Тёмное солнце

Разговор Замка и Морстена

Морстен, успев подумать только лишь «как же не вовремя», окунулся в показавшуюся липкой и холодной темноту. Из мрака медленно проступили контуры тронного зала Замка, где на каменном троне восседал обугленный костяк предыдущего владельца. На самом деле, останки бывшего прежде него Властелина Темноты Гравейн захоронил давно. Еще в начале своего пути, рассматривая это действие как необходимый моральный долг и ритуал уважения к достойному рыцарю, правившему до него.

С тех пор Замок всякий раз вызывал эту картину при любом удобном случае, как сейчас, когда ему удалось связаться со своим хозяином. «Или марионеткой», — невпопад подумал Морстен, сжимая зубы. На таком расстоянии связь была болезненной и тягуче выматывала душу.

— Надеюсь, ты не уползёшь, стеная, и не прервёшь этого разговора, — недовольно проговорил Замок, пользуясь обугленными останками Властелина на троне. Имя его Морстен так и не узнал, было похоже, что предшественник сам позабыл, как его звали когда-то. — Было бы неловко.

— Я подумываю об этом, — в тон ему проворчал Морстен, — хотя и выдержу немного. Наверное.

— Как скажешь, — отозвался Замок. — Хочешь — сиди и мучайся.

— А что, я вполне мирный, беспорядков не нарушаю, жрать прошу немного и редко… — Гравейн улыбнулся. Давно он не пикировался со своим всезнающим и всемогущим недвижимым другом.

— Хм, очень правильно построенное предложение, — Замок пошевелил сгоревшей челюстью, — беспорядков ты действительно не нарушаешь. Но обычно их не чинят, или не учиняют. Но это — для светлых. Так что ты правильно сказал. Про себя.

— Жрать у меня с собой, светлые могут глодать свои портянки, — пренебрежительно сказал Морстен, махнув рукой куда-то по направлению к оставшимся спутникам. А беспорядки… Хоть нарушай, хоть не нарушай — один хрен, виноват по умолчанию.

— И кто же тебе мешает перестать подозревать всех и вся, мстя направо и налево, и заняться чем-то приятней поиска обвинений? Вон, варвар у тебя там скучает… составь ему компанию. Может, он хоть отстанет от служанки Лаитан.

— Мне мешает перестать принцип уккуна. Если не ездишь ты, ездят на тебе. Шутка, — сохраняя спокойное выражение на лице, ответил Морстен. — Варвар не так прост, как кажется. Даже я в нем не разобрался. Вроде бы обычный юнец с недо…статком внимания, а присмотришься, и не понимаешь — то ли тебя изучают, то ли ты.

— Возвращался бы ты к делам, властелин, — ворчливо сказал Замок, — а то, неровен час, ещё какие мысли дурные в непутёвую голову залезут. Сначала он на мужиков засматривается, потом еще, чего злого, новую девку в Замок притащит. А мне чего делать прикажешь? Тоже ей бессмертие и пластинку в… грудь вставлять? — помолчав, чёрный труп, испустив облачка угольной пыли, взмахнул рукой. — Нет уж. Одного тебя, дурня, с меня достаточно.

Морстен поморщился. Ему не нравилось, когда Замок начинал разыгрывать из себя любящего отца или старшего брата. Как правило, это означало, что надвигаются большие проблемы.

— Ты сам меня на это дело подписал, а теперь решил воззвать к голосу разума? Еще бы позвал домой, обедать? Ну, нет, — твёрдо ответил он. — До Отца мы не дошли, Тьму не накормили, варвара не уб… хм… Короче, ещё не кончен путь, и бабы тоже не кончились. А мужики — это не ко мне, это к южанам. Они больше предпочитают мальчиков с изящными фигурами и глазами испуганной барсом лани. Я таким не увлекаюсь. И тебе не советую, — Гравейн помолчал, и тихо добавил, зная, что Замок все слышит и понимает: — А про дурня мы потом поговорим, когда дойдём до цели.

