личном прошлом из этого самого будущего.
— Ты что, пытаешься меня соблазнить? — прямо спросил я.
Она смущённо опустила глаза, но, что интересно, возражать не стала.
— Знаешь что, подруга, в таких случаях лучше действовать не намёками, а сразу сказать словами, — предложил я.
— У вас что, в будущем так принято? — удивилась Любовь Орлова.
— Конечно нет, — усмехнулся я. — Тоже действуем чаще всего полунамёками и прочими хитростями.
— Тогда почему?
— Потому что мы с тобой из разных времён, из разных культур и вообще разные. Намёков в лучшем случае можем просто не понять, а в худшем — поймём вообще неправильно. Так что и в данном случае, как и в любом другом, лучше сразу говорить словами.
— Тогда да, пытаюсь соблазнить, — честно призналась она.
Что интересно, смущения в её голосе уже не было. Да и смотрела она с некоторым вызовом — примерно как тогда, когда призналась, что она из других Орловых. Ну лично мне так даже удобнее. Поэтому спросил:
— С какой целью? Хочешь, чтобы забрал тебя с собой в будущее? Или стремишься выскочить замуж?
— Хочу в будущее, — просто ответила она. — Но если для этого нужно выйти замуж, то тоже не против. Буду тебе верной женой.
— Ага, и если весь мир окажется против твоего мужчины, ты встанешь у него за спиной и будешь подавать патроны, — процитировал я.
— Конечно, буду, — удивлённо согласилась она с таким видом, будто бы иначе и быть не должно.
Теперь уже я с удивлением стал рассматривать её. И ведь сказала абсолютно искренне. Считает это не чем-то особенным, а само собой разумеющимся. Да, в моё время уже таких не делают. Хоть сразу хватай и никому не отдавай. Правда, последнее озвучивать не стал, а спросил о другом:
— Ты хоть знаешь, кто и о ком это сказал?
— Нет. А разве это важно?
— Учитывая, насколько одиозные были эти личности, то да, важно. Хотя, в данном случае одиозность только усиливает правильность самого изречения.
— Вот видишь, — обрадовалась она, а потом всё-таки спросила: — И кто же это сказал и о ком?
— Некая Ева Браун о некоем Алуизыче, — ответил я.
— О каком ещё Алуизыче?
— Адольфе Алуизыче Шикльгрубере, более известном под творческим псевдонимом Адольф Гитлер.
— Тогда понятно, — кивнула она.
Не стал объяснять, что вряд ли ей всё действительно понятно. Данный персонаж ещё не успел прославиться на весь мир и стать всеобщим пугалом. Просто продолжил разговор:
— Отвечая на твои вопросы: нет, жены у меня не было, как и детей. Просто не нашёл ту единственную. Отсюда же нет уверенности в том, что ты станешь той единственной. Пока предлагаю должность любовницы. Узнаем друг друга получше, а там видно будет. В любом случае взять тебя с собой в будущее я не против. Даже прихвачу всё твоё имущество, сколько бы его у тебя ни было. Пространственный карман позволяет. В случае чего будешь завидной невестой с богатым приданым.
— Но у меня почти ничего нет, — растерялась она.
— Эээ… — настала моя очередь удивляться. — А те сундуки, которые ты собрала на болотах, уже не считаются? Да и всё остальное, которое во вне лимите?
— Забыла, — смутилась девушка.
— Ты же всё записываешь, — напомнил я.
Чем смутил её ещё сильнее.
— И это ещё не всё, — продолжил я. — Сколько мы трофеев соберём — ещё неизвестно. Не исключено, что очень много. Всё твоё будет исключительно твоим. Я даже от себя добавлю. В общем, в любом случае не пропадёшь. Также не забывай про свой стол.
— Стол казённый, — возразила она.
— Нет, твой. И, кстати, про любовницу возражения я так и не услышал, как и согласия.
— Пусть будет любовница, — кивнула она. — Но жена была бы лучше.
— Ещё вернёмся к этому разговору, — закончил я. — Хотя ты знаешь, если у нас на свадьбе свадебным генералом будет товарищ Сталин, то я согласен.
Шутки шутками, ну а вдруг…
То, что мы договорились быть любовниками, вовсе не означает, что наши отношения сразу же перешли в горизонтальное положение. Поход — не самое лучшее место для такого времяпрепровождения. Хотя другие думают совершенно иначе и исключительно за этим туда едут. Не знаю, я предпочитаю заниматься этим делом в кровати.
О гигиене тоже стоит подумать. Отдельная баня в виде бытовки теперь становится первоочередной задачей. Да и в конструкции самой бытовки, о которой я уже не раз задумывался, нужно будет внести некоторые изменения. Во-первых, увеличить размер, чтобы там была отдельная комната и для спутницы, предусмотреть всё, в том числе и размещение её сундуков. Да и для гардероба место понадобится. Ну и размеры общей кровати тоже нужно будет подкорректировать. Семейная жизнь вносит свои коррективы, даже если это жизнь с любовницей.