Глава 4


Глава 4

Казалось, это длилось целую вечность. Несколько долгих ударов сердца, на протяжении которых Айрин боролась с желанием развернуться, обвить руками шею стоящего рядом мужчины, найти губами его губы, почувствовать их прикосновение не только во сне. Но… пока она не могла на это решиться, мгновения нечаянной близости закончились, и в квартире загорелся безжалостный электрический свет.

— Вот, кажется, проблема и решена, — проговорил сосед. — Хорошо ещё, что мои родственники не прибежали выяснять, что произошло с электричеством. Доброй ночи, Айрин!

— Доброй ночи, — пробормотала в ответ она, прижимая к щекам холодные ладони и чувствуя себя до невероятности разочарованной.

Наутро Айрин проснулась от звонка будильника и, прислушавшись к звукам в квартире, с удивлением поняла, что не слышит привычного шума. Рори не вопил во всю глотку, как он это обычно делал, когда требовал еды. Это было весьма непривычно и поэтому странно.

Поднявшись с кровати, Айрин накинула халат и, пригладив волосы, вышла из комнаты. Ещё не дойдя до кухни, она почувствовала дразнящий аромат свежесваренного кофе. Это тоже оказалось очень необычно и непривычно для неё.

На кухне сидел Лиам Конрой, который, в отличие от неё самой, был уже полностью одет и выглядел весьма бодрым. На столе перед ним стояла кофейная чашка. Рори сидел на подоконнике и умывался.

— Доброе утро!

— Доброе утро, — ответила Айрин, запахивая халат.

— Ничего, что я тут слегка похозяйничал? — поинтересовался он. — Кофе готов. Кота я накормил.

— Спасибо…

— Почему-то я не вижу твою машину, — заметил Конрой, бросив взгляд в сторону окна, которое выходило на стоянку автомобилей всех проживающих в доме. — Ничего не случилось?

— Она вчера сломалась. Поеду на метро или на автобусе.

— Так в чём проблема? Я могу тебя подвезти. Мне ведь тоже нужно на работу, и нам, кажется, даже в одну сторону.

— Правда? — отозвалась она. — Но… Это вовсе не обязательно.

— Да ладно тебе. Ты же не выставила меня вчера из квартиры, так почему я не могу тебе помочь?

— Спасибо. Я постараюсь собраться быстро.

— Тогда я пока зайду к себе. Да и Микки нужно выгулять.

Айрин, в самом деле, постаралась поскорее покончить с необходимыми утренними ритуалами приведения себя в порядок. Чертыхнулась, вставляя контактные линзы. Чуть помедлив, решила надеть вместо привычных джинсов тёмно-синее с белой отделкой платье чуть ниже колен. К тому же, как она успела вспомнить, сегодня школьный спектакль у Роуз, на который племянница её пригласила. Поэтому лучше выглядеть более нарядно.

Выпив почти на ходу чашку ещё не успевшего остыть кофе, который, кстати, у Лиама получился даже лучше, чем у неё самой, Айрин постучала в соседнюю дверь, надеясь, что Конрой уже успел вернуться с прогулки с собакой. Дверь ей открыла незнакомая девушка с такими же тёмными волосами, как и у самого соседа. Должно быть, его сестра или племянница.

— Лиам сейчас выйдет, — смерив её оценивающим взглядом, проговорила девушка. — Я — Николь, его кузина. Из Корнуолла. А вы — Айрин, да? Простите, мисс…

— Портер. Можно просто Айрин. Очень приятно.

— Я и не ожидала, что Лиам такое выкинет, — хмыкнула Николь. — Ушёл ночевать к соседке, надо же. Я-то надеялась побеседовать с ним по душам. На личные темы, — добавила она.

— Может быть, Лиам просто не захотел об этом говорить? — предположила Айрин, чувствуя себя всё более неловко под пристальным взглядом родственницы Конроя.

— Но нельзя же его так оставлять! Эта Эммелин, чёрт её подери… Она мне сразу не понравилась. Да, я была куда младше, когда они поженились, но уже на их свадьбе сказала, что не быть этому браку счастливым, и, как можно заметить, оказалась права. Но ничего, я знаю, кто поможет моему кузену забыть эту ведьму…

При этих словах на лице Николь появилось лукавое выражение. Она бросила взгляд за спину и, убедившись, что никто их не подслушивает, продолжила говорить.

