Тонкие грани. Том 5

Глава 225

— Второй шанс… — пробормотала она, после чего отвела взгляд, пробежавшись им по комнате. Её комнате, которая стала её домом. Совсем простенькая, обычная комнатка, не сравнимая с той, что была у неё до этого. Не хоромы, но куда лучше. — Перед вами стоит не святая дева, Эрнест. Я убийца, виновная в смерти семидесяти пяти беззащитных мирных жителей. Я виновна в преступлении против человечности и не заслужила и никогда не заслужу прощения за содеянное. Но у меня есть второй шанс. Шанс сделать то, что осветит тёмный мир хотя бы немного. Хотя бы как-нибудь искупить вину. Даже у такой, как я…

Мария взглянула на человека перед собой. Она бы сказала, что он ещё совсем молод. Шрамы на правом лице мешают разглядеть лицо полностью, точно определить возраст, но вряд ли старше двадцати. И взгляд… раньше она бы сказала, что перед ней юноша, молодой, стеснительный, но со стержнем внутри. Сейчас же, зная, кто он…

Мария не могла видеть его теперь иначе, будто со знаниями изменилась и его внешность. Перед собой она видела убийцу. Хладнокровного человека, который мог перешагнуть через десятки тел, идя к собственной цели, и даже не заметить этого. И… он так и делал. Он убил стольких людей, погубил столько жизней и губит их даже в этот момент, каждую секунду. Человек, который был ей не безразличен, которого Мария даже возжелала после всего пережитого, хотя уже думала, что такое желание вряд ли возникнет, Эрнест, или как его зовут в действительности — он становился всё дальше и дальше…

Нет, она сама хотела оттолкнуть его как можно дальше. Несмотря на то, что маленькой частью души до сих пор хотела, чтоб он был рядом, желала его отшвырнуть от себя. Хотела сделать больно, как он делал больно другим, порвать любой контакт и любую связь в надежде, что это доставит столько же страданий ему, если их отношения когда-либо что-то значили для этого человека.

Она хотела заставить его мучиться. Хотела попробовать его сломать, если Эрнест действительно любил её.

Такова была первая мысль, когда она отошла от шока и странного воздействия той женщины, что именовала себя Ишкуиной. Пустота осталась, но вместе с ней пришло и желание творить боль и страдания причине, из-за которой это произошло.

А потом…

А потом она пала…

Нет, она не пала. Мария поспешила поправить себя — она уже была падшей, и женщина лишь напомнила ей об этом. И с воспоминаниями пришло понимание того, что она должна сделать. Как должна поступить, если этот человек был ей действительно не безразличен, и если все слова, что Мария говорила, во что все эти года верила, не пустой звук и громкие слова. Если действительно верит в то, о чём говорила всем.

Это её вера. Её стержень, который ещё стоит внутри. Она должна перешагнуть через собственные чувства и обиды, сделав, как требует того свет, что ещё остался внутри её сердца, а не тьма, которая начала обволакивать разум.

Мария мужественно, как бы забавно это ни звучало, взглянула на совершенно незнакомого человека. Она действительно верит в то, что говорит, и обязана поступить так, как того требует свет, а не её злость, боль и пустота.

Это её свет.

— Я лишь хочу узнать правду, — негромко произнесла Мария, смотря на него. — Любую, какой бы она горькой и ужасной ни была, — и негромко добавила. — Пожалуйста…

Он смотрел на неё, не изменяясь в лице. Теперь, зная правду, она даже ощущала лёгкий страх. Едва заметный страх, будто он был опасен для неё, но внутреннее чувство света всё равно было сильнее.

Эрнест обошёл её, не промолвив ни слова. Совершенно непроницаемое немного пугающее лицо, будто его душу ничего не могло тронуть. Медленно подошёл к окну, выглянул через штору, после чего прошёлся по залу под пристальным взглядом Марии. Остановился перед фотографиями, разглядывая их. Эрнест будто не замечал её, не хотел замечать или надеялся, что вопрос исчезнет, как исчезают лужи в тёплую погоду.

— Эрнест, прошу вас… — начала было Мария, но её неожиданно перебили.

— Меня зовут не Эрнест, — сухо, хрипло ответил он, даже немного грубо, словно его раздражала Мария.

