Джиллиан подождала пять… десять… пятнадцать минут перед тем, как последовать за Пьюком в лагерь, надеясь, что её похоть и гнев утихнут. Внешне она казалась спокойной. Возможно. В глубине души она жаловалась и задавалась вопросами.
Пьюк закрылся от неё, когда она… что? Отказалась пообещать ему своё будущее? Отказался отречься от Уильяма?
Она знала, что муж её хочет. Он был тверд как сталь. Но хотел ли он чего-то большего, чем её тело? Неужели он как-то надеялся защититься от её пророчества, не желая, чтобы его мечта была уничтожена? Неужели Безразличие всё ещё с ним борется?
Все Повелители Преисподней, так или иначе, страдали, когда сталкивались лицом к лицу со своими демонами. Пьюк своего подавлял, но сейчас… что случилось? Мог ли он позволить себе чувствовать, или демон заморозил и погасил эмоции?
— Сюда, крошка, — позвал Уильям из спального мешка, который он расстелил, пока она принимала ванну и болтала с Пьюком. Он похлопал по пустому мешку рядом с собой.
Перед ним горел небольшой костер, отблески которого придавали его бронзовой коже все оттенками золота. Он был прекрасным богом секса… но у неё не было никакого желания его попробовать.
В нескольких метрах от них Винтер и Камерон установили мини-палатки. Было легко сказать, какая палатка кому принадлежит. Винтер вывесила над дверью кожу одного бессмертного. Несколько лет назад она убила мужчину, который предложил ей покататься на его коленях. Теперь его шкура служила знаком для всех, у кого могла возникнуть подобная просьба.
Вытянувшись рядом с Уильямом, она не заметила и следа Пьюка.
— Почему Винтер и Камерон в своих палатках? — Эгоизм и Одержимость никогда не упускали возможности пообщаться с другими. Как ещё себя развлечь?
Уильям протянул руку, намереваясь взять её, но лишь раздраженно хмыкнул, когда она не приняла его и передвинула свою в сторону.
— Я дал им шестичасовой тайм-аут за то, что они меня раздражают.
И что теперь?
— Они пострадали?
— Вряд ли. Они в порядке, обещаю. Или они будут в порядке, если ты дашь им отдохнуть.
Очень хорошо.
— Только… относись к ним хорошо, ладно? Они моя семья.
— Я твоя семья, — резко сказал он.
Она повернулась к нему лицом и вздохнула.
— Я всё ещё тебя не понимаю. Я не имею в виду, что понимаю, почему ты здесь. Ты ошибочно убедил себя, что мы предначертаны друг другу, бла-бла-бла. Но почему ты подружился со мной многие годы назад? Я знаю, что ты не взглянул на меня и не подумал — это «она». Ты переспал, наверное, с тысячью других. И давай смотреть фактам в лицо. Я была прилипчивой, нуждающейся и смущённой.
— Я не вижу в чем затруднений, — сказал Уильям.
Она надулась и вздохнула, прежде чем он признался.
— Это были твои глаза. В первый раз, когда они встретились с моими, я почувствовал, как будто смотрю в свежую, открытую рану, которая годами гноилась. Когда я был мальчиком, то каждый раз видел то же самое в своих глазах, когда смотрелся в зеркало. Я хотел помочь тебе.
Сердце сжалось от сочувствия, она мягко спросила:
— Тебя обижали в детстве?
Как же она не догадалась?
— Я вырос в Преисподней, и Гадес не всегда был моим защитником.
Это значит да. Его подвергли насилию. Ей следовало понять.
— Мне очень жаль, Уильям.
Он не ответил, и в тишине ночные насекомые пели им серенады. Вдалеке прогремел гром. Приближалась буря.
— Не беспокойся, — сказал он. — Я создал купол над нашим лагерем. Ледяные кинжалы до нас никогда не доберутся.
Достанут ли они Пьюка, где бы он ни был? И что Пьюк подумал о ней во время их первой встречи? О, подождите. Она могла догадаться. «Наконец-то я нашел свою пешку».
Уильям вздохнул.
— Ты опять это делаешь.
— Делаю что?
— Думаешь о нём. Уверяю, что связь и только связь несёт за это ответственность. Я бы никогда тебе не солгал. Как только связь будет разорвана, Пьюкозависимость превратится в кошмар, который ты долго будешь забывать.
Она даже не могла представить такое.
— А если… нет?