— Юг близко, — зловещим голосом произнёс Замок.

— Юг далеко, — спокойно парировал Морстен, — отсюда не видать. Да и вечные льды до тошноты наскучили.

— Ох ты, скучно ему тут со мной было! — Замок клацнул горелыми челюстями, глотая ругательство. Гравейн почувствовал, как в него вливается сила Тьмы, причиняя боль, словно от укуса зверя. — Надо же, властелину приключений захотелось! А ты не подумал, что можешь там сдохнуть, как псина подзаборная? И мне что делать прикажешь? Уккуна на трон сажать?

С ударившей по подлокотнику, иссушенной огнём ладони слетели куски сгоревшей плоти, открывая кости. Даже зная, что это иллюзия, Морстен почувствовал внутри жалость к прежнему Владыке.

— От тхади и то пользы было бы больше… — продолжил распекать Тёмного Властелина Замок, фыркая и явственно злясь. — Спорит он ещё со мной.

— Сдохнуть можно и в Замке. А так — хоть с пользой, — вставил своё слово Морстен, — с тобой тоже не скучно. И вообще, не ты ли мне подал идею присмотреться к этой затее в начале?

— Ты и польза? — поражённый Замок забыл о необходимости поддерживать образ мертвеца, и размылся стремительными темными спиралями, пытаясь переварить услышанное. — Кто, кто тебе, если не я, твой Замок, скажет правду? Кому ты ещё нужен так, как мне? И я сказал присмотреться, а не кидаться, сломя голову, в разборки.

— Я всегда действую ради пользы, — упрямо продолжил гнуть свою линию Гравейн, не обращая внимания на усталость и боль. — И твоей тоже.

— Обычно — своей, — тихо ответил Замок, отойдя от пережёвывания необычного утверждения своего Владыки. — Ох, ну меня-то не приплетай… Я — Замок. Просто Замок. И прожил куда больше тебя…

— Ой, вот только не надо давить на жалость и опытность, — не выдержал Морстен. — Кто кого использует — это наша с тобой пятисотлетняя дискуссия, и конца ей нет. Подозреваю, что мои предшественники тоже вели её с тобой. Замок, не Замок — все мы в одной заднице, и надо её разгребать от накопившегося навоза.

— Выбросил бы половину глупых женщин и варваров, взял своих тхади, а остальных на привязи бы притащил к месту ожидания. А не бегал бы по ночам за девками и варварами. Подумаешь, сдохнуть ему Змея не дала! В любой момент теперь может с тебя шкуру твою палёную спустить… И я тебе помогать не буду, — Замок выпалил это на одном дыхании, привстав и вцепившись в подлокотники ломкими пальцами трупа. Он был в возмущении. — Мать-Тьма! Когда, когда это я тебя использовал?

— С первого дня и до последнего мига, — не моргнув глазом, уверенно заявил Гравейн. И добавил, чтобы сгладить впечатление: — но я и не против. Потому что использую тебя…

— Я же тебе все… все, что было, а ты… ладно бы просто бессердечный. Так тебя же и в этом не обвинишь — это правда, — непритворно огорчился Замок.

— Симбиоз, драть меня уккуном, — заметил уставший от долгого сеанса связи Морстен, пиная ногой лежащую на полу обгорелую балку. Нога прошла сквозь чёрное дерево. — Кажется, это так называется.

— Кишка твоя прямая треснет меня пользовать, — грубо и с угрозой ответил ему его неизбывный спутник, наставник и напарник в темных делах. — Вот… вот драть бы тебя уккуном! Может, мозгов бы прибавилось. А то пятьсот лет мужику, а он все никак ума-разума не наберётся. Вон, все северные девки плачут по тебе, тризну готовят.

— Охолони, — мотнул головой Гравейн. — Тысяча лиг и недостаток силы не способствуют здравому смыслу.

Замок транслировал в мысленном поле злость, но не озвучивал её причины, и Тёмный Властелин не стал догадываться об источнике этой эмоции, подумав: «Надо будет — сам скажет».