— Для Лиама это будет приятный сюрприз. Я позвонила Мэри-Энн, его школьной подруге. Когда-то он за ней ухаживал, и у них даже получился любовный треугольник — Лиам, Мэри-Энн и ещё один парень. Но затем появилась Эммелин и всё испортила. Так вот, я намекнула Мэри-Энн, что неплохо было бы навестить своего школьного друга. Лиам идёт. Я вам ничего не говорила. Доброго дня!

Николь скрылась в квартире, а Лиам вышел. Он уже успел переодеться в строгий чёрный костюм, который был ему очень к лицу.

Айрин начала спускаться по лестнице, перебирая в памяти всё то, что услышала. Это ей совершенно не понравилось. Какая-то школьная подруга, за которой Лиам ухаживал прежде. Интересно, какая она, эта Мэри-Энн? Айрин почему-то представляла себе эффектную брюнетку, яркую, уверенную в себе. Да, и почему Николь вообще рассказала ей об этом? Она ведь видела соседку Конроя в первый раз, так к чему было откровенничать? Или Николь таким образом хотела сказать ей: «Если ты уже успела положить глаз на Лиама, то смирись с тем, что это напрасно»?

— Вижу, ты познакомилась с моей кузиной, — произнёс сосед, догоняя её в несколько шагов.

— Да, — ответила Айрин, пряча глаза.

— Она весьма взбалмошная девица, делает всё, что ей в голову придёт. Не так давно собралась переехать в Париж. Вбила себе в голову, что все творческие люди должны жить именно там.

— А каким творчеством она занимается? — поинтересовалась Айрин.

— Николь — художница. Говорят, талантливая, но я мало что понимаю в этом современном искусстве. Мне ближе творчество прерафаэлитов.

Когда они оказались в машине Лиама, Айрин подумала, что здесь ничего не напоминает об Эммелин. А, впрочем, у той, кажется, был и собственный автомобиль. Мысли вернулись к словам Николь и загадочной Мэри-Энн, которая, похоже, должна была стать следующей гостьей в жилье Конроя. Но в случае, если Николь говорила правду, приезд этой особы едва ли заставит Лиама снова прийти ночевать в квартиру Айрин.

— Тебе что-то испортило настроение? — задал неожиданный вопрос сосед, заводя машину. — О чём ты думаешь?

— Да так, ни о чём, — отозвалась она, заставляя себя переключиться и сосредоточиться на чём-нибудь другом. На предстоящей работе, например. На Лорен Даффи. На «Лунной песне», которая пока оставалась для Айрин сплошной загадкой. Да, лучше думать об этом. Так спокойнее и безопаснее, чем перебирать в памяти слова кузины Конроя и представлять себе эту неизвестную Мэри-Энн.

Лиам включил радио, что дало возможность Айрин сделать вид, будто она всецело увлечена прослушиванием передачи. Но это у неё получалось плохо. Мысли снова и снова возвращались к случайному разговору с Николь, а взгляд то и дело скользил в сторону Лиама, наблюдая за выражением его лица, уверенными мужскими движениями, в которых не было ничего лишнего или суетливого. По радио в это время зазвучала бодрая музыка, как будто специально подобранная для тех, кому сложно проснуться утром.

— Может быть, мне заехать за тобой вечером? — предложил Лиам. — Не факт, что твою машину уже успеют починить.

— Нет, спасибо, — отказалась Айрин. — Я ещё не знаю, во сколько освобожусь. Племянница хочет поужинать со мной после школьного спектакля.

— Желаю хорошо провести время, — проговорил он, остановившись вблизи парка, от которого было недалеко до здания архива. — До вечера.

— И тебе хорошего дня, — попрощалась она, выходя из машины. — Спасибо, что подвёз.

Айрин, прибавив шаг, поспешила в архив. Она немного опаздывала, но это было сейчас не самым важным. Ей хотелось поскорее открыть дневник Лорен Даффи. Пожалуй, ни одна работа раньше не захватывала её так, как дневники этой девушки, которую отделял от Айрин целый век. Несмотря на это, Лорен всё больше казалась близкой, настоящей, куда более реальной, чем люди, которые сейчас так же, как и она, спешили на работу по улицам города, обгоняя её и задевая локтями.

