Тираны. Книга 1. Борджиа

Интерлюдия II 2010 ГОД

— Ну что вам сказать, — протянул, поправив очки, Анджело Мартелли. — Случай более чем любопытный.

Он говорил, как медицинское светило, приглашенное на симпозиум по диагностике уникального заболевания, и вид имел отчасти смущенный, отчасти торжественный. Кьяра была шапочно знакома с ним — одно время он служил лаборантом клиники, в которой работала Стелла, и даже пытался подбивать к ней клинья. Но, конечно, этот низкорослый, щупленький человечек в непомерно больших очках с толстыми стеклами не имел ни единого шанса с красоткой-медсестрой, за которой увивались щеголеватые интерны. Хотя если бы Стелла спросила мнение Кьяры, та бы сказала, что этот коротышка стоит их всех. Он, по крайней мере, знал толк в своем деле, а не просто пускал пыль в глаза.

По его воодушевленному виду Кьяра поняла, что разговор будет долгим, и, скрестив под столиком ноги — они сидели в уличном кафе, было довольно холодно, и она зябла — еще раз поблагодарила его за то, что он согласился помочь ей с этим делом.

— Ерунда, — отмахнулся Мартелли. — Правда, пришлось задействовать некоторые дорогостоящие реактивы, но это вряд ли заметят, у нас и так вечно перерасход…

Кьяра молча проглотила намек. Она и рада бы заплатить, но нечем — особенно теперь, когда выяснилось, что она в самом деле пропустила платежный период по страховке, и разгром в квартире ей никто компенсировать не станет. На полноценную экспертизу у нее просто не было средств, и Анджело Мартелли оставался ее единственной надеждой.

— Вы обращались в полицию? — внезапно спросил Мартелли, и Кьяра, слегка вздрогнув, вскинула на него глаза.

— А стоило?

— И правильно, — неожиданно спокойно кивнул химик. Он снова поправил очки. — Знаю я этих судмедэкспертов. Выдадут вам бумажку, на которой не выписано и половины реального состава, а остальное засекретят, так в нем толком и не разобравшись. Так что вы правильно поступили, когда пришли с этим ко мне.

— Что вы выяснили? — не выдержала Кьяра — вступление начало ее утомлять.

Мартелли на мгновение обиженно скривился, но потом сдался.

— Прежде всего, вы правы, это вино пятисотлетней выдержки. Я, честно говоря, не поверил, когда вы сказали. Осколок стекла и пробковый материал выглядят старыми, но для точного анализа у меня нет необходимых ресурсов. Вам стоит обратиться в институт археологии или в Центральный реставрационный.

Кьяра кивнула. Она уже думала об этом, но сейчас ее больше интересовало само вино.

— Судя по результатам, — продолжал Мартелли, — вино действительно пробыло в этой бутылке пятьсот лет. Причем хранилось в достаточно хороших условиях: в темноте, прохладе, но заморозке не подвергалось. Обычно за такой срок, при доступе тепла и кислорода, вино превращается в уксус. Но здесь использовались природные стабилизаторы в виде специальных смол. Поэтому неудивительно, что ваша кошка лизнула его. Обычно-то кошки запах уксуса на дух не выносят, но здесь он практически отсутствовал, чтобы отпугнуть бедняжку…

— Это была не моя кошка.

— Да? Тем лучше. О чем я говорил? А, уксус. Так вот, несмотря на давность, я бы даже сказал, древность, само по себе вино все еще вполне пригодно к употреблению. Полагаю, это великолепное, с невероятно насыщенным вкусом кьянти. Правда, спирт из него практически весь выветрился, так что, в сущности, получился бы невероятно старый и дорогой компот.

— Получился бы? — уточнила Кьяра, и Мартелли победно сверкнул стеклами очков.

— Получился бы. Если бы не яд.

Кьяра стиснула ноги под столиком крепче. Мимо них прошла официантка, покосилась с неодобрением — они заказали по чашке эспрессо и не попросили оставить меню. Но Кьяра подозревала, что разговор не затянется надолго.

— Так оно все-таки было отравлено. С самого начала, — она не спрашивала, а утверждала, и Мартелли закивал.

