Товарищ Гроза (Книга Первая)

Глава 13. Точная дата

Глава 13. Точная дата

Я, если честно, даже немного удивился, в смысле, офигел. Похоже, от неё не укрылось моё удивление. Не стала изгибать бровь, чтобы не потревожить рану, но всё же смогла продемонстрировать одним взглядом своё недоумение.

— Ну, как бы этот вопрос я ожидал услышать от кого угодно, но не от бывшей дворянки, — пояснил ей.

— И всё же?

— Нет, не построили.

— И что тогда у вас там, в будущем?

— Ну как тебе сказать… Официально политический строй называется капитализмом. И не только в России, а вообще почти на всей планете. На самом деле с современной точки зрения — в том смысле, что современной для тебя — правильнее называть этот строй социализмом. Капиталистическим социализмом.

— В смысле? — удивилась она.

— Ну вот сейчас здесь, в Советском Союзе, коммунистический социализм, а там, у нас — капиталистический. Социальные гарантии, отпуска, бесплатное образование, восьмичасовой рабочий день, пенсии и прочее, прочее, прочее. Тут всего этого добились коммунисты, а там всё это устроили капиталисты. Только не ради простых людей, как они это кричат на каждом углу. Просто обосрались от страха, что и у них коммунизм наступит. Сначала из-за нашей революции, а потом, когда мы победили в эту войну.

Сделал паузу и подтвердил:

— Да, мы победим, можешь не сомневаться. Ну так вот, когда Советский Союз одержал абсолютную, бесспорную, не вызывающую абсолютно ни у кого сомнений победу, стало ясно, что военными методами его не сломить и надо что-то делать. Причём не силой, как они привыкли. Вот и начали заигрывать со своими рабочими, чтобы те не захотели того же самого.

Заметил некоторый скепсис в её взгляде и решил пояснить:

— И ты думаешь, что я сам коммунист, поэтому хвалю одних и ругаю других, то нет. Если тебя вдруг интересуют лично мои политические убеждения, то они ближе всего к социалистической монархии. Это когда всё то же самое гарантирует монарх.

— Ага, подозреваю, что именно с тобой в качестве этого монарха, — улыбнулась девушка.

— Тебе говорили, что ты не только красивая, но ещё и умная? — тут же спросил я.

— Про красивую вообще никто, кроме тебя, не говорил. А про умную — да, бывало.

— Ну так вот, они не соврали. Что же касается красивой… В разное время разные стандарты. Если здесь и сейчас та Любовь Орлова является эталоном женской красоты, то в моё время ближе всего к такому была бы именно ты.

Засыпанная комплиментами девушка даже слегка смутилась. Потом вроде как согласилась:

— Ладно, мистер Гроза, допустим, я тебе верю.

— Вот ты сама морщишься, когда я произношу слово «товарищ», а мне, в свою очередь, не нравится «мистер». От американца или англичанина я ещё стерплю, потому что они по другому не умеют, а от остальных не собираюсь. Пожалуйста, не называй меня больше так, тем более причин для подобного обращения нет.

— И как тогда?

— Даже не знаю, просто по имени можешь. «Товарищем» не предлагаю, это ещё заслужить надо. Как называться, так и называть.

— А я, выходит, не заслужила?

— Выходит, — не стал скрывать я. После чего спросил: — Не любишь коммунистов?

— Нет, — просто ответила она.

— Ты, скорее всего, удивишься, но я тоже их не люблю. А ещё сильнее не люблю антикоммунистов. Вроде бы звучит парадоксально, но это так, и я даже могу объяснить.

— Попытайся. Даже интересно будет послушать.

Вспомнил шутку из моего времени: «Не люблю две вещи — расизм и негров». Решил не озвучивать — скорее всего не поймёт. Да и не шутка это уже давно. Поэтому стал объяснять именно то, что обещал:

— В моё время все, кто борется с коммунистами, позиционируют себя как борцы за демократию. Причём обязательно противопоставляя эти два понятия как абсолютно несовместимые. Они то ли действительно не замечают, то ли делают вид, что не замечают, а возможно, просто не знают из-за недостатка образования, что коммунизм — единственный политический строй, который вообще невозможен без демократии.

