Глава 4

— Ну, Витя, ты и ходить, еле успел за тобой, — в комнату вошёл ещё один мужчина лет сорока, а вслед за ним ещё один дядя, постарше.

И я знал их обоих! Один из них награждал меня на каких-то соревнованиях в прошлой жизни, второй предложил мне в начале девяностых, после армии уже, заняться профессиональным боксом. Как щас помню — три боя — три победы. За выигрыш мне платили по тысяче — большие деньги по тем временам. Но третий выигрыш мне дался большой кровью, в буквальном смысле, и четвёртый бой я проигнорировал.

— Позвольте представить, если кто не знает, Юрий Степанович — главный тренер Россовета «Динамо», — Михалыч указал на первого. — И Эдмунд Чеславович — председатель федерации бокса РСФСР, — представил он второго.

— Я ещё в «Динамо» замначальника отдела спортивных единоборств, в Центральном Совете. Ну и зампредседателя федерации бокса СССР, — скромно добавил второй гость. — Липинский моя фамилия.

Разумеется, обоих тут узнали, да и они почти всех в кабинете раньше видели. Поздоровались по-свойски, по-свойски и уселись на свободные места.

— Отличного боксера воспитало «Динамо», — несколько напряжным голосом сказал главный тренер сборной Юрий Михайлович.

Тут первый гость — Быстров Юрий Степанович — просит слово и ярко и образно произносит свою политически правильную речь.

— Нас, боксеров, уже больше трехсот тысяч в стране, но тут у вас сидит наше боксерское будущее! — заканчивает речь он. — Я очень рад, что и общество «Динамо» тоже помогает вам и кадрами, и финансами, ну, и самое главное, такими боксерами, как чемпион СССР этого года Анатолий Штыба!

Вид у нашего президиума был,… нет, не оплеванный, но как по голове ударенный.

Я ведь почти «инвалид и дистрофик», «злостный хулиган», по которому нары плачут, должен был вылететь из сборной, ну и положить комсомольский значок заодно.

Всё же так хорошо продумали они, вернее он — мой недоброжелатель. Но ссать против ветра сейчас никто не хочет. Тем более, комсомольский работник встал и рассказал про мои комсомольские инициативы — и про памятник погибшим комсомольцам, и про проспект Комсомольский, и про поездку в Венгрию, и про форум комсомольских инициатив…Хорошо, хоть конкурс «Комсомолка Красноярска» не приплел. Но и так регалий хватило. Товарищи в сборной о моих заслугах не знали, а уж про мохнатые лапы в лице зампредседателя бокса СССР, например, и подумать никто не мог. А Эдмунд Чеславович, оказывается, о моих спортивных успехах кое-какое имел представление, ну или справку ему собрал кто. Сейчас он выступает перед всеми.

— Где Штыба — там победа! — пафосно заканчивает он свою речь.

— Может нам весенний сбор отменить уже? — не выдержал мой недруг Евгений Петрович.

— Ты кто, мил человек? — изумленно уставился на него Эдмунд Чеславович.

— Это старший тренер до шестидесяти кг, — сухо ответил Михалыч.

— А что ерничаешь? Всё, что запланировано — проведём, с тобой или без тебя. И этот сбор провели, и чемпионаты зимой и весной соберём. Или у тебя свое какое мнение? — спросил у Петровича Липинский.

— Да у медицины к Анатолию вопросы есть, — выкрутился тренер веса, нахально подставляя медика, которого, уверен, сам и сблатовал на черные дела.

— Ну, вот что! Меня попросили двоих худших назвать по физической готовности, я назвал, — встал потеющий медик. — И назвал я тех, кого ты попросил, Женя. Извините. Скажу правду. Штыба по физическим кондициям лучший в своём весе сейчас. «Индекс Руфье» у него, например, — 1,1, при норме 3. Это тест такой на работоспособность сердца после нагрузки. Лучший результат среди всех сборников! Не знаю, чем тебе парень не угодил, может тем, что он соперник спортсмену, которого твой сын готовит?

— Ребята, я попрошу вас подождать за дверью, чувствую, серьёзно поговорить надо. Сколько лишних — двое или трое, если с вашим тренером считать? — встал грозной тучей Липинский.

— Заварил ты кашу, — в коридоре уже высказывает претензию мне! Никитин.

Понять его можно, он точно худший, и этот сбор для него последний, и по возрасту — он перестарок, во взрослый бокс уходит, но наезд терпеть не хочу. Но ответить не успеваю.

— Слышь, а я ничего не заварил? — резко подошёл к парню Витя Артемьев.

— Или я, может, виноват, что тренер у нас мудак? — подал голос и Славка.

Острецов отмолчался, а Ванька лишь усмехнулся и нагло уставился на Никитина.

Короче, вызвали нас минут через двадцать. Зачитали решение тренерского совета. Ваня, Славка, Витя и Толя, то есть я, остались в сборной. Ничего не указывало на войну или конфликт, вроде, все тренеры улыбались даже. Только Евгений Петрович улыбался придурковато и заискивающе.

«Вырвали зубы гадюке», — понял я.

Костю Цзю тоже оставили, более того, он сказал, что в апреле его в ГДР отправят на какое-то соревнование.

Едем вместе с гостями сначала в ЦС «Динамо», а потом, по плану, наведаемся и к комсомольскому начальству. Машина не одна, а три! У каждого из гостей своя, только у Быстрова нет личного водителя. К нему меня и посадили.