— Я… прошу прощения…

— Не извиняйтесь, — так же сухо вновь перебил он её, рассматривая фотографии.

— Тогда… Томас, верно? Томас Блэк? Вас…

— Нет, — он упрямо не смотрел на неё, при этом сохраняя какую-то безразлично сухую интонацию голоса. — Меня никогда так не звали. Ни Томас, ни Эрнест. Нурдаулет. Меня зовут Нурдаулет.

— Нурдаулет?

— Что вы хотите услышать, Мария?

— Правду, — негромко отозвалась она.

— Правду? Какую? Вы уже знаете, кто я, не так ли? Что бы вам ни рассказали, вас, скорее всего, не обманули, — отозвался он. — Более того, наверняка ещё и не всё рассказали.

— Но я хочу, чтобы это рассказали мне вы. Не кто-то, а именно вы. Я поверю любому вашему слову, только скажите мне правду.

Но Мария лукавила. Нагло врала. Она уже знала правду и верила в неё. Просто хотела услышать её от него. Услышать, как ответит человек перед ней.

— Именно я? — усмехнулся он, посмотрев на неё. И только сейчас Мария почувствовала от него гнетущую ауру, что-то нехорошее и жуткое. Его усмешка была оскалом человека, который может загрызть любого на своём пути. И его улыбчивая внешность — лишь обманка. — Хотите услышать? Действительно?

Она неуверенно кивнула головой.

— Ну что ж, — его оскал стал шире. — Я убивал людей, резал людей, расчленял людей, сжигал людей, пытал людей, стрелял в людей и даже вешал людей. Я продавал наркотики всем без исключения, я убивал за долги без особой жалости. Я заставлял людей платить дань, а не согласных наказывал, не моргнув глазом. Я сжирал любого на своём пути, банды, картель, мелкие преступники — я их всех уничтожил. Я предавал тех, кто мне верил, я бросал тех, кому была нужна моя помощь. Я, Мария, тот, кого вы больше всего ненавидите. Я источник зла в этом городе, я поддерживаю его и сразу давлю любого несогласного. Выбросьте в помойку все свои представления обо мне, хорошем и добром. Не существует того человека, которого вы знали. Есть только Мясник — наркобарон Нижнего города. Хотите воззвать к моей лучшей стороне? Её не существует.

Выдал как на одном духу, даже дышал немного тяжело. И смотрел на неё внимательно, выжидающе. Чего он хотел услышать? Убедить в том, что ей сказали до этого? Или оттолкнуть подальше? Кто перед ней?

Марии было этого ответа недостаточно.

— Не осталось ничего хорошего? — негромко произнесла она, подойдя ближе и взяв небольшую фоторамку, на который была она с родителями. Ещё такая юная и невинная…

— Разве не это вы хотели услышать от меня? Подтвердить свои догадки? Подтвердить то, что вам сказала Ишкуина? Я могу поручиться за каждое сказанное собой слово.

— Вы правы, — вздохнула Мария. — Вы сказали то, что я хочу услышать. И скажу по правде, я хочу услышать, какой вы ужасный человек, который не заслужил ничего, кроме смерти. Да, я хочу слышать о вас только плохое, чтобы лишь убедиться в собственной правоте. Чтоб ещё сильнее возненавидеть вас, ещё сильнее отдалиться и по возможности сделать больно.

— И что же вам мешает? — спросил он, немного нахмурившись, словно что-то подозревая.

Мария поставила рамку обратно на место. Прошлась по комнате, вновь посмотрела в окно на противоположное здание. Если вечером хорошенько присмотреться, можно было увидеть, как молодая пара радуется жизни, не сильно озабочиваясь о конфиденциальности. Изредка, стыдясь собственной любознательности, она бросала взгляд-другой и потом, вся красная, отворачивалась, занимаясь своими делами.

— Кто вы, Нурдаулет? — негромко спросила Мария. — Не надо говорить, что я хочу услышать. Просто ответьте.

— Это исповедь? — усмехнулся он, но весь его напускной оскал сразу сник. Пропал. Растворился.

— Кто я? — негромко начала она. — Я была той, кто хотел мести. Хотела сорвать злость на других, унять боль, которая терзала меня на протяжении тех лет войны. А кто вы?

Нурдаулет некоторое время молчал, прежде чем подать голос.