Сделал небольшую паузу, наблюдая за реакцией собеседницы. Она просто внимательно слушала. Тогда я продолжил:

— При любом другом политическом строе демократия может быть, а может и не быть. Возьмём хоть рабовладельческий, хоть феодальный, хоть монархический, хоть любой другой. Ну про рабовладельческую древнюю Грецию, римскую республику рассказывать не надо, итак все знают. Про рабовладельческие южные штаты американских Соединённых Штатов, которые по историческим меркам буквально в наше время существовали тоже не надо. И все они — демократия. Если взять Новгородское княжество, то оно тоже вполне демократическое, князя выбирали… Да и феодальная Польша себе королей выбирала.

Любовь Орлова кивнула, соглашаясь.

Вы не поверите, существует даже одна абсолютная монархия, которая при этом максимально демократична. Ватикан называется. Там Папой стать может вообще кто угодно, хоть польский мигрант, хоть мальчик из гитлерюгенда. У всех вышеперечисленных демократия может быть, а может и не быть. А коммунизм без демократии невозможен.

Конечно, многие начнут орать про кучу ограничений. Только при любом другом политическом строе, где есть демократия, ограничений ничуть не меньше, а чаще всего даже больше. Тут всё дело в том, нравятся лично тебе эти ограничения или те, только и всего.

Понятно, что далеко не всё из этого я стал озвучивать местной хроноаборигенке. Просто не поймёт. Особенно про польского мигранта на папском престоле. Выдал сокращённый вариант, а закончил свою мысль простой истиной:

— Ну а раз мы уже договорились, что я вижу себя в качестве монарха, то ни коммунисты, которые невозможны без демократии, ни те, кто борются с коммунистами, но за демократию, мне одинаково не подходят.

— Я одна вижу огромные логические дыры в твоём рассказе?

Демонстративно осмотрелся по сторонам, как бы разыскивая других слушателей.

— А я пока никому, кроме тебя, это не рассказывал, так что да, ты одна. Да их там и нет, просто ты не туда смотришь. Если хочешь, могу объяснить. Я вообще всё могу объяснить, веришь?

— Ну попробуй.

— Может, слышала такой лозунг: «Империя превыше всего!»?

— Слышала.

— Это и есть моё кредо, только не Империя, а Россия. И неважно, как она называется в данный или любой другой исторический период: Федерация, Союз, Империя, Царство, Княжество… Да хоть Орда! И с любым, кто с этим не согласен, мне не по пути.

Девушка на некоторое время задумалась, после чего ответила:

— Если смотреть с такой позиции, то, пожалуй, я соглашусь.

— Поздравляю, товарищ Орлова, ты не бывшая, а настоящая дворянка.

Да, люблю шокировать — это у меня не отнять. Она даже вопрос задавать не стала, и так было ясно, что ждёт объяснений.

— Всё просто, — продолжил я. — Какой же ты русский дворянин, если вот такая Россия тебе подходит, а такая уже нет? Либо любая и всегда, либо никакая и никогда. Просто та временно совпадает с твоими шкурными интересами, вот ты и делаешь вид, что её поддерживаешь. Других вариантов не бывает. И это касается не только России. Англичане о своей империи говорят ровно то же самое: «Моя страна не права? Ну и что, это моя страна».

Стоило встретить красивую девушку, и тут же хвост распушил. Сам не понимаю, с чего меня понесло на такие откровения. Нет, окажись она типичным представителем своего времени — спортсменкой, комсомолкой и так далее, — точно не стал бы разговаривать на такие скользкие темы. А тут как-то само получилось. Ну не понравилось мне, что она каждый раз морщится, услышав слово «товарищ».

