Тени дня

5

Княгиня Бельская три года не выходившая в свет, приняв на себя траур по почившему мужу, внезапно решила всё переменить, и знаком того, объявила о грандиозном бале, что устраивается в семейном дворце Бельских в Сокольниках. Пока спешно нанятые артельщики приводят чуть обветшалый дворец в порядок, по Москве мечутся десятки курьеров разнося приглашения на бал, и в обществе уже возник определённый ажиотаж, связанный с этими приглашениями, так как свет весьма велик, а приглашённых всего тысяча, и это, безо всякого сомнения, виднейшие княжеские и боярские роды России, а также крупнейшие заводчики и купцы. Из молодых семей, честью приглашёнными стал лишь один род Белоусовых, что и неудивительно так как семья паче других обласкана царскими милостями, и надо сказать заслуженно.

Белоусов Александр Денисович, выслуживший недавно генерал-майора, кавалер двух орденов Андрея Первозванного и многих других, его супруга, пребывающая ныне в чине полковника, а ранее вышедшая в отставку подполковником Особой Экспедиции, и их таинственный сын, что уже успел отметиться и в светской хронике, и в награждениях от лица Государя, и правом носить титул князя.

Приглашённым готовится обширная программа из заслуженных и знаменитых артистов, а также восходящих звёзд, коих на Московских сценах предостаточно. Кроме того, гостям обещана «Феерия гурмана» от лучших поваров господина Тестова, и масса сюрпризов, об одном из которых нам удалось узнать.

Весь концерт будет записан на ленту новейшего аудиона Понятова, и размножен в количестве прибывших гостей, так что все они смогут вновь услышать его в любое время.

Московская Сплетница 16 июля 1923года.

Международная конференция, собранная в Париже, по вопросу статуса проливов Чёрного Моря, фактически кончилась ничем. Стороны не смогли согласовать даже письмо с требованием к России освободить проливы и восстановить Турецкую Империю в прежних границах. Против как всегда выступил многочисленный хор восточноевропейских государств, которым всё равно против чего быть, лишь бы подороже продать свою независимость.

Но без них, конференция получалась совсем уж невзрачной, из-за отказа участвовать Германской империи, Королевства Испании, и Швеции, у которых есть веские основания, полагать, что переделом черноморских проливов дело не ограничится, и британцы попробуют так или иначе наложить лапу на все значимые проливы Европейского континента.

Frankfurter Allgemeine Zeitung, 17 июля 1923 года.

Москва, Большой Семейный Дворец, Кремль.

С самого утра, день цесаревны Любавы не задался. Последний зачёт, ей поставили, но взгляд преподавателя был таким, что хоть под землю провались. И ведь она всё учила! А тут как метлой из головы вымело. Ни слова сказать не смогла.

— Чёртова статистика! — Девушка в сердцах хлопнула тяжеленым учебником по столу, и тяжело вздохнула, где-то в глубине души понимая, что виновата не статистика. Флёр девичьих мечтаний, накрыл её как всегда внезапно, и этот юный наглец — князь Белоусов встал перед глазами словно живой. Немудрено что в такой ситуации всю математическую премудрость вышибло словно пробку от шампанского. С трудом она вернула контроль над мыслями, но лишь для того, чтобы схватиться за голову, и не в переносном, а в самом прямом смысле.

Сессия была закрыта, но это не означало что дел на ближайшее время больше нет. Наоборот. По уговору с папенькой — Государем-императором Сергием первым, летом она брала на себя больше обязанностей протокольной части двора, разгружая таким образом и отца, и брата. Конечно она не действующий император, и не наследник, к мнению которых все прислушивались очень внимательно, но и положение ненаследной цесаревны, тоже обязывало. По соглашению с протокольным управлением Дворцовой Канцелярии раз в три дня она посещала публичное мероприятие, и раз в неделю участвовала в работе какого-нибудь общественного комитета.

Несмотря на то, что всё в итоге сводилось к ритуальному славословию государю-императору, и всяческим благоглупостям, и заканчивалось довольно быстро, Любава с трудом досиживала до конца мероприятий, и покидала их с радостью, отправляясь наконец то к волнующим девичье сердце развлечениям. Маскарады в Нескучном Саду, праздники в Саду Эрмитаж, а также многочисленные театры, рестораны, и прочие увеселительные заведения, которыми была так богата Москва. Правда, большинство из них готовились к переезду в Крым, но так было даже лучше. Ливадийский дворец, уже готовил комнаты для летнего отдыха Государя и свиты.

Её новая подруга — Елена Аматуни тоже собиралась на лето уехать в Крым, где у рода Аматуни был свой особняк в районе Гаспры.

