— Привет, Игорь, — говорю я брату моей бывшей подружки Лизки.
— Виделись, — говорю я и отворачиваюсь.
Я в обиде, ведь, ещё хорошо помню, как Лизка притворилась больной, чтобы не видеть меня, а брат её покрывал. Врал в глаза, понимаешь!
— Ты чего? — недоумевает тот.
— Чего? А что ты врал, мол, сестра болеет? Я их, кстати, видел вместе с парнишей каким-то, минут через двадцать после твоего ухода, и вид у Лизы был цветущий, — предъявил претензию я.
— А что мне оставалась делать? Сестра же. Да и рассталась она давно с этим ухажёром, — попытался оправдаться Игорек.
— Я сейчас должен обрадоваться и побежать к ней серенады петь? И, на мой взгляд, ты должен был сразу сказать, мол, есть у неё другой, а не парить мне мозг про её болезнь, — сказал я и отвернулся.
Все мои новые знакомые, включая Лозу, слушали разборку с интересом.
— Тогда мне бы мозг парили, — пробурчал Игорёк. — Заезжай в гости, сам всё с ней обсудишь.
— Я в воскресенье улетаю, а завтра бой у меня — полуфинал чемпионата России.
— Что за кошёлка? — громко спросила недовольная какой-то прошлой моей девкой Вика.
— Это моя сестра, выражения, девушка, выбирайте, — надулся Игорь.
— А то, что будет? — глянул на парня я. — Кошёлка, тупая и похотливая — всё верно. Ещё и лживая.
Тут разборка увяла, так как на сцену вышли четыре молодых стильных парня в одинаковых костюмах и галстуках, и начался концерт.
— А ты, я смотрю, шустрый парень, — сказала после концерта Вика. — Может и правда тебя на себе женить?
— А мне это зачем надо? — ухмыльнулся я.
— Ну, не знаю… — Викуля выпрямила спину, и грудь её стала распирать кофточку.
Наивная чукотская девочка, мне от тебя приглашение нужно на днюху в Припять. Решил-таки я попытаться сделать хоть что-то для предотвращения аварии, пока не понимаю что, ну хоть увезти их оттуда на день раньше. Вариант с ракетным обстрелом станции мне кажется маловероятным, нет у меня нужных знаний и способностей. Эксперимент? Да в нем десятка три народа участвует, и не факт что Артемьев-старший там ключевая фигура. Бить его по башке точно не буду. Артемьев-младший тем временем целовался со своей Наташкой. Видно, угодил ей. Как по мне, зря он перед ней стелится. Я вообще не вижу смысла рано жениться. Лет в тридцать у него будет такой выбор… От малолеток, типа его Натахи, до зрелых женщин, может даже и с дитём, но уже понимающих, чем ценен свой мужик. Перспективы есть, боксер он неплохой, дом у них — полная чаша, скоро по загранкам будет ездить. Хотя, года через три уже выезд за рубеж проблемой не будет. А уж через пять лет ….
— Ты чего, и в самом деле хочешь приехать? — спросила напоследок Вика. — А хочешь, и я приеду к тебе на соревнование? Завтра мы ещё в городе, в воскресенье утром уезжаем.
— Серьёзно могу приехать, за компанию с твоим братом. А соревнования утром у меня, приезжай, если хочешь, — сказал я, отрываясь от поцелуя.
Цзю уже спал, когда я добрался до своей кровати. Ворочался ещё час, что-то разбередили душу воспоминания о Лизке и поцелуи с Викой.
Утром безжалостный монгол, тьфу, кореец, разбудил меня, несмотря на все моё сопротивление. Вот собака!
— Костя, какого хера, ещё два часа до боя? — возмутился я.
— Тебя Михалыч видеть хотел утром, — сказал мой сосед, вчера вечером он заходил, а тебя не было. — И ещё патлатый такой грузин приходил, тоже сказал, что утром найдёт тебя.
