Пока он плыл в ее сторону, девушка метнулась прочь, к противоположному берегу, в тщетной надежде, что сможет скрыться прежде, чем Вер-тэйн разглядит ее. Но кристально прозрачная вода выдала ее. Ничем нельзя было скрыть ее округлых бедер или выпуклостей ее грудей.


Этлон внезапно замер в воде. Он уставился на нее застывшими от изумления и ошеломляющей догадки глазами.


Габрия остановилась на мелком месте, встала и повернулась к нему лицом, вздернув подбородок. Вода стекала между ее грудей.


— Что теперь, Вер-тэйн? — с вызовом спросила она.


Без предупреждения он бросился на нее и схватил за руки прежде, чем она успела шевельнуться. Ее глаза были прикованы к его полыхающему бешенством взгляду.


— К чертям! — прорычал он.


Он швырнул ее в воду, одной рукой схватил за волосы и тронул ее грудь, как будто не мог поверить своим глазам. От его прикосновения по коже Габрии побежали мурашки, и она зажмурилась. Он тряхнул ее так, что чуть не сломал ей шею.


— Женщина! — выплюнул он это слово. — Ты маленькая шпионка Медба? — Он окунул ее в воду и держал, пока ее легкие не загорелись, затем вытащил из-под воды, как задыхающуюся рыбу. — Кто ты? — Этлон снова опустил ее под воду, не дожидаясь ответа.


Пальцы Габрии царапали его запястья, но она не могла освободить свои волосы из его рук. В этот момент она бы все отдала за свой меч. Необъяснимым образом она начала испытывать скорее злость, чем страх. Обида затопила ее.


Этлон еще раз высунул ее голову из воды.


— Грязная свинья! — закричал он. — Кто послал тебя распространять свое вранье в лагере моего отца?


Габрия пронзительно закричала от ярости и хлестнула его по животу. Он увернулся и в третий раз опустил ее под воду. Она боролась против его безжалостности, обороняясь с бешеной силой, пока ее легкие не загорелись и кровью не застлало глаза. Несмотря на тренировки, она не могла соперничать с вер-тэйном в ручном бою. Он был сильнее, тяжелее и искуснее ее. Но может быть, она сумеет поразить его.


Неожиданно девушка безвольно поникла, выпустив изо рта цепочку воздушных пузырей. Ее голова ужасно болела, но она сосредоточилась на том, чтобы расслабить все мышцы и всплыть, притворившись мертвой. Этлон ослабил свою хватку на ее волосах. Почувствовав, что его руки расслабились, Габрия вытянула, ноги, с силой оттолкнулась от дна омута и врезалась головой Этлону в живот. Он согнулся пополам, задыхаясь и изрытая проклятия. Габрия выскочила на берег. Она карабкалась по мокрым скалам и мхам с такой скоростью, будто он уже настигал ее. Девушка оглянулась и увидела, что Вер-тэйн мчится, разгребая воду, как рассерженный жеребец. От гнева его глаза потемнели, а лицо передергивалось. Габрия побежала к своей одежде. Ее рука нащупала кинжал, и она повернулась навстречу Этлону, выскочившему из воды.


— Держись подальше, Вер-тэйн! — крикнула она, встав спиной к дереву.


Этлон помолчал, глядя ей в лицо.


— Покажи свои зубы, гадюка. Даже змеям Медба можно наступить на хвост.


Он приблизился.


Глаза Габрии заполыхали зеленым огнем, но она продолжала стоять спиной к дереву.


— Медбовская проститутка, — презрительно произнес он. — Это таким путем ты уцелела при резне в Корине? Ты расставляла ноги не только перед ним, но и перед его отщепенцами?


Жгучий гнев вырвался из-под контроля Габрии и, как катализатор, разжег синее пламя ее колдовской силы.


— Будь ты проклят! — крикнула она, не подозревая о вновь проснувшейся в ней магической силе. — Ты ничего не знаешь. Ты такой же, как Медб, который самоутверждается на трупах. Ты рычишь и кусаешься, как беззубый пес.


Этлон засмеялся:


— Гораздо лучше равняться с Медбом, чем с юлящими перед ним отщепенцами. Ты пресмыкалась перед ним в грязи, чтобы спасти свою жизнь?


Габрия бросилась на него, как загнанная в угол львица. Ее нападение было таким быстрым, что застало его врасплох, и она вонзила кинжал ему под левую лопатку. Лезвие проникло глубоко и рассекло мышцы и связки. Едва кинжал вонзился в тело, синяя аура ударила из ее рук и скользнула по украшенной камнями рукояти и серебряному лезвию в тело Этлона.


На этот раз ее сила была больше и должна была убить вер-тэйна, но колдовство встретило странное сопротивление. Вместо того чтобы уничтожить Этлона, нападение только обессилило его. Он побледнел и открыл от удивления рот. Он с силой оттолкнул ее и застыл, изумленно уставившись на кровь, стекающую по его груди.


— Колдунья! Что ты мне сделала? — прошипел он.


Затем силы оставили его, и он упал, потеряв сознание.


Габрия долго стояла, содрогаясь всем телом, а гнев постепенно оставлял ее. Она закрыла глаза и старалась успокоить свое бурное дыхание. Прекрасно. Он заслужил смерть, победно думала она. Как он посмел назвать ее проституткой Медба. Она взялась за кинжал и выдернула его из раны. Кровь заструилась из раны и потекла по боку вер-тэйна.


Габрия нацелила конец оружия на ямку под его горлом. Это было бы так легко. Один простой укол. И тогда вер-тэйн умрет, и вместе с ним умрут его подозрения. Впервые она убьет человека, но было бы прекрасно начать именно с этого. Она все еще ощущала, как его руки ощупывают ее тело, и слышала его немыслимые оскорбления. Нож проколол кожу, и ее гнев разгорелся вновь. Капля крови блеснула на кончике ножа.


— Убей его, — мысленно твердила она. — Он опасен. Если он останется в живых, он выдаст тебя. — Нож погрузился глубже, побежали алые капли. — Красная, — размышляла Габрия, наблюдая, как кровь сбегает по шее Этлона. — Такая же красная, как кровь на траве в Корин Трелд.


Габрия с отвращением отбросила кинжал и опустилась на траву с ним рядом. Она ненавидела себя за свою слабость, но не могла хладнокровно убить Этлона. Она видела столько крови, что этого могло бы хватить до конца ее жизни. По мере того как ее гнев остывал, она поняла, что в действительности не хочет, чтобы смерть вер-тэйна была делом ее рук. Кроме того, он не заслужил подобной смерти. Его рана была достаточной платой за нанесенные оскорбления.


Однако тогда остается громадная проблема, что сделает ей Этлон, если выздоровеет. Габрия ничуть не сомневалась, что он разоблачит ее притворство и немедленно ее убьет. Но может быть, всего лишь может быть, он промедлит достаточно, чтобы успеть поговорить с ней. Возможно, она сумеет убедить вер-тайна помочь ей. Нэра говорила ей, что Этлону можно доверять. Габрия надеялась, что кобыла была права — это был ее единственный шанс.


Девушка сердито вздохнула. Если Этлон хочет выжить, она должна перевязать его рану и быстро доставить его к Пирсу. Но что она скажет Сэврику? Глубоко несчастная, она оделась, промыла рану вер-тэйна и перевязала ее полосками, оторванными от его собственной туники.


Едва она закончила одевать его, из-за деревьев показались Нэра с Бореем. Габрия обернулась, настороженно следя за огромным жеребцом. Она боялась его гнева, когда он увидит, что она ранила его хозяина.


Борей обнюхал Этлона и легонько фыркнул:


«Я вижу, вы разрешили ваши разногласия».


Его мысленный голос, низкий и более мужественный, чем у Нэры, ясно зазвучал у нее в голове. Габрия уставилась на него.


Нэра издала короткое ржание, явно довольная:


«Мы ждали этого, Габрия. Он тебе нужен».


— Он нужен мне, как собаке пятая нога, — с ожесточением ответила она. — Где вы были?


Борей ткнулся носом в шею Нэры, а она игриво куснула его.


«Мы были заняты».


— Почему ты оставила меня одну? — спросила Габрия. — Ты знала, что Этлон найдет меня.


«Конечно, — произнесла Нэра. — Этлон истекает кровью. Мы должны доставить его к знахарю».


Борей подтолкнул Габрию. Девушка смотрела на них обоих со смешанным чувством ярости, боли и досады. Нэра умышленно покинула ее, зная, что Этлон придет к заводи. Почему? Кобыла знала, что вер-тэйн опасен. Хотя хуннули и была к нему расположена, как могла Нэра рискнуть оставить свою наездницу фактически беззащитной при встрече наедине с Элтоном? В гневе Этлон едва не убил Габрию. Она только чудом уцелела. И все же оба, Нэра и Борей предвидели исход столкновения.


Габрия нерешительно подняла золотой пояс Этлона и взвесила в руках тяжелый металл. Должно существовать что-то, подсказавшее хуннули, что Этлон не убьет или не сможет убить ее в этот раз. Ее руки стиснули пояс. Возможно, они почувствовали что-то в случае с Кором. Габрия старалась забыть огонь, свой сон и подозрения Пирса, но воспоминания об этом снова и снова возникали у нее в мыслях.


Ее затошнило. Это происшествие с вер-тэйном было так ужасно схоже с предыдущим. «О, боги, — подумала она, глядя на Этлона, — что, если я опять это совершила? Может быть, хуннули знают, что у нее есть тайная защита, нечто такое, что может справиться даже с Этлоном».


Габрия даже думать не хотела об этом, поэтому она на время отложила свои раздумья и молча помогла Нэре поднять вер-тэйна на спину к Борею. Габрия прикрыла золотым плащом голую спину Этлона и выбросила остатки его туники.


Они медленно возвращались назад. Борей ступал осторожно, чтобы не трясти Этлона. Габрия провела это время, размышляя о том, что сказать Сэврику. Она раздумывала, а не бежать ли ей прежде, чем Этлон придет в сознание. Даже медленное умирание от голода будет лучше немедленной смерти, которой предаст ее Сэврик за то, что она выдала себя за воина, да еще напала на вер-тэйна. Ее жизнь будет окончена в тот момент, когда Этлон придет в себя, и никакая сила на земле не сможет спасти ее.


Но куда ей податься? Габрия будет постоянным изгнанником, приговоренным к смерти. Любой член клана, увидевший ее, обязан будет ее убить. У нее не будет ни клана, ни чести, ни надежды убить Медба. А если она останется, ее жизнь будет зависеть от проницательности двух хуннули. Каким-то образом Нэра и Борей поняли, что Этлон ей не опасен. В противном случае они не позволили бы ей вернуться в лагерь. Нэра сказала, что Этлон может быть самым лучшим ее союзником. Может быть, это и правда.


Возможно, если Нэра и Борей поддержат ее, она сумеет убедить Этлона помочь ей. Выдающееся мастерство и влияние вер-тэйна будут незаменимы в битве против лорда Медба. Габрия начала понимать, что убийство такого вождя, как Медб, это нечто большее, чем просто вызов на поединок. Помощь Этлона сильно увеличила бы ее шансы. К сожалению, было сомнительно, что она сможет убедить вер-тейна до того, как он разоблачит ее перед Сэвриком. Когда вер-тэйн очнется, его гнев, несомненно, вспыхнет снова.


«Дай ему время подумать», — сказал Борей, прерывая ее озабоченные размышления.


Габрия вздрогнула. У нее было неудобное ощущение, что хуннули могут читать ее мысли, несмотря на то, что говорила ей Нэра.


— Что? — спросила она.


«Человек не всегда действует по первому побуждению. Дай ему время, и он поймет».


— Могу я доверить этому мою жизнь? — с надеждой спросила Габрия.


«Да», — твердо ответил жеребец.


Габрия погладила Нэру по шее и заметила:


— Я надеюсь, ты не будешь медлить, если Сэврик прикажет меня убить.


Нэра тряхнула гривой:


«В этом не будет нужды».


