Тени Огнедола. Том 4

Глава 8. Клятый ребенок

Наше время

1124 год от основания Церкви

Спустя 11 лет после уничтожения Лона друидов

Один день до годовщины Дня Единения

Безвременье купалось в солнечном свете и журчании воды в фонтанах, смехе детворы и болтовне послушников Соборного и учеников Академии Картильи. Куда ни посмотри, взгляд натыкался на молодые, полные энергии лица. И на воздушных кочевников. После того, как летающий остров «пришвартовался» у восточных берегов Огнедола, его молодежь хлынула на материк рекой, и, разумеется, Безвременье стало одним из любимейших мест для посещений.

Кирай спешил. Он только-только сошел на землю с дирижабля и теперь распугивал прохожих своим небритым видом, в котором те каким-то чудом углядели свирепость. Единственное, что он успел сделать по прибытию в Безвременье, это позвонить в гостиницу, которую, как и многие другие, оккупировали воздушные кочевники, и в которой сейчас жила Рисса. Он пообещал, что вечером зайдет к ней, и торопливо повесил трубку, не в силах вынести ее радостные визги. До вечера оставалось всего несколько часов, и ему жизненно важно было встретиться с Лимусом. Только друг мог спасти его голову и подсказать, как сообщить Риссе, что ему придется стать затворником на безлюдном острове без возможности видеться с ней даже изредка. Возможно когда-то Гериал и найдет других церковников, которым можно доверить Рифу, но Кирай на это не слишком рассчитывал.

Командир ни к чему не принуждал его. Кирай сам предложил этот вариант, глядя на то, что творится в Срединном. Предложил уже после того, как Каюра выгнала оттуда Лимуса, а заодно и Риссу — от греха подальше. И если для друга решение Кирая не должно было стать концом света, то в случае с Риссой дело обстояло намного сложнее.

— Эй, вы гляньте, куда забрался!

— Да это первокурсник какой-то!

— Ага, как же. За такие фокусы его тут же турнут. Нет, это наверняка выпускник.

— Смотрите, что делает. Во дает!

Площадь между Соборным училищем и Академией Картильи никогда не замолкала. Даже ночью здесь находились любители горланить песни и отпускать похабные шуточки в сторону девушек, невесть что забывших в такое время на улице. Но сегодня площадь бурлила, будто похлебка на выкрученной до предела плите. Лимус назначил встречу на их «заветном» месте у фонтана, где они впервые познакомились, столкнувшись лбами. Но в таком столпотворении еще попробуй его найти.

Кирай проследил за тычущими вверх пальцами и уставился на шип, венчающий колокольню Академии.

— Ну что ты опять устроил, Лимус? — пробормотал он и стал пробираться поближе к башне.

Он узнал долговязую фигуру друга, коронованную огненно-рыжей шевелюрой, даже с такого расстояния. Еще бы не узнать! Тот забрался на самую верхушку шпиля, буквально на самую верхушку, и стоял на ней, едва покачиваясь, словно клятый фонарь.

— Нашел же время для фокусов, — ворчал церковник.

Наверняка Каюра уже все ему сообщила, и маг решил устроить прощальную вечеринку или другую глупость.

— Эй, смотрите, он сейчас упадет! — крикнул кто-то и несколько особо впечатлительных девушек ахнули.

Упадет, еще чего. Лимус мог балансировать на острие иглы и не упасть, а тут целый шпиль.

Но все же Кирай бросил на башню обеспокоенный взгляд. Лимус по-прежнему был там, красовался в лучах всеобщего внимания и, вероятно, ждал восторженных оваций.

А затем он раскинул руки в стороны и прыгнул. Толпа магов ликующе взвыла, а послушники загалдели, высмеивая «дисциплину», что прививают в Академии.

«Что ты творишь, раскрывай уже перепонки», — в голове Кирая пронеслась мысль. Пронеслась стремительно, во весь опор, изо всех сил стараясь оторваться от той, что следовала за ней по пятам: руки мага раскинуты в стороны, но перепонок нет — ни ножных, ни торсовых.

Лимус не в летательном костюме.

Удар прозвучал как-то глухо. Наверное, Кирай плохо расслышал его из-за того, что тот совпал с ударом сердца, от которого, казалось, лопнут ребра и качающая кровь мышца.

Толпа подалась в стороны, будто стая мальков в пруду, в которую бросили камень. Всего на долю мгновения на площади воцарилась тишина, подобную которой город знал лишь тогда, когда был скрыт в недрах земли. А потом закричали женщины, и все понеслось, полетело, как сорвавшаяся с обрыва телега.

— Пропустите! В сторону! Прочь! Все прочь!

Услышь Кирай свой голос со стороны, и он его не узнал бы.

Он расталкивал людей, поначалу стараясь помнить, что далеко не все из них церковники. Но с каждым новым шагом толпа становилась плотнее, она словно нарочно не позволяла ему пройти, и он принялся отбрасывать мужчин и женщин в стороны, будто снопы соломы, уже не осознавая, что делает.

В какой-то момент поле из людей поредело, раздалось в стороны, выпустило из своих тисков.

Кровь. Там было так много крови. Будто нерадивая доярка разбила кувшин с молоком, только молоко было красным и горячим. И липким, каким же липким оно было!

Кираю казалось, что он никогда не отмоет эту красноту со своих рук. Что она въестся в кожу, проникнет внутрь, отравит, расползется по всему телу неизлечимой болезнью. Но он все равно пачкал в ней пальцы и ладони, упав на колени подле распластавшегося тела, и не знал, что ему делать.

— Врача! Приведите врача! — кричал кто-то или же он сам. — Здесь есть «светочи»? Найдите хотя бы одного!