— Вы знаете, что такое приступ? — спросил он. Каким-то неожиданно тихим и грустным голосом, не похожим ни на один из тех, что она слышала от него до этого. Даже хрипов не было слышно.

— Заболевание, — сразу вспомнила Мария. Её двоюродная сестра болела им, но всё закончилось хорошо. — У любого империума есть шанс, что появится приступ, который с каждым разом будет всё сильнее и сильнее, пока, в конце концов, не приведёт к летальному исходу.

— Вы знаете, — заметил он, не глядя на неё.

— Моя двоюродная сестра болела им.

— И судя по голосу, у вас всё закончилось хорошо, верно?

— Ей назначили лечение, и всё решилось, — кивнула Мария. — Несколько недель лечения, и она смогла вновь пользоваться импульсом.

— Тогда вряд ли вы поймёте, что такое приступ у обычных людей. Простолюдинов, — ответил он. — Это приговор в большинстве случаев, если не удастся избавиться от него в самом начале. Никто не думает о том, чтоб сохранить импульс. Речь идёт уже о том, чтоб человек в принципе выжил. У моей сестры… — судорожный вздох. Мария буквально почувствовала, как он открывает давно забытые дневники своей жизни, которые однажды уже похоронил. — У моей сестры был приступ. Моя семья стала банкротом, пытаясь её вылечить. Изо дня в день мы боролись за её жизнь, и от раза к разу это не приносило результатов. Это невыносимо, видеть, как умирает родной человек, видеть, как он мучается, мечтать о том, что он выздоровеет и… тихо думать о том, чтоб этот человек поскорее помер, чтоб никого не мучал больше постоянным ожиданием смерти. Это убивает точно так же и тебя. Вы аристократка, вы не знаете нужды, не знаете потребностей в деньгах. У вас всё на мази, всё схвачено. Вы выше обычных людей с рождения. Мы уже рождаемся неравными. И некоторым, как и мне, хочется сделаться немножко равнее. Каждый день я видел эти небоскрёбы, эти дома, слышал в новостях о бандитах, которые ворочают миллионами. А потребности и возможности нередко наталкивают на определённые мысли.

Я пошёл по пути наименьшего сопротивления и наибыстрейшего обогащения. Мне выпала возможность быстро заработать, и я не стал от неё оказываться. Подумал, что это будут простые и быстрые деньги, что ради сестры это того будет стоить. Поработаю, накоплю и брошу. И сначала всё было безобидно, но потом… это начало набирать обороты. Криминал, он такой — вроде всё просто, а потом всё ухудшается в геометрической прогрессии. Уже тогда я убивал, но оправдывал это тем, что всё ради дорогого человека. Ради той, кого я любил. Всегда найдутся оправдания поступкам, их лишь надо поискать. Я глупо надеялся, что смогу соскочить, когда накоплю нужную сумму. Думал, что выйду из игры, и всё, концы в воду. Но стоило мне попытаться соскочить, как криминал пришёл к моей семье. Я едва не потерял всех, кого любил. Нас попытались кинуть, и я потерял своих друзей, настоящих друзей, которым мог доверить жизнь. И тогда я окончательно стал тем, кто есть. Решил проблемы самым простым способом — убил всех тех, кто не хотел меня отпускать и пытался обмануть. Всех до единого. Но моя семья… она… сдала меня…

Он потоптался на месте, после чего очень медленно стал делать круги на залу, смотря себе под ноги.

— Я перешёл дорогу опасным людям. Семья поступила правильно — выторговала жизнь членов семьи и даже спасение моей сестры в обмен на меня. Так убили бы всех, а в этом случае только меня. Идеально решение в сложившейся ситуации, но… Я всё равно чувствую предательство. Словно я сделал всю грязную работу, и меня выбросили. Не было иного выхода, я знаю, отец поступил правильно, когда сдал меня. И получил я по заслугам, но… мне всё равно больно. Если бы я сдался им сам, а я бы сам это сделал при таком раскладе, было бы всё иначе, но здесь… не я сдался, меня сдали. Это больно. Я делал это ради семьи, ради сестры, не ради себя. Да, я нарушал закон и убивал, грабил и калечил, это ужасно, я заслужил наказания, но… это выглядело так, будто от меня отвернулись, как только я стал не нужен. Да, меня любили, и это неправда, но… от этого чувства невозможно никуда деться. Хотя бы спасибо за то, что я пытался сделать… Или простого: «Прости меня», когда меня сдали. Это изменило бы многое. Но я не услышал и не услышу этого. Никогда.

