Тени дня

11

Высший сословный суд, как известно не является учреждением государственным и его определения не обязательны для исполнения, но у Собраний, Купеческого и промышленного, Дворянского, Служилого, Общинного и прочих есть довольно сил и влияния чтобы принудить своих членов исполнять эти, вроде бы необязательные решения.

Именно таким был вердикт Сословного Суда по тяжбе мелкого лавочника Ицхака Рабина, против дворянина, капитана охранительной стражи Михаила Краснова. Ицхак Рабин обвинил охранителя в том, что тот словом и делом оскорбил достоинство дочери Руфи Рабин восемнадцати лет, предложив ей за близость двадцать рублей, чему были свидетели, и получив отказ в категорической форме, ударил девушку по лицу и порвал на ней платье.

Решением суда Михаил Краснов был приговорён к выплате в пользу почтенного лавочника тысячи двухсот пятидесяти рублей, добровольным общественным работам в госпитале Святой Марфы в течении двух месяцев, и покаянию, размер которого ещё предстоит определить Городскому Церковному Совету.

Но поскольку распалённый превратно понятым представлением о дворянской чести, господин Краснов отказался платить и участвовать в общественных работах, командир полка где проходил службу капитан, принял его отставку, а владелец доходного дома, где проживал бывший офицер, отказал ему в аренде, с первого числа текущего месяца.

По единогласному решению Сословного Суда, штраф господину Рабину будет выплачен из средств Собрания.

Мы полагаем, что нигде в Нижнем Новгороде, господин Краснов не найдёт себе угла, и должен будет забиться в самую дальнюю нору нашей большой империи, или вообще покинуть её пределы.

Александр Алфёров 10 октября 1923 года

Российская империя, Москва, Государственный банк.

Десятого ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года, выдалось холодным и с противным мокрым снегом. От такой погоды даже жулики и воры сидели по домам, а стало быть патрульные группы, и конные и пешие спешили быстро объехать территорию, и скрыться под тёплую крышу околотков и участков. Но артель Никанора Кубышкина продолжала работать несмотря на ночь и холод, так как получила за срочный ремонт особняка на Гороховой тройную плату, и живущие рядом москвичи плотно закрывали окна чтобы не слышать грохота и шума стройки.

Участковый надзиратель Алексей Коркин, посмотрел на часы, висевшие в дежурке, и начал обзвон подохранных участков. Последним позвонил в здание Государственного банка, и убедившись, что у знакомого ему полицейского вахмистра Петра Конюхова всё в порядке, положил трубку, сделал отметку в журнале, опустил нос и сладко засопел, мгновенно погрузившись в сон.

А в это же время, парочка уголовников, получив условный сигнал, одним взмахом перерезали телефонные провода, и спустившись со столба исчезли в ночи.

Звонок в грузовые ворота, разбудил вахмистра Конюхова, словно удар по голове, и ничего не соображая тот поспешил во двор.

— Кого нелёгкая принесла?

— Срочная доставка. Московское хранилище госхрана! — Ответили из-за ворот и чуть позже добавили. — Берёза.

— Ясень. — Ответил на пароль полицейский и дёрнул ручку электрического привода.

Пять мощных грузовиков Даймлер, неторопливо вползли во двор банка и охранники в одинаковых костюмах и куртках начали сноровисто расшнуровывать тенты и опускать задние стенки грузовиков.

— Чего привезли — то? — Поинтересовался Конюхов глядя на быструю и чёткую работу охранников.

— А то нам сказали. — Николай Утехин, одетый в такой же костюм и куртку, как и у других, улыбнулся полицейскому. — И чего встал? Открывай ворота. Это тебе, закрыл за нами и спать. А нам ещё до дома добраться…

— Да! — Полицейский поспешил к створкам, закрывавшим наклонный пандус, уходящий прямо в хранилище банка, и воткнув ключ, провернул в замке открывая сложный механизм. И не глядя за спину, подбежал к тяжёлой бронезаслонке, и нажал на звонок, вызывая охранников внутри хранилища.