Нет, все-таки это был он. В те годы никто не додумался бы звать «светоча». Те, не высовываясь, сидели в резервации, построенной для них неподалеку от Центра изучения Светоча, о котором пока толком еще никто и не знал. Радио и телевидение только начали кампанию по их реабилитации. Но даже окажись рядом кто-либо из них, они ничего не смогли бы сделать. Светоч мог исцелить практически любые раны. Но здесь уже некого было исцелять.

— Лимус… Лимус, что ты наделал? — Кирай раскачивался над телом друга, запустив пальцы в волосы. — Зачем, Лимус…

Он хотел бы поднять того, прижать к себе, но боялся, что от малейшего прикосновения черты лица мужчины еще больше исковеркаются. Превратят его из вечно смеющегося балагура, выдающегося мага корпуса мечников, ученика знаменитейшего из децемвиров воздушных кочевников, в кого-то другого.

— Почему, Лимус, почему…

Ответ был известен с самого начала. Но Кирай осознал его, только когда пришел в себя, сидя у стены на полу в морге, куда привезли тело Лимуса. Он не помнил, как здесь оказался. Не помнил, как покалечил нескольких человек, которые пытались увести его от тела друга. Не помнил скрутивших его церковников и прилетевшего по затылку успокаивающего удара дубинки. Не помнил, как заметно поубавился пыл стражи, стоило им обнаружить в его кармане удостоверение егеря. Несколько часов провалились в небытие, и он вместе с ними, пока его не выдернул из беспамятства хлопок двери. Но страшен был не он, а тонкий, острый, как пришедшее осознание случившегося, цокот каблуков.

Даже спустя несколько лет Кирай так и не нашел ответ, как глава Длани смогла всего за пару часов преодолеть расстояние между Срединным госпиталем и Безвременьем, а прямо спросить не решился. Может быть, она прибежала, сорвавшись с места, стоило ей ответить на тот роковой звонок? Судя по ее растрепанному виду, это вполне могло быть правдой. Но кто ей позвонил? Кто-то из отделения Длани?

Она даже не посмотрела на Кирая. Медленно прошла мимо, и цокот ее каблуков вдалбливался все глубже в голову, рождая едва контролируемое желание схватить туфлю и вколотить ее себе в висок.

— Только попробуй, — резко обернувшись, прошипела Каюра, и Кирай инстинктивно вжался в стену.

Она отвернулась от него и посмотрела на лежащее на столе тело. Его не раздели и не накрыли материей. Не вытерли кровь. Нет, на площади маги воды за считанные минуты вычистили место происшествия так, что камень стал сверкать, как наполированный грош. Но здесь они не сделали ровным счетом ничего, словно боясь или брезгуя что-либо предпринимать в отношении мага, который не являлся гражданином Огнедола.

Место происшествия. Не гражданин Огнедола. Не уполномочены. Инцидент. Кирай начинал припоминать слова, которые люди произносили неясно с какой целью, пока он с трудом понимал, что происходит. Проклятье… он ведь церковник. Один из лучших выпускников Соборного за последние годы. Егерь. Он не должен был вот так потерять самообладание.

Кирай вздрогнул всем телом от внезапного грохота. В свете электрической лампы сверкнул подлетевший в воздух металлический поднос с инструментами, плаксиво разбились пустые стеклянные емкости.

Следующий удар Каюры пришелся на стену. Камень Безвременья не могла повредить даже сила дочери Всевидящей, и каждый раз, когда Кирай слышал глухой, похожий на треск, звук, он знал, что это крошится не стена.

— Вон! Пошли нахрен все вон! — прокричала глава Длани, когда прибежавшие на шум работники морга распахнули дверь.

Дверь тут же закрылась.

— Чтоб их всех хасс сожрал, — прорычала Каюра и ударила коленом по тумбе стола, сминая металл, словно бумажку. — Проклятье! — на отливающей медью стене появилось еще одно пятно крови, оставленное разбитым до костей кулаком. — Клятый ребенок!

Каюра рвала и метала недолго. Во всяком случае, когда она замерла посреди разгромленной комнаты, несколько шкафов все еще оставались целы. Выжил и второй стол: у главы Длани были на него другие планы.

Каюра подтащила его к тому, на котором лежал Лимус, поставила вплотную, остановилась, будто забыв, что хотела сделать.

— Уходи, Кирай, — не оборачиваясь, глухо произнесла она.

Он, до этого не смеющий пошевелиться, чтобы не разделить судьбу мебели, медленно поднялся на ноги.

— Почему? — вопрос вырвался сам собой. Он спрашивал не причину, по которой должен был уйти, но ту, из-за которой все это вообще произошло. — Вы же устранили нанесенный ею вред. И командир…

Стол, край которого все еще сжимали пальцы Каюры, жалобным скрипом попросил прекратить задавать вопросы.

— Этого оказалось недостаточно, — бесцветным голосом произнесла девушка. — Повреждения оказались глубже, чем мы предполагали. Уходи, Кирай. Если еще не слишком поздно.

Последняя фраза обожгла его, точно раскаленная кочерга, воткнутая в горло, и он вылетел из помещения, уже не видя, как глава Длани легла на соседний стол рядом с телом Лимуса и положила руку, с медленно заживающими костяшками, ему на грудь.

Да, скорее всего глава Длани смогла добраться до Безвременья за столь короткий срок, потому что бежала, а не воспользовалась каким-либо транспортом. Во всяком случае Кираю казалось, что он добрался до гостиницы, в которой остановилась Рисса, за какие-то жалкие пять минут, тогда как здание находилось на другом конце Безвременья — в новых кварталах, построенных уже после того, как город вынырнул из глубин.

— В каком она номере?! — влетев в гостиницу, он швырнул в лицо администратора вопрос.