Он поднял голову и около минуты смотрел в потолок.

— Но тогда… я смог уйти. Убил всех и перебрался в Сильверсайд. Хотел начать жизнь заново, с чистого листа. Но преступник, как и наркоман — нередко возвращается к своему греху. У меня возникли проблемы, был вариант подчиниться или дать отпор. Я выбрал второе и слишком далеко зашёл в этом. Семнадцать человек погибли. Я не убивал их, что бы кто ни говорил, но я приложил к их смерти руку. И потом вновь всё закрутилось, меня взяли в оборот, начали использовать, так как в противном случае меня бы убили. Очень скоро я понял, что единственный шанс выжить в этом дерьме— возглавить его. Я не хотел умирать и устал убегать. Устал бояться. Решил, что если иначе мне не занять место под солнцем, то пусть будет так. Я вновь пошёл по трупам и занял то место, где сейчас нахожусь. Я наркобарон Нижнего города.

Он развёл руками, будто говоря — вот так.

— А тот ребёнок, что вы однажды принесли… — вспомнила Мария слова мисс Ишкуины. Да, она говорила про ребёнка и девушку…

— Ребёнок принадлежал девушке. Хорошей девушке, которая заслуживала счастья. Я не совру, если скажу, что считал её своей новой семьёй. Она погибла из-за меня. Во время войны картеля я убил человека. Он хотел убить меня, я хотел убить его — обоюдное желание. Мы оба подозревали о намерениях друг друга, но улыбались друг другу в лицо. Под конец я оказался проворнее. Это был бизнес, как бы грубо это ни звучало. И казалось бы, всё, дело закрыто, но… после войны за парня пришла мстить его девушка. Она не была причастна к нашему бизнесу, вообще никак с ним не связана, но любила того парня и носила его ребёнка. Идиотка пришла убить меня, но промахнулась. Совсем немного промахнулась. Как итог, девушка, её звали Саки, она истекла кровью у меня на руках.

— А та девушка? Что стреляла?

— Она в больнице с огнестрельным ранением.

— Вы её не убили, — Мария не спрашивала. Утверждала. — А если она захочет убить вас?

— Не буду кривить душой и отвечу честно — я убью её, не задумываясь. Но до того, как она решит это сделать, у неё будет возможность подумать и просто покинуть этот город. Надеюсь, что её ребёнок, который должен скоро родиться, образумит.

— Это ужасно, — пробормотала Мария.

— Я всегда придерживаюсь правила — играть только с теми, кто в игре. Все, кто пошёл этим путём, принимают эти риски и правила. Как я. Я не втягиваю туда случайных людей и не трогаю тех, кто случайно попался под руку. Она же… просто дура. Я хотел убить её сначала. Действительно хотел, но потом передумал. Она… просто дура, которую это тронуло очень сильно. Случайная жертва событий, и её право — вступать в игру или идти своей дорогой. Я бы предпочёл, чтоб она уехала.

— И вы продолжаете торговать наркотиками.

— Я лишь торгую ими, Мария, и никого не принуждаю их принимать. Мне жаль детей, которые вступили на этот путь, и я делаю всё, чтоб дети касались этого как можно меньше. Делаю куда больше, чем само государство. Но остальные… если человек, понимая всю опасность, добровольно суёт ствол в рот, кто я такой, чтоб запрещать ему? Это не оправдывает меня, я не оправдываю себя, но и виноватым не чувствую, потому не собираюсь брать на себя больше вины, чем есть на самом деле. Вы хотите от меня правды, я вам говорю всё как есть.

— А если бы… у вас была возможность с этим закончить? — негромко спросила она.

— Для меня с этим можно покончить только одним способом, — он недвусмысленно поднёс указательный палец к виску и сымитировал выстрел. — Для таких, как я, только одна дорога. Рано или поздно…

— А если без последствий? Просто покончить с этим? Прямо сейчас?

— Вы предлагаете…

— Уйти. Вы можете просто уйти.