Часовой заметил, как они спускались с холма, и галопом поскакал в лагерь, чтобы отыскать Пирса. Габрия смотрела, как он исчез среди шатров, и настраивала себя на встречу с Сэвриком. Она должна будет контролировать каждое свое движение и взгляд из опасения, что вождь распознает ее незатейливую выдумку. Она только надеялась, что он не будет слишком внимательно разглядывать рану Этлона, скрытую самодельными повязками. На конце лагеря их встретила толпа, Этлона осторожно сняли с коня и отнесли в шатер Пирса. Габрия не скрывала своего облегчения. Но другие члены клана смотрели на нее с неприкрытой враждебностью. Подошла личная охрана вождя и незаметно окружила ее. Сэврик остановился перед ней, скрестив руки. Его лицо ничего не выражало.


— Как это случилось? — спросил вождь.


Габрия спешилась и глаза в глаза встретила его пристальный взгляд.


— Этлон последовал за мной этим утром, когда я отправился поплавать в ручье, впадающем выше в Голдрин. Пока Нэра и Борей паслись, он вскарабкался на каменный откос у заводи и упал на сломанную ветку.


— Почему? — в вопросе звучало обвинение.


— Я не знаю, — произнесла она так невинно, как только возможно было. — Может быть, камни оказались скользкими. Я только видел, как он упал.


— Почему он последовал за тобой?


Она взглянула на Борея и потрепала его по шее. Слишком детальный рассказ мог звучать надуманно, поэтому она просто сказала:


— Я думаю, он хотел покататься.


Вождь взглянул на двух хуннули, стоящих позади девушки, как будто защищая ее, а затем мучительно долго разглядывал ее саму. Она чувствовала буравящие ее спину взгляды других воинов, ожидающих решения Сэврика.


Прошла минута, во время которой Габрия с трудом подавила желание умчаться на Нэре.


— Спасибо, что привез его назад, — наконец сказал Сэврик. Круг мужчин заметно расслабился. Наблюдающие эту сцену люди начали расходиться, но Габрия все еще стояла на своем месте.


— Это моя обязанность.


Тонкие губы Сэврика сложились в понимающую улыбку, в которой не было юмора.


— Иногда обязанность не принимается в расчет.


Он повернулся на каблуках и пошел от нее, жестом приказав воинам следовать за собой.


Оставшись наедине с лошадьми, Габрия оперлась о плечо Нэры и глубоко вздохнула. Это опасный человек. Сэврик видит многое из того, что люди стараются скрыть. Даже Медб поступил бы правильно, держась подальше от него.


«Сэврик больше не соперник колдуну», — ответила Нэра.


— Что? — Габрия была поражена, — Быть того не может.


«Медб теперь владеет силами, в которых он даже не разбирается, но он быстро учится этому».


Габрия ковырнула каблуком землю.


— Я очень глупая, если думаю, что могу его убить.


Борей повел ухом в ее сторону.


«Если ты еще не отказалась от своего намерения».


— Я не могу этого сделать. По закону клана я должна с ним рассчитаться, — она посмотрела на обеих лошадей, — но я признаю, что мне нужна помощь, вы с Бореем поддержите мою просьбу к Этлону?


«Конечно. Но мы не думаем, что тебе понадобится наша поддержка», — ответила Нэра.


Хуннули затрусили на пастбище, а Габрия направилась в сторону холла. Лагерь гудел как пчелиный улей. Женщины начали огромную работу по укладке вещей, а мужчины готовились к летней перекочевке. Все следы праздника исчезли. День первородства окончился, уйдя в прошлое вместе с дождями и снегом зимы. Теперь равнины манили уставшие от лагерной жизни кланы, а солнце жарко припекало их спины. Они скоро тронутся на место встречи кланов в Тир Самод, месте слияния рек Айзин и Голдрин.


Лорд Медб и клан Вилфлайинг будут там, так же как лорд Брант и его Гелдрин, и другие кланы, пребывающие в нерешительности перед лицом возрастающего влияния Медба. Габрия считала, что Медб, вероятно, предпримет что-то на Совете, когда вожди кланов соберутся вместе. Одна решительная атака может нанести непоправимый вред единству кланов и усилить его претензии на единоличную власть. Но Габрия надеялась порушить его планы, какими бы они ни были, вызвав вождя на поединок. По законам кровной мести смертельный поединок был ее правом. Даже если она не сможет убить Медба, может быть, ей удастся разрушить его замыслы прежде, чем он втянет кланы в войну.


— Габрэн, — остановил ее холодный голос Пирса.


Она увидела его стоящим около его шатра, и ее сердце замерло. Его лицо было мрачным, руки сжимали столб шатра в поисках опоры, а его бледные голубые глаза сказали ей все так же ясно, как слова.


Молча последовала она за ним в шатер. Пирс медленно произнес:


— Это второй раз.


Он отошел в сторону, и она увидела Этлона, лежащего без сознания на койке. Его рана еще не была обработана, и кровавые повязки темными пятнами выделялись на теле. Она начала было что-то говорить, когда вдруг заметила лечебный камень, лежащий на лбу вер-тэйна. Случайные пурпурные отблески все еще мерцали в глубине его.


— О Пирс! — выдохнула она.


— Этлон был поражен Силой Трумиана, — произнес Пирс с ненатуральным спокойствием. — И на этот раз только один ты был с ним.


— Ты все равно не можешь доказать это. Откуда ты знаешь, что я не нашел его таким? — спросила Габрия. Она хваталась за соломинку, и они оба понимали это.


— Ты сказал, что был с ним.


— Не все время.


— Ты не был там? — Пирс взял красный камень со лба Этлона и снова завернул его.


Габрия, нервничая, увильнула от ответа.


— Я привез его домой.


Знахарь вернул камень на место и захлопнул крышку сундука, затем повернулся к Габрии.


— Допустим. Но должен ли я сказать Сэврику, что порез на плече его сына является ножевой раной?


Габрия в панике уставилась на знахаря. Она не сообразила, что Пирс сумеет разобраться в том, чем нанесена рана вер-тэйну. Если он скажет Сэврику правду, никто не поверит, что это была самооборона. Сэврик убьет ее. А если Этлон очнется в состоянии прежнего гнева, ее ждет такая же судьба.


— Скажи мне правду, Габрэн, — внушал ей Пирс. — Я думаю, что это сделал ты, но неумышленно.


— Это было непонимание, — промямлила она.


— И Сила Трумиана?


Внезапно в голове Габрии зазвучали последние слова Этлона: «Колдунья, что ты со мной сделала?» Он это понял! Каким-то образом он почувствовал, что она поразила его не только кинжалом. Ее страх и смущение слились воедино, когда она осознала правду, сокрушающую все ее привычные представления.


— Но я не знаю, как напускать чары! — крикнула она.


— Ты должен посмотреть правде в лицо, Габрэн, — потребовал Пирс. — Ты владеешь силой, и Этлон чуть не погиб от нее. В следующий раз ты можешь убить кого-нибудь.


— Ты ошибаешься. Я не колдун! — она бросила в него последнее слово и выскочила из шатра.


Она в ярости мчалась по лагерю, увертываясь от собак и детей, но слово настигало ее как проклятие. Колдунья. Презренное создание. Это не может быть правдой. Она никогда не чувствовала этой колдовской силы и, боги ведают, она ее не хотела. Пирс не может быть прав, в отчаянии решила она. Он всего лишь чужеземец, и он ничего не знает о ней.


Габрия чуть не сшибла старую женщину, которая несла полные руки свежеокрашенной шерсти, и только тогда успокоилась. Коротко извинившись, она помогла женщине перенести тяжелую шерсть, затем устало побрела в холл. Колдунья или нет, едва ли это будет иметь значение, если Пирс или Этлон раскроют правду о ней.


Еще одна вина ничего не прибавит к ее наказанию. Прохладный полумрак холла был приятен, и, к счастью, большая комната была пуста. Габрия нацедила чашу вина и уселась в ожидании в углу около главного входа. Ей больше некуда было идти.

Глава 8


В сумерки ветер затих, и в полях улеглась пыль. Один за другим загорались костры, и усталые женщины готовили ужин. Мужчины с удовлетворением откладывали свою работу и расходились по домам, пока все, кроме стражи, не расположились удобно у своих очагов. В холле леди Тунголи со своими помощницами зажгли лампы и факелы, затем из котла подали холостякам горячее тушеное мясо.


Среди голодного оживления и грубых голосов мужчин Габрия сидела в своем углу, храня мертвое молчание. Она не замечала их вопросов и предложений поесть и не сводила глаз со входа, ожидая единственного человека, который должен войти и высказать ей обвинения. Но Сэврик так и не пришел. Его место у стола осталось незанятым. Вскоре все забыли о ней, и она осталась в одиночестве, к которому стремилась. Огонь едва теплился в центральном очаге, так как погода была теплая. Большинство воинов в такой прекрасный вечер отправились побродить вокруг в поисках приключений. Габрия все сидела в напряженном ожидании, гадая, как поведет себя Сэврик, узнав правду о «сыне» Датлара.


Весь холл залило лунным светом через открытую дверь, когда молодой воин скользнул внутрь. Многие мужчины уже вернулись на ночь, и он украдкой рассматривал спящие тела, как будто выискивая кого-то. Наконец он приблизился к Габрии.


— Габрэн, — тихо шепнул он.


Габрия резко встала. Итак, Сэврик послал гонца. Девушка была удивлена, что он не пришел сам или не прислал стражу. Но, может быть, он считает, что она не заслуживает такой чести.


Воин поманил ее.


— Давай быстрее. Вер-тэйн хочет тебя видеть.


Она помолчала в удивлении. Этлон? Не Сэврик?


— Вер-тэйн? — повторила она.


— Да, он. Он недавно пришел в себя и перебрался в свой шатер, — нетерпеливо сказал воин.


Он проводил Габрию к шатру Этлона и оставил у входа. Она почувствовала слабость в ногах и вынуждена была остановиться. Ночной воздух был прохладным и освежающим, а звуки лагеря приятно знакомыми. Если закрыть глаза, можно почувствовать сходство с Корин Трелд, вплоть до запаха древесного дыма и лая собак. Эта мысль успокоила ее, как будто воспоминания о родном клане придали ей силу. Теперь Габрия полагалась на эту силу и смело отбросила клапан шатра в сторону. Она удивлялась, почему Этлон потребовал ее присутствия, но потом решила, что он, вероятно, просто хочет, чтобы она была при том, как он раскроет ее ложь своему отцу.


Она решительно вступила внутрь. Единственным источником света в большом шатре была лампа, горящая на центральном столбе. На границе освещенного круга она могла видеть Этлона, лежащего на низкой постели. Ночная занавеска была отдернута, и он следил за ней среди мерцания теней. К ее удивлению, они были одни, а его меч был прислонен к сундуку слишком далеко, чтобы до него можно было дотянуться. Она осталась у входа, так, чтобы свет был между ними, и смотрела на него через огонь. Они молчали, глядя друг на друга, как два волка на узкой тропе.


Этлон очень осторожно уселся. Он указал ей на стул, затем нацедил две чаши вина.


— Садись, — приказал он.


Он попробовал свое вино и поставил вторую чашу для нее на пол.


Габрия подчинилась, чувствуя, как сердце колотится в самом горле. Она быстро глотнула вина, чтобы снять сухость во рту, и дала жидкости согреть желудок, затем произнесла:


— Ты не сказал Сэврику.


Этлон замычал от боли. Он все еще был очень слаб, и каждое движение давалось ему с усилием.


— Еще нет. У меня есть несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответ.


— И что тебя затрудняет?


С иронической гримасой он указал на порез на своем горле.


— Ты сначала попыталась убить меня, а потом изменила свои намерения и привезла меня назад. Почему?


— Нэра сказала, чтобы я доверяла тебе, — ответила Габрия. — Она очень верит в меня.


— Слишком. — Этлон очень похоже на отца приподнял бровь. — И все же ты не убила меня, даже, несмотря на то, что я могу приговорить тебя к смерти.


Габрия отвернулась, стиснув пальцами чашу.


— Это был шанс, которым я обязана была воспользоваться. Мне нужна твоя помощь.


— Глупо. Едва не убив меня, ты тут же просишь моей помощи, — Он глотнул вина и начал рассматривать ее. — Сними шляпу.


