Темнейший воин

Глава 26

Пьюк пошатывался, почти уничтоженный. Джиллиан держала его за рога. Во второй раз за два дня он чуть не кончил в штаны, как маленький мальчик. Теперь она говорила о его «мастерстве» так, словно готова была умереть, не узнав ничего нового.

Предвкушение вскипело в нём, и он подумал: «Я сделаю всё — даже уйду из Амарантии навсегда — только чтобы снова ощутить её нежные руки на моих рогах, услышать её полный удовольствия голос, выкрикивающий моё имя при оргазме».

Дурак! Лучше бы он никогда не испытывал восторга от ее прикосновений. Он никогда не думал, что такое возможно. Им управляла страсть. Им завладела женщина.

Но Пьюк ей не принадлежал. Он так самонадеянно думал, что может пристрастить Джиллиан к своим прикосновениям, заставить её желать его вечно. Когти Уильяма слишком глубоко впились в её сердце. Уильям, который дарил ей любовь и позитивные эмоции, который каким-то образом заставлял её чувствовать поддержку.

По крайней мере, так было раньше. Может быть, её чувства к мужчине обусловлены прошлым?

В любом случае, зависть кипела внутри Пьюка, монстра более сильного, чем Безразличие. Каждая клеточка его тела кричала вместе с постоянными воплями демона: «Отвоюй её у другого мужчины».

Он не брал в расчет свои принципы, думал только о ней. Он влюбился в неё, сильно и быстро. А что случается, когда влюбляешься? Ты разбиваешься о суровую реальность и испытываешь боль. Ты не уходишь… уползаешь.

«Ты хочешь, чтобы я тебя любила?» Её вопрос всё ещё мучил его. Он сказал «нет», и это было правдой. Как только он воспользуется ножницами, её чувства к Уильяму вернутся. Пьюк в этом не сомневался. Если бы у него было её сердце, только чтобы потерять его…

Он играл в её игру: а вдруг…

А вдруг она отдаст своё сердце Пьюку, а потом заберёт его? А вдруг она отдаст своё сердце Пьюку, а потом оставит его на сохранение? Что он тогда будет делать?

Что бы он отдал за эту женщину?

Должен ли он принять бой или продолжать ходить вокруг да около?

Пьюк сдержал проклятие. Почему он вообще задумался об этом? Ответ прост. Ходить вокруг да около. Всегда рядом. Он согласится на её тело, как и планировал, и испытает любое удовлетворение, которое она сможет ему предложить. И ничего больше.

— Ты рассказал мне о взрослом Пьюке, — сказала она, не обращая внимания на его смятение, — но не о малыше Пьюке.

Безжалостно отгородился от мыслей о любви, сексе и различных возможных вариантов будущего.

— Наверное, я был таким же, как все. Я ел, писал и плакал. Не знаю, что ещё ты хотела бы знать.

— Только лишь всё. — Она играла с травинкой. — Пока ты охотился на Уильяма, я заметила много детей-солдат на поле боя. Сколько тебе было лет, когда ты начал обучение?

— Семь.

— Семь! — На мгновение запнулась она. — Такой юный.

— По словам моего отца, уже недостаточно юн. Но моя мать согласилась бы с тобой.

— Хорошо для неё, — кивнула Джиллиан. — Мой ребенок никогда не пойдет в бой.

Как изменилась бы его жизнь, если бы у него был такой защитник, как Джиллиан.

Потом до него дошел смысл её слов, и он перестал дышать. «Ребёнок не от меня». Ребёнок. Её ребёнок. Их ребёнок.

В его сознании возник образ Джиллиан, беременной его ребёнком. Образ, от которого он не мог избавиться.

Каким отцом был бы Пьюк?

«Папа не гордится тобой, сынок. Папа не любит тебя, и ему всё равно, жив ты или нет. Перестань плакать, прежде чем я дам тебе настоящий повод плакать».

Кроме того, семья делает уязвимым для предательства, что и доказал Син.

Неужели Джиллиан когда-нибудь выйдет замуж за Уильяма и родит ему потомство?

Когда внутри Пьюка вспыхнула ревность, Безразличие отреагировал так, как будто его сердце могло чувствовать, он пришел в движение, рыскал по его разуму и выл… от боли?

«Теперь ты знаешь, как я страдал, не в силах действовать, и всё по твоей воле, демон. Твое здоровье!»

Татуировка бабочки скользнула по коже с его груди и переместилась на спину.

Джиллиан заметила это и ахнула.

— Демон пытается ослабить тебя?

— Возможно, но он терпит неудачу. — Он вернулся к теме разговора. — Син начал тренироваться в пять лет. Хотя мог остаться с нашей матерью, он решил составить мне компанию в казарме.

— Звучит, словно он был довольно крутым братом.

Пьюк кивнул.

— Так оно и было. — Что сделало его предательство хуже… чем что-либо другое.

— Какое твоё любимое воспоминание о нём?

— Их слишком много, чтобы назвать.

— Выбери одно, во всяком случае.

Он на мгновение задумался и вздохнул.