— Вне всяких сомнений. Причем состав яда просто удивительный. Во-первых, мышьяк. Изначально это, скорее всего, была обычная окись мышьяка, которую широко используют в ядах. Но со временем она прореагировала с белками, спиртами и альдегидами. Все продукты таких реакций еще более ядовиты, чем исходный мышьяк, так как органические производные легче усваиваются организмом. Именно это и убило так жестоко вашу кошку.

— Она не моя, — машинально повторила Кьяра, но Мартелли словно бы не услышал — он увлекся.

— Во-вторых, соли меди. Вы мне принесли образец из разбитой бутылки, но в нем успел скопиться осадок — очень характерный осадок зеленовато-голубого цвета. Скорее всего, медь использовалась как катализатор, так как сама по себе гораздо менее токсична. И, наконец, фосфор. Предполагаю, белый фосфор, хотя трудно сказать точно — он окислился и перешел в соли, но их концентрация в осадке очень велика.

Он замолчал, глядя на Кьяру с самым торжествующим видом. Потом, не увидев на ее лице ожидаемого восторга, досадливо пристукнул ладонью по краю стола.

— Вы не понимаете? Мышьяк, соли меди, фосфор! Ни с чем не ассоциируется?

— А должно? — недоуменно спросила Кьяра. Химия никогда не входила в число ее любимых школьных предметов.

— Вы бы не выиграли в викторине миллион лир, — вздохнул Мартелли. — Это же составляющие знаменитейшего рецепта. Яда всех времен. «Кантарелла», — Кьяра приподняла брови, и Мартелли закончил: — Яд Борджиа.

Кьяра дернула рукой. Нетронутая чашка эспрессо подскочила, заваливаясь набок в выемке блюдца. На пластиковую поверхность столика плеснуло темной жидкостью.

— Ох. Простите, — пробормотала Кьяра, выдергивая из салфетницы бумажный клочок и промокнув пятно.

— Яд Борджиа, — смакуя эти слова, проговорил Мартелли. Его взгляд стал мечтательным, оплошности Кьяры он не заметил. — Я, конечно, не дам стопроцентной гарантии, и никто не даст, потому что точный рецепт не сохранился. Известны только некоторые компоненты, но они достаточно специфичны. В те времена редко использовались сложносоставные яды, обычно все делалось проще, без затей, как правило, на чистом мышьяке и настойках ядовитых трав, вроде белладонны. Кьяра, я не собирался задавать вам этот вопрос, но теперь просто не могу удержаться: скажите, пожалуйста, где вы взяли эту бутылку?

Кьяра все еще возила мокрой салфеткой по столу. Влага с пластиковой поверхности убиралась плохо.

— Мне ее прислали, — ответила она. — В подарок.

Мартелли присвистнул, и Кьяра чуть не улыбнулась, так не вязался этот залихватский звук с обликом студента-ботаника.

— Хорошенькие же у вас друзья.

— Не думаю, что это были друзья, — сказала Кьяра и отбросила промокшую салфетку.

Мартелли снова покивал, глядя на нее сквозь толстые стекла очков.

— Вы пытались отследить отправителя?

— Еще нет. Я собираюсь сходить в банк, в котором эта бутылка, по-видимому, хранилась.

— Что за банк?

Он задавал слишком много вопросов, но с кем еще Кьяра могла поговорить обо всем этом?

— «Монте дей Паски».

— Ого! Да это ведь старейший банк Италии. Только они ничего вам не скажут.

— Почему вы так думаете?

— Сошлются на банковскую тайну. Знаете что? Я могу выписать заключение на официальном бланке лаборатории. Правда, на нем не будет некоторых печатей… — он замялся. — Но на общий взгляд, если не предъявлять его в суд, оно будет выглядеть законным. И самое главное, в нем будет написана правда. Если вы покажете этот документ администрации банка и пригрозите пойти к адвокатам, они, скорее всего, сдадутся и расскажут вам… хоть что-нибудь. В конце концов, вы имеете полное право предъявить им иск за пособничество в покушении на убийство.