— Серёга?

— Это не Серёга, это Иван. — Ответил один из охранников в переговорную трубку.

— Давай, открывай свой подвал. У нас тута доставка из казнохранилища.

— А в управу звонил? — Охранник, не слушая ответ, уже крутил штурвал привода ворот.

— Да чего в неё звонить-то? — Конюхов зевнул, по привычке перекрестив рот. — Опять будут жилы тянуть, кто, чего, откуда… Да и не дозвонишься до них…

За массивными, более полметра в толщину воротами, находился ещё один участок плавно снижавшейся дороги, ещё одни ворота, уже не такие толстые, и собственно двери хранилищ, где находились стеллажи с наличными и золотыми слитками.

— Вам какое хранилище, металлы, или ассигнации? — Поинтересовался старший охранной смены, держа в руках кольцо с ключами, а пришедшие только переглянулись. Николай Утехин и Кондрат Крапивин рассмеялись и двумя короткими взмахами ножей, прикончили и полицейского и охранника банка.

— Дальше мы сами. — Глумливо ответил Крапивин хлопая по щеке ещё живое тело охранника, и поворачиваясь к своим людям. — Лось, Феня, давайте со своими в дежурку. Рука, Быра, Тюха, открывайте двери, начинайте грузить рыжьё. Серый, давай своих людей. Помогай грузить. У нас не больше получаса.

Российская империя, Москва, Тушинский аэродром.

Группа «работавшая» госбанк была не единственной. В то время, когда бандиты обчищали хранилища, другая банда брала под контроль центральный аэродром в Тушино, и начинала готовить аэролёт.

Нашлись и среди авиаторов иуды, подсказавшие за деньги как, куда и с кем нужно договориться, а те, кто не согласились, уже остывали сложенные в кучу возле ангара.

Аэролёт способный забрать больше полусотни человек, и десять тонн груза — обычная рабочая лошадка воздушных трасс, требовал не только квалифицированной команды в воздухе, но и тщательного ухода на земле. Поэтому, когда княгиня Звенигородская прибыла на лётное поле, огромную тушу дирижабля только — только проверили, заправили и выводили из ангара на площадку.

Российская империя, Москва, Воробьёвы горы, ресторан Канарейка

Посиделки Золотого Клуба, обычно собирались в ресторане Канарейка на Воробъёвых горах, и собирали выпускниц Женского Императорского Лицея, а значит нетитулованных гостей там быть не могло в принципе. На это и рассчитывали люди Антипа Благина, выдернув пятерых дамочек из комнатки для приватных разговоров, куда подруги решили удалиться для обмена особо секретными сплетнями.

Они не успели ничего сделать, хотя у двух из них были с собой дамские пистолеты, но несколько коротких ударов, продажный доктор сделавший им уколы снотворного и, охрана только начинала суетиться в розысках пропавших, а автомотор уже летел в Тушино, увозя пять связанных и усыплённых девушек.

Только к полуночи, дежурный по городской полицейской управе, наконец свёл все сигналы в одну кучу, и внутренне холодея набрал номер и буквально выкрикнул в трубку.

— Господина полицмейстера к аппарату, срочно!

Уже к часу ночи, подняли всех, до кого смогли дотянуться, и в Большом Кремлёвском зале, собрали офицеров, которые могли разрешить создавшуюся проблему.

Как начальник отдела Особого Управления, был вызван и Николай, который с всё более овладевавшей его оторопью слушал как горстка злодеев под предводительством княгини Звенигородской, не только ограбила Госбанк, выгребя из его подвалов двенадцать тонн золота, но и ушли, угнав пассажирский аэролёт класса «Москва». И сбить его тоже нет никакой возможности, так как на борту заложники, да не просто граждане империи, а княжна Аматуни, Долгорукая, Друцкая, Оболенская и цесаревна Любава.