— Так будет.
Желание к нему стало такой же неотъемлемой частью её тела, как и дыхание. Огонь в её крови. Наркотик, которого она жаждала. Хотя Джиллиан была в ярости из-за его горяче-холодного отношения и смущена их будущим, ей хотелось свернуться рядом с ним калачиком.
— Где же он? — спросила она.
— На страже. — Под глазом Уильяма дрогнул мускул, но он очаровательно улыбнулся. — Помнишь, как ты попросила меня научить тебя наслаждаться сексом?
— Хм, ты же сказал, что забудешь ту ночь, — пробормотала она. — Так что забудь об этом.
— Я не могу, — он постучал себя в висок. — Это она виновата.
— У тебя мозг женского пола?
— У меня всё самое лучшее. И знаешь что? После твоего развода, мой ответ будет «да». Начну с…
— Нет, — ответила она, тряхнув головой.
— Нет? — переспросил он, приподняв бровь.
— Я не заинтересована тобой в романтическом плане, Лиам, — прошептала она ему на ухо. — Больше нет. — А может, и никогда не была. В подростковом возрасте она хотела какой-то нормальной жизни. С его любовью к играм, привязанностью к семье и жестокой защитой он обеспечивал это. — Я не хочу причинять тебе боль, но не желаю, чтобы между нами возникло недоразумение. Хотела бы, чтобы всё было по-другому. Жаль, что я не чувствую…
— Тебе не за что извиняться. Ты прекрасна, и твои чувства вполне понятны. Мне нужно работать, чтобы завоевать тебя, вот и всё. Моя цель ясна, и я выйду победителем.
Упрямый человек.
— Я не прекрасна. Даже рядом не стояла.
— Назови хоть один недостаток, — бросил он вызов.
— Ну, для начала, я убила многих людей.
— И я тоже, знаешь почему? Потому что мужчины — ублюдки, а ублюдки заслуживают смерти. Мы сделали миру одолжение. Делать миру одолжение — это хорошо. Дальше.
Она рассмеялась, но быстро пришла в себя.
— Я не считаю следующий недостатком, в отличие от тебя, Уильям, но у меня огромное желание к другому мужчине.
Он провел языком по своим ровным белым зубам.
— А что именно тебе в нём нравится? Назови что-нибудь конкретное. Что он может сделать для тебя такого, чего никто не в силах.
Так же легко, как она перечисляла лучшие качества Уильяма Пьюку, она перечислила качества Пьюка Уильяму.
— Жизнь — это откровение для него. Я — откровение. Он загорается, когда испытывает со мной что-то новое. Он понимает, как тяжело я трудилась, чтобы достигнуть того, что сейчас имею. Хотя он одержим Безразличием, но действительно заботится о своем народе. Хочет лучшего для них и для этого королевства, и он готов…
— Хорошо. Достаточно, — ответил Уильям.
— Мне очень жаль, — она не собиралась причинять ему боль. — Ложись спать. Завтра большой день. Мы войдём в лабиринт, столкнёмся с монстрами и головоломками и всем тем, что ещё приготовил Син.
— И мы официально начнём твой бракоразводный процесс.
Она почти запротестовала. Почти.
«Я не буду тебя удерживать, девочка».
— Да, — сказала она глухим голосом. — Начнем.
* * *
Пьюк обошёл лагерь, пока обрывок разговора между Джиллиан и Уильямом звенел у него в ушах, заглушая Безразличие. «Жизнь — это откровение для него. Я — откровение. Он загорается, когда испытывает со мной что-то новое. Хотя он одержим Безразличием, но действительно заботится о своем народе. Хочет лучшего для них и для этого королевства».
А потом она согласилась начать бракоразводный процесс.
«Я тоскую по ней, а она втайне хочет от меня избавиться? Несмотря на всё то, что ей нравится во мне».
«Или, как и я, она пытается себя защитить?»
Какой бы ни была причина, Джиллиан отказалась отвечать на его вопрос о своих чувствах, что само по себе стало ответом. Пока они вместе, она будет использовать его для удовольствия, не более того.
Вышагивая вокруг пруда, Пьюк надеялся, что какой-нибудь хищник выскочит из тени и нападет на него. Бой насмерть может улучшить его настроение.