Кьяра слушала, удивляясь его рассудительности. Странно, что такому человеку могла нравиться Стелла. А может, как раз наоборот, ничего странного. Интересно, зачем он ей помогает?

— Я очень признательна вам, Анджело. Правда.

— Да ладно, — он махнул рукой, другой снова поправляя очки. — Это было самое интересное мое дело за последние года два, так что…

Кьяра поднялась. Мартелли торопливо встал вместе с ней, и когда она раскрыла сумочку, чтобы достать кошелек и расплатиться, вытащил из кармана несколько мятых банкнот.

— Я хотел сказать, — откашлявшись, проговорил он. — Мне очень жаль вашу сестру. Примите мои соболезнования.

«Она нравилась ему? — подумала Кьяра, не пытаясь поймать его бегающий взгляд. — Да. Нравилась. Но он ее не любил. Это хорошо, Анджело, для тебя это хорошо».

— Спасибо, — сказала она. — За все.

И ушла, оставив на мокром пластиковом столике две тысячи лир за кофе.

Мартелли оказался прав: поначалу в «Монте дей Паски» с Кьярой не пожелали иметь дела. Прежняя Кьяра, не та, что два месяца и неделю назад похоронила свою сестру на кладбище Фламинио, стушевалась бы и ушла, подавленная напыщенным великолепием тяжелых ламп в бронзовых светильниках, сверкающими мраморными полами и непробиваемо вежливой улыбкой администратора, выразившего свои глубокие сожаления в связи с тем, что ничем не может ей помочь. Если бы она вела себя немного более уверенно, а лучше — вызывающе, если бы дала им почувствовать, что за ней стоит хоть какая-то сила, они бы не посмели так запросто выставить ее за дверь. Но ничего этого у Кьяры не было, потому она ушла. Ушла, а по дороге домой заглянула на почту и отправила генеральному директору банка «Монте дей Паски» письмо с копией лабораторного заключения Мартелли.

Ей позвонили через день, когда она, стоя на коленях в гостиной, отмывала пол от кошачьей рвоты. Мартелли посоветовал ей воспользоваться для такой цели специальными перчатками для работы с химикатами, и она так и сделала. По правде, будь у нее хоть какой-то выбор, она бы вообще не стала возвращаться в эту квартиру. Но арендный взнос оплачен до конца года, и сейчас у нее не было денег, чтобы подыскать новое жилье.

Телефон тренькал долго и терпеливо, пока Кьяра поднялась с колен, стянула перчатки и сняла трубку.

— Синьора Лиони? Вас беспокоит секретарь синьора Энриарти. Меня зовут Лусия.

— Добрый день, Лусия, — сказала Кьяра, бросая перчатки в ведро с грязной мыльной водой. — Я ждала вашего звонка.

На следующий день она сидела в неприлично огромном кабинете на последнем этаже римского отделения банка «Монте дей Паски» и мешала серебряной ложечкой кофе, от одного запаха которого голова шла кругом. Лусия, миловидная девушка с высветленными волосами, безжалостно стянутыми в строгий узел на затылке, улыбнулась, ставя перед ней тарелочку с печеньем. Пабло Энриарти тоже улыбался, сцепив пальцы в замок поверх лакированного дубового стола. Ткань его костюма лоснилась и казалась надраенной до блеска, как полы в его банке.

— Мы получили ваше письмо, синьора Лиони, — начал Энриарти, когда секретарша вышла, закрыв за собой дверь. — И прежде, чем начать этот непростой разговор, хочу выразить глубокую признательность в связи с тем, что вы обратились сначала к нам, а не в полицию… Ведь вы не обращались еще в полицию, не правда ли?

Он превосходно владел собой, и все же в последних его словах Кьяра уловила тень напряжения. Похоже, дело куда серьезнее, чем она предполагала.

— Еще нет, — выдержав паузу, сказала она. — Хотя все основания для этого у меня есть.

— О, несомненно! Мой администратор, с которым вы говорили позавчера, пересказал мне суть ваших претензий. Просто невероятно. Простите, что я не смог сразу принять вас — меня не было на месте, и к тому же пришлось провести некоторое внутреннее расследование…

Кьяра сухо кивнула. Выпроваживая ее, администратор ни о каком расследовании не обмолвился и словом.