— Через несколько дней после того как нас отвезли в казарму, я закатил истерику по поводу нашего содержания. Никаких мягких подушек на кроватях. Никаких тарелок с мясом, которыми кормили бы обожающие нас женщины. Никакой чистой одежды. Меня избили за неподчинение приказу. И Сина тоже.

— Ну, это не похоже на счастливое воспоминание.

— До этого еще дойдет, — сказал он. — Терпение, попрыгунья.

— Попрыгунья? — Она усмехнулась, и его взгляд остановился на её губах.

Голод терзал его, но он заставил себя продолжать, как будто ничего не случилось.

— Я ожидал, что он будет жаловаться, ненавидеть себя за то, что присоединился ко мне. Что ещё больше возненавидит меня за то, что я не настаиваю на его присутствии. Но он посмотрел на меня с удивлением и сказал, что я самый сильный человек на свете — сколько бы раз меня ни били, сколько бы раз ни заставили упасть, я всё равно поднимаюсь.

Ее глаза сверкали в лунном свете, она прижала руку к груди.

— Ты прав. Прекрасное воспоминание. Ты можешь ненавидеть своего брата за его поступок, но все равно любишь того, кем он был.

Он пожал плечами.

— Как легко ты отвергаешь то, что многие из нас мечтают найти, — тихо сказала она. — Хотела бы я сказать тебе, что месть сладка и что ты почувствуешь себя лучше, когда твой брат умрёт. Но зло прошлого не смывается, потому что человек, ответственный за него, ушёл.

— Ты не чувствуешь себя лучше, подозревая, что твои обидчики мертвы?

Она покачала головой, тёмные косы заплясали на её груди.

— Если они мертвы, а я почти уверена в этом, моя вина и стыд всё равно не ослабли.

— Чувство вины? Стыд? Не смей винить себя за то, что случилось столько лет назад. Мужчина, любой мужчина, даже мальчик, всегда должен знать, что нельзя. Они просто предпочли свое удовольствие чужой боли.

— Что же мне тогда чувствовать? Ненависть к ним не принесёт ничего хорошего. Уж точно им не повредит. Хуже того, это даёт моим обидчикам власть над моими эмоциями, моей жизнью.

— Но посмотри на себя сейчас. Процветающая. Королева силы и храбрости. Прошлое, возможно, и тянуло тебя вниз какое-то время, но ты пробилась наверх. И, может быть, ты не всегда твёрдо стояла на ногах, падала раз или два, но продолжала бороться. Сегодня ты паришь.

Казалось, она расцветала с каждым словом, и это немного ослабляло напряжение внутри него.

— Спасибо, Пьюк.

Он кивнул в знак согласия.

— Расскажи мне о своей матери, — попросила она.

Пьюк осознал одну вещь: он разговаривает с женщиной, делится своим прошлым, узнаёт больше о её прошлом… об этом он когда-то мечтал. Его тайное желание, и реальность даже лучше, чем он смел надеяться.

— Она была нежной женщиной, доброй ко всем, с кем встречалась, — он протянул руку, чтобы пропустить косы Джиллиан сквозь пальцы. Чистый шёлк. — Она пела мне перед сном, поглаживая лицо.

— Ты сказал, была, — она накрыла его руку своей и успокаивающе сжала. — Она умерла?

Плохая память… соблазнительная компания. Ему следовало держать руки при себе. Теперь он хотел только большего.

Сейчас?

— Она покончила с собой после мертворождения моей единственной сестры, — сказал он.

— О, Пьюк. Мне так жаль.

Появилась боль в груди, раздался новый вой в голове.

— Расскажи мне еще о себе. Братья, сёстры?

Она вздрогнула, но сказала:

— Я всегда хотела сестру.

— Сейчас у тебя одна есть, Винтер.

— И Уильям. Даже Камерон.

Она считала Уильяма сестрой? Как отвратительно.

— Уверен, что оба мужчины будут в восторге, когда услышат, как их приравнивают к сёстрам.

— Пожалуйста! Они оба обрадуются комплиментам своей женской стороне.

Пьюк сжал кулаки.

— Я не хочу говорить о них.

Особенно об Уильяме. Как же он ненавидел звук имени этого человека из уст Джиллиан.

Однажды этот ублюдок получит то, чего Пьюк хотел больше всего.

* * *

— Ладно. Расскажи мне ещё о Сине. Почему ты не можешь забрать его корону? — спросила Джиллиан, почувствовав мрачную перемену в настроении Пьюка. — Ты достаточно силён. И я видела тебя в действии. Несмотря на демона, ты удивительно свирепый.

Его грудь раздулась от гордости, и она чуть не рассмеялась. Во многих отношениях он был типичным мужчиной. Гордость на максимуме. А все остальное не так уж и важно.

— Я свирепый. Нет никого более свирепого. У меня хватило бы сил без проблем забрать корону, но по какой-то причине не получается. Только мужчина, которого я больше не хочу обсуждать, способен на такой подвиг.

— А если точнее, Оракулы назвали имя Уильяма.