Удивившись, Габрия сняла фетровую шляпу и тряхнула головой. Ее волосы немного подросли с тех пор, как она обрезала их в Корин Трелд, и неровными волнами вились вокруг шеи.


— Кто ты? — пробормотал Этлон, как будто добиваясь ответа от самого себя. В его глазах больше не было подозрения, а только недоумение. Он наклонился в ее сторону, не обращая внимания на боль в раненом плече.


— Близнец Габрэна, — ответила она с колебанием в голосе. — Меня зовут Габрия.


Он фыркнул:


— Габрия? По-моему, твое имя значит лютик? Что за неподходящее имя для львицы. По крайней мере, ты дитя Датлара, это очевидно. У тебя его упрямство. — Он помолчал. — Как тебе удалось спастись?


Габрия прикусила губу. Ей по-прежнему было стыдно вспоминать эту позорную ссору с отцом, но она не хотела на этот раз врать.


— У меня были разногласия с отцом, и я убежала, чтобы побыть одной.


Этлон снова наполнил свою чашу.


— Разногласия насчет чего?


— Замужества, — сердито ответила она.


Она сделала еще глоток вина, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец. Вер-тэйн открыто захохотал и едва не разлил свое вино. Габрия впервые увидела Этлона смеющимся и была поражена приятной переменой в нем. Резкие черты его лица разгладились, а глаза засветились темным янтарным цветом.


— Прошу прощения, — наконец извинился Этлон, — я просто не могу представить, какой мужчина сможет покорить тебя. Ты совсем как твоя хуннули.


Габрия обрадовалась его комплименту, хотя, на ее взгляд, и незаслуженному. Может быть, Этлон и сохранит ее тайну. Казалось, его гнев, разожженный предыдущей вспышкой, остыл. Если он мог смеяться над ней и извиняться за это, он не собирался немедленно лишить ее головы.


— Почему ты пришла к нам? — спросил он, снова становясь серьезным.


— По причинам, которые я уже назвала твоему отцу, — ответила Габрия.


— Объявить кровную месть лорду Медбу? — Он тряхнул головой. — У тебя нет ни шанса. Он вождь и известный колдун.


Этлон запнулся на этом слове и уставился на Габрию, как будто что-то шевельнулось в его памяти.


Девушка опустила свою чашу и поспешно заговорила:


— Да, я желаю расплаты. Я единственная оставшаяся Корин, чтобы потребовать этого, и неважно, мужчина я или женщина, мне дано право мстить. Этот вождь, — она с презрением выплюнула это слово, — отвечает за уничтожение целого клана!


— Но в качестве расплаты ты хочешь смерти Медба? — медленно произнес он.


Он был захвачен врасплох неистовством этой девушки и не знал, как отнестись к ее невероятному поведению. И все же она очаровывала его, как никто, кого он когда-либо знал.


— Конечно.


— Даже если для этого ты нарушаешь закон клана?


Лицо Габрии помрачнело:


— Я сделаю все, что смогу, чтобы увидеть, как умрет лорд Медб.


— Он уничтожит тебя.


Она кивнула:


— Может быть. Но я должна попытаться. И, вер-тэйн, я буду использовать любые средства и людей для осуществления своей мести. Даже тебя.


Этлон долго молчал, глядя на огонь лампы. Казалось, его глаза смягчились, а тело откинулось на постель. Последние остатки сомнений и негодования исчезли.


— Приемлемое предупреждение, — наконец произнес он. — Несмотря на мое прежнее намерение, я пока не сказал Сэврику, что женщина является воином в его роде. Ты интригуешь меня. Твоя сила воли и стойкость во многом уравновешивают твой обман.


— Ты скажешь ему? — спросила Габрия.


— Ты не оставила меня умирать в горах. Я обязан тебе по крайней мере этим. Я не скажу ему. Но знай, что я ничего не сделаю, чтобы выручить тебя, если он раскроет твою тайну с помощью кого-нибудь еще.


Габрия кивнула. Это было прекрасно. Она начала понимать, почему Нэра и Борей доверяют Этлону. Он был человеком чести и, насколько это было в его возможности, делал все, чтобы сдержать свое слово. Она только надеялась, что он забыл свои подозрения о волшебстве. Она видела след раздумья в его глазах, когда он упомянул колдунов. Одним богам известно, какие фантастические идеи могут быть у него о ее связи с волшебством.


— Если меня не предают казни, — сказала она, — то что теперь?


— Ты все еще в обучении. Если ты настаиваешь на схватке с Медбом, ты должна знать больше, чем простые приемы из учебного курса. Твоя атака с кинжалом была ужасна.


Габрия кивнула и снова надела шляпу. Она встала и с безграничным облегчением отдала ему честь.


— Спасибо, вер-тэйн, — с благодарностью произнесла она.


Он устало улыбнулся:


— Я ненавижу Медба почти так же сильно, как ты. Может быть, вдвоем мы сможем, по крайней мере, доставить ему неудобства. — Габрия уже повернулась, чтобы уйти, когда он добавил: — Ты накликала на себя беду, ночуя в холле. Перебирайся в шатер ко мне или Пирсу.


Габрию потрясло упоминание о знахаре.


— Пирс. Он знает, что я ранила тебя.


Этлон откинулся назад и мягко рассмеялся:


— Он знает не только это. Он уже некоторое время хранит твою тайну.


— Что? — изумилась она. — Как он сумел узнать?


— Знахарь знает многое. Ты бы спросила его, почему он не выдал тебя.


Пораженная, она направилась к выходу из шатра.


— Спокойной ночи, вер-тэйн. Нэра была права.


Когда клапан закрылся за ней, Этлон вздохнул и пробормотал:


— И Борей тоже.

* * *


Пирс сушил травы, когда Габрия прошествовала в его шатер и сбросила на пол свои пожитки. Она стояла посреди этой груды, скрестив руки, всем своим видом показывая, что не позволит ему оспорить свое присутствие здесь. В войлочном шатре витали запахи мяты, орешника и шиповника. Груды свежесрезанных растений лежали на деревянном столе.


Пирс оглянулся через плечо на шум упавших на покрытый коврами пол оружия и узлов.


— Добрый вечер, Габрэн. Твоя постель вон там, — указал он и вернулся к своей работе.


Габрия увидела новую кремовую занавеску, уже разделившую спальню пополам, набитый шерстью матрас и несколько шкур и одеял, ожидающих ее.


После произнесенных днем гневных слов Габрия не была уверена, что Пирс хотел бы видеть ее своим гостем. Но, очевидно, он уже подумал об этом. Тем не менее девушка не хотела, чтобы ему казалось, будто его заставляют принять ее против его воли. Она хотела, чтобы это было приемлемое и для него соглашение.


— Ты ждал меня? — удивилась Габрия.


Пирс повесил новый пучок трав на подставку для сушки.


— Для тебя будет безопаснее перебраться из холла к кому-нибудь из нас. Оба выбора плохие, но из двух зол выбирают меньшее. — Габрия все еще не двигалась, и знахарь коротко усмехнулся, обернувшись и увидев ее стоящей среди кучи ее одежды и снаряжения. — Я очень рад тебе, — мягко добавил он. — Днем у меня был долгий разговор с вер-тэйном. Мы решили, что ты выберешь мой шатер. — Он помолчал, и добавил еще: — Относительно того, что тебя тревожит, Этлон не много помнит о том, как он был ранен, за исключением того, что это сделала ты.


Габрия с облегчением услышала это. С минуту она изучала знахаря, размышляя об их предыдущей ссоре из-за магии. Она была рада, что сможет перебраться из холла, но о том, чтобы жить у Этлона, у нее даже мысли не возникло. Оставаться у знахаря, назвавшего ее колдуньей, было почти так же неприятно. С другой стороны, Пирс не выдал ее. Любопытство заставило Габрию предоставить ему возможность.


— Как давно ты знаешь о моем маскараде? — спросила она. Пирс ухмыльнулся и подошел, чтобы помочь ей подобрать ее вещи.


— С того дня, когда я вправил твою лодыжку.


— Тогда почему ты не рассказал об этом Сэврику?


Его недолгое веселье увяло и сменилось терпеливой скорбью:


— Я скажу только, что ты мне напоминаешь кого-то.


— Это достаточная причина для того, чтобы рисковать своей жизнью ради постороннего человека?


Пирс поднял одеяло и плащ девушки.


— Этого достаточно.


Он помог ей уложить ее одежду в маленький кожаный сундучок, украшенный орнаментом из трав. Она повесила свое оружие на опоры шатра.


Пока они молча делали это, Габрия гадала, был ли некто, упомянутый знахарем, в ответе за то, что он покинул Пра-Деш. На его лице все еще лежала печаль, а мысли, казалось, унеслись на годы назад.


— Это лицо напоминает меня или просто тоже притворяется юношей? — Габрия задала вопрос, чтобы осторожно вернуть его в сегодняшний день.


Пирс не сразу ответил. Он завернул свежие травы во влажную ткань, затем нацедил чашу вина и уселся, надолго уставившись в его глубину. Габрия уже решила, что он не собирается отвечать, когда он сказал:


— Я слишком много пью. До ее смерти я вообще не притрагивался к вину.


— Она? — быстро повторила Габрия.


Она чувствовала в Пирсе горе и злость, напоминавшие ее собственные чувства. Эта разделенная боль, чем бы она ни была вызвана, начала прогонять ее гнев на него.


Он продолжал, как будто не слыша ее:


— Ты чем-то неуловимым напоминаешь ее: светлые волосы, юная. Но ты сильнее. А она была милая и нежная, как шелк. Когда она вышла замуж за младшего сына фона, я ничего не сделал, чтобы остановить ее.


— Кто она? Что с ней произошло?


Пирс встал. Его воспоминания завели его в места, о которых он хотел бы забыть.


— Теперь это не имеет значения, — отрезал он. — Она мертва. Но я хочу сохранить в живых тебя, получив таким образом некоторое успокоение.


Он прошел к своей постели и задернул занавеску.


Габрия вздохнула и села. Она не хотела так сильно растревожить его. Кем бы ни была эта девушка, она должна была быть очень близка Пирсу, чтобы вызвать такие чувства. Таинственное влияние девушки было все еще очень сильно, если она явилась единственной причиной того, что Пирс не сказал Сэврику о маскараде Габрии. Может быть, позднее знахарь доскажет свою историю. До тех пор она будет принимать гостеприимство Пирса, какими бы ни были его мотивы.


Немного погодя Габрия погасила лампы и сидела в темноте, обдумывая прошедший день. С этим ударом кинжала она приобрела двух союзников, трех, если считать Борея, и, по ее предположениям, она больше не была изгнанником.


По закону кланов изгнанником считались мужчина или женщина, которые совершили преступление или по каким-нибудь необычным причинам были полностью оторваны от клана. До тех пор, пока их не примет другой клан, они считаются неприкасаемыми, людьми вне закона. Габрия была временно принята в Хулинин, но она знала, что они согласились на это только из-за хуннули и ее маскарада. Таким образом, сама она по-прежнему считала себя изгнанником.


Однако этой ночью Пирс и Этлон приняли ее именно как ее саму, и их признание стерло позор отказа в ее сознании. Пирс, по его собственному признанию, стал ее защитником, а Этлон был ее наставником. Габрия знала, что с помощью этих двух мужчин она сможет уцелеть, по крайней мере, до встречи кланов.


Ее беспокоило только обвинение со стороны Пирса в колдовстве. Габрия все еще не могла до конца согласиться с мыслью о том, что она обладает врожденным талантом волшебства. Увечье Кора и ее сон, откровения Нэры, а теперь еще и изнеможение Этлона — всего этого было недостаточно, чтобы преодолеть всю силу предубеждения Габрии. В глубине своей души она все еще надеялась, что все большая очевидность этого является не более, чем странным совпадением. У нее всего-то и было, что ее единственный сон и слова Пирса в качестве доказательства того, что она носит в себе источник магической силы. Ведь может быть и так, что сон является просто плодом ее воображения, а Пирс ошибся. Габрия надеялась, что больше ничего не случится, и она сможет полностью забыть это ужасное предположение как дурной сон.