Из лабиринта доносились странные звуки — вой, стоны, крики, визги и вопли. Каждый из них служил предупреждением: держись подальше или умри. Зло создавало тёмный занавес над входом в лабиринт, позволяя лишь мельком заглянуть в то, что казалось тропическим лесом. Зло, порожденное Сином, учитывая, что его младший брат наколдовал каждое дерево и ловушку.
Знал ли Син, что Пьюк однажды придёт за ним, несмотря на демона? Возможно. У Сина много качеств, но глупость не одно из них.
Завтра утром ничто не помешает Пьюку войти в лабиринт. Чем скорее он победит Сина, тем скорее избавится от Уильяма… и Джиллиан. Пьюку нужно было от неё избавиться. Прежде чем он сделает что-то безрассудное, например, оставит свой народ и королевство ради неё, женщины, которая бросит его, когда всё будет сказано и сделано.
Черт бы её побрал! Как она довела его до такого состояния одним единственным разговором? И вообще, почему после развода она предпочтёт Пьюка Уильяму? Зачем отказываться от ласки, веселья и близости?
Почему же Пьюк хотел удержать её, несмотря на все препятствия? Женщина выворачивала его наизнанку и заставляла нервничать.
Она также завела его, оставив в лихорадке. Лихорадка означала болезнь. Болезнь — необходимость в лечении.
Он ударил кулаком по стволу дерева, сломав костяшки пальцев и порезав корой кожу. Боль пронзила всю его руку, но не принесла облегчения от давления и напряжения внутри.
Прогремел гром, сотрясая деревья. В третий раз за последние пять минут. Шторм приближался.
Уильям создал над лагерем какой-то волшебный купол, но Пьюк рискнул выйти за пределы. «Лучше быть заколотым ледяными кинжалами, чем принять ещё какую-то помощь от этого человека». Кроме того, густой полог листьев над головой должен сохранить его в безопасности.
— Не совсем равнодушный сейчас, да?
Он резко обернулся, рефлекторно подняв кинжал. Когда Джиллиан ступила в луч лунного света — видение из его самых смелых фантазий — он дрожащей рукой вложил оружие в ножны.
— Иди спать, — сказал он хриплым голосом, его грудь сжалась и горела, как будто он был ободран изнутри. — Тебе нужно отдохнуть. — «Мне нужно отдохнуть». — Ты не захочешь быть рядом со мной прямо сейчас. Я не ласковый и не весёлый.
— Я чувствую это, — сказала она, оставаясь на месте. — Если ты не вызываешь лёд, то способен чувствовать эмоции, не подвергаясь какому-то наказанию? Или демон всё уничтожает?
Он повернулся к ней спиной. Ещё один взгляд, и он потеряет контроль. Возьмет её, наплевав на все препятствия и последствия.
— Ответь мне, — потребовала она. — Я не уйду, пока ты этого не сделаешь.
— Ответ не имеет значения.
— Для меня имеет. Ты имеешь значение. Так скажи мне правду. Можешь ли ты чувствовать в течение длительного времени, если позволишь себе? Или ты притворялся всё время, когда я думала, что ты согрелся?
— Да, я могу чувствовать в течение длительного времени, — отрезал он тихим голосом. Снова гром. Громче, ближе. Затем послышался дробный стук дождя, за которым последовал свист падающих ледяных кинжалов. Подул холодный ветер, наполненный мелкими каплями.
— А что будет, когда это произойдёт? Я знаю, что Безразличие больше не ослабляет тебя. Он наказывает тебя другими способами? Ты сказал, что должен защитить себя. Защитить себя от чего?
Ему нужно было, чтобы она ушла прямо сейчас. Если ей нужны ответы, чтобы уйти, он их даст.
— Да, я наказан, но не в том смысле, как ты думаешь. Наказан, потому что отвлёкся. Потому что забыл о важном и поставил под угрозу свои цели. Потому что причинил боль, о которой раньше и не подозревал.
Она вздрогнула, как будто он её ударил.
— А если я не позволю тебе забыть о своих целях? Ты будешь со мной, пока мы можем? Ты сказал, что смог бы, а ты никогда не лжёшь.
Он хотел этого. Он так сильно этого хотел. И все же сопротивлялся.
— Без меня Безразличие вернёт власть над тобой? — спросила она.
Он коротко кивнул в ответ.
— На время. Но как только мы расстанемся, я избавлюсь от демона так же, как и от тебя. — И будет молиться, чтобы ублюдок забрал его эмоции. Все эти чувства… Пьюк ненавидел их больше, чем когда-либо, и жаждал своего ледяного, бесчувственного существования.