— Будет у вас новый тренер весной, а то устроили тут заговоры, понимаешь, — подмигнув, проинформировал меня Юрий Степанович. — Слушай, знаю, что по комсомольской части сильно занят ты, даже в бюро горкома тебя избрали. Справишься и со спортивными нагрузками и с комсомольской работой?

— Я же ещё по юношам выступаю, мне нетрудно пока. На юниорском чемпионате Европы ребята старше будут чем я, на год, а то и почти два. Но бокс есть бокс, и пока единственное, что отличает наши юниорские соревнования от их — это длительность раунда — не две минуты, а три. Но с физикой у меня всё хорошо, так что я на всё смотрю с оптимизмом. А вот лишние соревнования хотелось бы убрать в сторону. Ну, юниорский чемпионат СССР, и всё, где хотел бы участвовать, — четко и аргументировано отвечаю я. — Мы вот все спарринги сейчас по три минуты проводили, и нормально.

Вижу, моя уверенность мужика радует.

— Хотел тебе ещё наши динамовские соревнования предложить, но раз считаешь, что хватит чемпионата СССР… Кстати, он в конце февраля в этом году состоится. Отборка у всех, кроме тебя. Ты, как чемпион, уже в списке участников, — проинформировал Быстров. — А чемпионат Европы, который будет в Копенгагене, перенесли с сентября на май-июнь.

— А мне Костя что-то говорил про чемпионат в ГДР, — вспомнил я.

— Тут такое дело, мест на участие в чемпионате Европы всего шестнадцать, а стран больше, как ты знаешь, и Костя же сейчас в весовой категории до 57 кг, а ты — до 60. Так вот, путёвка на чемпионат Европы в твоём весе у СССР есть, а в весе до 57 кг — нет. Наш боец накосячил на прошлом чемпионате. Вот Косте и нужно будет отобраться. Для этого в Шверине, это город такой в ГДР, будет проходить чемпионат открытый юниорский, наши все четверо из 57 кг поедут туда.

— Но тебе надо решать будет свои проблемы здесь в СССР. Четыре человека, все сильные парни, Иван вообще бронзовый призёр юниорского чемпионата мира этого года, — пояснил тренер.

Так за разговорами и доехали до места. А дернули меня в ЦС, оказывается, не просто так, приехала делегация из «Динамо» ГДР! Есть и у них такое общество. Там были и боксеры, вот я и потребовался для совместного фото — чемпион СССР среди юниоров и чемпион ГДР. Отто Штоф на моём фоне совсем не смотрелся — мухач он. Я выше на голову и здоровее. Может для этого меня, и позвали, мол, старший брат — Советский союз и младший — ГДР.

— Мы с парнем сразу нашли общий язык, он вывалил на меня все свои познания в русском:

— На здоровье, батюшка! Шишка, Гагарин, — тараторил он.

— HalloFreund! Schön, Sie in Moskau zu sehen! — бодро ответил я, обрадовав парня своим произношением.

От общества «Динамо» ГДР мне перепал подарок — кожаная куртка с меховым подкладом моего размера!

«Скорее всего, меня пригласили потому, что куртка мне подходит», — подумалось мне.

Куртка из хорошей натуральной толстой кожи, увидь такую Гретта, или кто другой из зоошизы, меня бы в ней и заплевали, как минимум. Очень кстати подарок! На сейчас носить. Погода — около нуля, на седьмое ноября снег шёл, мы правда не ходили на праздник, нам не до демонстраций было. Что приятно, был подарок и от нашего общества «Динамо» — двухкассетная магнитола Вега РМ 252С! Она мне сразу понравилась, ведь, весила та около трёх кг! Да и по размерам небольшая. Ещё мне вручили знак динамовский «За спортивное мужество». С трудом понял за что. Весной на первенстве края по боксу я в полуфинале бился с травмированной рукой, правой, причем. Выиграл одной левой. Хотя я могу и левой как правой работать. Вот за это и награда! Было такое, да. Меня потом хвалили очень, мол, не сдался, защитил честь общества «Динамо». Цепляю знак сразу на костюм. Потом была пара интервью, одно — нашим, одно — ихним журналистам. Короткие, на пяток вопросов, и меня отпускают.

Едем по комсомольским делам уже в машине с Евгением. Тот хвалит меня за знание языка. Чуть не добавил — вероятного противника. В здании ЦК на Богдана Хмельницкого у меня встреча с… пионерами! Сначала к какому-то начальнику сводили, похвалили там, и сразу на встречу. Хоть намекнули бы, о чем им говорить. Большой зал, заполненный на треть детишками в пионерских галстуках. Меня представили как комсомольского работника, от этого и плясать буду. В пионерах сейчас дети от девяти до четырнадцати лет, но некоторым пионеркам, на мой взгляд, больше. Ну как может у восьмиклассницы грудь третьего размера быть? Да и выглядит взрослой! Ещё и села на первый ряд. Отвожу взор. С трудом. Вроде, получается не смотреть, куда не надо, тем более, после вступительной речи о текущей ситуации в мире и стране я разрешил задавать вопросы.

— Елена, директор дворца пионеров, у меня к вам вопрос, — встала та самая сисястая с галстуком с первого ряда.

От души отлегло — взрослая это девочка! Раз уже директор. Чего на ней галстук — непонятно, да разберёмся.

— Слушаю вас Елена, — поощрительно улыбаюсь самой своей обольстительной улыбкой я, но вышло, наверное, не очень.

Девочка с первого ряда, которой реально лет девять, по-моему, шугнулась моей улыбки. Я и забыл, что не самый обаятельный парень в мире. Может и обаятельный, но не красавчик. Ладно, не опИсалась девочка, и то хорошо!

Загрузка...