— Дело оказалось чрезвычайно запутанным, — продолжал Энриарти. — Как вы понимаете, мы банк, а не курьерская служба. Более того, мы старейший банк не только в Италии, но и во всем мире, основанный еще в 1472 году. У нас есть определенная репутация, которой мы весьма дорожим. Именно благодаря этой репутации к нашим услугам прибегают подчас весьма незаурядные клиенты. И их просьбы иногда бывают такими же незаурядными, как они сами.

Он замолчал и, взглядом спросив у Кьяры разрешения, закурил сигару. Запах кубинского табака смешивался с ароматом бразильского кофе, и это так не походило на вонь, третий день стоявшую в квартире Кьяры, вонь мочи, кислоты, разложения, которую она никак не могла вывести, хотя выпрыскала целый баллончик освежителя воздуха.

— В нашем банке, — возобновил свой рассказ Энриарти, — существует возможность бессрочного хранения собственности. Эта услуга доступна не всем клиентам, она относится к разряду VIP-услуг и соответствующе оплачивается. В данном случае бессрочное хранение следует понимать буквально. Вы можете — условно говоря, простите, синьора, — итак, вы можете арендовать у нас ячейку, поместить в нее нечто важное и быть уверены, что она останется там до тех пор, пока стоит мир или, по крайней мере, пока существует наш банк.

«Очень скромно», — подумала Кьяра. Мысль, наверное, отразилась у нее на лице, потому что Энриарти надменно усмехнулся.

— Как я сказал, это VIP-услуга. Простым гражданам такое обычно не требуется. По одному из пунктов договора с банком, клиент может переадресовать свой вклад по истечении определенного срока — например, пятидесяти лет, либо после своей смерти. Это весьма надежный способ передать наследство, минуя некоторые бюрократические сложности.

Под бюрократическими сложностями он, вероятно, имел в виду налог на наследство, и Кьяра снова промолчала. Энриарти попыхтел сигарой, потом слегка наклонился вперед.

— Я рассказываю все это вам, чтобы вы поняли, что в действиях нашего банка нет и не могло быть злого умысла. Согласно банковской тайне, мы не знаем, что хранится в ячейке. Но ваш случай, синьора Лиони, совершенно особый. Он берет начало в те времена, когда наш банк был еще совсем юным, мы выполняли самые разнообразные поручения и заключали самые разные сделки, когда за ними стояли люди, от чьей воли зависело само существование банковской системы в Италии. Ломбардцы, как и евреи, никогда не пользовались особой любовью римской знати и уж тем более любовью Ватикана, хотя регулярно ссужали средствами и тех, и других. Поэтому любая просьба от члена семьи, обладавшей в то время властью, неукоснительно выполнялась, даже если не вполне отвечала этике деловых взаимоотношений.

Энриарти затушил сигару. Кьяра ждала, молча сидя над своим остывающим кофе.

— Съешьте печенье, — предложил Энриарти. — Его пекла Лусия. У нее золотые руки.

Кьяре вдруг невыносимо захотелось сказать что-нибудь вроде: «Все еще не оставляете надежды меня отравить?» Желание было таким сильным, что она чуть не зажала себе рот ладонью, боясь, что слова сами слетят с языка. Но что-то в ее лице, все же промелькнуло, и приветливый огонек в глазах Энриарти погас.

— Что ж, как угодно. Тогда мне остается перейти к главному.

— Будьте так любезны, — не удержалась Кьяра, и Энриарти вздохнул.

— На самом деле все это прозвучит довольно странно. Нам пришлось поднять старые архивы, чтобы докопаться до сути. Похоже, что дело обстояло так. В 1503 году некая особа, принадлежащая к весьма могущественному роду, пришла в наш банк и принесла бутылку вина — запечатанную бутылку кьянти. Обращаю ваше внимание, что в те времена вина в бутылки помещали крайне редко, предпочитая бочонки — стекло было слишком дорогим. Но в бутылках вино сохраняется гораздо дольше. Эту бутылку упомянутая особа поместила на бессрочное хранение с дополнительным указанием — держать его, сколько понадобится, а затем вручить женщине по имени Кьяра Лиони. В архиве есть уточнение… да вот, взгляните сами.