Слушая как объявляют фамилии заложников, Николай смотрел в одну точку, а тело буквально разрывалось от желания куда-то бежать и что-то делать.

«Найду, всех на кол посажу. В кислоте утоплю. Будут подыхать месяцами… мрази… всех на кол… семьи в пыль, до пятого колена…»

Подлокотники кресла скрипели под судорожно сжатыми пальцами, лицо бледное словно полотно, и волосы в которых вдруг начали искриться первые седые волоски.

Увидев в таком состоянии своего подчинённого, князь Орлов, быстро выдернул того, из зала и кликнув личного императорского лекаря, заставил Николая выпить стакан какого-то отвратительного пойла, оставив под надзором гвардейцев Сварожского полка.

Через пять минут Николай пришёл в относительную норму. Ярость никуда не делась, но она уже не затмевала сознание, и воспринималась отстранённо, слово застарелое чувство.

Совещание тем временем шло своим ходом. Присутствовали князь Голицын, личный адъютант царя князь Борис Александрович Васильчиков, канцлер Черкасский, князь Борис Фёдорович Орлов, Генеральный прокурор князь Болховской Никанор Ефимович и все остальные крупнейшие сановники государства, поскольку дело было совершенно неслыханным. Ограбление банка, взятие в заложники дочерей сильнейших дворянских родов и царской дочери, и угон аэролёта, всё это вызывало в присутствующих оторопь.

— Аэролёт в небе уже два часа, но сильно перегружен, и идёт со скоростью семьдесят вёрст в час. — Доложил начальник службы воздушного наблюдения.

— Будут они садиться для дозаправки?

— Да, уже запросили посадку в Вязьме.

— Может там встретим? — Спросил командующий Первым Егерским корпусом. — Есть там у меня отдельный батальон…

— Предупредили что при малейшей попытке штурма застрелят заложниц. — Сказал глава Коллегии внутренних дел боярин Хвостов, который вёл переговоры с бандитами по радио.

Николай, который наконец-то пришёл в ясное сознание тихонько отошёл в сторону, и поймав взгляд брата Любавы цесаревича Константина чуть качнул головой в сторону приглашая на разговор.

Когда тот подошёл, Николай изложил свой план.

— Царевич, предлагаю сейчас бросить эту говорильню и ехать на аэродром Лётной Школы. Там берём Сикорский двадцать девять. У него четыре места, и есть нижний люк. Вы, царевич, будете за штурвалом. Вряд ли они посадили наблюдателя в верхнюю корзину, так что зайдём аккуратно сверху, и уравняем скорость. — Руками Николай показывал, процесс для наглядности. — И я перейду из самолёта в аэролёт, там быстренько всех поубиваю, и сяду в Витебске или в Минске, как управлюсь.

— Один не сможете. — Константин покачал головой. — Нужно ещё одного, а лучше ещё пару.

— А кого? — Удивился Николай.

— Вы серьёзно думаете, что вы единственный сорвиголова в империи? — Цесаревич улыбнулся. — Надеюсь фамилия Горюнов, вам что-нибудь скажет?

— Отец что-то рассказывал, о старшем лейтенанте Горюнове, но я боюсь, что за давностью лет…

— Ну уже не лейтенант, а полковник, но личность замечательная. Кстати, — Константин чуть повернулся, — а вот и он.

Широкоплечий мужчина среднего роста в светло-зелёном егерском мундире и богатой коллекцией наград, увидев, что его заметили, шагнул вперёд и поклонился.

— Цесаревич.

— Рад видеть вас в добром здравии, Михаил Валерьевич. — Константин протянул руку полковнику. — Позвольте представить вам майора Белоусова Николая Александровича. Тоже в некотором смысле ваш коллега.

— А в каком смысле? — поспешил уточнить полковник. — Мундир вроде Тайной Канцелярии.