— Прошу прощения, я не понимаю о чем…, — сухопарый мужчина с перепуганными мышиными глазами выронил ручку, которая, пользуясь моментом, быстро закатилась под стол.

— Рисса! Девушка-маг из воздушных кочевников, из корпуса иллюзионистов. Она заселилась несколько дней назад!

— Простите, я не могу разглашать информацию о…, — заплетающимся языком начал администратор. Его пальцы нервно теребили страницы учетной книги.

— Двадцать вторая, — подал голос один из стоящих неподалеку парней.

Все остальные присутствующие в холле, благоразумно хранили гробовое молчание и лишь многозначительно переглядывались, готовые принять соответствующие меры, если ситуация выйдет из-под контроля. Но заговоривший, как и Рисса, учился в корпусе иллюзионистов, и помнил церковника с тех пор, когда тот прилетал со своей группой на парящий в небе остров.

— По лестнице налево, первая дверь, — добавил парень.

Кирай бросился наверх. Сердце грохотало в груди, а легкие шумно гоняли воздух туда-сюда, будто он был простым человеком, способным запыхаться от пятиминутной пробежки.

— Рисса! Рисса, ты меня слышишь?!

Он застыл у порога, выждал полторы секунды и, не услышав по ту сторону какого-либо движения, вышиб дверь плечом.

— Рисса! — он ринулся было в комнату, но остановился на полпути, почувствовав на коже влажное дыхание ванной комнаты.

Кирай повернул голову. Медленно, точно в полусне, шагнул в пахнущее мылом неосязаемое облако.

Рисса лежала в заполненной до краев ванне и, казалось, дремала.

Кровь. Там было так много крови. Словно нерадивая доярка разбила кувшин с молоком, а затем еще один и еще. Она все била их и била, будто ненавидела и коров, и людей, и молоко. Только молоко было красным и холодным, и почему-то пахло, как увядшие васильки.

Рифа проснулась в холодном поту. Ночнушка, простынь и даже одеяло насквозь промокли, будто их только что вытащили из заполненной красным молоком ванны.

Широко распахнув глаза, девочка зажала ладонями рот, чтобы не закричать.

Не сон. Это был не сон, а воспоминания, которые ее отец запер в голове Кирая. Ее ментальная сила не пыталась читать мысли, она только нападала и никогда не задавалась вопросами «на кого» и «почему». Но сегодня что-то изменилось. Что-то произошло, что сорвало замки с петель и показало то, что Рифе не следовало видеть.

Она знала, что при рождении убила свою мать, как и многих других магов, в том числе и близких Кираю людей. Никто не скрывал от нее этого, напротив, стоило ей осознать, что у детей должно быть двое родителей, и спросить у Кирая, где ее мать, он все рассказал и объяснил, что в случившемся нет вины Рифы. Нет ее и в том, что отец не может сам заботиться о ней, иначе его, как и всякого владеющего магией, сила Рифы попытается убить.

С самого детства ей прививали мысль, что она не должна винить себя. Ведь никто другой ее не винил. Однако ее долгом было добросовестно учиться и взять свою силу под контроль, чтобы никому больше не причинить вреда.

…Кровь. Там было так много крови. Словно нерадивая доярка разбила…

Рифа потерла кулачками глаза и болезненно сглотнула, пытаясь избавиться от разрастающегося в горле кома. Ей нельзя плакать. Если она заплачет, Кирай точно услышит и проснется. Нельзя плакать, только не здесь.

Отодвинув одеяло в сторону и кусая губы, Рифа на цыпочках прокралась к окну, открыла его и выбралась наружу. Спустившись на землю, она стремглав бросилась к причалу. Куда угодно, только подальше, чтобы не разбудить Кирая. Она не сможет его обмануть, ведь обманывать плохо. Ей придется все рассказать, и она снова увидит тот страшный, мертвый взгляд, которым он смотрел на фотокарточку с фасадом Академии Картильи.

Вспомнив островерхий шпиль башни, Рифа расплакалась. Она бежала вниз по склону, а льющиеся ручьем слезы застилали глаза, и она споткнулась, кубарем покатилась вниз. Тут же вскочив, девочка испуганно посмотрела на дом и побежала дальше.

Рифа забилась под деревянный настил у берега, там, где ее рыдания заглушал прибой.

Клятый ребенок. Каюра называла ее клятым ребенком. Как же иначе, ведь она убила свою собственную мать, забрала близких людей у всех, кто о ней заботился, ранила Каюру, отца и даже тетю Нерин. Но у них не осталось иного выбора, кроме как сохранить ей жизнь. Рифа была частью наследия Первого, а значит, ее жизнь — неприкосновенна, чтобы она ни натворила. Клятая жизнь клятого ребенка.

Она все плакала, а шелест прибоя пытался утешить ее. Увещевал ее, звал, все отчетливее и отчетливее, пока не прозвучал совсем ясно:

— Рифа.

Она сразу затихла и отняла руки от глаз. Кирай все же услышал ее и пришел.

Всхлипывая, промокшая насквозь, испачканная в песке, водорослях и подгнившем от сырости дерева, она выползла из-под настила.

Это был не Кирай.

Перестав дышать, Рифа смотрела на замерший в нескольких шагах человеческий силуэт. От него исходил мягкий, уютный свет, точно от угасающего костра, в языках пламени которого угадывались очертания хвороста.

— Не бойся, Рифа, я тебя не обижу, — произнес фантом и медленно присел на корточки, чтобы не смотреть на девочку сверху вниз. — Рифа, ты узнаешь меня?

Она отрицательно покачала головой и попятилась обратно к причалу. Если это пламя, оно не сможет пойти за ней в воду.

На всякий случай, она попыталась прогнать его, но у нее ничего не получилось. Как не получилось зажечь на ладони огонек, или заставить волну вернуться, или поднять ветер, или подманить песок.