Так же, Любава близко сошлась с Натальей Долгорукой, тем более, что основа для взаимопонимания была. Подаренный цесаревне новый автомотор — стосильный Альбатрос Блиновского завода, белоснежный мобиль с откидным верхом, уже был опробован подругами и признан годным ко всякому использованию от поездок на пикник, до выездов в свет.

Естественно Наталья и Елена догадались для чего принцессе знакомство с пусть и с известными в свете, родовитыми, но в общем совсем не ключевыми представителями московского дворянства. Но если других искательниц подходов к Белоусову они успешно оставляли за бортом, то к цесаревне, было совсем другое отношение. И если говорить честно, к ней обе испытывали что-то материнское, как к котёнку, оставленному на середине дороги. Потому что при всём её воспитании и образовании Любава порой проявляла незнание элементарных вещей, и терялась в совсем бытовых ситуациях. Но также обе понимали, что настоящего соперничества со стороны великой княжны можно не ждать. Да, она не наследовала трон, да, император Сергий отпустил её учиться в Университет, и вообще смотрел на разнообразные выходки сквозь пальцы, но всё равно цесаревна никогда не станет любовницей Николая, а жениться он не желал категорически. Так что обе спокойно рассказывали девушке все премудрости науки соблазнения мужчин, не стесняясь пикантных подробностей, а Любава с благодарностью внимала всей этой премудрости, тем более, что услышать такое ей было больше не от кого. Во дворце подобных разговоров при ней не вели, а царица, всё ещё считала дочь несмышлёным ребёнком, которому рано думать о замужестве.

Обо всех этих страстях Николай не знал и мысли его были весьма далеки от любовей. Первое порученное дело технический отдел реализовал довольно быстро, и качественно, установив два десятка микрофонов и промежуточных усилителей на фабрике Курбского. Прослушивали разговоры сидя в огромном подвале под фабрикой, посменно, но не менее пяти человек одновременно так как было много источников звука. А интересные беседы с помощью коммутатора сразу переключали на аудионы, которых установили две штуки и отвозили тяжёлые катушки с металлической плёнкой на Воскресенскую, где их прослушивали заново, переводили в бумажный документ и снабдив короткой аннотацией отправляли до поры на полку.

Занятый оформлением документов на приобретение техники и расход материальных средств со склада, Николай добрался до катушек с записями только на третий день, а прослушав все три часа, что ему смонтировали на одну плёнку, поднял трубку внутреннего телефона.

В здании уже работала автоматическая телефонная станция, и соединение происходило почти мгновенно.

— Алло, Антон Иванович? — Капитан Белоусов беспокоит.

— Слушаю вас князь. — Отозвалась трубка.

— Хочу продемонстрировать вам кое-что. Могу принести аппарат в ваш кабинет, или жду вас в гости в удобное для вас время.

— Сейчас буду.

От здания до здания было совсем недалеко и уже через десять минут начальник Особого Отдела входил в кабинет Николая.

— Ого… — Генерал с улыбкой оценил он размеры аппарата звукозаписи, но, когда Николай включил воспроизведение, весёлость его словно водой смыло.

Трое рабочих, имена которых были установлены, и пока ещё неизвестный, говорили о подготовке ряда взрывов на заводах и фабриках Москвы, с большим количеством жертв. Но самым плохим было то, что, судя по разговорам, взрывы намечались с целью взбаламутить рабочих на массовое шествие. И вот тут можно было ждать любых провокаций, как в девятьсот пятом, когда удалось предотвратить большое кровопролитие лишь в последнюю секунду, выслав команды ликвидаторов по московским крышам.

— А качество звука какое, надо же. — Начальник Управления покачал головой. — Словно там рядом сидишь. Значит недаром вы у меня по две тысячи триста рубликов за каждый такой аппарат выгрызли. А по сути записи скажу следующее. Молодец, что не стали пытаться реализовать всё сами. Ваших трёх скорохватов на это конечно бы не хватило, а провалить дело можно было легко. — Он перегнулся через стол Николая и подняв трубку набрал номер из трёх цифр.

— Борис Фёдорович? Добрый день. Деникин у аппарата. Вот, знаете ли, сижу в кабинете у вашего протеже и слушаю удивительную музыку. Настолько удивительную что рекомендую вам срочно присоединится. Хорошо, жду.

Князь Орлов слушал запись внимательно прося остановить и повторить тот или иной кусок, и делая пометки в рабочем блокноте. Затем они выгнали Николая из его собственного кабинета под предлогом необходимости купить пирожков в буфете, и когда он пришёл через полчаса, с пирожками, генералы уже договорились.

— Значит так. Тебя и твоих людей пока дёргать не будем, но если что-то срочное, то скорохваты и криминалисты пусть будут готовы. С завтрашнего дня, весь особый отдел на казарменном положении пока не разгребём эту кучу. Но наблюдение ваше не снимать. Мало того, думаю на квартире у этого субчика тоже поставим микрофоны. Рупь за сто, если он дома не встречается со своими агентами.