Дальше разговор опять вернулся к войне. Не скрывая, рассказал всё, что знаю: и про первые поражения, и про будущие победы, и про май сорок пятого, и про предательство союзников, и про красный флаг над развалинами рейхстага, и про переобувшихся чехов, венгров, болгар. А в самом конце пообещал:

— Но поскольку в этой войне будет участвовать и дивизия товарища Грозного, победа наступит гораздо раньше. А возможно, даже не в Берлине, а в Париже, а ещё лучше — в Лондоне.

— Ты серьёзно? Я про дивизию.

— А почему бы и нет? Кто мне запретит?

— Вот так вдвоём против оставшегося мира?

— То есть нас уже двое, а не один какой-то непонятный псих, — удивился я.

А это её «вдвоём против оставшегося мира» мне внезапно понравилось. Сам не знаю почему, но понравилось.

— Ну, допустим, я действительно согласилась. Мне просто интересно, как ты себе представляешь такую войну.

— А в то, что я путешественник во времени, ты уже успела поверить?

— Представь себе, да, поверила. И не из-за школьной доски, которую ты вытащил из ниоткуда, и других фокусов с пространством. Да, впечатляют, но тут скорее в сказочного волшебника поверишь, а не в уэллсовского путешественника во времени. Просто ты другой. Совсем другой. Говоришь по-другому, мыслишь по-другому, к людям относишься по-другому. Вон к тем же Ленину и Сталину.

— Думал, и у вас далеко не все к ним одинаково относятся.

— Да, и у нас не одинаково: кто-то боготворит, кто-то ненавидит, кто-то совсем равнодушен. Но ты вообще по-другому, не так, как все. Даже не знаю, с чем сравнить.

— Спасибо, тогда ты принята в дивизию. Как там у тебя? Вдвоём против оставшегося мира? Мне нравится.

— Но ты и не ответил, как собираешься побеждать. Да что там побеждать — хотя бы выживать. Или просто в любой момент можешь сбежать обратно к себе в будущее?

— Нет, не могу, — честно признался я.

— Совсем?

— Да, совсем. Одна из особенностей путешествий во времени: меньше чем на год никуда отправиться нельзя.

— Тогда повторю вопрос: как ты собираешься побеждать и выживать?

— А чего тут особенного? Ты мой пространственный карман уже видела. С его помощью не только вещи таскать можно, но и многое другое. Когда будет возможность, покажу.

Дальше я рассказал новой соратнице, зачем мне нужен диктор центрального радио. Не поверите, до того как её встретил, и сам не подозревал, что он мне нужен. А теперь возникли новые интересные идеи. Я человек двадцать первого века. А у нас война в прямом эфире — дело обычное.

Пришлось объяснить, что такое спутники, с помощью которых можно прямо из космоса газеты на земле читать. Оказалось, «Аэлиту» Толстого она тоже читала. Поэтому про космос хоть что-то могла себе представить. Считала меня сумасшедшим, но участвовать, как ни странно, согласилась.

Технические вопросы тоже обещал решить. Ведь кто я по профессии? Правильно, радиоинженер. Попади я, допустим, к Ивану Грозному, радиостанцию, которая сможет вещать на полпланеты, на коленке точно не построю. Что-то поскромнее, пожалуй, осилю. При наличии ресурсов всего государства — так вообще без проблем. И кто потом мои радиопередачи ловить будет? А тут мне её и строить не надо, достаточно спереть уже существующую. Ну а дальше подшаманю, подкручу и смогу вещать не хуже «Маяка».

Вот на частотах «Маяка» и буду вещать о боевых действиях своей Партизанской Дивизии. Переговоры с советским руководством тоже буду вести исключительно в прямом эфире. Не нравится? Ну, можете со мной не разговаривать. Сможете ли вы меня вообще игнорировать — вот в чём вопрос. О чём-то подобном я уже думал в первый день своего пребывания в этом времени, но тогда в рамках бреда, а сейчас это уже планы. Тоже бредовые, но планы.