— Посмотри внимательнее, Рифа, — попросил силуэт.

Сначала она различила его улыбку, бесхитростную и немного печальную. Чем дольше девочка смотрела, тем большую ясность обретали черты фантома. Они постепенно проявлялись, как оттиск на листе металла, наливались глубиной, жизнью, при этом оставаясь неосязаемым сгустком энергии.

Рифа узнала его.

— Ты похож на дедушку папы, — произнесла она, вспомнив старые, черно-белые фотокарточки в альбоме.

— Да, Рифа, правильно, — его улыбка стала шире.

— Но ты не он. Кристар умер.

— Не думаю, что я похож на живого человека, — фантом невесело усмехнулся. — Рифа, послушай, ты должна пойти со мной.

Девочка отрицательно замотала головой и отступила назад; посмотрела в сторону дома — проверить, не зажегся ли в окнах свет. Нужно было позвать Кирая или самой скорее бежать к нему. Она быстрая, она сможет убежать.

— Рифа, посмотри, — фантом прервал ее мысли и указал на север.

Проследив за его рукой, Рифа увидела небо. Оно переливалось, мерцало, точно цветные стеклышки в калейдоскопе — красивое и волшебное, но оттого не менее тревожное.

— Произошло кое-что очень плохое, — продолжил фантом. — Во всем Огнедоле. И твои родные сейчас в опасности. Отец, тетя — все, кого ты знаешь, и очень много других людей. Ты же не хочешь, чтобы кто-то из них умер?

Ей снова захотелось плакать. Глаза затянула мыльная поволока, мешающая разглядеть виновато-болезненное выражение на лице фантома.

— Рифа, твоя сила способна все исправить. Пойдем со мной, и ты сможешь защитить всех, кого любишь. Но идти нужно прямо сейчас.

— Нет, я должна оставаться здесь. Мне нельзя уходить с острова, — пробормотала она фразу, которую Кирай твердил ей из раза в раз.

— Ты должна. Здесь ты ничем не поможешь.

— Моя сила убивает магов.

— Сейчас магов убивает кое-что пострашнее, чем твоя сила.

— Если я уйду отсюда, кто-то снова умрет, — упрямо повторила она, пятясь прочь от фантома.

— Рифа!

Тот выпрямился в полный рост, и девочка отшатнулась. Споткнувшись о выступ причала, она наверняка упала бы, но выросшая из песка гигантская человеческая ладонь подхватила ее.

— Люди уже погибли, Рифа, — голос фантома звучал мягко и в то же время неумолимо. — Много людей. Твоему отцу удалось выжить, только потому что он наполовину церковник. Но чем дольше ты будешь медлить, тем больше людей пострадает. И это не прекратится, пока ты не сделаешь то, что должна. Ты пойдешь со мной?

Песчаная ладонь бережно поставила ее на ноги, и фантом, протянув к ней руку, сделал шаг навстречу.

Рифа засомневалась. Никогда прежде она не оказывалась лицом к лицу с кем-то, кроме Кирая, и, возможно, если бы ей объяснили, как опасно говорить с посторонними, если бы ей сказали, что нельзя доверять незнакомцам, она бы не послушала фантома. Но на остров никогда не ступали ни посторонние, ни незнакомцы. Даже те, кто приплывал на лодке, никогда не сходили на берег, словно тот был заколдован и мог поглотить любого, кто пришел с дурными намерениями.

— Ты правда папин дедушка? — робко спросила она.

— Да, Рифа, правда.

Она понимающе кивнула.

— Нужно сказать Кираю. Он поможет, он…

— Нет, Рифа, нельзя. Он не отпустит тебя. Мы только зря потеряем время.

— А папе? Мы можем позвонить ему!

— Рифа, нет, — терпеливо повторил Кристар. — Ваш дом уже обесточен. Со мной можешь пойти только ты.

— Но почему? Кирай сильный. Он сильнее всех!

— Сильнее твоего отца?

Рифа вынуждена была признать, что как бы ни был силен Кирай, он не мог соперничать с потомком Первого.

— Как я и сказал, твой отец выжил только чудом. Даже тебя одну защитить будет не просто, не говоря уже о ком-то другом.

— Защитить меня? — непонимающе повторила Рифа.

Все вокруг только и говорили о том, как важна ее безопасность, а отец из-за этого даже не пускал к ней Нефру. Но она не знала никого, кто хотел бы навредить ей. И на острове ее держали не потому, что хотели защитить ее, а чтобы она не навредила другим.

— Произошло кое-что очень плохое, Рифа, — Кристар повторил уже однажды сказанную фразу. — Духи умерших, таких, как я, возвращаются. Но мало кто из них в полной мере обладает человеческим сознанием. Они охотятся на магов, которые лишаются своих сил в их присутствии, и нападают на всех, кто становится у них на пути. Ты тоже маг, Рифа. Позовешь Кирая, и он окажется в опасности, — фантом нахмурился и снова посмотрел на север. — Нам нужно идти. У меня осталось совсем мало времени. Ты веришь мне?

Девочка замялась. Чем бы она ни занималась, Кирай был рядом: поддерживал, ограждал, направлял. Он никогда не оставлял ее одну, но теперь она должна была оставить его, чтобы защитить.

— Кристар мог подчинять не только камень, но и огонь, — собравшись с духом, выпалила она. — А ты можешь?

Фантом улыбнулся.

— Ты знаешь, как выглядит Безвременье, Рифа?

Она кивнула.

Не пошевелив и пальцем, фантом указал взглядом на берег по правую руку от Рифы.

Из песка вырастал город. Серые от ночной влаги песчинки слипались в крошечные желтые камни, складывались в стены и здания, вырастали островерхими шпилями, в мельчайших подробностях повторяя изгибы улиц, подвесные мосты и сады. Один за одним загорались огоньки, превращая песочный город в сказочный шедевр.