— Выходит вы узнали этого третьего? — Николай покачал головой.

— Да как не узнать-то? — Князь постучал углом тяжёлого платинового портсигара по столу. — Звук-то, вон словно он тут рядышком сидит. А встречались мы плотно. Ещё когда он во студенческую пору в Харьковском университете сотрудничал с полицейским управлением. Некто Борис Викторович Савинков. Широко известный в узких кругах бомбист. Но не за идею, какой бы поганой она не была, а за деньги. Но плохо не это. — Начальник Тайной Канцелярии прикрыл глаза и с силой растёр ладонью шею. — За Савенковым огромный и грязный хвост из старых грехов здесь в России. Убийства, грабежи, и даже изнасилования. Если он решился на то, чтобы вернуться в Россию, значит ему заплатили просто сумасшедшую кучу денег. А такие деньги под игры с низкими ставками не дают. И, да. Были бы у вас ко сему фотокарточки присовокуплены, то я вот сразу бы орден Святого Ильи посулил.

Николай хмыкнул и обойдя стол взял толстую папку с боковыми ушками, и отщёлкнув застёжку подал в раскрытом виде генералу. — Эти?

Бориса Савенкова взяли после двухнедельного прослушивания квартиры, и тщательного документирования всех встреч. Для этого пришлось оборудовать три грузовичка, и с помощью телескопов, снимать контакты бомбиста. Телескопы в срочном порядке изготовили на Тверской Оптической Фабрике, принадлежавшей князю Голицыну, и установили в небольшие грузовики с надписью «Хлеб», и «Развозка свежих продуктов». Таких машин в Москве было больше тысячи, и все принадлежали разным компаниям, так что мобильные посты наблюдения не привлекали внимания.

За две недели топтуны, собранные по всем силовым ведомствам России, отследили сотни контактов, которые словно в воюющем штабе наносились на огромный планшет в здании Тайной Канцелярии.

Постепенно вырисовывалась картина заговора, в котором принимали участие даже офицеры генерального штаба, и дворяне из «Старых» фамилий. По некоторым фигурантам дело принимало шестое управление, занимавшееся бандитами, а в основном седьмое (политическое), Тайная Канцелярия, и её Особое Управление. Ну и самых выдающихся, забирал к себе в разработку Третий Стол Личной Его Императорского Величества Канцелярии, так как дело касалось Старших княжеских родов.

Николай во всей этой круговерти принимал участие или как технический консультант, или как скорохват в составе летучей бригады Особого Управления, и именно они вместе с майором Ощепковым, взяли Бориса Савенкова.

Изображая выгрузку пустых хлебных коробов, Белоусов и Ощепков выдернули проходящего мимо Савенкова с такой ловкостью, что в себя он пришёл уже в наручниках сидя на узкой лавке хлебного фургона.

Ночь арестов, последовавшая сразу за взятием бомбиста, предварялась выводом на улицы Москвы дополнительных сил в виде Отдельной Казачьей Дивизии, и полков Внутренней Стражи, которые блокировали город от любых перемещений, под видом действий по поимке банды, и отключением всех видов связи между районами.

Улов, был таким грандиозным, что задействовать пришлось даже казематы гауптвахты военного гарнизона, камеры кремлёвской тайной тюрьмы, и подвалы Тайной Канцелярии, рассчитанные на приём одновременно более трёх сотен гостей. Всего же было задержано для дальнейшего разбирательства более полутора тысяч человек, которые постадийно проходили все этапы фильтрации, чтобы в итоге или с извинениями оказаться на свободе, или на скамье подсудимых.

Но в этот раз не было келейности и закрытости как обычно. Повальные аресты настолько возбудили публику, что пришлось приглашать репортёров ведущих газет, показывать им протоколы допросов, а также давать побеседовать с некоторыми сидельцами, что в итоге не только сбило волну возмущения, но и полностью развернуло общественное мнение в сторону одобрения. Достался кусочек славы и обычно порицаемым полицейским, в лице градоначальника Трепова, и некоторых других полицейских чинов.

И конечно на всех пролился золотой дождь наград и чинов, который не обошёл Николая. В этот раз он получил обещанного «Святого Илью» который очень ценился в среде правоохранителей, так как Илья Муромский был командиром того, что назвали бы Летучим Отрядом, и занимался уничтожением людоловских и прочих банд. А кроме этого отвалился совсем уже странный орден Ломоносова третьей степени, которым обычно награждали выдающихся учёных и инженеров.

Москва, Кремль, Большой Дворец.

