Ткач Кошмаров. Книга 2

Глава 23

Сознание вернулось ко мне внезапно, как удар ножом между рёбер. Я открыл глаза — и ничего не увидел. Совсем. Ни бликов света, ни размытых силуэтов, только плотная, удушающая чернота, будто меня закопали заживо.

Я попытался пошевелить руками — тяжёлый металл впился в запястья, заставив кожу гореть. Наручники. Слишком тугие, чтобы провернуться, слишком массивные, чтобы сломать. Ноги… Ну, тут понятно.

Пол подо мной был неровным, покрытым липкой плёнкой — то ли кровь, то ли гниль. Воздух пах сыростью, железом и чем-то кислым, от чего першило в горле.

Где-то в отдалении скрипнула дверь, потом ещё одна, ближе. Шаги. Не один человек — двое, трое? Голоса, приглушённые, обрывистые.

— Ан?

Мысленно потянулся к связи — и тут же ощутил своего проводника. С Ананси все было в порядке.

Вообще, сложно было представить ситуацию, в которой энергетической форме жизни могло стать плохо. Пока я был жив, Ан в любом случае останется целехонек и максимум, что с ним может случиться — это рассеивание, но затем он почти сразу же вернется ко мне обратно.

Однако обстоятельства были настолько экстремальными, что мысль о потенциальном повреждении или даже гибели проводника пришла на ум как-то сама собой.

Хотел было вывести Ана наружу, чтобы в свете его тела хотя бы что-то разглядеть вокруг. Но тут вдруг услышал приближающиеся шаги. Пришлось затаиться.

Ложная тревога. Шаги приблизились, но потом начали удаляться. Значит, пока не за мной.

Хорошо. Плохо то, что я даже не понимал, сколько времени прошло с момента, как меня схватили. Часы? Дни?

Попробовал согнуть пальцы — левая рука слушалась, правая затекла от наручников. Медленно, чтобы не создать шума, провёл ладонью по полу. Камень, швы, следы чего-то засохшего… и вдруг — острый край. Осколок? Нет, слишком ровный. Возможно, кусок металла.

Я замер, когда шаги снова приблизились. На этот раз они остановились прямо за дверью.

Ну вот. Снова не дали оглядеться.

Я успел сделать три глубоких вдоха, прежде чем замок щёлкнул, и дверь распахнулась, ослепив меня на несколько секунд светом масляных ламп коридора.

В проёме стояли двое: первый — широкоплечий, с руками, как дубовые сучья, второй — пониже, с перебитым носом. По тому, как первый переминался с ноги на ногу, я понял — им самим здесь немного не по себе.

И свое напряжение они не преминули выплеснуть на меня.

— О, смотри-ка, проснулся, — хмыкнул перебитый нос.

Широкоплечий молча шагнул вперёд, плеснув из ведра мне водой в лицо. Ледяная вода хлестнула мне в лицо, хлынула за воротник, заставила дёрнуться.

— Ну что, калека, нравится? — перебитый нос пнул меня сапогом в живот.

Воздух вырвался из лёгких, но я лишь прикусил губу. Кровь, тёплая и солёная, растеклась по языку.

— Молчит, — проворчал широкоплечий. — Тащи его.

Они схватили меня под мышки, дёрнули вверх. Наручники впились в запястья, но я не издал ни звука.

— Чёртов урод, — прошипел перебитый нос, когда я сполз по их рукам, ведь ноги не могли ни на что опереться. — Давай без церемоний, хватай его покрепче.

Как мешок они волокли меня по коридору. Колени скользили по мокрому камню.

— Там тебя ждут, — бросил широкоплечий, с силой пару раз ударив в дверь, внешне как будто бы не особо отличавшуюся от той, что закрывала мою камеру.

Дверь с грохотом отворилась, и в проеме возникла еще одна массивная фигура. Шрам мужчины, пересекающий левый глаз, казался белесым при свете ламп. В руках он держал щипцы — простые, без украшений, но отполированные до блеска частым использованием.

— Ну что, калека, — прохрипел он, — будем знакомиться?

Двое охранников втащили меня в действительно похожую, просто бо́льшую камеру, и приковали к металлическому столу. Холодное железо впилось в спину, но я не дернулся.