— Да такой же как вы отморозок. — Константин усмехнулся. — Представьте себе, три минуты назад предложил мне тот же план что предлагали вы. Только у него выбор самолёта более профессиональный. Ну так у него и лётное свидетельство имеется. — Цесаревич оглянулся. — А помощника своего вы представить не хотите?

— Эфа? — Произнес Михаил Валерьевич, и словно из ниоткуда рядом с ним появилась стройная девица лет двадцати, чуть выше среднего роста с миловидным красивым лицом, обрамлённым светлыми, почти белыми волосами, до плеч в егерском мундире с всего двумя наградами, но были это Георгий четвёртой и третьей степени и золотой знак Братства Св. Георгия. С интересом глянула на Николая, скосила взгляд на его «иконостас», и учтиво поклонилась цесаревичу.

— Константин Сергиевич, хочу представить вам старшего лейтенанта Мироно?вич Оксану Сергеевну.

В Лётную школу выехали на двух машинах. Николай привычно сел за руль своего «Орла», принц с полковником сели на заднее сидение такого же «Орла», но небесно-голубого цвета, а Оксана Миронович, чуть замешкавшись села к Николаю.

— Кучеряво живёте, майор. — Девушка поудобнее устроилась на широком кожаном сиденье, и с вызовом посмотрела на Николая. — За какие же заслуги вся эта красота?

— За разные. — Николай усмехнулся и бросил взгляд на спутницу. — Вот ежели я вас спрошу за что Георгия получили, тоже ведь не скажете…

— Ага, сначала я вам всё расскажу, а потом меня тайная канцелярия за ушко возьмёт да на солнышке повесит. — Девушка звонко рассмеялась.

— Да в общем ничего особенного не сделал. — Николай, внимательно следя за дорогой покачал головой. — Просто удачно подвернулся в момент царского благоволения. Можно сказать, повезло.

— Судя по наградам вы настоящий везунчик.

— Ну я вас тоже не назвал бы неудачницей. Два «Георгия» за примерное поведение не вручают. — Николай улыбнулся. — А вообще мне удивительно, что именно вас полковник Горюнов выбрал для этой миссии. Как будто у нас мало мужчин готовых рискнуть жизнью.

— Нет, просто все в разгоне, и лишь я оказалась свободной.

Николай только слышал о группе боевиков при генеральном штабе, но видел такого человека впервые, хотя именно в этом подразделении служила его матушка. Особая Экспедиция Генерального штаба. Вопреки названию, группа не занималась перевозками, или если сказать точнее, занималась всем что было необходимо и было невозможно исполнить. Народ туда подбирали исключительно лихой, и отчаянный. Но девушки…

— А скажите, подполковник Белоусова, вам кем приходится? — Лейтенант Миронович как-то по-особому взглянула на Николая.

— Мама, а откуда…?

— Так её портрет в коридоре штаба висит. — Пояснила Оксана. — Вместе с другими героями, чьи имена вписаны в историю подразделения. Хочу заметить у вас матушка у вас была очень боевой в молодости.

— Да она и сейчас, довольна резка в суждениях и поступках. — Николай усмехнулся, вспомнив как мама с одного удара вырубила вора — карманника, вздумавшего залезть к ней в ридикюль. — И уже не подполковник, а полковник, что, учитывая разряд21, фактически возводит её в генеральское достоинство.

По ночному времени, улицы были пусты, и до Лётной Школы доехали быстро. Там на аэродроме уже готовили не один, а на всякий случай пару Сикорских — 29. Скоростных бомбардировщиков, переделанных в курьерский транспорт. Двухмоторная машина могла взять на борт двух человек с грузом или четырёх, но уже без всякого груза. Поэтому по молчаливому согласию, на асфальтовом поле аэродрома остались и парашюты, и ремонтный набор инструментов и даже боковые пулемёты. Остался только осевой пулемёт, и то, лишь потому, что снимать его было долго, и сложно. Но боекомплект уменьшили до одной коробки, справедливо полагая, что при такой задаче будет не до стрельбы в воздухе. Зато под крылья подвесили пару внешних топливных баков, и положили внутрь фюзеляжа несколько надувных подушек, чтобы тем, кому не досталось места в кабине, могли устроиться хоть как-нибудь удобно.