Габрия зевнула и поняла, что уже наступила глубокая ночь. Она слишком долго занималась своими размышлениями. Девушка отправилась в свой угол, сняла штаны и башмаки и уселась на удобной постели. После жизни в холле с постоянным шумом по ночам Габрии было приятно слышать только слабое посапывание Пирса. Вскоре она спокойно уснула.


Но, как и любую другую неприятную проблему, вопрос о волшебстве нельзя было игнорировать. Глубоко ночью Габрия увидела во сне синее пламя, испускаемое ею и набирающее силу подобно урагану. Оно питалось ее чувствами, набирая в них свою силу, пока не заполыхало во всех ее венах. Затем огонь загорелся в ее руках и вырвался наружу подобно удару молнии. Он опять ударил и опалил едва заметную фигуру человека, только на этот раз на человеке был золотой пояс.


Габрия, вздрогнув, проснулась и лежала в темноте, дрожа. Это снова было просто совпадение, уговаривала она себя. По другому просто не может быть. Ей приснилась голубая сила, потому что днем она спорила о ней с Пирсом. Это была единственная причина. Остаток ночи Габрия старалась убедить себя, что сон не имеет значения и что ей надо спать, но когда на рассвете зазвучали рожки, она по-прежнему лежала без сна.

* * *


На следующее утро Сэврик, к своему изумлению, узнал, что Габрэн перебрался из холла, причем в шатер Пирса. Знахарь так долго жил один, что вождю с трудом верилось в его предложение мальчику разделить с ним шатер. С другой стороны, они оба не имели своего дома, и, возможно, их притягивали друг к другу сходные жизненные обстоятельства. Если это было так, то это устраивало Сэврика. Он любил их обоих и считал, что они заслуживают дружбы.


После утренней трапезы, проезжая через учебные поля, Сэврик снова был поражен, обнаружив, что его сын обучает Габрэна приемам поединка с коротким мечом. Дуэль была часто используемым способом окончания смертельной вражды, разрешения споров или провозглашения кровной мести. Ее правила были строги и неукоснительно соблюдались, и, поскольку поединки проводились с использованием одних мечей, участие в них ограничивалось самыми опытными и искусными воинами верода. Без использования для защиты кольчуги или щита воину надо было проявить все свое искусство, чтобы уцелеть. Мальчики возраста Габрэна не могли даже надеяться превзойти старого воина в личном поединке, поэтому Сэврик не видел толка в этих занятиях.


Но когда он спросил об этом вер-тэйна, Этлон просто пожал плечами и ответил, что юноше предназначено бросить вызов Медбу и нет вреда в том, чтобы удовлетворить его желание овладеть этой техникой. Сэврик с сомнением оглядел их обоих, но он доверял своему сыну, поэтому вождь только кивнул и отбыл на охоту со своими людьми.


Тем временем Этлон повернулся к Габрии. Его рука была на перевязи, а лицо напряжено от боли, но свой меч он держал как перышко и острым глазом следил за попытками Габрии.


— Меня одно приводит в недоумение, — сказал он во время короткой передышки, — где ты научилась владеть мечом?


Габрия улыбнулась. С тех пор как Этлон признал ее настоящий пол, она чувствовала себя так, будто очнулась от изнурительной болезни. Он все еще не доверял ей, и Габрия предположила, что следы его гнева и обиды, может быть, никогда не пропадут — по крайней мере, пока она носит штаны и вооружена мечом, — но его подозрения исчезли. Она обнаружила, что ей легче играть роль мальчика, и можно обратить свои мысли на детали выживания.


— Моим братьям нравилось притворяться, будто я мальчик, — ответила она с некоторым юмором.


Этлон критически осмотрел ее с головы до ног:


— Если ты выглядела так же, как сейчас, твоим братьям не надо было сильно притворяться.


Неосознанно она потянулась рукой к коротким волосам под всегдашней фетровой шляпой.


— Если бы я была хорошенькой, я бы сейчас лежала в холодной могиле, вместо того чтобы согреваться легкой работой, — произнесла она нежным голоском.


— Легкая работа! Наглая девчонка, я покажу тебе работу!


Этлон поднял свой меч, и они скрестили клинки. Он упорно сражался с ней, показывая ей трюки с резким движением запястьем или с поворотом лезвия. Короткий меч, обычно используемый в конном бою, имеет плоское, широкое лезвие, которое лучше подходит для того, чтобы рубить сплеча и наносить резаные раны. Габрия с трудом осваивала более изощренные формы владения мечом, используемые в дуэли. Этлон блестяще владел мечом, и к концу утра Габрия начала понимать этот новый способ ведения боя.


— Помни, — говорил ей Этлон, — в поединке меч является твоей единственной защитой. Он должен быть не только твоим оружием, но и защитой.


Он продолжал тренировать ее. Но к полудню напряженная работа подкосила его. Его кожа приобрела серый оттенок, а на повязке выступила кровь. Он ушел в свой шатер до конца дня, обещав продолжить обучение Габрии на следующее утро.


Габрия была предоставлена сама себе. Она отправилась на поиски леди Тунголи. Жену вождя Габрия отыскала в одной из кладовых холла, где та присматривала за распределением оставшихся запасов продовольствия для перекочевки к месту встречи кланов.


Стопки сыров и полотняные мешки с сушеными фруктами грудами лежали у ног Тунголи, а остальные женщины пересыпали зерно из огромных глиняных кувшинов в мешки, чтобы их легче было переносить. Хулинины обеспечивали себя пищей в основном за счет своих стад, охоты и иногда собирательства. Многие вещи, однако, покупались при встречах с другими кланами и купцами с юга и востока. Деликатесы, такие, как фиги, фрукты, мед или сушеная рыба, так же необходимые вещи, вроде соли и зерна, обменивались на меха, коз, тканые ковры, сукно, войлок, седла и изредка лошадей. Для соперничающих членов клана процесс обмена товарами составлял половину удовольствия.


Когда Габрия вошла в кладовую, Тунголи одарила ее улыбкой и указала на груды продуктов.


— Если хочешь нам помочь, то ты как раз вовремя.


Габрия быстро включилась в работу, перенося наполненные зерном мешки к главному входу, где несколько сильных юношей разносили их по разным семьям. После этих месяцев тренировок с Этлоном Габрия с удовольствием обнаружила, что ей нетрудно таскать мешки. Последнее время она выполняла такие дела, в которых раньше ее братья должны были ей помогать.


Люди суетливо сновали в кладовую и обратно, крича, разговаривая, задавая вопросы, а запасы тем временем медленно убывали. Тунголи стояла посреди этого хаоса и, тихонько напевая, сортировала сумки и узлы. Женщины работали несколько часов, дружески болтая, пока комната почти не опустела. Габрия, довольная компанией, с удовольствием работала молча, слушая разговоры других.


Под конец при остатках припасов осталась только Тунголи. Остальные озабоченно перешли к другим делам. Оставалось освободить всего один кувшин, когда Тунголи позвали по какому-то делу, и она вышла, поручив Габрии наполнять последние мешки. К этому времени девушка вошла во вкус одиночества в прохладной, тихой комнате. Занавес на дверном проеме был откинут, чтобы свет полуденного солнца проникал внутрь, и она могла слышать голоса людей, проходящих туда и обратно через главный зал. Габрия работала не спеша, погруженная в свои мысли. Она не заметила, как все покинули холл, и в него вошли двое мужчин.


Габрия пересыпала последнее зерно в фетровую суму, когда услышала до ужаса знакомый голос. Она остолбенела. Кувшин, который она удерживала на бедре, выскользнул из ее рук и упал на пол. Полная сума приглушила его падение, и Габрии удалось схватить его за край прежде, чем он ударился о пол. Потрясенная, она поставила кувшин стоймя и прижалась к стене, стараясь перевести дыхание. Казалось, что ее легкие, как и сердце, остановились при звуках этого голоса — слегка шепелявящего голоса самого доверенного посланника Медба.


Последний раз она слышала этот ненавистный голос в шатре своего отца, когда он объявил ультиматум Медба. Теперь он был здесь, прося помощи лорда Сэврика. Она поняла, что вождь с посланником не знают о ее присутствии в кладовой. Габрия вознесла благодарность всем богам, что она не попалась на глаза прибывшему вилфлайингу, так как он несколько раз видел ее в Корин Трелд и мог узнать.


Габрия прокралась к двери и прижалась к стене в тени, откуда она могла видеть этих двоих. Сэврик сидел в своем кресле, разглядывая стоящего перед ним низенького мужчину в коричневом плаще. Вилфлайинг стоял спиной к Габрии, но она сразу узнала эту фигуру и мысленно представила себе его лицо. Лицо посланника было нелегко забыть: оно было бугристым, как изъеденная ветром скала, а его чисто выбритая кожа была так же неподвижна и бледна, как известняк. Посланник напоминал собою памятник.


Она гадала, какое предложение было у него к Сэврику. Реакцию вождя было трудно определить. Очевидно, что посланник не обращался к Сэврику с теми же обещаниями и угрозами, с которыми Медб обращался к ее отцу. Это было бы ошибкой в отношении такого большого клана. Может быть, вилфлайинг уже бывал здесь раньше.


— Хулинин — могучий клан, — сказал посланник. — И большой. Все знают, что ваши шатры покрывают всю долину, а стада выедают всю траву, прежде чем вы откочевываете из нее на лето. Скоро вашим молодым мужчинам некуда будет поставить свои шатры. Вам нужно больше земель, может быть, новые долины, чтобы начать их освоение для нового поселения, прежде чем Хулинин распадется на части.


— Я не знал, что Вилфлайинг уделяет так много внимания нашим проблемам. Я польщен. Надеюсь, у вас есть решение? — спросил Сэврик с едва скрываемым сарказмом.


— О, не у меня, лорд, — промурлыкал посланник, — у лорда Медба. Он думает, что земли к югу от Маракора могут быть предоставлены тебе и твоим наследникам для второго, а может быть, даже третьего владения. Он будет рад поддержать твое обращение к Совету об образовании нового владения.


— Это очень великодушно с его стороны, но я сомневаюсь, что племена Турин оценят мои притязания на их святые земли.


Посланник отмахнулся от этого возражения.


— Вам не следует опасаться черни. Они подчинятся, когда увидят мечи объединившихся кланов Вилфлайинг и Хулинин.


— Объединившихся?! — воскликнул Сэврик, блеснув глазами.


— Разумеется. Кроме всего прочего, владения нашего клана тоже граничат с землями Турика. Они окажутся в ловушке между нами. Моему лорду Медбу так нравится этот план, что он готов поддержать вас в вашем требовании относительно южных холмов.


— В обмен на что?


Посланник красноречиво пожал плечами.


— Небольшую дань, может быть, раз в год, чтобы помочь прокормить наш растущий верод. Мы также расширяем границы наших зимних владений.


— Понятно. — Сэврик приподнял бровь и задумчиво спросил: — Почему Медб беспокоится о благополучии других кланов? Если он хочет воспользоваться землями Турика, он мог бы взять их сам.


— Не секрет, что стремления лорда Медба превышают возможности просто вождя клана. Ему нужны сильные, верные союзники, и он готов хорошо заплатить им. Его щедрость может быть безграничной.


— Благодаря милостям и землям, раздавать которые он не имеет права, — с обманчивой мягкостью ответил Сэврик.


Манеры посланника мгновенно изменились: вместо желания понравиться появилось выражение самодовольного превосходства, высокомерия человека, уверенного в своем будущем положении.


— Эти земли скоро будут принадлежать ему. Руки лорда Медба становятся все сильнее, и если вы не принимаете предлагаемой им дружбы…


— Мы закончим наши дни в дымящихся руинах, как Корин, — окончил вместо него Сэврик.


Глаза посланника сузились:


— Возможно.


— Есть у меня время, чтобы обдумать это великодушное предложение?


Габрия улыбнулась про себя и пожалела, что ее отец не использовал такой же прием. Быть может, если бы Датлар обуздал свой характер и не выкинул посла вон, у них было бы время, чтобы избежать мести Медба.


Посланник смутился. Он не ожидал какого-либо встречного шага со стороны упрямого Хулинина. Он даже позволил себе тщеславную надежду на получение богатых пастбищ на юге, которым следовало бы находиться под властью Медба. Возможно, резня в Корин Трелд подействовала на кланы сильнее, чем представлял себе Вилфлайинг.