— У тебя ещё выход в конце запланирован. Побереги силы, старик, — попытался ободрить Замок Морстен. — Я справлюсь. А вот Змейку… Лаитан не мешало бы поддержать. Кого бы принести в жертву?

— Змейку и принеси, раз умный такой, — съязвил Замок. — Поддержать или подержать, хе-хе? За мои силы не беспокойся, поболе твоих станутся.

— Хитрован ты, — улыбнулся Морстен. — Но это привычно. А вот поддержка. Помощь… Знаешь, есть такие слова…

— Да сам-то ты лучше, что ли? — в голосе Замка послышался смешок. — Слова-то есть.

— Я не лучше. Я таков, каков есть, — мрачно сказал Гравейн.

Его собеседник многозначительно промолчал, давая высказать наболевшее.

— И вообще, кто здесь властелин? — привёл привычный довод Морстен.

— Нет, с тобой явно что-то там сделали. Либо в голову насрали, либо чары наложили, — Замок постучал пальцами по челюсти с хрустящим звуком. — Поддержка, помощь… ты ещё скажи — защита и пролитие крови ради какой-то мелкой девки в чешуе! Да, ты властелин…

Замок замолчал и вздохнул, вернувшись к ворчливости:

— А я — твой источник силы.

— Именно. Ради той, что может повернуть историю на новый виток. Вспомни свою же библиотеку. Пророчества.

— Да там этих писулек — тхади можно всем племенем сжечь, — попытался уйти со скользкой темы Замок. — Пророчества — плод фантазии придурочных и сумасшедших, да еще звездочетов, дерни их за дышло. Ну, натаскал каких-то писулек прошлый властелин. И чего? Хлам один и плесень…

— Даже в хламе есть значение и истина. А читать не только ты умеешь.

— И чего ты там вычитал такого, что я пропустил? — в голосе Замка слышались едкая ирония и сожаление. — Змея уже не та, не обманывайся. Если когда-то пророчества и могли сбыться, то уж точно не сейчас. Да и не тебе быть её мужем и объединять выживших после Конца. Зря время тратишь. Хотя она уже почти додумалась, что все к тому и идет. Помнишь, спросила у дварфа, почему мягкие металлы образовали прочный сплав для наруча его сородича? Отдельно они, конечно, для войны не годятся. А вот если объединить и закрепить словами силы, черным по золотисто-серебряному, тогда пролежат тысячи лет, как и тот, оставшийся еще с начала всей этой карусели.

— Я тоже над этим думал, но именно к тройному союзу не подвел. Слишком уж проблемный оказался этот варвар из Долины. Мне, может, и не быть, но без темноты не обойтись. Слияние трёх сил, три полюса и так далее. Но сначала я увижу цвет кишок Посмертника, а потом уже будет ясно, что дальше делать.

— Ох… угораздило же меня выбрать такого идиота на трон… — Замок скривился, уронив куски кости на пол.

— А ты и не выбирал, — Морстен поднял голову, которую опустил при словах о том, что не ему объединять выживших, и посмотрел в пустые глазницы, где мерцали красные огоньки. — Я тоже. Это, м-мать-Тьма, сближает.

— Ну да, ну да, — обиженно сказал Замок. — Я-то вообще ни при чём. Ты мне вообще не обязан, хозяин. Мать матерей тебя сближает. С собой.

— Мы договаривались — каждый из нас делает, что хочет, как может и куда умеет, — ответил Морстен. — Ты знаешь, куда идти, я знаю, как, а зачем — мы все скоро узнаем.

С трона донёсся смешок.

— Тоже мне, рыцарь света в копчёных доспехах. Видывал я и золотое серебро, и червлёное, и серебряную гравировку на черных клинках.

— Скорее, тьмы, — заметил Гравейн. — Мать-Тьма ближе, чем кажется.

— Такого придурка, как ты, только не видел никогда, — закончил фразу Замок, и замолчал. В гранитном зале похолодало.