Кроме того, оставалась ещё надежда на то, что рано или поздно в дневнике попадётся ещё что-нибудь о «Лунной песне». Айрин на это очень надеялась. Пожалуй, требовалось с кем-нибудь поговорить и попросить совета о том, что ей делать дальше с этим текстом.

Архив был открыт, но, как заметила она, работников там оказалось ещё мало. Должно быть, никто в это осеннее утро не торопился на работу в серые коридоры и кабинеты, окна которых выходили на шумную улицу. Торопливо здороваясь со всеми, кто попадался ей на пути, Айрин поспешила к дневнику Лорен Даффи, к которому никто, кроме неё, не прикасался.

Лорен продолжала рассказывать о прочитанных книгах, но делала это как-то рассеянно, без её обычной сосредоточенности. Похоже, какая-то другая мысль занимала поэтессу куда больше. Что это было? Молодой сосед? «Лунная песня»? Айрин перелистывала страницы, начиная беспокоиться о том, что уже скоро этот дневник закончится.

Закончится вместе с жизнью Лорен. А вопросы, которые терзали Айрин, останутся неразгаданными. Нет, нельзя этого так оставлять. Ей обязательно нужно как можно больше узнать о «Лунной песне». Узнать, почему люди на протяжении веков задавались вопросом о том, существует ли это заклинание, действует ли оно, как его отыскать.

Руки успели замёрзнуть по дороге, да и в самом помещении архива оказалось довольно холодно, поэтому Айрин решила, что неплохо было бы заглянуть в любимое кафе по соседству и выпить там чашку кофе или горячего чая. К тому же, она и не успела заметить, что рабочее время постепенно уже практически приблизилось к обеденному. Листая дневник и рассматривая рисунки, которые там делала Лорен между своими записями, Айрин почти потеряла счёт времени.

Когда она уже убрала дневник и собралась выйти из кабинета, раздался звонок мобильного телефона. Айрин поначалу решила, что это опять звонит Роуз, чтобы напомнить про свой школьный спектакль, но это оказался Джонатан Кензи, её непосредственный начальник из университета. Айрин ответила на звонок.

— Вы сможете завтра заехать в университет, мисс Портер? — поинтересовался он.

— Да, конечно, — ответила Айрин. Кензи всегда разговаривал с ней и с остальными работниками университета крайне сухо и официально. — Что-то срочное? Новая работа? — поинтересовалась она, очень надеясь, что ей не подбросят очередное задание, заставив прекратить работу с дневником Лорен Даффи.

— Нет, просто одна из преподавательниц приболела. Сможете прочитать за неё лекции?

— Разумеется.

После обеда Айрин вернулась к чтению дневника.

«Новости из столицы доходят с большим опозданием. Родителей это, как мне кажется, беспокоит, но нас с кузиной Эбигейл почти не касается. Это потому, что я полностью поглощена своими мыслями о нашем соседе Джордже и некоторыми другими вещами, о которых пока не могу здесь рассказать.

А чем заняты мысли Эбигейл я, если честно, даже не имею представления. Должно быть, это не слишком хорошо с моей стороны, поскольку Эбигейл — не только моя кузина, но и единственная подруга. Её родителей не стало так давно, что я уже не помню, с какого времени она живёт в нашем доме. Иногда Эбигейл сокрушается о том, что не может жить самостоятельно, потому что родители не смогли ей ничего оставить. Но я утешаю её. Моя семья всегда была очень добра к ней, иногда мне и вовсе кажется, что она куда больше напоминает дочь моих родителей, чем я сама. Но я не ревную. Эбигейл нужна и мне. Кто ещё будет с таким горячим интересом выслушивать пришедшие мне в голову мысли, читать мои новые стихи сразу же после написания и даже решаться на то, чтобы критиковать их?

О, только милая Эбигейл!

Что же касается самостоятельной жизни для женщины, о которой она иногда принимается говорить, то я вижу в этом какое-то лукавство. Почему-то я почти уверена, что кузина лелеет мечту выйти замуж, и, если ей дать возможность не зависеть в своих денежных интересах от нашей семьи, то она тут же примется за поиски подходящего супруга. Об этом мне говорят и книги, которые Эбигейл выбирает в нашей семейной библиотеке. Они все о любви! Мне даже любопытно, кем она себя воображает, когда читает их.