В углу тлела жаровня, освещая комнату неровным оранжевым светом. Тени плясали по стенам, превращая обычные столярные инструменты на полках в жуткие орудия пыток — впрочем, вполне очевидно, что они и так ими были.

Палач медленно провел щипцами по моей ладони, будто оценивая, с чего начать.

— Знаешь, — сказал он, — у меня правило. Первый палец — для трусов. Второй — для лжецов. Третий… — Он сжал инструменты, и кость среднего пальца хрустнула.

Боль ударила в мозг белой вспышкой. Я стиснул зубы, но не закричал.

— О, — палач усмехнулся. — Терпеливый. Мне такие нравятся.

Он перешел на безымянный палец. На этот раз давление было медленным, мучительным. Я почувствовал, как сустав смещается, связки рвутся. Кровь выступила под кожей.

— Ничего не хочешь сказать? — спросил он, наклоняясь ближе. Его дыхание пахло луком и дешевым вином. — Допрос будет попозже, но мало ли, вдруг у тебя уже есть дельные мысли?

Я посмотрел ему прямо в глаза и сплюнул.

Палач рассмеялся.

— Хорошо.

Он отошел к жаровне и достал раскаленный докрасна прут. Металл светился в полумраке, от него шел жар, искажающий воздух.

— Давай проверим, как долго ты сможешь молчать.

Прут коснулся груди.

Кожа зашипела. Запах горелого мяса заполнил комнату.

Боль была настолько острой, что я на секунду потерял связь с реальностью. Глаза сами собой закатились вверх, но я сжал челюсти до хруста, чтобы не закричать.

— Ничего? — Палач нахмурился. — Интересно.

Он прижал прут сильнее.

В этот раз я не сдержался. Крик вырвался сам, хриплый и короткий.

Палач удовлетворенно кивнул.

— Так-то лучше.

Меня бросили на каменный пол лицом вниз. Грубый удар выбил воздух из легких, а соприкосновение жершавого камня с ожогами — искры из глаз. На секунду мир пропал в белой вспышке боли.

Когда сознание вернулось, вскоре пришел холод. Липкий, пронизывающий холод сырого камня, въевшийся в обожженную кожу.

Я попытался перевернуться, но правая рука не слушалась — плечо было неестественно вывернуто, сломанные пальцы дергались в пустом воздухе, будто пытаясь схватить несуществующее оружие.

Левая, хоть и целая, дрожала так, что не могла толком оттолкнуться от пола. Пришлось перекатиться на бок, используя локти и колени, скрипя зубами, чтобы не застонать.

Кровь. Ее вкус заполнил рот — теплый, металлический, с примесью чего-то горького. Возможно, желчи. Я плюнул на пол, повернув на бок голову. Разбитая губа пульсировала, а язык нащупал трещину в дальнем зубе.

Тишина.

Только капающая где-то вода и далекие шаги за дверью. Охранники ушли, оставив меня с болью и мраком.

Ан шевельнулся под рубашкой.

Настал его черед. Как же хорошо, что, в отличие от обычных пользователей Потока, мне никакие травмы и пытки не помешали бы использовать проводника. Правда, истощение и боль все-таки влияли на уровень контроля. Сейчас я бы даже Даргана не одолел, не то, что Мириа.

Маленькое белоснежное тельце выползло из-под воротника, пробежало по моей шее, остановилось на мгновение, будто оценивая ситуацию, а затем прыгнуло на стену.

Я прикрыл глаза, сосредоточившись на тонкой нити связи между нами.

Паук побежал по стене, внимательно изучая все трещинки и выщерблены. Остановился у самой большой, выпустил нить.

У меня не было в арсенале Буйств, которые помогли бы вот так просто рассечь камень, но можно было попытаться постепенно «пилить» породу тончайшей «проволокой». А добавление Буйства с эффектом цепкости, обычно использующегося для скалолазанья, должно было увеличить силу трения.

Вот только даже так было совершенно непонятно, как долго мне нужно было бы вот так подтачивать стенку. И через пару минут стало понятно, что этот план работает. Очень медленно, но работает.

— Хотя бы что-то… — Я закрыл глаза, пытаясь заглушить пульсацию в висках.

Ан продолжил методично работать. Прошло, по ощущениям, часа полтора.