— Какая красота! — у девочки перехватило дух.

— Рифа. Нам пора, — напомнил Кристар.

И она, кивнув, пошла с ним.

Сидя в скользящей по воде лодке из песка, она обернулась только раз — посмотреть на берег, на котором не осталось и следа от крошечного Безвременья, и на дом, в котором мирно спал Кирай. Но такими ли мирными были его сны?

Рифа шмыгнула носом и с упрямой уверенностью посмотрела вперед. Когда она сделает то, что должна, когда она всех спасет, Кирай больше не будет грустить. Каюра перестанет считать ее «клятым ребенком», а отец… может быть, он простит ее за то, что она убила маму.

Ветер высушил слезы на ее лице, но оно намокло вновь. Никогда в жизни Рифа не неслась так быстро. Брызги щекотали щеки и шею, и девочке хотелось визжать от возбуждения, вцепившись в борт. Но так откровенно радоваться, когда в Огнедоле беда, было стыдно, а потому Рифа сидела тихо и восторженно смотрела на поднимающуюся над горизонтом, будто плавник рыбы, громаду материка.

— Рифа, послушай, — произнес Кристар, и тоска в его голосе охладила ее запал. — Не используй свою силу мага. Это привлекает духов. Если ты с ними встретишься — просто беги.

— Но дедушка, ты же сильнее любого духа. Ты прогонишь их.

Кристар улыбнулся, успокаивающе и в то же время горько, словно хотел приласкать котенка, которого собирался бросить в прорубь. Только сейчас Рифа заметила, что его облик заметно побледнел.

— У меня совсем не осталось времени, малышка, — виновато произнес он и посмотрел на свою руку, прямо на глазах превращающуюся в дым. — Запомни, Рифа: если встретишься с подобными мне — беги. Беги на восток. Он найдет тебя и защитит.

Лодка гулко ударилась о волну и окатила Кристара брызгами, погасив его свет.

— Кто? Кто найдет меня? Дедушка! — Рифа потянулась к нему, но фантом уже бесследно растаял.

— Я не знаю, — услышала она в вое ветра. — Прости.

Песок, из которого была сделана лодка, рассыпался, и она рухнула в темную, глубокую воду. Соленая горечь обожгла горло, защипало в носу и в глазах.

— Дедушка! Дедушка! Кристар! — истошно звала она, вынырнув на поверхность.

Но вокруг не было никого и ничего, кроме вязкой, пугающей воды и не менее пугающего сияния над черным хребтом Огнедола.

— Дедушка, — слабо произнесла Рифа, оглядываясь по сторонам. Волны, всего минуту назад казавшиеся едва заметными бугорками, становились выше, грозя спрятать от нее единственный ориентир. — Мне страшно, Кирай, забери меня. Кирай, пожалуйста, я хочу домой. Кирай!

Но звать его не было смысла. Бестолку было лить слезы или плыть назад. Она бы в жизни не добралась до острова. Даже если бы и смогла преодолеть такое расстояние, то все равно не нашла бы дом. Это же маленький, крохотный остров в целом океане!

Хныча, Рифа опустила взгляд, и развевающаяся в воде ее собственная ночнушка испугала больше, чем подобравшийся со всех сторон мрак. Желая убежать от него, спрятаться, Рифа погребла к берегу.

Не будь она церковницей, ее ноги никогда не коснулись бы твердой земли. Холод скрутил бы ее тело в болезненной судороге, вода проникла бы в легкие, утащила бы на дно к луноглазам и жутким тварям, о которых Кирай не разрешал ей читать. Силы детских рук и ног не хватило бы, чтобы бороться с водой.

Может быть, даже рожденный церковником, восьмилетний ребенок все равно не смог бы добраться до берега. Но у Рифы, кроме ее силы, была цель, а еще страх, что гнал в спину. Она ведь ничего не сказала Кираю. Он будет искать ее и если не найдет, если ее заберет черная вода, у него снова будет тот страшный, мертвый взгляд. И Каюра снова разобьет свои руки в кровь. А отец… он никогда не простит ее, если она исчезнет.

По мере того, как приближался берег, светлело небо. Плавник Огнедола превратился в неровный частокол леса, подступившего к самой кромке воды.

Колени коснулись мягкого, скользкого от водорослей дна. Встав на четвереньки и отплевываясь, Рифа тяжело дышала и улыбалась. Она смогла. Она смогла доплыть. Мышцы гудели, а живот скрутило от голода, но главное, что ей удалось добраться.

— Кирай, я….

Она подняла глаза. Возбужденный взгляд скользнул по незнакомому берегу и деревьям, которых было столько, что вовек не сосчитать, и наткнулся на сияющий силуэт.

— Дедушка? Дедушка!

Взяв невесть где силы, Рифа вскочила на ноги и побежала к нему.

Это был не Кристар.

Фантом дернулся, искривился, и крупный, колючий, совсем не такой, как на острове, песок, взметнулся в воздух тысячей пчел.

Вскрикнув, Рифа бросилась прочь.

Бежать. Кристар говорил, что она должна бежать. Но как убежать от того, что быстрее ее?

Она неслась, что было сил. Не разбирая дороги прорывалась сквозь кусты и низко растущие, пахнущие смолой ветки. Перескакивала овраги — те, что были помельче — и скатывалась в те, что, казалось, могли проглотить с головой и корову. Рифа бежала так, как в последний раз, и ее преследовал злой шорох песка. Тот кусал ее за ноги и руки, дергал за волосы, рвал ночнушку, от которой вскоре остались одни только лохмотья. Он гнал ее, будто рой пчел куницу, сунувшую свой нос туда, куда не следовало.