Он протянул ей лист пергамента, такой тонкий, что казалось, будто он вот-вот рассыплется в руках. Кьяра взяла его и тут же положила на стол, боялась переломить. Текст оказался написан на латыни, которую она изучала в университете, поэтому поняла если не все, то большую часть.

Суть документа сводилась к детальному описанию ее внешности: высокий рост (хотя она не такая уж и высокая, всего метр семьдесят), прямые черные волосы, черные глаза, широкие скулы, нос с небольшой горбинкой в области переносицы, тонкие губы, под нижней — круглый шрам… Прочтя про шрам, Кьяра невольно тронула его пальцем. Это был след от пирсинга — дурацкая выходка, на которую она решилась в первый год учебы в Ла Сапиенца, пытаясь произвести впечатление на сокурсника.

Но ведь… это же невозможно.

— Документ подлинный? — спросила Кьяра, и Энриарти кивнул.

— О да. Можно провести экспертизу, за ваш счет, разумеется, но заверяю вас, что документ подлинный. Он составлен самим Винченцо Тарлеоди, одним из основателей «Монте дей Паски» и, в те года, его главным управляющим. К этой сделке подошли очень, очень серьезно, учитывая имя заказчицы.

— И как же ее звали? — спросила Кьяра, чувствуя, как гулко бухает в горле сердце.

— Лукреция Борджиа.

Кьяра, не удержавшись, ахнула.

— Какое-то безумие! Синьор Энриарти, вы сами-то понимаете, что говорите? Пятьсот лет назад одна из самых знаменитых отравительниц в истории оставила вашему банку бутылку, чтобы ее вручили какой-то женщине с моим именем и похожей на меня — а вы ждали половину тысячелетия, чтобы такую женщину найти?!

— Это не какая-то женщина, — уверенно сказал Энриарти. — Это именно вы. Переверните пергамент, там есть еще кое-что.

Кьяра перевернула. С другой стороны, другим почерком и другими, расплывшимися чернилами было дописано: «Упомянутая Кьяра Лиони происходит из рода Сфорца от графини Катерины Риарио-Сфорца». И еще ниже, снова другой рукой: «Ждать столько, сколько понадобится».

— Как видите, указание вполне ясное, — бесстрастным голосом, никак не реагируя на замешательство Кьяры, сказал Энриарти. — На протяжении нескольких веков сотрудники нашего банка тщательно отслеживали генеалогию семьи Сфорца. Что было, с одной стороны, несложно, так как это одна из знаменитейших фамилий Италии. С другой стороны, фамилия очень сильно разветвилась, к тому же Сфорца, как и многие в те времена, активно делали бастардов. Сейчас это семейство насчитывает несколько тысяч потомков, разбросанных по всему миру. И скажу откровенно, примерно лет через сто дело Лукреции Борджиа стали понемногу подзабывать. Среди Сфорца не появлялось женщин, подходящих под указанные приметы, и хотя каждое новое поколение руководителей, принимая бессрочные дела, назначало ответственного за поиски человека, со временем это отошло на задний план. Я не знаю, синьора Лиони, кто и как обнаружил ваше дело спустя столько времени. В нашем банке более пяти тысяч сотрудников, и среди них есть истинные фанатики своего дела. Кто-то зарылся в архивы, стряхнул с них пыль — и, возможно, узнал вас по описанию. Если задуматься, это просто роковая случайность.

— То есть вы хотите сказать, что не нанимали частного детектива и не разыскивали меня целенаправленно?

— Помилуйте! — Энриарти возмущенно взмахнул руками. — Настолько бесцеремонное вмешательство в частную жизнь совершенно неприемлемо для банка с нашей репутацией. Это могло бы непоправимо ее испортить.

— А то, что вы попросту забыли о, как вы это называете, VIP-услуге для особого клиента, больше соответствует вашим принципам?

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы мне не верите. Скажу откровенно, если бы я сам обнаружил это дело раньше, то встал бы перед тяжелой дилеммой. Мне требовалось бы разыскать вас, или хотя бы попытаться, но сделать это, не нарушая ваших конституционных прав, было бы невозможно. Какая досада, что в начале XVI века не существовало конституционных прав.