— Да. Сказали, что он будет жить или умрёт ради тебя.

Жить или умереть. Ради неё.

— Прости, Пьюки, но за меня никто не умрёт. — Хотя, если бы Уильям умер ради неё, она получит свой несчастливый конец, верно? Её подруга умерла бы просто так!

Неужели одно пророчество питает другое?

Её охватило дурное предчувствие. Если кто-то должен был умереть… «Пустите меня в игру, тренер». Джиллиан буквально прыгнула бы на гранату ради Уильяма. Её жизнь за его. Пьюка, Винтер и Камерона тоже. Даже для Арахиса, Джоанны и Розалин, любого из её людей.

— Тот-кто-не-должен-быть-назван спрашивал подробности о твоём пророчестве? — спросил Пьюк.

Она могла бы сказать: «Я думала, ты не хочешь о нём говорить». Но вместо этого Джиллиан открылась, как это сделал перед ней Пьюк, и сказала правду.

— Нет. И я даже не предлагала.

— Ты предпочитаешь обсуждать такие вопросы со своим мужем и ни с кем другим. — Двигаясь молниеносно, он взял её за талию, поднял и снова прислонил к дереву, убедившись, что она оседлала его колени, прижавшись к нему всем телом. — Я отлично справляюсь с несколькими задачами. Пока я слушаю тебя, могу показать свою привязанность.

— Кажется, ты показываешь мне похоть, — сказала она, прижимаясь сосредоточием страсти к его эрекции. — Думаю, что сейчас покажу её тебе в ответ.

Пьюк зашипел.

— Значит привязанность и похоть.

Электрические разряды бежали от каждого места соприкосновения, только чтобы объединиться между её бедрами. Боль вспыхнула в её груди, между ног, сильнее, чем когда-либо прежде. Жар его кожи дразнил её, в то время как мозоли на его ладонях щекотали — смертельная комбинация для её сопротивления.

Как будто она вообще собиралась сопротивляться.

Их глаза встретились, и безразличная маска Пьюка исчезла. Он не излучал спокойствие или равнодушие к их близости. Он был в агонии.

— Пожалуйста, выслушай меня, когда я скажу следующие слова, — произнес он нараспев. — Оракулы никогда не ошибались.

— Я тебя слышу. Но всё случается в первый раз. Вдруг мы неправильно смотрим на предсказание, а?

Он провёл кончиком пальца по её подбородку, как будто боялся к ней прикоснуться.

— Ты спрашиваешь «вдруг» очень часто. Почему я нахожу эту черту очаровательной в тебе и раздражающей в себе?

Покорительница Дюн очаровательная? «Почему я хочу гордиться собой?»

— Попробую угадать. Может быть, потому что я очаровательная, а ты раздражающий?

Он поднял глаза. Она невинно моргнула, и в его глазах промелькнуло веселье. Просто вспышка, но всё равно, она была.

— Ты права, — сказал он. — Есть шанс, что мы смотрим на это всё неправильно. Возможно, Оракулы имели в виду, что у вас не будет счастливого конца… с Уильямом. — Он намотал на кулак прядь её волос, не останавливаясь, пока не добрался до затылка. Сдавил… почти до синяков. Ладно, определенно синяки остались, но ей это нравилось, она предпочитала верить, что он боится потерять её и крепко держит. — Возможно, тебе суждено иметь счастливый конец с кем-то ещё.

Может быть, Пьюк, хранитель Безразличия, на что-то надеялся? Она была в восторге.

— Ты имеешь в виду счастливый конец с мужчиной, который не хочет моей любви?

— Возможно, он просто хотел защитить себя, когда произносил эти слова.

Она взволновалась ещё больше. Вдруг у них получится?

Затем последовали другие вопросы. Вдруг она решит остаться с Пьюком и приведёт в действие своё собственное пророчество, как это сделал Син? Неужели однажды она разрушит мечты Пьюка?

— Не обращай внимания на связь, — сказал Пьюк, и она услышала тоску в его голосе. — Скажи, что ты ко мне чувствуешь.

«Не могу разрушить его мечты. Просто не могу».

«Уйти, убежать». Джиллиан провела пальцами по щетине на его подбородке и прошептала:

— Давай забудем о чувствах и будущем и сосредоточимся на удовольствии… в этот… момент. — Она подчёркивала каждое слово покачиванием бёдер.

Он снова зашипел, как будто получил удовольствие, а затем нахмурился, как будто его разозлили.

— Он не достоин тебя. Ты ведь это знаешь, да?

— Я знаю, что хочу тебя.

— Хочешь меня сейчас… но не потом?

Вместо ответа она снова качнула бёдрами. Ощутила еще больше удовольствия. Поток тепла.

Вновь зашипев и выругавшись, он отодвинул её в сторону и встал.

— Я возвращаюсь в лагерь. И ты должна.

Постой. Что?

В полном молчании он зашагал прочь, оставив её задыхающейся, страдающей… оплакивающей потерю его прикосновений.

Что, чёрт возьми, только что произошло?