Сердце бешено колотилось в груди, и в какой-то момент Рифа поняла, что ей не хватает воздуха. Она могла бежать долго, очень долго, но даже у нее был предел. Может быть, не доведись ей плыть несколько часов, и она продержалась бы дольше. Но потраченных сил было не вернуть. Каждый шаг давался все труднее, а боль от грызущего кожу песка становилась заметнее.

Когда она выскочила на просторную поляну, стало ясно, что ей не уйти. До этого деревья и кустарники хоть как-то да скрывали ее от фантома, но здесь она была на виду у всего мира.

— Эй, сюда! — совсем рядом раздался незнакомый мужской голос, на ее руке сжались чужие пальцы и подняли ее в воздух.

Она попыталась отбиться, но сил совсем не осталось.

В нос ударил резкий, звериный запах; чужие волосы защекотали щеку и плечо. Тот, кто схватил ее, крутанулся на месте, и Рифа задохнулась от страха, увидев гигантское облако песка.

Песок собирался пронзить ее насквозь, когда из зарослей выскочил зверь, похожий на трясинного кота, только не пятнистый, а целиком пепельный, и преградил облаку путь. Округа содрогнулась от его рыка.

— Не бойся, они не тронут тебя, — выпалил человек, который держал Рифу, и бросился вместе с ней прочь.

Бежал он недолго. Фантомы появлялись один за другим — будто кто-то зажигал впопыхах натыканные по всему лесу свечи. Они призвали пламя, и дышащий жаром сгусток, опаляя деревья, полетел в Рифу.

— Брат! — крикнул человек.

Пепельный зверь тут же оказался рядом и заслонил их от атаки. Рифа думала, что его шерсть вспыхнет от огня, как спичка, но та была покрыта береговым песком и отказывалась гореть.

— Да знаю я! — огрызнулся человек, когда зверь недовольно рыкнул. Узловатые, тонкие, совсем не такие, как у Кирая, руки перехватили Рифу по другому, отстраняя от груди. — Возьми девочку. Ты же знаешь, что я не могу ее нести!

Зверю эта идея пришлась не по душе, но он все же позволил усадить Рифу себе на спину сразу за привязанным к нему мешком.

Она наконец увидела того, кто с ней говорил. Мужчина, старше Кирая, такой же высокий, но намного ýже в плечах. В его облике было что-то дикое, необузданное, кроющееся во взгляде почти рыжих глаз, то и дело прячущихся за длинными бурыми прядями.

— Держись крепко, ладно? — он беззлобно улыбнулся. — И не пугайся, что бы ни увидела. Мы тебя не обидим.

Зверь протяжно зарычал, подгоняя мужчину, в глазах которого сверкнули отблески пламени. А затем произошло то, что заставило Рифу задуматься: не спит ли она все еще в своей кровати? Не видит ли долгий, совершенно неправдоподобный сон?

Кожа мужчины покрылась шерстью, его лицо вытянулось, а спина с треском выгнулась; разошлась по швам одежда, не способная вместить в себе ставшее звериным тело.

Прямо на глазах Рифы человек обратился в зверя, а в следующее мгновение его поглотило пламя. Огонь родился на когтях, потянулся вверх по лапам, пронесся вдоль хребта до самого кончика пушистого, лисьего хвоста. Зверь вспыхнул, словно трут, на который попало слишком много искр, фыркнул и сорвался с места. Его брат ринулся следом.

Вцепившись в ремни, которыми крепился мешок, и прижавшись к жесткой, пыльной шерсти, Рифа забыла, как дышать. Устроенный фантомами пожар должен был объять весь лес, но вместо этого огонь льнул к несущемуся впереди зверю и затухал. Недобрая сила вспучивала землю вокруг, пыталась проглотить тех, кто посмел воспротивиться ей. Но затем широкая, тяжелая лапа пепельного зверя опускалась на нее, и все сразу успокаивалось.

Рифа потеряла счет времени. В какой-то момент ей стало слишком страшно, и она, зажмурив глаза, уткнулась лицом в мешок.

Казалось, эта погоня будет длиться вечно. Но в какой-то момент лес затих, воздух перестал дышать в спину жаром, и резкий густой запах замедлившего шаг зверя окутал Рифу со всех сторон. Собравшись с храбростью, она отстранилась от мешка.

Фантомы исчезли. Сколько бы она ни озиралась, среди истончившихся, тянущихся к небу деревьев, сгустков света было не видать. Даже того зверя, который сперва был человеком, больше не покрывало пламя. Внимательно выбирая дорогу, он карабкался по каменистому склону.

Остановившись перед преградившей путь скалой, он раздвинул мордой завесу из плюща и прошел внутрь скрытого за зарослями прохода. Он выдохнул пламя на сложенный шалашиком хворост, и царящий в гроте полумрак спрятался в дальнем углу. Логово оказалось тесным, будто временное убежище, в котором хватило места только на сделанную из бурого меха подстилку и ворох тряпок рядом с небольшой стопкой книг.

Зверь под Рифой недовольно зарычал, замотал головой и поежился, как собака, вылезшая из воды и собирающаяся отряхнуться. Смекнув, что к чему, девочка поспешила спуститься на землю.

Тем временем второй зверь подошел к меховой лежанке, и его шерсть начала осыпаться, а тело — меняться. Вернув себе человеческий облик, он вытащил из кучи длинную рубаху и оделся. Обернувшись, он в замешательстве посмотрел на Рифу, будто не ожидал ее здесь увидеть.

— Да, сейчас, не ворчи, — спохватился он, когда пепельный зверь снова издал недовольной рык.

Он терпеливо ждал, пока человек расстегивал ремни и снимал мешок, а освободившись, утрамбовал лапами прибавившую в толщине подстилку и улегся сверху.