— Зато уже существовал мышьяк.

Энриарти скривился так, словно сам только что отхлебнул от подарка Лукреции Борджиа.

— Синьора, мне действительно очень жаль. Если вы пришлете к нам вашего адвоката, мы сможем обсудить вопрос моральной компенсации по этому досадному случаю. Но дело, согласитесь, удивительное. А самое удивительное в нем знаете что?

— Что?

— То, что в документе пятисотлетней давности указано ваше точное описание. И не только врожденные, фенотипические признаки, но и приобретенные, как шрам… простите. Но вы понимаете, что я хочу сказать? Предположим, что Лукреция Борджиа знала кого-то из Сфорца, кто был очень похож на вас. Предположим, она предполагала, что этот человек свою внучку или правнучку собирается назвать Кьярой. Но как она могла знать, что у этой Кьяры однажды появится маленький шрам под нижней губой? И почему не сказала не только где, но и когда эту женщину искать?

— Может, она могла видеть будущее? — нервно улыбнулась Кьяра.

Энриарти не улыбнулся в ответ, и ее улыбка застыла. Не может же он… то есть… не верит же он в самом деле?

— Вы не верите в мистику, не так ли? — усмехнулся Энриарти — все-таки этот мошенник отлично умел читать лица людей. — Я тоже особо не верил в вашем возрасте. Это очень странная история, синьора Лиони, очень странная. Я рад был бы помочь вам, не только потому, что здесь замешана честь «Монте дей Паски», но и потому, что это, пожалуй, самая невероятная вещь, происходившая на моих глазах за те двадцать пять лет, что я управляю этим банком. У нас бывало всякое, но такое…

— Вы уверены, что это была именно Борджиа? — спросила Кьяра. Почему-то эта часть истории показалась ей чуть ли не наиболее дикой. — Сама Лукреция Борджиа, та самая…

— Разве в истории была еще одна?

Кьяра помолчала. Кофе совсем остыл, печенье Лусии сиротливо лежало на блюдце.

— А погром? — внезапно спросила Кьяра, резко поднимая голову.

Энриарти казался искренне удивленным. Впрочем, искренность банкира стоит не дороже, чем клятва наркомана «завязать».

— Какой погром?

— Погром в моей квартире. В тот же день, когда вы через курьерскую службу прислали мне это проклятое вино.

— Какой ужас! Я ничего об этом не знаю. Вам все-таки следует заявить в полицию.

— То есть вы думаете, что это никак не связано?

— Не имею ни малейшего представления, синьора.

Он то ли в самом деле не знал, то ли счел, что и так рассказал достаточно. Что же могли искать те люди — и главное, нашли ли? Наводя порядок, Кьяра не заметила никакой пропажи. Даже деньги на текущие расходы, которые она беспечно держала в ящике кухонного стола, оказались нетронуты. Искали что-то вполне конкретное, вот только что?

И если они ушли ни с чем, не стоит ли ожидать повторный визит?

— Вы побледнели, — заметил Энриарти. — И не выпили кофе. Хотите стакан воды?

— Нет, спасибо, — Кьяра поднялась, бросив напоследок взгляд на пергамент. — Я пойду. Вы позволите мне снять копию?

— Разумеется. Если вы подождете минуту, моя секретарша сделает это немедленно. Но я только надеюсь… я хочу сказать, мы были бы очень признательны, если бы это дело не появилось в газетах.

— Можете не беспокоиться, — рассеянно сказала Кьяра. Да уж, только газетчиков ей сейчас не хватало. Хотя каков бы мог быть заголовок! «Последнее преступление Лукреции Борджиа: убийство сквозь века».

«Чем же я так тебе насолила?» — подумала Кьяра, выходя из здания банка и слегка щурясь на яркий свет зимнего дня.

И невесело усмехнулась, подумав, что говорит с человеком, жившим на много столетий раньше ее. Действительно говорит. Первое слово сказала Лукреция Борджиа.

Найдется ли у Кьяры Лиони, чем ей ответить?