— Ты всё-таки серьёзно предложил мне стать диктором радиостанции? — после всех пояснений спросила Любовь Орлова.

— Серьёзно, — кивнул я. — Только пока это не очень актуально за отсутствием самой радиостанции. Первое время побудешь специалистом по связям с общественностью. Тем более это никак не противоречит и не отменяет обязанности диктора.

— А что такому специалисту ещё нужно делать?

— В принципе, много чего. А пока побудешь заместителем командира дивизии, адъютантом и секретаршей в одном лице. Ты, кстати, писать умеешь?

— Ты это сейчас серьёзно? — возмутилась девушка.

Это был не первый её восклик про серьёзно, но если раньше в голосе присутствовали удивление, то сейчас скорее возмущение и обида.

— Я, конечно, извиняюсь, — ответил ей, — но да, серьёзно. Это в моём времени была, вернее будет почти поголовная грамотность почти на всей планете. Точно знаю, что сейчас это не так. И да, я также точно знаю, что СССР благодаря большевикам — самая грамотная страна в мире. Но самая грамотная вовсе не означает поголовно грамотную. К тому же надо учитывать, что мы из разных эпох и можем не всегда правильно понимать друг друга. Поэтому лучше спросить словами, чем делать намёки или какие-нибудь собственные выводы. Вот я на полном серьёзе и спросил, хотя и подозреваю, что прекрасно умеешь.

— Да, умею, — решила согласиться она, — причём как современным, так и старым стилем.

Теперь уже я посмотрел на неё с недоумением:

— Извини, но ты не выглядишь той, кто родился и учился ещё в Российской Империи.

— Ну и что? — удивилась она. — Меня мама учила по старому стилю, надеялась, что всё ещё вернётся и пригодится.

— Не пригодилось бы, — уверенно заявил я. — Даже если бы всё и вернулось, то грамматика осталась бы прежней. Одно из величайших свершений большевиков: убрать все эти яти, еры и прочую ересь.

Любовь Орлова явно со мной не согласилась, но и спорить не стала. А я предложил:

— Ладно, давай проверим твою профпригодность.

— Прямо тут? — спросила она, указав на стоящую посреди поляны школьную доску.

— Зачем же тут? Вернее, почему не тут? Доска у нас есть, осталось добавить остальное.

Я достал из пространственного кармана одну из парт. Мне она откровенно мала, да и ей, пожалуй, тоже. Но поскольку девушка всё-таки была ниже ростом, чем я, то уже могла там уместиться. Вслед за партой появились бумага, чернильница, целая коробка разных перьевых ручек. Вообще, все письменные принадлежности, которые у меня были. Любовь Орлова уже ничему не удивлялась. Посмотрела на кучу богатств и спросила:

— И что будем писать?

— Будем заполнять журнал боевых действий Первой Краснознамённой Партизанской Дивизии Имени Товарища Грозного, Иван Василича, — заявил я, после чего достал ещё одну из пустых папок для личных дел — уже не из школьного имущества, а из архива, что был в полуторке.

Выбрав одно из широких перьев, девушка вывела на обложке именно то, что я и сказал. Красиво получилось, каллиграфически. Хотя сейчас этому специально учат, и удивляться нечего. Но тут явно лучше, чем у большинства. Любовь Орлова в ожидании смотрела на меня, мол, что дальше?

— Ты знаешь, — предложил я, — вначале лучше напишем что-нибудь попроще. Например, отчёт о вчерашней военной операции в двух экземплярах. Хотя, учитывая, что дело было ночью, скорее уже сегодняшний.

Та только кивнула, взяла новый лист и стала ждать, мол, диктуй. Так сразу диктовать не получилось. Вкратце рассказал ей об уничтожении поста фельджандармерии. А также перечислил основные захваченные трофеи, технику и прочее важное имущество. Вот, собственно, со списка трофеев, а именно оружия, и начали.