Но не буду так несправедлива к милой Эбигейл, ведь и меня саму не обошла стороной эта пагубная болезнь под названием «нежные чувства». Никто не знает, но я уже тайком сожгла несколько стихов. Меня страшила сама мысль, будто кто-то прочтёт их и узнает, что речь в моих стихах идёт о Джордже. Он виден за каждой строчкой, за каждым словом, за каждым вопросом, на которые у меня пока нет ответов.

Чёрт возьми, иногда мне хочется и вовсе не писать стихов!

Вместо этого мне хочется жить. Жить по-настоящему. Встречать этот новый век таким, каков он есть, и с нетерпением ждать событий, которые он принесёт в мою жизнь. Хочется однажды просто выйти из дома и сделать какую-нибудь совершенно безумную и прекрасную глупость. Например, станцевать на безупречно подстриженном зелёном газоне в саду. Представляю, как вытянется лицо нашего садовника, когда он такое увидит! А соседи, если будут проезжать мимо, и вовсе попадают в обморок.

Ещё мне хочется взять и отправиться в дом, где живёт Джордж. Увидеть его и, отринув все правила приличия и морали, просто признаться ему в собственных чувствах. Я бы многое отдала, чтобы увидеть его лицо, когда он услышит мои слова. Надеюсь, оно не будет напоминать лицо отца, когда на званом ужине с друзьями семьи я говорю что-нибудь такое, что ему совершенно не по душе. Нет-нет, Джордж понял бы всё бесстрашие и всю надежду моего отчаянного шага.

Кто вообще мог придумать такую глупость — заявить, что девушке нельзя говорить слов любви первой? Почему она покорно должна ждать, пока ей сделают предложение, как, должно быть, ждет этих слов Эбигейл? Я недавно слышала, как мама говорила, что та может выйти замуж за викария. Не стала передавать эти слова кузине, поскольку не думаю, будто ей нравится наш немолодой викарий.

Однажды я так и сделаю. Я уверена в этом. Но сначала я должна удостовериться в том, что мои чувства окажутся взаимными. Я не собираюсь уходить из его дома поверженной, сломленной, отвергнутой. Поэтому сделаю так, чтобы он ответил мне взаимностью. Чего бы это ни стоило. А Эбигейл, конечно же, станет подружкой невесты.

Скоро мне исполнится двадцать один год. Это вполне подходящая дата для того, чтобы сделать то, что я задумала. Затем, разумеется, я стану куда более осмотрительной. Но сначала я должна получить любовь Джорджа. Получить возможность видеть его каждый день, смотреть в его глаза, держать его руку…

В этом желании нет ничего ужасного, и я не нарушу ничьи планы, если пойду на этот шаг. Но я всё равно чувствую странное волнение. Уже которую ночь не могу заснуть и всё думаю о том, что мне предстоит. Жаль, что я не могу рассказать об этом Эбигейл. Боюсь, что она может передать мои слова родителям, потому что испугается за меня.

Тем временем, насколько я знаю из рассказов очевидцев и столичных газет, женщины пытаются добиться для себя избирательных прав. Возможно, я бы даже поддержала их в этой затее, если бы не была столь занята предстоящим мне событием. Нужно будет написать об этом. Эбигейл тоже считает, что этими женщинами можно лишь восхищаться. Но меня беспокоит, что в Лондоне неспокойно, а Джордж отправился туда, чтобы повидаться со старшим братом.

Зато Уильям продолжает меня навещать. Мне не слишком-то нравится его взгляд, который он не сводит с меня, когда думает, что никто этого не замечает. Пристальный, ушедший в себя, неприятный взгляд человека, который знает больше, чем я. Не люблю, когда кто-то знает больше меня и молчит об этом. Уильям будто что-то задумал и представляет, как это лучше всего устроить. Меня пугает сама мысль о том, что он мог догадаться о моей задумке. Если бы я могла прочитать его мысли!

Увы, но отцу нравится то, как Уильям рассуждает о политике. Нравится его происхождение. А я никому не могу рассказать правду об этом человеке. Но больше всего меня пугают намёки на то, что отец рассматривает кандидатуру Уильяма как возможного претендента на мою руку. Даже страшно представить, что такое станет возможным!

Не буду думать об Уильяме. Буду думать о Джордже. Надеюсь, со стороны никто не замечает, с каким нетерпением я ожидаю его возвращения из Лондона. Впрочем, не я одна. Даже Эбигейл не так давно спрашивала, нет ли у меня каких-нибудь новостей.