— Но ведь каков, а, государь? — Глава самой секретной службы в России, Третьего Стола Личной Его Императорского Величества Канцелярии, генерал-полковник Шаховской, по своему статусу и уровню знакомства мог вообще называть императора на «ты», и по имени, но как правило не пользовался этой привилегией, предпочитая сохранять пусть и небольшую, но заметную дистанцию. — Что ни возьми, то просто подарок. Ну вот к примеру телескоп. Приделать к нему фотоаппарат репортёрский это давно уже сообразили Звёздное небо фотографируют. Но вот опустить его так сказать к земле-матушке, для фиксации лиц, это же фантастика. Как будто их вот так вот в фотографическом салоне поставили. А микрофоны эти. Ну знал же я, что звук улавливают, и про аудион это знал. А вот как это в суде прозвучало?! Когда Савенков этот запираться вдруг начал, а ему раз и запись прокрутили. И всё. Пожизненная каторга единогласным решением присяжных. Даже этот, демократ всеобщий Родзянко, заткнулся, и за каторгу как все проголосовал. Теперь у завода Понятова заказ на три тысячи таких аппаратов, и государственная премия, на которую он строит новую лабораторию, и даже Карл Сименс говорят прибежал за лицензией.

— Так обласкан этот абрек, — Сергий Первый негромко рассмеялся. — Двадцати пяти ещё нет, а уже князь, капитан, начальник отдела в Тайной Канцелярии, да звенит при ходьбе как не всякий полковник.

— Да я не про это. — Князь Шаховской покачал головой. — И награды эти, и чины… Словно мы откупаемся. Знать бы что ему действительно нужно, так из-под земли бы достал. Был я тут на балу у Бельской, и змея эта отзывает меня для приватной беседы, и этак ласково спрашивает, что там у меня с племянницей. А я, веришь ли государь. Ну не сном ни духом. Нет, ответствую. Не могу знать, что там у неё за трудности. А Людмила Игоревна протягивает записку, в которой девичьим почерком написано такое, что от стыда удавиться просто.

Это, говорит написано собственной ручкой Лизаветы Александровны, и просят за сию писульку миллион целковых, золотым аккредитивом, потому как ежели что, она сразу уйдёт в газеты, и не абы когда, а перед свадьбой, когда бы та не состоялась. И ещё говорит, что, по её сведениям, лесопильная фабрика моего братца, уже выставлена на продажу. Ну и так, кстати, замечает, что князь Белоусов — младший, был так любезен, что помог решению вопроса ко всеобщей пользе. То есть прямо дает понять, что этот юноша сделал возможным возврат компрометирующего письма. И так выходит, что я и мой братец, его прямые должники. Потому как с той фабрики всё его семейство кормится, а его беда — это моя беда.

— Так вроде бы он коллекцию белого оружия собирает? — Сергий перевёл взгляд от окна, за которым был виден кусочек внутреннего садика Большого Дворца, на генерала. — Вот и подари ему ятаган, что с турецкого султана снял.

— Это ему Голицын Ефим Петрович посоветовал. — Шаховской усмехнулся. — Мол, давай, заводи себе усладу, а то вся Москва скоро в должниках ходить будет. Сам-то он таскает с собой «арканзасскую зубочистку»9 что привёз из Штатов, да Громобой собственной фабрики. Тоже вот. Мои — то скорохваты все на этот пистолет перешли. Да и виданое ли дело, двадцать патронов в магазине, да и их можно выпустить одной очередью, словно из пулемёта. А ещё к нему есть тридцатипатронные магазины, да приклад, что в плечо упирается. Не пистолет, а мясорубка настоящая.

— Мясорубка, оно конечно. — Государь улыбнулся, снова переводя взгляд на зелень, шелестевшую в саду. — Знаешь, наверное, что у нас снова делегация Императорского дома Ниххон ожидается? Только на этот раз не принц с принцессой, а старший сын императора Тайсё, принц Хирохито, министр обороны, начальник генштаба, глава торгового министерства, и ещё два десятка личностей калибром поменьше. И войска они начали отводить от границы… — Сергий помолчал. — Ежели мы мирный договор подпишем, то я уж и не знаю, что Белоусову — младшему дать. Генерала что ли присвоить? А? Такое ведь дело. Вот раз и нет тебе больше войны на Дальнем Востоке. И Ниххонцы счастливы. А всего-то дел, что принцессу эту бешеную ублажить, да рискуя каждый миг, разлететься в воздухе на фарш, вытащить эту чёртову бомбу. А если за такое не награждать, то как другим наградные подписывать?

— То не беда, государь. — Шаховской усмехнулся. — Придумаем что-нибудь. Мало ли таких в нашей истории было? Вот к примеру светлейший князь Ломоносов. А ведь купеческим сыном пришёл в Москву учиться. Или тот же Владимир Шухов. Пока ещё просто дворянин, но точно знаю, что быть ещё одному боярскому роду.