Посланник скрыл свое удивление и холодно улыбнулся:


— Конечно. Вы можете лично сообщить свое решение лорду Медбу на встрече кланов.


Он надеялся, что это смутит вождя, поскольку сказать нет в лицо Медбу будет труднее.


Сэврик лишь откинулся назад и кивнул:


— Прекрасно. Я так и сделаю. У вас есть еще что-нибудь?


— Да, лорд. Мой господин сказал, чтобы я передал вам это в знак его уважения.


Посланник достал из-за пояса маленький мешок и вытряхнул из него что-то на свою ладонь. Габрия вытянула шею, чтобы увидеть, что это такое, когда посланник протянул предмет Сэврику. Вождь взял его и поднес к свету, и Габрия открыла от изумления рот, когда зал пронзила сверкающими лучами яркая вспышка. Это был драгоценный камень, зовущийся упавшей звездой, редкий и очень дорогой, любимый колдунами.


— Камень голубой без изъяна, добыт из рудников лорда Медба в горах. Он хочет подарить его вам на память, — вкрадчиво произнес посланник.


Брови Сэврика сошлись вместе.


— Действительно. Это на самом деле напоминание. — Он снова уселся на свое место и кивнул в сторону двери: — Скажи своему господину, что я подумаю над его предложением.


Посланник принял резкий ответ Сэврика с плохо скрытым раздражением. Он поклонился и вышел. Вождь с минуту продолжал сидеть, вертя в руке камень и глядя в пол.


Габрии было интересно, о чем думал Сэврик. Она знала вождя достаточно хорошо, чтобы понять, что он не принял всерьез предложение Медба. Но она не понимала, почему он взял камень. Подарки Медба всегда имели двойной смысл.


Девушка собиралась вернуться к своей работе, когда леди Тунголи позвала Сэврика в их личные покои. Вождь спрятал драгоценный камень под лежащий на тронном возвышении плащ и направился переговорить с женой, задернув за собой портьеру. Зал опустел. Габрия знала, что ей не следует совать нос в дела вождя, но любопытство пересилило. Она выждала минуту, прислушиваясь к голосам и шагам, затем скользнула к тронному возвышению и откинула золотую ткань. Камень был вделан в брошь для плаща из тонко переплетенного золота. Он сверкал на темном мехе трона как давшая ему имя звезда. Это был необычный подарок для такого вождя, как Сэврик. Предложение земель было гораздо лучшей взяткой для лорда Хулинина. Почему же Медб послал камень? Он не предлагал таких подарков ее отцу, и Габрия не могла поверить, что Медб послал упавшую звезду Сэврику в знак своих щедрот.


Габрия взяла камень. Она ощутила странное покалывание в пальцах. Удивившись, она положила брошь, и покалывание прекратилось.


— Что бы это могло быть? — подумала она.


Она осторожно прикоснулась к камню и опять ощутила слабую пульсацию какой-то силы, как будто след отдаленной вибрации. Непонятно почему, это вдруг напомнило ей об излечивающем камне Пирса. Она никогда не дотрагивалась до красного камня, но интуитивно почувствовала, что оба камня должны давать одинаковое ощущение силы.


Очень осторожно она опять взяла камень и поднесла его к свету, падающему от дверей холла. Камень запульсировал в ее руке. Она вглядывалась в мерцающую глубину сверкающего камня и думала, является ли причиной этого мерцания ощущаемая ею странная пульсация. Камень был прислан Медбом, поэтому могло оказаться, что на камень наложены чары.


Мысль о колдовстве Медба испугала ее. Она уже собиралась положить камень на место, когда вдруг в центре камня начало проступать изображение. Она испуганно смотрела, как изображение задрожало, а затем приняло вид глаза.


Но это был не обыкновенный человеческий глаз, а пронзительно напряженный темный шар, который со злобным вниманием пристально смотрел из глубины. Габрия задрожала. Зрачок глаза расширился. Глядя в его глубину, она почувствовала, как падает в бездонную пропасть.


— Габрэн! Что ты делаешь?


Габрия отскочила, напуганная тем, что она узнала. Видение исчезло. Камень выпал из ее рук, подскочил на каменной ступеньке и подкатился к ногам Сэврика. Он потянулся поднять его.


— Нет! — резко выкрикнула Габрия. — Не прикасайся к нему.


Рука Сэврика замерла на полпути, а в черных глазах появилась угроза:


— Почему, мальчик?


Слова застряли у Габрии в горле, а лицо покраснело от чувства вины. Она отступила от возвышения, все еще вздрагивая при воспоминании о глазе в глубине камня.


Сэврик выпрямился, и камень засверкал у его ног.


— Почему нет? — резко повторил он.


— Он от Медба. Он опасен, — промямлила она.


— Как ты знал, откуда этот камень? — требовательно спросил он.


Она оглянулась на кладовую, потом уставилась в пол.


— Я подслушал посланца Медба.


— Я вижу. А почему ты считаешь, что этот подарок опасен?


Габрия сглотнула. В горле у нее пересохло. Что может она сказать? Что она почувствовала силу, заключенную в камне, и увидела в его глубине изображение глаза? Она сама едва может этому поверить. Но она была уверена, что этот камень несет опасность и может причинить вред, если не предостеречь Сэврика.


— Я, ах… он не точно опасен, — ответила Габрия, запинаясь на каждом слове, — но он… я слышал, что Медб изучает магию. Я подумал, что он может заколдовать камень. Когда к нему прикасаешься, испытываешь странные ощущения.


— Я не заметил ничего странного в камне. — Сэврик скрестил руки и внимательно смотрел на девушку. Его лицо потемнело от гнева: — Но сам ты свободно смотрел в него.


— Прости, лорд. Я не должен был прикасаться к тому, что подарено тебе, но… — Она замолчала, и вдруг откуда-то из глубины ее памяти выплыла старая история, которую бывало рассказывал ее отец, о ревнивом волшебнике и взгляде через камень. — Отец иногда рассказывал мне историю, — произнесла она, подняв глаза на Сэврика, — о волшебнике, который следил за своей женой через камень, наведя на него чары. Это был заговор для наблюдения, и он позволял волшебнику видеть и слышать все, что делала дама.


Гневное лицо Сэврика слегка прояснилось.


— Я тоже слышал эту историю, — задумчиво произнес он. — Что заставляет тебя думать, что Медб мог сделать что-то похожее с этой брошью?


Габрия сцепила руки за спиной, чтобы скрыть их дрожь.


— Хулинин опасен для него. Медбу надо тщательно следить за тобой, а шпион был бы слишком заметен. А этот дар кажется слишком щедрым.


Сэврик поднял драгоценный камень и повертел в руках. Он медленно успокаивался, и, когда он наконец заговорил, его голос больше не был язвительным.


— Я предполагал, что в этом подарке была какая-то зацепка, но я никогда не мог вообразить что-либо, подобное чарам для наблюдения. — Вождь указал на дверь: — Ты знаешь этого вилфлайинга?


Габрия с облегчением вздохнула, так как Сэврик, казалось, принял ее объяснение. Она задумалась над вопросом лорда, наморщив губу.


— Он доставил несколько посланий отцу. Он бывал здесь раньше?


Сэврик собирался было ответить на ее вопрос, но вдруг повел себя как-то странно. Ловким движением он распахнул свой плащ и завернул камень в толстую ткань.


— Если ты прав насчет него, — сказал он, накрывая сверток рукой, — нам ни к чему оповещать Медба о твоем присутствии.


Габрия глубоко вздохнула. Она даже не думала об этом.


— Что ты будешь делать с этим камнем? — спросила она.


— Так как я решил поверить тебе, я бы хотел проверить, правдивы ли твои подозрения. Одни боги знают, откуда ты взял эту идею, но, если это правда, мы, может быть, сможем использовать камень к своей выгоде. Я хочу попробовать провести маленькое испытание. Это оживит существование Медба, если он будет считать, что Хулинин примет его предложение.


— Он будет очень доволен, — сказала Габрия со слабой улыбкой.


— Пока. На встрече у него будет неприятное пробуждение. — Он остановился и внимательно осмотрел ее: — Ты действительно собираешься требовать расплаты путем вызова Медба на дуэль?


— Да, должен быть Корин, который получит с него плату.


— Это невозможно.


Габрия напряглась, встретившись глазами с суровым взглядом Сэврика. Вождь не собирался отговаривать ее от вызова Медба на поединок. Она тренировала свое тело и готовила свои мысли для борьбы с убийцей, и никакой человек, неважно, в каком близком родстве или строгом подчинении ему она находилась, не мог запретить ей это. Она будет бороться с лордом Вилфлайинга даже вопреки прямому приказу своего вождя, если это потребуется.


— Я сделаю это, — категорически заявила она.


Сэврик подошел к Габрии и положил ей на плечи руки. Его глаза поблескивали как агат, но за их холодным блеском угадывалось тепло симпатии.


— Я знаю, сам ты решил в одиночку сражаться с Медбом, и я хотел бы гордиться этим. Но есть другие факторы, о которых ты не знаешь и которые могут повлиять на твое решение. На Совете помни о том, кто твой вождь.


Габрия кивнула. Она поняла, что Сэврик, кажется, согласился с ее упорной решимостью отомстить. Однако ее беспокоило его упоминание о «других факторах». Ничто не должно стоять между Габрией и ее местью Медбу.


Сэврик опустил руки, и насмешка смягчила суровое выражение его лица.


— Посланец пробудет здесь день-другой, предположительно для отдыха перед возвращением в Вилфлайинг Трелд. Посмотрю, достаточно ли Этлон подходит для спора с отцом за власть над кланом. Медбу будет очень приятно думать, что в Хулинине возникает трещина.


Габрия улыбнулась:


— А ты наденешь твою новую брошь для плаща, мой лорд?


Сэврик усмехнулся:


— Конечно. А тебе лучше не быть на виду.


Он небрежно поправил свой плащ и целеустремленно направился из холла.


Габрия смотрела ему вслед и замечала такие до боли знакомые ей особенности — то, как удлинялся его шаг и напрягалось тело, когда он готовился к каким-то важным действиям. Ее брат Габрэн тоже излучал эту особую энергию, концентрацию мыслей и силы, которая грозила бедой любому, кто попытался бы помешать ему. Это была рассчитанная, тщательно контролируемая сила, которая помогала ему победить многих противников в шахматах или состязаниях с мечом. Она и раньше видела в Сэврике эту энергию.


Теперь Габрия знала, что Сэврик сосредоточился на камне и своем плане проверки ее предостережения о чарах наблюдения. Медб попадется в ловушку Сэврика и выдаст себя. Габрия знала, что камень был заколдован, и она была уверена в назначении чар. Но как она это узнала? Сэврик не заметил ничего странного в этом камне. Только она почувствовала силу, заключенную в камне, и увидела изображение глаза. После происшествия с Этлоном накануне и второго ее сна это неожиданное столкновение с магией было еще одним совпадением, которое уже нельзя было не замечать.


С ней что-то случилось, и ей это не нравилось. Колдуном был Медб, а не она. И все же именно ее обвиняли в поражении двух человек древней колдовской силой. Она единственная распознала чары, наведенные на брошь. Если все, что сказал Пирс, было правдой, тогда она являлась тем же, кем был и Медб: нечестивым еретиком.


Легкие шаги раздались позади девушки, прервав ее отчаяние, и она обернулась в тревоге, встретившись лицом к лицу с Тунголи. Руки жены вождя были заняты пледами.


— Габрэн, извини, что я напугала тебя. Тебя ищет Джорлан.


Взгляд Габрии упал на двери, за которыми вечернее солнце садилось за край степи.


— Ох! Я не знал, что уже так поздно. — Она бросилась к выходу, с облегчением отбросив свои мысли. — Спасибо, леди! — крикнула она и исчезла.