— И не увидишь. Таких уже полтысячи лет не делают, — обнажил зубы Гравейн. Игра с Замком в «кто кого достанет» не надоедала никогда.

— Не могу не обрадоваться этому факту, — буркнул тёмный силуэт с трона.

— Ничего. После меня отдохнёшь. Если выживешь…

— Если мы все выживем…

Морстен вздохнул. «Повезло же мне жить и работать с таким перестраховщиком…»

— Шанс есть.

— Я заглянул в мать матерей, и теперь точно могу сказать тебе кое-что. Во-первых, можешь смело подтереться любым пророчеством или другой писулькой из моего архива. Во-вторых, запомни, глупый ты мальчишка, Медноликая должна умереть. И это должно случиться в положенный час и в определенном месте, куда я постараюсь вас всех доставить, — голос Замка, словно буравчик, вгрызался в уши. — Иначе мир никогда не перейдёт в новую фазу, где останутся только тьма и свет солнца. Остальное уже изжило себя. На мой личный взгляд. А за тебя я меньше всего беспокоюсь. Тьма была и будет.

— Посмотрим, — пожал плечами, прикрытыми темным плащом, Владыка. — Умереть можно по-разному… Например, возродиться.

— Думаешь, ей пойдёт железяка в кишках? — хохотнул Замок, впрочем, не отрицавший такой возможности в принципе.

— Примерно, как мне идёт знак на сердце, — прищурился Морстен.

— Глупый ты… Потому что человек со стороны, — в голосе Замка звучали почти человеческие нотки сочувствия. — Ладно, не мне тебе тайны других рассказывать. Только запомни: Змея не возрождается. Остальное додумаешь сам, если ещё мозги от пяти сотен лет не спеклись окончательно. Думаешь, кожу сбросила и все? Ну-ну, думай так, тебе же спокойней будет ей кинжал в сердце загнать.

— Ладно. Разберёмся. Пять сотен — не пять тысяч, спекается медленно, — Морстен задумался. — Сбросила, и может нарастить, но уже не чешую, а кожу.

— Да побери тебя по частям уккунский погонщик! — выругался Замок, приобретая форму вихря. — Морстен, да открой ты глаза! Ты действительно не видишь разницы между той, которую помнишь, и той, что идёт рядом? Златокровые вымирают. Сереброволосые вымирают. Они — лишь отражённый свет Империи. Тьма — вот то, что по-настоящему вечно!

— Может быть, ты не заметил, — разметав повисшее неловкое молчание, произнёс Гравейн. — Но Тьма уже здесь. Её меч у меня. Это меняет расстановку сил…

— Если бы я не заметил, ты меня бы сейчас не слышал, — тяжело вздохнув, ядовито сказал Замок, — думаешь, почему его не было до сих пор? Почему никто давно его не видел? — после зловещей паузы, когда Морстен уже открыл рот, чтобы высказать своё мнение, Замок продолжил: — Думаешь, ты избран? Весь такой из себя помеченный Тьмой? Нет. Теперь меч будет принимать решения, а не ты. Но куда тебе слушать глупый старый Замок!

От горечи в последних словах Морстену стало неловко, но он не мог не попытаться отстоять своей точки зрения.

— Время пришло. И приходится действовать теми силами, что есть. А кто будет решать — это мы ещё посмотрим… Замок, не бзди уккуном, есть возможность и Тьме угодить, и зад сохранить.

— Ну и сиди там один в своей пещере, — чуть обиженно проговорил Замок, стабилизируя облик на кипельно-белом скелете в чёрной короне. Красные глазницы черепа мерцали, разгоняя темноту. — Все так думали, ты не первый.

— И не последний, знаю, — согласно кивнул Морстен. — Но сейчас может получиться.

— Нет, не может, — Замок покачал короной, и сияние его глаз печально пригасло. — Точно так же, как больше не будет златокровых змей на троне.