— К Виктору ездил, — сказал я, нехотя вставая. — Грузин, Михалыч! Спать хочу!
— И чё там было? — спросил Цзю.
— На концерт «Машины времени» ходили, он с подругой, я с его сестрой, — зеваю и ищу свои тапки, душа в комнате нет, надо идти в общий.
— И как? — оживился Костя.
— Во! — руками я изобразил два полушария символизирующие груди Вики.
— Я про концерт…
— А!!! Лампово! — признал я. — Поют живьём, без фанеры, молодцы ребята.
— Без чего? — не понял кореец.
— Грю, фонограмму не используют, а вживую поют, я это уважаю, — поясняю я и отправляюсь в душ.
В зале найти Михалыча не успел, он сам меня поймал за рукав спортивного костюма.
— Надо поговорить, — сказал он.
Надо, так надо, — отхожу с ним в сторонку.
— Тут такое дело, — замялся Юрий Михайлович, тренер сборной. — К тебе могут подойти люди и деньги предложить за проигрыш.
— И сколько? — заинтересовался я.
Не хотел я ничего сливать, просто уж очень интересно стало узнать — какова такса?
— Не будь дураком, тебе не всё равно? — разозлился Михалыч. — Чтобы не думал соглашаться!
— Я и не собирался. Только, Юрий Михайлович, им не проще ли судьям дать, если могут много предложить? Мало ли, может, кто согласится, — резонно заметил я.
— Во-первых, ты нокаутом всё выиграть норовишь, — привел довод главный тренер сборной. — Во-вторых, уже предложили. Откуда, думаешь, я знаю? Знаешь, как судят вообще?
— Не знаю, — соврал я, ибо знал, и даже сам судил одно время.
Баллы в любительском боксе начислялись вручную. У судьи имелся особый бланк, в который он заносил баллы победившего и проигравшего. Начисление происходило так: победителем раунда становился боксёр, который нанёс больше «чистых» ударов, он получал 20 баллов (вне связи с количеством ударов, нанесённых сопернику), и если проигравший получал баллы относительно разницы в количестве ударов с победителем, то разница в каждые два удара снимала ему дополнительный балл. Так, скажем, в некоем раунде боксёр А нанёс 9 точных ударов, а боксёр Б — только 5, значит, боксёр А получит 20 баллов, а боксёр Б получит свои баллы исходя из разницы в 4 удара с победителем, при том, что 2 удара снимают балл, то есть боксёр Б получит 18 баллов.
Но я этого не застал, я судил уже, когда судей было пятеро, и система была электронная. У каждого судьи была панель — соединённый с компьютером пульт с 4-мя кнопками: красной, синей (по цветам углов ринга) и двумя кнопками для записи предупреждений. Судьи нажимают на соответствующие кнопки, когда видят, что боксёр этого цвета нанёс точный удар. Для того чтоб удар был засчитан, по крайней мере, трое судей должны одновременно нажать на кнопку с разницей не более чем в 2 секунды. Любое нажатие на кнопку, даже не считающееся баллом, отображается на компьютере на столе жюри, и там видно, сколько раз и в чью пользу каждый из судей нажимал на кнопку.
Вроде, через пару лет уже введут электронную систему, и жухлить станет труднее. Хотя, помню скандал на Сеульской олимпиаде в 88-м, когда засудили самого Роя Джонса, отдав победу в финале корейцу. Причем судьи из ГДР и СССР судили честно, а вот африканские и уругвайские продались.
— Так вот, судит Гена Дробышев, Максим Кононов и некий Сулаквелидзе, не знаю его. Гене и предложили. В нём я уверен, а вот остальные два … — рассказывает Михалыч, а я вспоминаю, что мой соперник как раз из Грузии.
— А что вы сразу не доложили? Это же преступление! — возмутился я. — Вообще, за такое с боя снимать надо.