Глава 9


Габрия этой ночью несла стражу и, распрощавшись с Нэрой, с трудом дотащилась до шатра Пирса, желая немного поспать. Сэврик нанес им короткий визит и сказал ей, что «спор» прошел как замышлялось, где Этлон играл роль нетерпеливого и недовольного наследника. Следующее утро прошло без происшествий, а клан тем временем продолжал подготовку к своей летней кочевке. Сэврик изображал радушного хозяина перед посланником Медба, а Габрия скрывалась в шатре Пирса. Вождь ни в чьем присутствии не упоминал о своем поддельном раздоре с сыном, чтобы быть уверенным, что Медб может об этом узнать только через камень — доказывая этим правоту Габрии относительно чар.


С наступлением ночи Габрия отправилась нести свою службу. Когда она вернулась, Пирс сказал ей, что Этлон просил ее по какому-то делу в свой шатер. Она пошла со странным предчувствием в сердце и похолодевшими руками. Она нашла Этлона и Сэврика, вдвоем ожидающих ее. По молчаливому торжеству на их лицах она поняла, что была права.


— Входи, мальчик, — сказал Сэврик. — Ты не только доказал мне, что Медб возродил колдовство, но твоя быстрая сообразительность избавила нас от многих бед.


Габрия тяжело опустилась на стул и стиснула руками колени. Она была ужасно напугана своей догадкой, не зная, как к ней отнестись.


Этлон снял повязку с руки и вышагивал туда и обратно по толстым коврам. Он ухмыльнулся:


— Медб слышал нашу схватку, до последнего слова, и он попался на нее, как рыба на крючок.


— Хорошо, — сказала Габрия, стараясь продемонстрировать воодушевление. — Он старается свергнуть тебя?


Ее вопрос был обращен к Сэврику, и тот ответил с сухой усмешкой:


— Он предложил Этлону весь мир в обмен на мою смерть и лояльность второго из наиболее могущественных кланов.


Он погрузился в молчание, глядя в пол.


Габрия поняла, что Сэврик впал в глубокую сосредоточенность. Он был поглощен своими мыслями, не растрачивая свою мускульную силу на ходьбу или лишние жесты. Только частью своего сознания он отвечал ей, в то время как большая его часть билась над проблемами, поставленными Медбом.


— Весь мир — это очень много, даже для Медба. Сможет ли Этлон держать в руках такое большое владение? — спросила Габрия с мягким сарказмом.


— Я уверен, Медб считает, что нет, — ответил Этлон. — Мы находимся слишком близко к Вилфлайинг Трелд, чтобы Медб чувствовал себя спокойно. Может быть, он постарается быстро расправиться с нами обоими. Тогда, в отсутствие Пазрика, Медб сможет поставить своего человека над Хулинином. Только тогда он сможет чувствовать себя в безопасности.


Все трое замолчали, занятые своими мыслями. Сэврик сидел на своем стуле, как жрец, погруженный в созерцание, а Габрия теребила пальцами светлую ткань своих штанов и представляла себе, как Медб в своем шатре поздравляет с тем, что удалось вбить клин между вождями всемогущего Хулинина.


Габрия тряхнула головой. Это решение отца и сына притвориться было единственным средством достижения цели в данный момент, и оно было не лучшим, так как обман мог длиться только до тех пор, пока Медб не надавит на Хулинин, чтобы они приняли его правление или пока он не раскроет обман Сэврика. Габрия раскрыла секрет драгоценного камня, и он может помочь им направить Медба по ложному следу, чтобы выиграть время. Но он не скажет Сэврику и Этлону, как другие кланы отнеслись к приманкам Медба, или насколько силен верод Вилфлайинга, или насколько возросло колдовское искусство Медба. Камень ничем не поможет Сэврику, после того как Хулинин получит ультиматум и будет приперт к стене.


Габрия знала так же точно, как это должен знать Сэврик, что кланы стремительно неслись к войне. Как мастерский игрок, Медб держал на поводке каждый клан и ввергал их во вражду, которая разрывала их на части. Если Медб создаст свою империю, кланы в том виде, какими они были в течение веков, прекратят свое существование. Вместо самостоятельных образований со сходными традициями и происхождением они станут разрозненными кусками монархии, управляемой одним человеком и ограниченной желаниями одного человека.


И все же, как поняла Габрия, даже если кланы победят Медба, народ кланов потеряет очень много. В братоубийственной войне благодушие быстро исчезает, ярость разгорается горячо, и требуется много времени, чтобы остудить это пламя. Девушка не могла представить, как уцелеют кланы в пожарище этой войны, или на что будет похожа их жизнь, когда в степи придет мир. Она тихо вздохнула, сожалея о наступающих переменах.


Сэврик услышал почти беззвучный вздох Габрии и взглянул ей в лицо. Их понимающие взгляды встретились. Как Пирс до него, Сэврик осознал всю силу взгляда Габрии. До этого момента он просто считал, что дитя его друга — это просто упрямый мальчишка, который, подобно любому горячему юнцу, настаивает на борьбе во имя мести за клан из-за чрезмерного чувства оскорбленного достоинства. Глядя в эти зеленые глаза, Сэврик внезапно понял, что решимость Габрии ушла далеко от юношеского пыла к расчетливой, контролируемой одержимости. Он знал несомненно, что «Габрэн» сделает все, чтобы повергнуть лорда Медба. Непонятным образом эта мысль напугала его. Он не знал, что может мальчик сделать против вождя и явного колдуна, но ему доставила большое удовлетворение мысль, что «Габрэн» может одержать победу. Сэврик вспомнил слова Пирса в ту ночь, когда юноша прискакал в лагерь и вызвал раздражение клана. Знахарь сказал, что мальчик может оказаться ключом к судьбе Медба. Может быть, он был прав.


— Ну, отец, — внезапно произнес Этлон, напугав девушку и вождя, — теперь, по крайней мере, мы знаем, что слухи о ереси Медба правдивы. — Он недовольно взглянул на Габрию, но продолжал: — Что нам надо теперь делать, чтобы держать его на неверном пути?


Сэврик оторвал взгляд от Габрии и взглянул на сына.


— Будем держать его там так долго, как сможем. Нам не причинит вреда, если мы позволим ему думать, что Хулинин будет у него в руках.


— Что он предложил тебе, вер-тэйн? — спросила Габрия. Она очень устала и мечтала вернуться в шатер Пирса, но ей было интересно, в какую цену обходится Хулинин Медбу.


— Этот ворона-агент пришел ко мне сегодня вечером. — Этлон помолчал задумчиво. — Хотел бы я знать, как Медб так быстро с ним связался. Может быть, у него тоже есть следящий камень? Он предложил мне от имени Медба людей, золото, земли и звание вождя в обмен на повиновение и голову моего отца.


Сэврик усмехнулся:


— Я надеюсь, тебе будет не слишком легко со всем этим сразу.


— Ничто не стоит такой цены.


Габрия слушала эту короткую пикировку с легкой завистью. Несмотря на их различия, мужчины были преданными сыном и отцом и даже еще более близки как товарищи. Только ее брат Габрэн был так близок к Габрии, и его смерть оставила пустоту, которая никогда не заполнится. Нэра помогла залечить некоторые раны в ее душе, но там были глубины, которые никто никогда не нашел бы, глубины, до сих пор полные непролитых слез. Габрия закрыла глаза и отвернулась. Было еще слишком рано плакать.


Сэврик заметил ее движение и сказал: Скоро наступит день, а нам многое надо сделать.


Они распрощались, и вождь прошелся с Габрией до шатра Пирса. Он колебался, как будто собирался заговорить, затем изменил свое намерение, кивнул и ушел. Габрия смотрела Сэврику вслед, пока он не исчез среди шатров. Этой ночью она чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо раньше, и у нее было ощущение, что каким-то образом его мысли были связаны с ней. Он глядел на нее в шатре Этлона так, будто отбросил в сторону все, кроме ее главных слабостей и сильных сторон, и то, что он нашел, удовлетворило его. Ей было приятно его понимание и принятие ее. Ей не приходилось жить вне семьи, и она начала понимать, как много для нее значат Сэврик и его семья. Габрия закрыла за собой клапан шатра. С молитвой, обращенной к Амаре, она уснула.

* * *


Как огромные бабочки, черные шатры зимнего лагеря начали складывать свои крылья и исчезать. С упакованными внутрь шестами и канатами шатры грузились на большие, ярко раскрашенные фургоны, в которые были впряжены волы или лошади. Имущество каждой семьи было уложено под шатром и прикрыто коврами. На основе опыта поколений клан мог разобрать свой зимний лагерь за несколько дней, а походный — за несколько часов. Сворачивание поселения было тонким искусством, и женщины гордились своей быстротой и знанием дела.


Утро, когда клан Хулинин покидал свой зимний лагерь, обещало жаркий и безоблачный день. Слабая роса быстро высохла на ветру, и повсюду заклубилась пыль. Первое сворачивание лагеря всегда занимает больше времени, чем обычно, поэтому клан поднялся до восхода солнца, чтобы сложить оставшиеся шатры, закрыть холл, оседлать лошадей и распрощаться с теми немногими, которым предназначено остаться. Когда на восходе зазвучал рожок, на рабочем поле был уже почти сформирован караван, как только каждая семья заняла свое место. Старики, больные и те, кто оставался присматривать за пустым лагерем, печально наблюдали и помогали, чем только могли, клану собираться в дорогу. Холостяки верода собирали скот. Три харачанских косяка были собраны в один, так как скоро должен был начаться период спаривания, и те лошади, на которых не ездили и не работали, были отогнаны к выходу из долины. Кобылы, жеребята и однолетки возбужденно переминались, а жеребец Вайер стоял у подножия Маракора, принюхивался к ветру, дующему из степей, и внимательно прислушивался в ожидании сигнала рожков.


Сэврик сам закрыл огромные двери холла и спустил золотое знамя. Он передал его Этлону, который поднял его высоко и галопом послал Борея вниз, в поля, где ожидал караван. Дружный крик ликования эхом разнесся по долине. Лошади заржали в ответ. Собаки в возбуждении неистово заржали. Хаос людей и животных медленно приобретал смутное подобие порядка. Забытые привычки были восстановлены, последние прощальные слова сказаны, потерявшиеся дети найдены, и веревки на телегах и вьючных животных были проверены и перепроверены.


Наконец, когда все было готово, два всадника с рожками поскакали к выходу из долины. Молчание предвкушения воцарилось в караване. Затем одновременно оба горниста поднесли свои горны к губам и издали мощные звуки мелодии, которые воспарили над пустыми равнинами как крик торжества и приветствия. Люди одобрительно закричали. Сэврик, скачущий под огромным золотым знаменем, поднял к небу свой меч, как только Вайер заржал.


Как гигантская змея, караван, извиваясь, пополз вперед. Габрия сидела на спине Нэры и следила с окрашенным благоговением уважением, как Хулинин двигался из своей долины. Это было зрелище, которое она будет помнить всегда.


С того момента, когда Валориан научил первого из людей кланов радости верховой езды, кланы были кочевниками, с дующим в лицо степным ветром и пылью странствий на одежде. Хотя кланы в течение многих поколений успокаивались и неосознанно пускали корни в местах, выбранных ими для зимних лагерей, в сердце они были по-прежнему кочевниками. Зимовка была хороша для холодных месяцев, когда метели замораживали землю, но когда свежесть весны открывала путь к лету, кланы возвращались на старые пути и оставляли зимние лагеря позади.


Для Габрии и ее клана укладка вещей и подготовка к кочевке всегда были простым делом. Корин состоял всего из двадцати пяти семей и мог передвигаться часто и без особой суеты. Они были более кочевыми, чем Хулинин, и иногда вообще не утруждали себя зимовкой в своем зимнем лагере. Но эта кочевка очаровала Габрию. Хулинин, с его многочисленными семьями, огромными стадами и могучим веродом, тяжеловесно двинулся из зимнего лагеря, образовав чудесную шумную кавалькаду.


Во главе каравана скакал вождь и его стража. За ними основная часть клана составляла процессию фургонов, повозок, вьючных животных, верховых и пеших людей и горластую толпу возбужденных собак и детей. Затем шел скот, и последним двигался еще один отряд воинов. Верод был распределен по сторонам каравана, и пять стражников удерживали лошадиный табун в стороне во избежания несчастья. Габрия восхищалась организацией, при которой каждый человек знал свое место и предотвращались столкновения характеров. Ей ничего не оставалось, как поражаться тому, как смог огромный караван в день покрывать большое расстояние. При той скорости, с которой они двигались сейчас, встреча кланов закончится задолго до прибытия Хулинина.