В коридоре снова заскрипели шаги. Я резко сжал кулак — сигнал Ананси. Паук замер, скрыв свою энергию и став прозрачным.

— … а потом она говорит: «Да это же голимый фальшак!» — хриплый хохот.

— Ну и? — второй голос, вялый.

— Ну, я ей врежь по роже!

— Красава!

— Ну а то!

— О, это же того пацана!

Шаги приблизились, замерли у двери. Я притворился потерявшим сознание, разжав челюсти и откинув назад голову. Однако парочка пришла не по мою душу. Просто остановилась, щелкнула какой-то задвижкой и закрытые глаза уловили пробившийся сквозь смотровую щель луч света.

— А знаешь, что с этим будет?

— Откуда? Нам такое не говорили, не говорят и никогда не скажут. Если бы эта гребаная крепость не требовала столько внимания и ухода, нас бы сюда и вовсе не притащили.

— Ну, так-то да, но твой старшой ведь…

— Не говори о том, чего не знаешь! Может быть он до сих пор мой старшой только потому, что я не болтаю херни, об этом не думал?

— Ладно-ладно, извини. Просто интересно, зачем им мог понадобиться калека.

— Хрен его знает.

— Может быть у него самого спросим?

— Совсем сдурел?

— А что? Замки тут такие примитивные, что ключи по факту универсальные. Подергать посильнее — и откроется!

— Если ищешь оригинальный способ самоубиться — меня за собой не тащи. И вообще, им вроде как заинтересовалась верхушка, так что, возможно, он тут ненадолго.

— Ну вот, а говорил не болтаешь!

— Ой, пошел ты. Все, я валю. Хочешь с ним поболтать — вперед, только потом на меня даже не смотри.

Шаги одного начали удаляться. Второй, судя по всему, несколько секунд простоял в раздумьях, а потом захлопнул смотровое окошечко и побежал за товарищем.

— Эй! Ну погоди, я же просто пошутил!

Я снова остался один. Верхушка, да?

На следующий день, или по крайней мере после моего сна, меня снова вытащили из камеры и вернули в пыточную. На этот раз палач уже был более конкретен:

— Мы с тобой отлично повеселились, дружочек, — произнес он, снова берясь за кусачки. — Но начальство требует результатов. Так что, как бы мне ни хотелось продолжить с тобой играть, давай все-таки перейдем к делу. Меня интересует один простой вопрос: как ты можешь использовать Поток с искалеченными ногами?

Ну естественно. Мой богатый внутренний мир, похоже, никого в этом мире не интересует.

— Секретного ингредиента нет, — улыбнулся я, — достаточно просто поверить в себя и все получится!

— Еще хватает сил шутить? — ухмыльнулся в ответ палач. — Ничего, это ненадолго. А даже если надолго… мне же лучше, понимаешь?

— У тебя вроде как сроки, нет?

— Сроки, мой дорогой, — он сжал кусачками ноготь на левой, пока не тронутой руке, и начал плавно выдирать пластинку. — Это понятие растяжимое.

Общее истощение сделало меня куда менее стойким. Хотя раскрывать свои секреты я пока даже близко не был готов, стоически молчать уже не получалось.

Захрипев до рези в горле, я дождался, когда ублюдок закончит с первым ногтем.

— Давай проверим… — говорить нормально удавалось с большим трудом. — Что закончится быстрее: терпение мое или твоего начальства?

— Надеешься на что-то, да? — хмыкнул палач, откладывая кусачки. — На помощь? Спасение? Своих товарищей? Думаешь: «Мне больно, но все, что нужно — это лишь потерпеть. А когда меня отсюда вытащат, все сломанные кости и вырванные ногти рано или поздно восстановятся!»? Видел таких, и немало. Вы не сломаетесь, пока не поймете, что отказ от сотрудничества будет означать, что вся ваша дальнейшая жизнь, даже если она будет долгой, пройдет в отчаянии. Давай-ка попробуем кое-что.

Он положил кусачки, схватил нож и приставил его к моему глазу. Лезвие блеснуло в тусклом свете факелов, я почувствовал холод металла своим веком. Палач дышал тяжело, слюна капала с его перекошенной ухмылки.