Они быстро переоделись в комбинезоны авиационных техников, а когда полковник распахнул саквояж, и начал доставать пистолеты, Николай хмыкнул, и открыл багажник лимузина. Второпях он прихватил не только пистолеты, которыми пользовался чаще всего, но и кучу ножей, пару автоматов, и лёгкий пулемёт Дегтярёва, ещё проходящий испытания. Всё это было взято «на всякий случай», кроме пистолетов, которые ездили в перчаточном ящике машины.

— Солидно. Прокомментировал полковник Горюнов бросив взгляд на кучу воронёной стали. — Но у нас своё. — И показал такой же точно «Громобой».

— Тогда возьмите хоть глушители. — Николай показал на коробку с брамитами22 — Эти специально сделаны под Громобой. И магазины длинные. Есть на тридцать патронов и даже на сорок.

Перегруженная машина, взлетать не хотела категорически, но добежав почти до края взлётной полосы и тяжко скрипнув, Си-29 неторопливо поднялся в небо. Все новые машины были оборудованы радиосвязью, и с земли постоянно уточняли расположение аэролёта бандитов. Кроме того, низколетящий аэролёт смогли повредить с земли, ещё больше снизив его скорость.

А «сикорский» шёл с максимальной скоростью в двести пятьдесят километров в час, и когда небо уже начало светлеть, они наконец догнали беглецов.

«Москва» шла совсем невысоко, натужно гудя пятью моторами из шести, и оставляя за собой едва заметный дымный след выхлопа. Пятьдесят пять километров в час, было для сикорского скоростью посадки, но Константин мастерски удерживал машину, буквально притерев её к самой верхней точке баллона аэролёта, там, где находилась кабина наблюдателя, и нажатием кнопки открыл бомболюк.

Первым из самолёта выпал полковник Горюнов, мягко словно кошка, спружинив на крышу, мгновенно отщёлкнув аварийные замки на стёклах кабины наблюдателя, и занырнул внутрь. Оксана сразу же последовала за ним, а Николай, которому пришлось вылезать из тесного пилотского кресла, и пробираться в бомбовый отсек, попал на борт аэролёта последним.

Покачав крыльями, самолёт ушёл в сторону, а троица диверсантов начала длинный спуск по узкой извилистой трубе, идущей сквозь конструкции аэролёта к центральной ферме, вокруг которой располагались мешки с гелий-водородной смесью. Решётчатая алюминиевая дорожка проходящая через весь баллон от носа до кормы, имела ответвления к моторным фермам, и несколько спусков в пассажирскую гондолу, которая на аэролётах класса Москва была длиной в двадцать метров. Первый в серии пассажирских аэролётов максимально упрощённой, и удешевлённой конструкции, он прежде всего предназначался для массовых пассажирских перевозок, а значит никаких музыкальных салонов, курительных комнат, и прочего, а лишь унылые ряды не очень удобных кресел, и широкие коридоры способные пропустить сразу большую толпу людей. Но зато очень большой грузовой отсек, с собственным краном и даже широкая аппарель вместо трапа, для ускорения посадки.

Штурм осложнялся тем, что было неизвестно местонахождение заложников, что создавало определённый риск и для них, и для штурмующих, но выбирать не приходилось. Банду ограбившую государственный банк, нужно было зачищать любым способом. Об этом Николаю Оксане и полковнику Горюнову рассказал цесаревич Константин ещё на аэродроме. Если у них не выйдет освободить заложников, от Минска должны были подняться истребители и сбить аэролёт.