Морстен не согласился с ним. Лаитан, пусть она действительно и отличалась от того, что он помнил, и, если верить словам Замка, была разумней той, за кого он ее принял изначально, вызывала в нем уважение. И диссонанс от того, что спасла ему жизнь. Ему, Тёмному Властелину Севера!

— Значит, будет что-то новое, — сказал он Замку. — Тьма, свет — всего лишь тени на стенах. Трона не будет, люди придумают ещё что-то. Они не могут без правителей.

— Будет, не сомневайся, — успокаиваясь, произнес Замок, — только отсутствие старого редко нравится тем осколкам старья, что к нему привыкли. Поверь, я знаю, о чем говорю. Новое приходит, а места в нем для тебя не остается, — эхом откликнулся его давний собеседник, и в его словах звучал отзвук могильного колокола. — Тебе будет легче принять их выбор. Но…Лаитан умрёт. И на этом — точка… Но ты этого и хотел, так что, думаю, тебе понравится.

— Когда-то хотел, — задумался Морстен. Замок не мог просто так потратить силы на связь, чтобы говорить о чём угодно, кроме по-настоящему важного. «Он беспокоится… — удивился Морстен, чувствуя, что разговор подходит к концу. — Невозможно». Но не показал удивления, и спокойно сказал: — Посмотрим. Тьма не может быть без света. Чтобы был Свет, нужно возродить обе линии. Хотя может хватить и одной — золотой. Солнце отразится от спутника и будет серебро…

Морстен встал, как вкопанный. В голове сверкнуло болью знание, похороненное там так давно, что вряд ли даже Замок помнил бы дату. Нет, он никогда ничего не забывал. Солнце умирало, сливаясь и стремясь сойтись в поцелуе навечно. Его смертоносные лучи выжгут планету, нагревая ее до невыносимых температур. А еще раньше вся жизнь издохнет в муках радиационных ожогов и последствий облучения, когда озоновый слой исчезнет, а магнитные полюса сместятся. Двойное солнце станет сверхновой, опаляя небольшой камень, на котором держался за жизнь мелкий и ничтожный росток живущих существ. Гравейн выронил из руки меч, который все еще сжимал в ладони, и упал на колени, зажимая голову руками, а картины все лезли и лезли, вытесняя личность и раскалывая рассудок на множество дробных частей.

— Теперь понял? — голос Замка был глубоким, немного суховатым, но весьма человеческим. И… незнакомым. Так мог бы обращаться отец к сыну или учитель к любимому, но весьма задиристому ученику. Гравейн закричал, теряя себя в круговерти данных. — Литан умрет. Возможно, ей для этого даже не придется выходить замуж, — тон Замка стал рассудительным, а властелин уже плохо осознавал, где он и где его нет.

Внезапно все кончилось, и Морстен нашел себя на полу у выхода из пещеры. Рядом сидела, дрожа всем телом, Лаитан. Она до сих пор тряслась и всхлипывала, поглядывая на властелина испуганными глазами, полными слез недоумения и ужаса. Повязка на лице спала, а синяк снова набухал кровоподтеком. Теперь уже свежим. Гравейн вытянул руку, хрипя и кашляя, будто вынырнул из глубины. Оперевшись ладонью о камень, он поднял на Медноликую взгляд, не понимая до конца, что произошло. В голове крутились, исчезая и не оставляя никаких следов, какие-то цветные всполохи. Морстен еще минуту назад помнил произошедшее, помнил разговор с Замком, так бесцеремонно и нагло ворвавшимся в его голову. Но теперь он просто знал, что тот сообщил ему нечто важное, смысла чего Гравейн пока не понимал. Или не был готов понять. Он протянул руку к Лаитан, желая убедиться, что с ней все в порядке. Медноликая дернулась от него, тут же прикрыв свежий синяк ладонью, и прыснула в сторону, как перепуганная кошкой мышь.

И тогда он вспомнил, как ударил ее, чтобы унять истерику. Ладонь властелина медленно сжалась в кулак, сжимая воздух, он опустил голову и, оперевшись на стену рядом с ручейком, поднялся на ноги, ни слова не говоря.