— Продолжишь молчать — и станешьь не только калекой, но и слепцом! — прошипел он, и его пальцы впились в мой лоб, прижимая голову к столу.

Я сглотнул. Все, молчать было больше нельзя. Я не мог позволить вот так просто лишить себя зрения. Нужно было показать видимость согласия и сотрудничества, дав себе отсрочку для побега.

И я уже собирался открыть рот, но в этот момент дверь с грохотом распахнулась.

— СТОП!

Палач отшатнулся, с неудовольствием глядя на вторженца.

Я приподнял голову. В проеме застыла фигура в аккуратном костюме незнакомого мне кроя.

— Приказ о переводе пленника на центральную базу, — он показал палачу бумагу. — Немедленно.

Вы что, ослепли⁈ — палач ткнул грязным пальцем в мою сторону. — Еще полчаса, и я вырву у него все тайны!

Мужчина сделал шаг вперед. Лампа над головой бросила тень на его лицо, оставив видимыми только тонкие губы. Он наклонился к палачу, и его шепот прозвучал отчетливо даже в моем полуобморочном состоянии:

— Хочешь с Гаркотом это обсудить?

Словно по мановению волшебной палочки, палач побледнел. Его жирные пальцы разжались, и нож со звоном упал на бетон. Я видел, как дрожь пробежала по его спине — сначала мелкая, потом судорожная, будто его били током.

— Я… я просто выполнял… — он заикался, отступая к стене.

— Молчать. — мужчина даже не повысил голос. — Отвяжите его. И приведите в человеческий вид. Выезжаем через полчаса.

Ко мне бросились двое охранников. Их грубые руки принялись ослаблять ремни, сковывающие мои запястья.

Боль пронзила тело, когда кровь снова хлынула в онемевшие конечности. Я укусил губу, чтобы не застонать — не дам им этого удовольствия.

— Вы даже не представляете, что испортили, — палач все еще бормотал, но уже без прежней уверенности. — Он почти сломался, я видел это в его глазах…

Мужчина резко повернулся к нему. Было в этом движении что-то змеиное.

— Ваше мнение, Брайт, никого не интересует. Особенно после инцидента с последним пленником. — Он сделал паузу, давая словам проникнуть глубже.

Палач сглотнул так громко, что это было слышно даже через мой звон в ушах. Его рука непроизвольно потянулась к шее, будто проверяя, на месте ли голова.

Меня грубо стащили со стола. Сквозь пелену боли я отметил про себя: имя «Гаркот» действует лучше любого оружия. Интересно, увижу ли я этого человека? Или, может быть, мне стоит надеяться на обратное?

Конвоиры притащили меня за подмышки обратно в камеру. Правда, уже в другую. Тот же каменный мешок, но голый камень сменил тонкий матрас, в углу стояло ведро с водой и даже — о чудо — лежала сложенная одежда. Чистая.

— Посторожнее с ним! — раздался из-за спины голос мужчины. — Приказано доставить в целости. Ну, насколько возможно.

Меня швырнули на пол камеры.

— Целость — это сильно сказано, — проворчал один из охранников, пнув мою бесполезно волочащуюся ногу. — Сам оденешься?

Я попытался подняться на локтях, но руки не держали. Пришлось перекатываться на бок, как выброшенная на берег рыба, с трудом принял сидячее положение.

— Это будет длиться вечность, — снова тот мужчина. — Помогите ему.

Меня схватили за волосы и резко дернули вверх, подвешивая как марионетку. Белая вспышка боли пронзила череп. Я сглотнул кровь, стекавшую по горлу — видимо, слешка прикусил язык.

Другой охранник быстро сдернул с меня рваную рубаху и штаны, неаккуратно натянул сменку. Одежда была такого себе качества, но хотя бы чистая и целая.

Затем меня посадили в появившееся в какой-то момент в камере кресло. Пристегнули руки, торс и ноги, чтобы наверняка. И уже скоро я вновь двигался по коридорам, но уже сидя.

Колёса кресла скрипели, цепляясь за выбоины в каменном полу. Каждый толчок отдавался острой болью в руке — палач постарался на славу. Я щурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в полутьме коридора, но лампы в руках конвоиров освещали лишь пятно в двух шагах перед ними.

— Давайте быстрее, — голос мужчины с приказом о моем переводе подгонял стражников из-за спин.