К ее удивлению, караван медленно ускорял свой ход, пока не начал двигаться с прекрасной скоростью вдоль берегов реки. Вскоре богатая зелень кустарников и деревьев предгорий осталась позади. Вместо них до горизонта простирались глубоко укоренившиеся кустарники и травы, уже приобретшие золотисто-зеленый цвет. Старая, плотно переплетенная растительность пружинила под ногами идущих, когда караван пересекал травянистые степи. Рядом с ними река Голдрин из пенящегося, скачущего по камням потока превратилась в степенную, задумчивую реку, которая вилась среди каменистых отмелей и молча грелась на солнце. Впереди клана скакал дозор, чтобы высматривать разбойников или дичь. Налетчики редко беспокоили такой огромный клан, как Хулинин, но в этом году Сэврик предпочитал не рисковать.


Эмиссар Медба двигался вместе с ними, вежливо объяснив, что Вилфлайинг уже на пути к месту встречи и он встретится с ними быстрее всего, если будет путешествовать с кланом Сэврика. Сэврик с Этлоном оба знали истинную причину того, почему агент остался, и они считали обязательным для себя развязывать частые ссоры, когда Сэврик носил брошь со звездой. Из-за присутствия этого человека Габрия была вынуждена держаться с всадниками в арьергарде каравана.


Быстро проходили дни под открытым небом по мере продвижения клана на восток, к месту встречи в Тир Самод, священном месте слияния рек Голдрин и Айзин. Сворачивались и снова разворачивались лагеря, и мускулы привыкли к ходьбе и скачке. Тяжелые зимние плащи сменились более легкими льняными с длинными капюшонами, которые одевались так, как того требовали обстоятельства: накинутыми на голову для защиты от ветра и солнца или обернутыми вокруг лица для битвы. Тучи редко затеняли безграничные просторы неба, за исключением послеполуденных гроз.


Летняя жара усиливалась, и с ней, по мере того как сокращалось время до встречи, росло напряжение в клане. Глаза Сэврика постоянно озирали горизонт, как будто он ждал, что орда вот-вот набросится на его караван. Между воинами вспыхивали ссоры, и даже эмиссар Медба временами терял апломб и становился раздражительным с людьми, которых он надеялся очаровать. Посланцы, которые обычно были многочисленны по мере того, как кланы сближались, в этом году странным образом отсутствовали. Вестей не было ни от кого.


Этлон освободил Габрию от ее обязанностей и проводил теплые вечера, оттачивая ее искусство владения мечом не на виду у клана. Большинство воинов не замечали странного внимания Этлона к чужаку, но Кор все еще лелеял свою ненависть к Габрии. Перед кочевкой он был слишком сильно занят, чтобы разделаться с ней так, как ему хотелось. Теперь он преследовал ее постоянно, выискивая предлоги, чтобы донести на нее Джорлану, или унижая и оскорбляя ее перед всеми. Он изводил ее мелочными придирками и ходил за ней по пятам, как шакал в ожидании поживы. Когда Этлон был поблизости, он избегал ее, но вер-тэйн был постоянно занят весь день, а Габрия была слишком горда, чтобы сказать ему о том, как этот негодяй мучил ее. Она начала испытывать отвращение при виде Кора.


Габрия старалась приучить себя к ненавистному присутствию Кора, раз уж она не может избежать его, но его угрюмые глаза и кривые ухмылки вызывали ее раздражение, а его насмешки пробуждали в ней все больший гнев. В течение дня ей некуда было деться от него. По ночам ей снился его грубый смех. Она пробиралась вокруг лагеря, оглядываясь и вздрагивая каждый раз, когда кто-нибудь смеялся. Даже с Этлоном она была рассеянной и нервной. Она могла только надеяться не обращать внимания на Кора до тех пор, пока они не достигнут места встречи. Тогда мысли каждого будут заняты более важными вещами, чем мелочная месть.


По мере того как приближался день, когда она лицом к лицу встретится с лордом Медбом, Габрия начала все больше понимать всю сложность ее требования расплаты. Однажды ночью она сидела с Этлоном и Пирсом в шатре, слушая, как мужчины обсуждали приближающуюся встречу Совета. Знахаря с вер-тэйном сблизило совместное владение тайной Габрии, и они подружились. Габрию осенило, когда она размышляла над их словами, что ее вызов Медбу является только малой частью действий против него. Хотя она была единственной уцелевшей из ее клана и могла представить доказательства причастности Медба к резне, другие вожди могут и не позволить ей сразиться с ним. У них было слишком много других дел, которые надо было разрешить с ним, помимо ее требований расплаты. Даже уничтожение целого клана бледнело перед тем фактом, что Медб возродил запрещенное искусство колдовства. Она сомневалась, сможет ли даже Сэврик повлиять на решения Совета.


Мысль о том, что все ее усилия могут оказаться напрасными, была почти непереносима для Габрии. Она была так близка к достижению цели, и все же Медб мог ускользнуть из ее рук. В ее сознании возник непрошеный призрак дымящихся, обугленных руин Корин Трелд, и у нее вырвался слабый стон. Мужские голоса замерли. Она подняла взгляд блестящих от непролитых слез глаза и увидела Пирса с Этлоном, странно глядящих на нее. Не говоря ни слова, она бросилась вон из шатра. Габрия слепо бежала между шатров и фургонов, подгоняемая черными призраками своей памяти.


Внезапно из тени выступила фигура, схватила Габрию за руку и развернула ее. Она уловила запах вина, когда человек начал с силой трясти ее.


— Это любимчик вер-тэйна, — прошипел голос Кора. — И куда же ты так спешишь, милый мальчик?


Габрия изо всех сил вырывалась из его хватки, но его пальцы с силой вцепились в ее локти.


— Не так быстро, Корин. Нам с тобой есть о чем потолковать.


Кор затащил Габрию в тень и приблизил свое лицо к ее. Его дыхание отдавало спиртным.


— Мне нечего сказать тебе, — огрызнулась Габрия.


Ее слезы были готовы брызнуть. Она неистово боролась с ним, стараясь вырваться.


Кор гнусно усмехнулся.


— Нет, нет. Разве так обращаются с друзьями? Я знаю кое-кого, кому было бы интересно встретиться с тобой.


Поддельное ликование в его голосе бросило ее в холод, и она прекратила бороться.


— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.


— Так-то лучше. Тебе понравится этот человек. Я слышал, он был близким другом твоего отца.


Габрия уставилась на него в растущей тревоге. В этом лагере был единственный человек, к которому Кор ее с удовольствием бы доставил, и именно этого человека она постоянно старалась избегать.


— Нет. Дай мне пройти, Кор. Я занят.


— Занят, — насмехался он. — Бежишь с поручениями к своему драгоценному вер-тэйну? Это займет всего минуту.


Внезапно Габрия разъярилась. С проклятием она рванулась из рук Кора и изо всей силы погрузила свой кулак в его живот. Затем она метнулась в темноту, оставив его, согнувшегося пополам и изрыгающего ругательства в бессильной ярости.


Она пробиралась через лагерь как крадущееся животное в темноту полей под защиту хуннули. Нэра появилась раньше, чем она успела свистнуть. Вместе они брели вдоль берега реки, пока не взошла луна. Но даже общество кобылы не развеяло озабоченность и подавленность Габрии. Голоса и воспоминания вновь возвращались к ней, а грубый смех Кора эхом отдавался в ее сознании. Она по-прежнему была расстроена и сердита, когда вернулась в лагерь, так и не выплакавшись. К ее удивлению, Этлон поджидал ее.


Он присоединился к ней, когда она проходила мимо его шатра.


— Я не хочу, чтобы ты исчезала подобным образом, — сказал он.


Габрия глянула на него в раздражении и поразилась, увидев, что его лицо выражало беспокойство.


— Конечно, ты не беспокоился обо мне. Мое исчезновение едва ли было замечено, — ее голос был полон горечи.


— Ох, я не знаю, — сухо ответил он. — Кору будет так скучно без тебя.


Она остановилась:


— Ты знаешь о нем?


— Он один из моих людей.


Этлон прислонился к опоре шатра и разглядывал ее в бледном лунном свете. Где-то поблизости женщина играла на ручной арфе и тихонько напевала. Ее музыка наполняла темноту вокруг них, как далекая колыбельная.


— Почему ты не сказала мне? — мягко спросил он.


— Кор — это моя проблема.


— Он — слабосильный задира, думающий только о себе, который расстраивает и отвлекает от тренировок одного из моих воинов. Это делает его моей проблемой, — коротко ответил Этлон.


Габрия скрестила руки и сказала:


— Я не один из твоих воинов.


— Пока я тебя тренирую, ты одна из них.


Неожиданно Габрия засмеялась:


— Ты понимаешь, какое странное замечание ты мне сделал.


Этлон чуть не сказал больше, но изменил свое намерение и рассмеялся вместе с ней:


— Я никогда не думал, что буду говорить такое девушке, но ты вполне успешно управляешься с мечом.


Габрия снова засмеялась, на этот раз с обидой и гневом:


— Это мало мне помогает, вер-тэйн. Я не смогу сразиться с Медбом. Вожди не допустят меня к нему. Слишком большое различие между нами.


— Может быть, ты и права. Но надейся и жди. У тебя может появиться такая возможность, когда ты меньше всего будешь этого ждать. А пока продолжай свои тренировки.


— Могу я упражняться на Коре? — с раздражением спросила она.


Этлон взглянул на нее странным задумчивым взглядом.


— Может быть, ты уже это делала.


Ее пальцы впились в тело, и она перевела дыхание. Что ему было известно? Она высматривала на его лице признаки того, о чем он думает, но его черты были безмятежны, в мерцании черных глаз не было коварства.


Этлон ответил на ее взгляд. Он был заинтригован игрой теней на ее лице. Очарованный, он протянул руку и сдернул ее фетровую шляпу. Тени пропали, и ее лицо омывал лунный свет. Он хотел бы не делать этого, так как луна смыла все краски с ее лица, превратив его в бледную тень. Ничто не указывало на глубокие чувства и заботы, таящиеся под этой бледной маской. Ее кожа казалась такой холодной в этом серебряном мерцании, что ему захотелось прикоснуться к ее шее, чтобы убедиться, теплая ли она. Его рука дернулась, но он спрятал ее.


Эта девушка казалась ему невероятной. У нее было больше решительности и отваги, чем у многих из его воинов, а ее манера отвечать на взгляд приводила в замешательство. Она не подчинялась покорно законам, управляющим жизнью женщин, и она не склонилась и перед сокрушительными событиями, изменившими ее жизнь. Хотя Этлон и не признавал этого вслух, он был рад ее непокорности. Ее упрямство и сила характера делали ее неповторимой.


На мгновение Этлон попытался представить ее своей возлюбленной. Он не много помнил из их борьбы в воде, но все же вспоминал, что ее тело было слишком хорошо сложенным, чтобы его можно было назвать мальчишечьим. Тем не менее он не мог примирить образ теплой, пылкой женщины с этой несгибаемой, вооруженной мечом девушкой со свирепым взглядом. Он решил, что из нее, может быть, никогда и не получится хорошая жена, если она проживет достаточно долго, чтобы какой-нибудь мужчина предложил ей это.


Неожиданно при мысли о смерти Габрии Этлона замутило. Она нравилась ему все больше, и его ужаснуло полное осознание того, к каким последствиям могут привести ее действия. Даже если Совет отклонит ее вызов Медбу, лорд Вилфлайинга осудит ее на смерть. Если она будет биться с ним, конец будет тот же самый, так как у Габрии не было ни шанса убить Медба в честном поединке.


Этлон со злостью бросил ее шляпу на землю. Если девушка выбрала месть за убийство ее клана, так тому и быть, он уважает ее выбор. Но это не значит, что ему должна нравиться цена ее решения. Не говоря больше ничего, он проскользнул мимо нее и ушел в свой шатер.