Она снова вздрогнула, но он отказался взваливать на себя вину за это.
— Почему ты здесь и задаешь эти вопросы, Джиллиан?
— Я пытаюсь понять, как ты можешь обжигать меня в одну минуту, но заморозить в следующую.
— Ну, я поясню. Я хочу удержать тебя, но не могу, поэтому борюсь с тем, что ты заставляешь меня чувствовать. Чувства — мои враги, и я сражаюсь с ними всеми силами, — прорычал он, и что-то внутри него щёлкнуло. Он повернулся к ней лицом, его грудь расширилась от неистового желания и ярости.
Она сделала шаг назад, что только подстегнуло его ещё больше.
Кровь хлынула в каждую из его мышц, заставляя их напрячься.
— Больше нечего сказать? — проворчал он.
Она вздернула подбородок.
— Ты явно не закончил.
— Чтобы остаться с тобой, я должен обречь свое королевство на разрушение, а свой народ — на боль. Но как можно бросить свой народ? С другой стороны, как можно бросить свою жену? Жену, которую он жаждет всеми фибрами своего существа. Жену, которая не захочет его вернуть, как только освободится.
Её глаза сверкнули.
— Я хочу тебя, пока мы вместе. Почему этого недостаточно?
— Потому… просто потому что.
— Перестань думать о завтрашнем дне. Чего ты хочешь прямо сейчас, в этот момент?
В этот момент? Её. Он не мог видеть ничего, кроме желания, не мог думать ни о чём, кроме потребности. Эти два чувства пульсировали в его висках, горле, сжимали грудь, вибрировали во всём теле.
Он хочет её… и получит. Прямо сейчас. Ходить вкруг до около? Больше нет. Лучше пережить несколько ранений, чем от всего сбегать.
— Если ты захочешь меня, пока мы вместе, ты получишь меня, — поклялся он, — но придется столкнуться с последствиями. Сейчас я едва могу справиться со своими эмоциями. Как думаешь, что я буду чувствовать после этого?
— Я справлюсь, — сказала она, поднимая подбородок ещё выше.
Как теперь он мог согласиться на меньшее?
— Да будет так.
Пьюк направился к жене — своей жертве. Пока его длинные ноги сокращали расстояние, напряжение жило и дышало внутри него. Хорошо. Потому что сам он вообще не мог дышать. Но в этом не было необходимости… скоро Джиллиан сделает это за него.
Подойдя к ней, он обнял её за талию, оторвал от земли и продолжал идти, пока не прижал спиной к дереву. Их тела столкнулись, грудь к груди, налитый стержень к сосредоточию страсти, когда он опустил голову и завладел её ртом.
Их языки сплелись в безумном танце. Он отдавал себя поцелую, подпитывая Джиллиан каждой каплей своей ярости, ничего не сдерживая. Он был слишком агрессивен и знал это, но не замедлялся. Он зашёл слишком далеко, контроль был выше его сил.
И, возможно, ей это нравилось. Она провела пальцами по его волосам и сжала в кулаке на затылке. Другая её рука переместилась к его груди…
— Только не птица, — проскрежетал он.
Не произнеся ни слова жалобы, она переложила руку ему на плечо и глубоко вонзила ногти. Оба действия были молчаливым требованием: Пьюк не должен был уходить от неё. Как будто он мог.
— Снять. — Он перестал целовать Джиллиан только для того, чтобы поднять её руки, а затем стащить красивое платье через голову, освобождая грудь из заточения. Такие прекрасные маленькие холмики, с тёмно-розовыми вершинками. Его новое любимое зрелище во всех королевствах.
Как только его губы вновь накрыли её рот, её руки вернулись к его затылку и плечу. А ладони Пьюка легли на эти сочные холмики, нежно начав ласкать жемчужно-твёрдые соски.
— Прикоснись ко мне, — прохрипел он ей в рот.
— Да, да. — Рука с его плеча скользнула вниз по груди и нырнула под пояс брюк. Нежные пальцы обхватили его длину, разжигая потребность всё сильней.
Рев Пьюка смешался с очередным раскатом грома и всё более нарастающим шумом дождя.
— Ты такой большой, — сказала она, тяжело дыша.
— Ещё, — приказал он. — Погладь ещё.