Рифа застыла у входа в грот, не зная, что ей делать: стоит ли ей броситься наутек или, напротив, остаться? Кристар говорил о том, что кто-то должен найти ее и защитить. Речь шла об этих двоих?

— Не бойся, девочка. Ты можешь подойти, тебя никто не тронет, — мужчина снова посмотрел на нее и улыбнулся.

Он пытался вести себя осторожно: не делал резких движений, говорил тихо и медленно, как с диким зверьком, которого боялся спугнуть.

— Меня зовут Саго. А как твое имя? — спросил он, присаживаясь у костра и указывая рукой на место напротив.

— Рифа, — ответила она, но подходить не стала.

— Почему ты была в лесу одна, еще и так далеко от людей?

Девочка не стала ничего отвечать. А что она могла сказать? Что без спроса сбежала из дома следом за духом умершего прадедушки? Это, конечно, звучало не намного невероятнее истории о человеке, способном обернуться зверем, но Рифе все равно было стыдно признаться в своем поступке.

Саго не настаивал на ответе.

— Ты вся в грязи. Духи тебя ранили? — вместо этого обеспокоенно спросил он.

Рифа опустила взгляд на свои колени. Да что там колени, она вся выглядела так, будто ее нещадно хлестали ремнем по всему, до чего дотянулись. Но под слоем грязи и запекшейся крови уже не осталось даже мелких царапин.

Девочка посмотрела на Саго и отрицательно покачала головой.

— Ты церковница, — догадался он и потянулся к куче тряпок. — Вот, возьми, от твоей одежды одни лохмотья остались, — он протянул ей рубашку, похожую на ту, в которую оделся сам.

Рифа замялась, но в итоге подошла к Саго и забрала одежду.

— Наружу пока лучше не выходить. Духи могут вернуться в любой момент. Переодевайся здесь. Мы не будем смотреть. Брат? — многозначительно позвал Саго.

Зверь презрительно рыкнул в ответ.

— Брат, — в голосе Саго прозвучало неодобрение.

Он не стал просить дважды: набросил на морду недовольно засопевшему зверю тряпку, после чего закрыл ладонью глаза.

Рифа сбросила ночнушку и торопливо натянула предложенную рубаху. Точно мешок до колен. Пришлось потуже затянуть шнуровку на вороте, чтобы она хоть как-то держалась.

— Рифа, ты голодна? — спросил Саго, когда девочка робко села на землю в шаге от костра. Она кивнула. — Брат. Ну прояви хоть немного гостеприимства.

На щелчок по носу, выписанный ему Саго, зверь недовольно прорычал, нехотя поднялся, зло зыркнул на Рифу и выбежал из грота.

— Нам негде хранить еду, — пояснил Саго. — Брат поймает что-то и вернется.

— Вы живете здесь?

Рифа окинула пещеру взглядом и попыталась представить, как это — жить, словно в норе, без электричества и без нормальной кровати.

— Пока да. Но мы часто меняем убежище, чтобы не привлекать внимание людей.

— А…, — она обернулась, посмотрела на заросли плюща, все еще слабо колышущиеся после того, как их потревожил зверь. — Он такой же, как и ты? Ты зовешь его братом.

— Да, это его имя, — Саго улыбнулся. — Он не захотел выбрать себе настоящее, поэтому я зову его так. Но он и правда мой брат.

— Почему он не превращается?

— Не умеет. Или не хочет, — мужчина пожал плечами.

— Значит, вы — люди?

— Я не знаю наверняка, — честно признался он. — Скорее всего да. Во всяком случае, я не слышал о гигантских лисах, способных использовать магию стихий.

С этим было не поспорить. Но в то же время о людях, умеющих превращаться в зверей, Рифа тоже ничего не знала.

Брат вернулся спустя полчаса, неся в пасти черную пузатую тушку.

— Крот? Ты серьезно? Ничего получше не смог найти? — возмутился Саго, когда тот брезгливо выплюнул добычу.

Зверь фыркнул и улегся на подстилку. На этот раз спиной к костру.

— Брат не очень общительный, — с виноватой улыбкой произнес Саго и с растерянностью посмотрел на лежащую перед ним тушку. — Ну, это тоже съедобно.

Порывшись в мешке, Саго вытащил нож и принялся разделывать тушу, первым делом отрезав лапы и хвост. Рацион Рифы в основном состоял из рыбы и курицы, но она никогда не видела, как Кирай забивал и разделывал пернатых. Твердя себе, что она должна быть сильной и прекратить бояться, она не стала отворачиваться.

— Рифа, где твои родители? Мы отведем тебя к ним, когда снаружи все успокоится. Маленькие дети вроде тебя часто заигрываются в лесу и теряются, но сейчас не самое лучшее время для прогулок. Ты далеко забралась. Где ты живешь?

Рифа не знала, можно ли рассказывать про остров. Однако если этот полу-человек-полу-лис — тот, о ком говорил Кристар, она может ему доверять, ведь так?

— Мне нужно идти на восток, — сказала она.

— На восток? Куда именно на восток? Знаешь название города или деревни, в которой живешь?

Рифа отрицательно покачала головой. У их острова не было названия.

Саго был занят нарезанием кротовьего мяса и раскладыванием его на камни у костра, и Рифа решила не упускать момент и спросить то, что ее волновало больше всего:

— Это ты должен был найти меня? Дедушка сказал, что кто-то найдет меня и защитит.

Саго непонимающе нахмурился.

— Дедушка? Кто он?

Не называть имен. Рифа знала, что ей нельзя называть имена своих родных. Никто ей этого не говорил, ведь ей и общаться то не с кем было, но то, что ее семья старалась не привлекать к себе лишнего внимания, ей было хорошо известно.