— Снимать?! Ишь ты. А как мы докажем, что нам предлагали, и именно от лица твоего соперника? Может это самодеятельность болельщиков. Да и как вообще докажем, что предлагали? — зло машет рукой Михалыч. — Но мы судить будем честно. Я тебя предупредил, чтобы ты не брал деньги! Тем более, мы тебе стипендию выбили как сборнику. Дома получишь сразу за два месяца, январь и февраль.
— Я понял, спасибо, — благодарю я и иду разминаться.
Уже перед самым боем меня зовет парнишка из тяжей сборной, забыл как его фамилия, но звать Степаном.
— Слышь, Толян, подойди на минутку!
Стоит он около двери в подтрибунные помещения, и я понимаю, сейчас будут предлагать, не он, конечно, его просто попросили позвать. Слушать предложения нет желания и я включаю дурачка.
— Тебе надо ты и иди, — и демонстративно иду в свой красный угол, протягивая дежурному тренеру синего угла перчатки для шнуровки.
Тот растерялся от моего отказа, но подошёл всё-таки сам.
— Толь, дело есть на пару минут, давай отойдём, до боя ещё минут десять, — вполголоса говорит он.
— Отвали, мне на бой настроиться надо, — говорю я, и, садясь на скамейку у стены, закрываю глаза.
— Толян, реально надо, чё ты?! — зудит Степа и даже пытается тянуть меня за руку.
— Коноваленко, отвали а! — вспомнил я и фамилию парнишки.
Не было у них шансов мне предложить ничего, надо было вчера дождаться меня.
Бой. Мой соперник почти моя копия по фигуре, но на морду страшнее и старше. Я бы дал ему лет тридцать! Мастер спорта, чемпион республики.
Бой начал осторожно и сразу понял — легко не будет. Получил по затылку в клинче, а рефери молчит! Блин, ещё и рефери зарядили?! Работаю в свою силу, ставлю локоть в защиту, активно атакую со средних дистанций. Соперник вперед не рвется, работает аккуратно. Но в клинче грязно себя ведёт. Наступает на ноги, давит предплечьем в шею! Рефери молчит! Я попробовал ради интереса грязный трюк из стиля Мохаммеда Али, ухватив одной рукой за шею, а второй ударив. Этого тоже нельзя. Рефери тут же свистнул и балл с меня сняли. Не слепой, значит. Что-то нет у меня веры и боковым судьям! Поэтому во втором раунде работаю ещё активнее, и имею значительный перевес, как мне кажется. Но в нокаут отправить не могу — вёрткий парень, и удар неплохо принимает на защиту.
Середина третьего раунда для меня стала провальной. Я, увлёкшись атакой, пропустил удар и упал на колено! Нокдаун. Сразу вскочил, рефери с неудовольствием досчитал до пяти и разрешил продолжить бой. Я полез в атаку, почти забыв об обороне, и получил головой в глаз, рефери на этот раз свистнул, но у меня разбита бровь. Щас снимут с поединка. Нет, врач глянул и махнул рукой. Концовка раунда, вижу Цзю, как всегда с яблоком и, судя по довольной морде, он в финале.
«Да кто его яблоками кормит? Меня бы кто угостил!» — злюсь я и иду в последнюю атаку. Грузин пытается на мне повиснуть, отхожу на два шага и расчетливо бью и бью. Прям как в магазине выбираю куда ударить, мой оппонент полностью в защите, у него задача довисеть на мне до конца боя. Может, надо было деньги брать? Бью ещё, и … попадаю! Соперник падает на канат и сползает вниз. Затянувшаяся до неприличия пауза, и рефери открывает счет. Парень пытается встать, но ему не удается удержаться на ногах. Нокаут и победа! Поднимаю руки и слышу недовольный голос Цзю:
— Пять секунд до конца боя осталось. Вечно ты возишься. Я вот за минуту выиграл!
— Яблоко где взял? Говори! — наезжаю в ответ я.