По мере того как хорошая девочка гладила его вверх и вниз, он становился всё более возбужденным и клеймил её рот с новой силой. Протолкнул свой язык. Пососал её, требуя ответа. Прикусил нижнюю губу, прежде чем пропустить пухлую плоть между зубами.
Только когда она начала извиваться, он просунул руку между её ног, сорвал трусики и вонзил в неё два пальца.
Её крик удовольствия… музыка для его ушей. Голова Джиллиан откинулась назад, когда она выгнула бедра, позволяя ему погрузить свои пальцы глубже.
— Такая мокрая, девочка. Такая горячая. Тебе нравится иметь часть меня внутри себя.
— Да. Нравится. Нравится. Ещё!
Он вставил третий, и её внутренние стенки сомкнулись, затянув его в перчатку, пока она кончала, кончала и кончала.
— Не останавливайся, — выдохнула она, сжимая его жёсткую длину. — Пожалуйста, не останавливайся.
Не в этот раз.
— Скорее умру. — Он ещё раз прикусил её губу, прежде чем оторвал её руку от своего члена. Сущая пытка! Без давления, которое она оказывала, боль-удовольствие превращалась в боль-боль.
Это того стоит. Пьюк опустился на колени.
Продолжая скользить пальцами по её влажному телу, он прижался губами к её ногам… и лизнул. Самый сладкий мёд на его языке. Он с благоговением ощутил её вкус. Пьюк не пробовал ничего в течение тысяч лет, но попробовал её и не мог насытиться.
Тихие мяукающие звуки, которые она издавала, были подобны небесам. Давление нарастало в его члене. Так хорошо и ужасно одновременно. Он отчаянно нуждался в достижении оргазма. Сможет ли?
— Вот… так… Пьюк! — обхватив пальцами его рога, она повернула бёдра вперёд.
Это стоило чего угодно.
Он прижимался, тёрся и щёлкал языком по её маленькому комочку нервов, пока внутренние стенки не сомкнулись на его пальцах, и Джиллиан не издала ещё один прерывистый крик.
Новый оргазм превратил её мёд в вино, опьяняя.
Он оставался внизу, облизывая её и вдыхая, пока она не успокоилась… пока её последняя дрожь не прошла. Когда же поднялся, их глаза встретились, и пламя, которое он увидел в этих богатых глубинах цвета виски, заставило его татуировку бабочки двигаться по его груди.
Безразличие притих и скрылся, как будто не могло справиться с таким потоком эмоций.
«Хороший мальчик». Пьюк обнял Джиллиан за талию и притянул к себе. Развернувшись, он опустился на колени и положил её на ложе изо мха и полевых цветов.
— Пьюк… Мой Пьюк.
Её, навсегда.
Нет-нет. Сейчас. Только сейчас. Когда её ноги раздвинулись, приветствуя его, он разорвал пояс брюк, чтобы освободить свой пульсирующий член. Сегодня он не проникнет в неё, а только научит справляться с его длиной. И достигнет оргазма. Точно. Он уже очень близко.
У них будет ещё много таких ночей, потому что у него появилась новая цель: доставить жене все те удовольствие, которых ей так не хватало.
Когда он опустился на неё, Джиллиан ударила его ногой в грудь, чтобы остановить. Хотя он хотел огрызнуться и зарычать в ответ — «ничто не удержит меня от того, что принадлежит мне» — но просто вопросительно выгнул бровь.
Она ничего не заметила, её голодный взгляд был прикован к его стержню.
— Контроль над рождаемостью?
— Нет необходимости. — Он погладил себя раз, другой, прежде чем обхватить её лодыжку и поцеловать в икру.
— Нет необходимости?
Он наклонился, нависнув над ней, и прохрипел:
— Намочи руку, девочка.
Морщинка замешательства легла между её глазами. И снова она повторила его слова.
— Намочить?
— Намочи, — подтвердил он.
* * *
Всего несколько секунд назад Джиллиан считала, что её тело было выжато и неспособно испытать ещё один оргазм. Сейчас же, когда Пьюк расстегнул штаны, она осознала важное. Удовольствие чуть не сожгло её заживо.
Удовольствие ещё в ней горело.
Пьюк зажал её руки между ног и втолкнул два её пальца в лоно вместе с одним из своих. На протяжении веков её собственные прикосновения не приносили ничего, кроме разочарования и гнева. Здесь, сейчас, с Пьюком, единственный толчок почти отправил её за край.