Она действовала хорошо, профессионально, просто замечательно. Записывала каждый отдельный ствол, проверяя номера. Забавно было смотреть, как вертит в руках гранаты, пытаясь найти номера даже на них. Не удивлюсь, если именно секретаршей и работала, ну или делопроизводителем. Если Кисе Воробьянинову, целому предводителю дворянства, можно, то почему Любви Орловой нельзя?

Пулемёт MG 34 — 2 штуки

Карабин Mauser Kar98k — 5 штук

Пистолет Walther P38 — 1 штука

Пистолет (револьвер) Наган — 1 штука

Потом оформили оба тяжёлых мотоцикла с колясками BMW R75. К счастью, номеров двигателей с меня не потребовали. Не было никакого желания доставать технику из вне лимита. Пришлось бы хранить в основном пространстве инвентаря, а там места не так чтобы много. И это ещё не считая неизбежного в таких случаях запаха бензина. Или, в случае стазиса его вроде быть не должно? Зато дорожные номера записали. Они у фельджандармов как-то странно крепятся — не поперёк, а вдоль крыла переднего колеса. И табличка не прямоугольная, а в виде дуги.

Ещё одна странность, замеченная мною прямо сейчас. Например, прочитать что-нибудь в книге, лежащей во вне лимите, или даже название, написанное на её обложке, я не могу. Да что там вне лимита — в основном пространстве инвентаря тоже не могу. Специально пробовал. А прочитать номер мотоцикла, лежащего всё в том же вне лимите, каким-то образом получилось. И нет, это не выпуклые, привычные мне автомобильные номера — просто жестянка, на которой написано краской. Какие ещё открытия меня ждут вот так, случайно — занимаясь чем-то обычным и не пытаясь исследовать возможности Системы специально?

Что интересно, у немцев нашлись документы на мотоциклы. Им девушка обрадовалась особенно. Оказалось, свободно владеет немецким и может прочитать. Решила подшить их к делу, но не в ту же папку, а в другую, которую с меня тут же вытребовала.

Потом я достал другие документы. Солдатские книжки пленных фельджандармов. Вообще все бумаги, которые у них были, передал. Любовь Орлова не моргнув глазом их оформила. Не только сами документы, а вообще всех пленных, перечислив воинские звания, должностные обязанности и ещё что-то понятное только ей. Покрутила в руках один из жетонов, которые являлись аналогами жетонов полиции. Но поскольку номера на них не чеканились, отложила в сторону. Без номера эта штука точно не документ.

Я ещё хотел форму с пленных немцев сдёрнуть, чтобы предъявить Любви Орловой. Но та её совершенно не заинтересовала. Документов оказалось более чем достаточно.

А вообще форма со знаками различия — это довольно интересно. Я это всё специально учил, чтобы не путаться в местных треугольниках, кубарях, шпалах и прочих непонятных и нетипичных знаках различия. Хотя, если подумать, от звёздочек на погонах оно мало чем отличается. Либо знаешь — и тогда поймёшь, кто перед тобой, либо не знаешь — и совсем не важно, какие там кубики или звёздочки.

Ну так вот, я учил, но мне всё равно всякий раз придётся осознанно думать, что означает каждая из этих геометрических фигур. А вот местный, насколько я знаю, должен это дело определять на раз, вообще не задумываясь. Даже тот, кто к военному делу вообще никакого отношения не имеет.

В конце она меня спросила моё отчество. Оказалось, нужно для отчётности. После чего передала для подписи оба экземпляра. Кстати, оттуда узнал и её отчество — Павловна. Интересно, а как настоящую Любовь Орлову зовут, ту, которая актриса? Не полное ли совпадение? Хотя по фиг. Здесь и сейчас для меня именно эта девушка и есть настоящая, а с актрисой вряд ли когда доведётся встретиться.

Ещё точную дату выяснил. 10 июля 1941 года. Белостокско-Минское сражение уже проиграно. Началась Битва за Ленинград. Правда, до города на Неве отсюда далеко, а Минск уже взят.