— Он тоже дух. Но не такой, как остальные. Он совсем, как человек. Только дух. Он сказал, что я должна идти на восток.

— Ладно, — Саго потер щеку. — Если тебе нужно на восток, значит, туда и пойдем. Отведем тебя к страже в ближайшем городе, они помогут отыскать твоих родных. Но придется подождать. Я не могу превращаться больше пары раз в сутки, и свои два раза я уже потратил. А соваться наружу без сил — самоубийство.

— Дедушка говорил, что когда приходят духи, маги теряют свою силу. Но я видела твой огонь, а Брат… он маг камня?

— Да, верно, — Саго потрепал того по загривку, на что Брат ответил недовольным ворчанием. — А тебе известно даже больше, чем нам. Если маги теряют свою силу… я не знаю, почему с нами иначе. Мы можем заклинать камень и пламя только в зверином обличье. Может быть, дело в этом.

— Это не очень удобно, — заметила Рифа.

— Согласен. Но что дано, тем и владеем.

Саго не казался злым человеком или лисом. А еще Рифе казалось, что она уже где-то его видела. Она перебрала в голове все фотокарточки, которые у нее были, но так и не смогла вспомнить. Возможно, он попал в кадр одного из фильмов?

Кротовье мясо оказалось совсем не вкусным — жестким и плохо пахнущим, еще и есть его пришлось руками. Но подумав о том, что Саго и Брат питаются так всю жизнь, Рифа переборола себя и съела все, что было предложено. Несмотря на дрянной вкус, кротятина согревал желудок не хуже курятины. Наевшуюся, разморенную в тепле и покое, Рифу клонило в сон.

— Тебе нужно отдохнуть, — заметил Саго. — Мы никуда не уйдем, а если духи попробуют пробраться сюда, Брат их прогонит.

Рифа согласно кивнула. Уговорить Брата уйти с меховой подстилки у Саго не получилось, но он смог заставить его подвинуться — как раз, чтобы девочке хватило места. Она опасалась этого зверя, но после того, как он вез ее на спине, сторониться было глупо. К тому же Саго заверил, что тот ворчун только с виду и никогда не тронет ребенка.

Засыпая, Рифа поймала себя на мысли, что Саго и Брат — маги, и ее сила должна была убить их, но по какой-то причине не тронула. Похоже, дедушка и правда говорил о них. Он не обманул ее. И, может быть, если немного подождать, Кристар снова появится.

Измотанная заплывом к берегу и пробежкой по лесу, Рифа проспала весь день, прижимаясь к теплому, убаюкивающе вздымающемуся боку Брата. Она спала бы и дольше, если бы ее не разбудил лизнувший спину холодок. Похоже, Брату надоело их соседство, и он перебрался ко входу в грот.

Когда она проснулась, Саго все так же сидел у костра и увлеченно читал книгу. Его взгляд бегал по строчкам, а на губах блуждала улыбка. Стоило Рифе пошевелиться, и он оторвался от чтения.

— Как спалось?

— Было тепло, — спросонья ответила она. — Про что ты читаешь?

— Это сборник детских сказок. В детстве мне никто их не рассказывал, так что вот, наверстываю. Хочешь?

Саго протянул Рифе книжку. В ее домашней библиотеке тоже такая была. Кирай читал ее, когда Рифе не исполнилось и четырех.

Она перелистнула несколько страниц, и из книги выпал немного мятый лист, до этого лежавший между обложкой и последней страницей.

— Ох, извини, — Рифа поймала его прежде, чем пламя костра дотянулось бы до него.

С пожелтевшей от времени бумаги на нее смотрела девушка. Портрет был нарисован карандашом, но выполнен настолько умелым художником, что казался фотокарточкой. Рифа уже видела такое мастерство.

— Я знаю ее. Эту девушку, — сказала она и протянула рисунок Саго.

— Знаешь? — он удивленно приподнял брови. — Ты знаешь, кто это? Откуда?

— У меня есть ее фотокарточка в альбоме. Фотокарточка рисунка. Не этого — другого. Эта девушка была другом моего прадедушки и его сестры.

Саго подался вперед, поймал Рифу за руку, чем немало ее напугал. Наблюдавший за происходящим Брат фыркнул и потряс головой, будто отмахиваясь от назойливой мухи.

— Ты знаешь ее имя? — Саго отпустил руку Рифы. Его взгляд горел, как у измученного жаждой путника, внезапно нашедшего колодец.

— Да, ее звали Мелисса. Она могла подчинять камень. А тот, с кем она связала судьбу, был магом огня.

От пришедшего к ней осознания, Рифа округлила глаза. Теперь она наконец-то поняла, почему Саго казался ей знакомым. Теперь она видела черты, взятые от Мелиссы и Фьорда — особенно от последнего — чьих фотокарточек в альбоме было намного больше. На тех изображениях у него были такие же пронзительно рыжие глаза, как и у Саго.

— Брат, ты слышал? — пришедший в крайнее возбуждение, Саго посмотрел на зверя, продолжающего мотать головой из стороны в сторону. — Мелисса! Ее звали Мелисса! — с жаром выпалил он.

Брат в очередной раз фыркнул — не столько фыркнул, сколько тяжело выдохнул — поднял на Саго взгляд и зарычал.

— Брат? Брат, ты чего?

На лице Саго не успело проявиться ошеломление, когда он оттолкнул Рифу, чтобы кинувшийся к нему Брат не задел ее. Один стремительный прыжок, и клыки зверя впились в его горло.

Рифа закричала.

Саго попытался оттолкнуть Брата, но тот держал крепко, и силы покидали человека вместе с кровью, что текла по его шее и груди.

…Кровь. Там было так много крови…

Встретившись взглядом с перепуганной девочкой, Саго прошептал одними губами:

— Беги.

Рифа бросилась прочь.