Застонав и выгнув спину, она шире раздвинула ноги. Предлагая больше. Предлагая всё.
— А теперь обхвати пальцами мой ствол, — приказал он.
Сгорая от нетерпения, она повиновалась. О. О! Её влага обеспечивала легкое скольжение, позволяя крепче его обхватить. Он качнулся один раз, затем второй, его большое тело нависло над ней.
Выражение его лица…
Был ли когда-нибудь мужчина так красив? В агонии — «из-за меня!» — его глаза закрылись, а губы приоткрылись. Кожа раскраснелась и увлажнилась от пота.
— То, что ты заставляешь меня чувствовать, — сказал он, глядя на неё сверху вниз. Его дыхание стало резким и неглубоким. Звуки, которые он издавал… были настолько плотскими, настолько сексуальными. — Хочу, чтобы это никогда не кончалось. Но тебе нужно крепче держаться, девочка.
Джиллиан снова повиновалась.
— Войди в меня, Пьюк. Пожалуйста. — Она нуждалась в этом. Что он имел в виду, говоря, что нет необходимости в контроле над рождаемостью? Неужели не может сделать её беременной? Возможно, он планировал использовать магию? Или не хотел входить в неё, потому что боялся, что у неё какая-то болезнь? — Меня проверяли… сразу после того. Никого не было с тех пор. Я чиста, клянусь.
Он остановился, просто остановился, и она заподозрила, что это действие — вернее, бездействие — его убивает. Если бы ситуация была обратной, она бы не нашла в себе силы остановиться.
Не сводя с неё пристального взгляда, он провёл двумя пальцами по её подбородку. Нежная ласка. На неё упала капля пота. Нет, не пота. Прохладные капли дождя пробивались сквозь верхушки деревьев. Несколько из них попали на колючие чёрные ресницы Пьюка.
— Никогда не хотел ничего больше, чем быть внутри тебя, — произнес он нараспев, — но я не собираюсь брать тебя. Только не сегодня.
Она ощутила огромное разочарование.
— Потому что остальные рядом?
— Потому что мы собираемся испытать всё. — Он нежно поцеловал её в губы, дразня языком, затем поднялся на колени.
Собирается оставить её? Нет!
— Это моё, — сказала она, поднимаясь, чтобы вновь обхватить его член. Когда Джиллиан погладила его сильнее, быстрее, его бёдра дёрнулись. — Я хочу доставить тебе удовольствие. Дай это мне.
Всё, что она хотела бы пережить с мужчиной, Пьюк сделал за одну ночь. Он вроде как пригласил её на ужин. А сейчас наступил черед эротического танца и настоящий обмен подарками. Он заставил её кончить; теперь она сделает то же самое для него.
— Да. Тебе, всё тебе.
Он запустил руку в её волосы и обхватил зад другой, притягивая её ближе, наклоняясь к её губам и целуя.
Затем… о! Придерживая рукой её попку, он дотянулся и провел кончиками пальцев по её пульсирующей сердцевине. Джиллиан начала раскачиваться взад-вперёд, насаживаясь на эти пальцы и одновременно поглаживая массивную эрекцию Пьюка. Вскоре они уже извивались друг против друга, подражая движениям секса.
Продолжая двигаться. Продолжая поглаживать. Отчаянно.
— Как ты… как я могу?.. — она вскрикнула, когда удовольствие снова взорвалось внутри неё. Сильнее, чем раньше, земля разверзлась, жизнь поменялась. На одно блаженное мгновение её наполнило абсолютное удовлетворение. У неё было всё, что она когда-либо хотела, всё, что ей могло когда-нибудь понадобится.
— Девочка. Моя девочка. Ты делаешь это. Ты заставляешь меня… я кончаю! — его голова откинулась назад, и он зарычал на деревья, когда его бедра дёрнулись снова и снова, и горячее семя пролилось на её руку.
Придя в себя, они умылись в пруду. Он сбросил штаны по пути, представив ей своё обнаженное тело. «Такой красивый. Такой совершенный». Закончив, они вернулись на своё место среди цветов, где Джиллиан прижалась к нему и положила голову на плечо. Напряжение покинуло его, их обоих.
— Пьюк? — спросила она.
— Да?
— Это было весело.
И необыкновенно, и чудесно.
— Да, — повторил он.
— Только не заморозь меня, — прошептала она. — Не сегодня.
Он снова с нежностью поцеловал её в висок.
— Не сегодня, — согласился он.