Если бы эти новости были! Я очень жду, что Джордж мне напишет и расскажет о том, когда собирается вернуться. Но писем нет. Может быть, они просто ещё не успели дойти до меня? Или Джорджу некогда написать несколько строк?

Я преисполнена самой сильной, самой горячей, самой искренней надежды на то, что Джордж скоро вернётся. До моего дня рождения осталось не так уж много времени. С каждым днём это время всё сокращается. Если бы я могла хоть немного задержать его! Но в этом мире столько всего, что неподвластно человеку. Любопытно, изменится ли когда-нибудь такой порядок дел, каким будет этот мир, когда пройдёт ещё век?

А пока я считаю дни, отмечая их в календаре, и жду его возвращения. Я всё же решила, что больше не буду сжигать стихи о нём, лучше спрячу их. Ведь когда-нибудь Джордж их непременно прочитает».

Айрин закрыла дневник и задумчиво посмотрела в забранное решёткой окно. Новые записи Лорен Даффи снова не пролили света на вопросы, а добавили новых. Хорошо, понятно, что Джордж — имя того самого молодого соседа, в которого Лорен, судя по всему, влюбилась. Но кто такой Уильям? Почему Лорен так его боится? Что за тайну о нём она знает? А ещё вопрос, пожалуй, самый главный — что надумала сделать Лорен в день своего рождения?

И в дату собственной смерти.

Бросив быстрый взгляд на экран своего мобильного телефона, Айрин убедилась, что ещё немного, и она опоздает на школьный спектакль. Роуз ей этого никогда не простит. А, учитывая, что машину всё ещё не починили, снова придётся воспользоваться услугами таксистов.

Спрятав дневник и решив пока некоторое время не думать о том, что она только что прочитала, а сосредоточиться на племяннице и важном для неё событии, Айрин покинула архив. По дороге она обогнала в коридоре свою коллегу из университета Сьюзен Адамс. Сьюзен смерила её оценивающим взглядом.

— Новое платье? — поинтересовалась она, покончив с приветствиями. — Тебе идёт.

— Спасибо, — отозвалась Айрин, поправляя на плече сумку. — Нет, вовсе не новое.

— Значит, тебе стоит чаще надевать платья, — прищурившись, заметила Сьюзен.

— Прости, я сейчас очень тороплюсь. Школьный спектакль у племянницы.

— Вот как, — понимающе произнесла коллега. — Ничего страшного, поболтаем в другой раз.

Уже через несколько минут Айрин сидела в такси, предвкушая встречу с племянницей и сокрушаясь, что не успела купить ей подарок. А всё Лорен Даффи с её любовной историей и «Лунная песня». Наваждение какое-то!

В сознании забрезжила какая-то пока не очень отчётливая мысль, но в этот момент машина резко остановилась. Водитель повернулся к пассажирке и показал ей на скопившуюся на шумной городской улице пробку. Когда Айрин сказала, что торопится, он только развёл руками.

— Ничего не могу поделать, мисс, — проговорил таксист. — Придётся вам пересесть на метро.

Пройдя несколько метров, Айрин оказалась возле станции метро. Выбежав из метро, обнаружила, что пошёл дождь. Больше никаких препятствий на пути не попалось, поэтому она преодолела пешеходный переход и через несколько минут практически влетела в здание школы.

Роуз уже встречала её. Стоя недалеко от школьного охранника, она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Айрин, окинув племянницу быстрым взглядом, обнаружила, что та выглядела уже куда старше, чем в их предыдущую встречу. Невысокая девочка-подросток с короткими тёмными волосами и веснушками на носу. Но всё же в ней можно было узнать того ребёнка, которым та была ещё несколько лет назад.

— Где ты пропадаешь? — выпалила Роуз, быстро обняв Айрин. — Уже хотела у охранника твой входной билет оставить. Мне пора переодеваться и гримироваться. Хорошо ещё, что я появляюсь на сцене не с самого начала.

Пожелав племяннице удачи, Айрин взяла билет, отряхнула влажную после пробежки под дождём одежду и вместе с другими припозднившимися зрителями направилась в зал. Она попыталась вернуть пришедшую в такси мысль, но вокруг творилась суета, которая не давала сосредоточиться. Айрин решила подумать об этом вечером, когда после ужина с племянницей окажется дома.

А ещё было любопытно, есть ли вероятность того, что Лиам Конрой снова придёт к ней ночевать?


Загрузка...