Мы все ускорились.

Воздух был сырым, с привкусом плесени и железа — будто стены столетиями впитывали кровь. Сводчатый потолок терялся в темноте, а по бокам мелькали зарешечённые ниши. То ли камеры, то ли склепы.

Машинально записывал в уме, даже понимая, что, раз меня перевозят, это мне уже не пригодится: три прямых участка, затем направо, вниз по пандусу…

Свет ударил в глаза, будто нож. Я рефлекторно зажмурился — после долгих часов в сырой тьме камеры даже тусклое солнце раннего утра оказалось ослепительным.

Действительно крепость.

Черные, обугленные временем стены вздымались в небо, словно гнилые зубы. На стенах не заметно людей, но что-то подсказывало: за периметром внимательно следят.

Машина ждала в пяти метрах от выхода во внутренний двор, откуда мы вышли. Бронированная, с затемненными стеклами.

Дверь распахнулась бесшумно и я с удивлением отметил про себя, что внутри все выглядело даже довольно комфортно. Меня перегрузили внутрь, снова пристегнув несколькими ремнями к сиденью. Радовало хотя бы то, что оно, в отличие от кресла, было довольно мягким.

Я втянул в себя запах кожи сидений, пороховой смазки и чего-то химического — новой машины, еще не успевшей пропитаться человеческим потом.

Мужчина с приказом о переводе забрался ко мне, сев напротив. Дверь за нами закрылась. Похоже, будем только вдвоем. Ну, плюс водитель.

— Удобно? — как будто бы искренне поинтересовался он. Ответа, правда, не стал дожидаться. — Трогаем!

Двигатель взревел, и машина дёрнулась с места. Незнакомец откинулся на спинку сиденья, расстегнул верхнюю пуговицу костюма. Его пальцы — ухоженные, без шрамов — постукивали подлокотнику.

— Сожалею о методах наших коллег, — начал он спустя минуту тишины. Голос ровный, будто зачитывал доклад. — Уверен, через пару лет такие варварские практики окончательно искоренят.

Я молчал. Каждая трещина на губах напоминала о «варварских практиках».

Он наклонился чуть ближе. В глазах — фальшивое тепло, как у торговца, показывающего гнилой товар.

— Ваше открытие, чем бы оно ни было — национальное достояние. А ваш клан этого не понимает. У вас требуют, не предлагая ничего взамен. У нас другие мысли на этот счет.

Я рассмеялся. Смех вышел хриплым, как скрежет тормозов. Не стал отвечать.

Вместо этого выглянул в тонированное окно. Поля. Глушь. Когда походили крутой поворот, заметил две машины конвоя сзади и одну — спереди.

— А если откажусь?

— А зачем вам отказываться? Мы искренне предложим вам полную поддержку, на какую Регул никогда не решатся из тупого консерватизма. Только подумайте: вы можете разом дать новую жизнь нескольким сотням тысячам ветеранов боевых действий и многим миллионам обычных людей, пострадавших от несчастных случаев и болезней. И мы поддержим вас всем, чем только сможем.

— А гарантии? — поинтересовался я.

— Подпишете контракт, закрепим все официально. Не переживайте. Все варварские методы остались там, позади. Дальше только цивилизованность и прогресс. — Он откинулся назад, расслабился, видимо приняв мой тон за капитуляцию.

За окном мелькнул указатель: «Река Навалька — 2 км».

Я закрыл глаза, будто раздумывая. Ан, выбравшийся из моей заведенной за спину руки, уже полз, максимально медленно, чтобы не выдать себя, по полу к водителю.

Незнакомец что-то еще говорил, но я уже не слушал. Считал секунды.

Три.

Два.

Один.

Водитель вдруг дернулся, как будто его ударило током. Его руки судорожно сжали руль, машина резко рванула влево.

— Что за… — начал незнакомец, разворачивая голову.

Но было уже поздно. Машина, съехав с дороги, неслась вперед, прямо к обрыву. Водитель был уже мертв, его тело застыло, прижав педаль газа.

Я вдохнул и закрыл глаза.

Скрежет днища машины по камням.

Резкое ощущение невесомости в момент падения.

Удар машины о воду.

Тьма. Снова.

Конец Второй Книги.