Габрия в смущении уставилась на свою смятую шляпу. Что-то расстроило Этлона. Она обдумала весь их разговор, чтобы понять, не сказала ли она чего, что рассердило его. Она подняла шляпу. Это могло быть ее замечание насчет практики на Коре. Может быть, Пирс рассказал Этлону о вреде, нанесенном Кору, и об излечивающих силах Красного камня. Может быть также, Этлон думал, что она волшебница, и старался разубедить себя. А может быть, он даже не заметил ее замечания.


Она надеялась, что было только то, что было. Габрия отчаянно нуждалась в вер-тэйне для продолжения своих тренировок и поддержки на Совете. Она также не знала, серьезно ли говорил Кор о том, чтобы представить ее эмиссару Медба, но она не хотела рисковать. Утром она расскажет Сэврику об угрозе Кора, так что вождь сможет отвлекать эмиссара другими делами.


Габрия мяла в руках шляпу, медленно бредя к шатру Пирса. Первый раз в своей жизни она вознесла молитву Шургарту, воинскому божеству, чтобы он сохранил ее и дал ей сил для предстоящего единоборства.

* * *


Спустя пять дней клан Хулинин достиг места слияния двух рек. К этому времени Голдрин превратилась в широкий водный путь. Она вилась по широкой ровной долине и сходилась с Айзин, текущей с севера. Давным-давно в месте слияния двух рек образовался остров, по форме напоминающий стрелу, который назывался Тир Самод. На острове, в круге стоящих камней, находилась единственная священная гробница, посвященная всем бессмертным божествам. Это было святое место, полное магии духов и божественных сил, которые охраняли его. Даже в годы больших дождей или снегопада гробницу никогда не затопляло. Только жрецам и жрицам позволялось вступать внутрь круга камней. Но в последнюю ночь встречи каждый мужчина, женщина и ребенок могли прийти на остров, чтобы принять участие в церемонии благодарственного молебна ко всем богам.


Вокруг острова, по берегам обеих рек, собирались кланы. Встреча была единственным местом и временем в году, когда все кланы были вместе. В это короткое время решались дела тысяч людей.


Кланы в целом не имели лидера. Каждый клан возглавлялся независимым правителем, который привык сам себе быть законом. Эти люди с трудом уступали большей власти, за исключением традиций и законов богов. Но кланам нравилось поддерживать свои связи и традиции, поэтому раз в год вожди встречались на Совете. Совет имел власть изменять законы, судить отдельные преступления, разрешать споры или кровную вражду между кланами, основывать новые владения, принимать новых вождей и продолжать традиции, унаследованные от отцов.


Встречи кланов были также временем восстановления старых знакомств, встречи родственников из других кланов и обмена сплетнями, историями и песнями, которые будут оживлять многие холодные зимние ночи в будущем.


Молодые люди, которые не могли найти себе пару в своем клане, старались привлечь внимание друг друга. Каждый день на широких просторах долины проводились игры и состязания, сравнения лошадей и бега.


Торговцы из пяти восточных королевств и племен южной пустыни прибыли пораньше и быстро развернули торговлю с полными энтузиазма членами кланов. Огромный базар раскинулся еще до того, как прибыл последний клан. Там люди могли выменять все, что их душа пожелает: богатые вина из Пра-Деш, фрукты, орехи, зерно, соль, мед, сладости, фиги, драгоценности, благовония, шелка с юга, соленую рыбу, жемчуг, различные металлы, лекарства, скот и редкости. Помимо иноземных торговцев, каждый клан выставлял свою группу мастеров, специализирующихся в отдельных ремеслах и всегда выставляющих на встречах свою работу. Иноземные торговцы имели готовый рынок для продукции кланов и с жаром выменивали все, что только могли.


Когда уже ближе к вечеру Хулинин достиг Тир Самода, четыре клана — Гелдрин, Дангари, Эмнок и Джеханан — уже расположились по берегам рек. После бесчисленных встреч за каждым кланом неписаные права закрепили их излюбленные места, эти земли были отмечены особенными знаками кланов и считались неприкосновенными. Место Хулинина было на западном берегу Голдрин, неподалеку от гигантского шатра Совета.


Но в этом году, когда голова каравана Хулинина перевалила через гребень, скрывающий долину, Сэврик увидел зеленое знамя Гелдрина, развевающееся над шатром лорда Бранта, на том месте, где должен был стоять шатер Сэврика. Взбешенный, он остановил своего коня и вперил взгляд, полный изумления и ярости, в нарушивший закон клан. Вокруг него собрались его стража и несколько конников, на лицах которых ясно читалось возмущение. Караван остановился. Никто позади Сэврика не мог видеть того, что происходит за холмом, но весть о нанесенном Гелдрином оскорблении пронеслась вдоль линии фургонов до того, как воины, замыкающие караван, достигли вершины холма.


Габрия следила, как Этлон галопом направил Борея в сторону Сэврика, и даже с такого расстояния ей было видно, что он охвачен гневом. Наблюдая, как его хуннули в возбуждении встает на дыбы, она беспокойно гадала, что он может сделать. Если Этлон поддастся своим чувствам, они могут ринуться на Гелдрин и начнется война, еще до прибытия Медба. Из гордости Сэврик может даже решить развернуть караван и покинуть место встречи. Действия лорда Бранта являлись тяжким оскорблением, но на встрече должны были вскрыться более важные проблемы, которые требовали присутствия Хулинина.


Габрия поглубже надвинула на глаза шляпу и послала Нэру вверх по склону. Невдалеке от воинов она соскользнула с хуннули и пробежала последние несколько ярдов до толпы кружащих на месте всадников. Вождь, Этлон, посланник Вилфлайинга и стража наблюдали за поселением внизу, где внезапно на стороне Хулинина столпились воины. Осторожно взглянув на посланника, Габрия, протиснулась среди лошадей и услышала негодующий голос Этлона:


— Если эта потворствующая змея думает, что он сможет делать такое…


— Очевидно, он уже так подумал, — прервал его эмиссар, стараясь скрыть свое веселье.


Этлон выхватил меч и стал теснить вилфлайинга.


— Еще одно слово, и я освобожу тебя от твоей обязанности выражать волю Медба.


Эмиссар отпрянул от меча, замершего у его горла, и испуганно смотрел на вер-тэйна.


— Мой хозяин услышит об этом.


Сэврик взглянул на брошь на своем плаще.


— Может быть, он уже услышал, — смиренно произнес он.


Эмиссар замер, его глаза сузились, превратившись в щелочки, а лицо, казалось, сморщилось, обтянув череп, пока он анализировал значение слов Сэврика. Он был потрясен, но он изменил свое поведение, надеясь, что просто не так понял вождя.


— Я уверен, что моего хозяина уже достигла весть о мелочной попытке лорда Бранта нанести оскорбление. Однако, кажется, слишком поздно что-либо предпринимать, кроме как смириться с ситуацией. Совет должен быть созван.


Этлон вложил меч обратно в ножны.


— Я увижу смерть Бранта раньше, чем он удерет с этим.


Сэврик тряхнул головой. Его первоначальная ярость остыла и перешла в более глубокий гнев.


— Он ни с чем не удерет. Но сейчас мы должны быть осторожны. Он проверяет нас. Нам надо как-то обломать ему зубы, не обломав своих мечей.


Габрия улыбнулась про себя. Она недооценила Сэврика. Она знала, что ей надо бы оставаться позади мужчин и не на виду, но ей было любопытно увидеть лагерь. Она протиснулась позади лошади стражника и остановилась у ноги Этлона, так что Борей своей массой скрывал ее от эмиссара.


Габрия взглянула вниз, на две реки, где шатры четырех кланов лежали, распростершись, как горные птицы. К северу от острова в широкой спокойной излучине Айзин лежала земля, избранная ее кланом. Место находилось далеко от базара и шатра Совета и было достаточно уединенным от остальных поселений, но Корин всегда пользовался им, предпочитая удобство близких воды и пастбища. Но сейчас оно пустовало, и Габрия знала, что другие кланы будут избегать его, как будто на нем лежит заклятье. Если Хулинин изберет его, они отдадут честь мертвому клану, одновременно вызвав раздражение Медба. Она усмехнулась своей идее.


Мужчины Хулинина погрузились в раздумья над своим следующим шагом, никто не знал, что она находится среди них.


— Вы можете разбить лагерь на земле Корина, — предложила Габрия в напряженной тишине.


Пораженный Этлон в ярости обернулся:


— Марш назад в караван. Сейчас же!


Эмиссар с интересом заглядывал через его плечо, поэтому Этлон подтолкнул Борея, перегородив ему путь.


— Что ты сказал, мальчик? — Сэврика больше поразило ее предложение, чем ее присутствие.


— Почему бы вам не разбить лагерь на месте Корина? — повторила Габрия.


Медленная, хитрая улыбка искривила рот Сэврика, и он усмехнулся оценивающе при мысли о реакции остальных вождей. Он сказал как будто самому себе:


— Датлар был бы доволен.


Вер-тэйн наклонился и прошипел Габрии:


— Скройся, глупец!


Она нырнула за лошадь стражника как раз в тот момент, когда эмиссар протиснулся мимо Борея.


— Кто был этот мальчик? — подозрительно спросил агент.


Сэврик вежливо ответил:


— Сын моего брата. Он иногда забывает свое место. Этлон, что ты думаешь о его предложений?


— У него есть достоинство, — ответил вер-тэйн, старательно не замечая недовольство эмиссара.


— Я согласен. — Сэврик повернулся к своим людям: — Джорлан, мы разобьем лагерь у Айзин, еще обычно стоял Корин. — Вождь не обратил внимания на изумленные взгляды всадников и добавил: — Не должно быть никаких выпадов против Гелдрина. Мы будем вести себя так, как будто ничего не случилось. Это понятно?


Джорлан и воины отсалютовали. Они были напуганы всем этим замыслом, но слово лорда было для них законом. Джорлан, временно замещающий второго вер-тэйна, отдал необходимые приказания, и караван неохотно двинулся вниз с холма. Габрия подбежала к Нэре и вернулась в конец процессии. Было глупо рисковать, выдавая себя эмиссару, но это того стоило. Она отпустила Нэру к другим лошадям и пошла прятаться в фургон Пирса, пока клан не обоснуется.


Всадники погнали табуны на далекие пастбища, а фургоны загромыхали вниз с холма. Несколько приветственных криков встретили караван, и кланы выехали сопровождать их. И все же мало кто из встречающих выказывал их обычное возбуждение. Они нервно ожидали свидетельств ответа Хулинина на наглость Гелдрина. Несколько гелдринов тоже наблюдали с границы своего лагеря, остальных не было видно.


Затем они замерли и уставились на Хулинин, пораженные тем, что они видели. Фургоны свернули с главной дороги и пересекли Айзин, остановившись в широкой, поросшей травой излучине, которую до этого все боязливо не замечали. Остальные кланы ожидали чего угодно, только не этого. Сэврик улыбался про себя, наблюдая за тем, как разгружаются повозки и любовно устанавливаются шатры. Ему хотелось бы увидеть выражение лица Медба, когда Вилфлайинг увидит лагерь Хулинина на земле Корина.

Глава 10


Кланы Шэйдедрон и Ферганан прибыли вечером этого же дня среди приветственных криков и взволнованных предположений. Выдвижение Сэврика на землю Корина ошеломило кланы. Хулинин намеренно напоминал остальным кланам о резне и в то же время отдавали честь погибшему клану. Вилфлайинг еще не прибыл, и вожди гадали, как Медб прореагирует на выпад Сэврика. Они также были поражены тем, что Хулинин не обращает внимания на оскорбление со стороны Гелдрина.


Обычно такое вопиющее оскорбление повлекло бы за собой вызов на поединок или в самом крайнем случае бурный протест. Но хулинины просто раскинули свои шатры у реки и смешались с другими, шумно игнорируя Гелдрин. Никто не мог решить, то ли Сэврик уступил Бранту, признав тем самым превосходство Медба, то ли он считает, что Брант не заслуживает его внимания. Сэврик же ничем не проявлял своих чувств.


Интриги и сплетни как пожар охватили лагеря. Повсюду распускались слухи. Вожди, когда не ломали голову над поведением Хулинина, осторожно следили друг за другом, пытаясь отгадать, кто поддерживает Медба. Брант гордо выступал по базару, как рябчик на току в брачном оперении, уверенный в том, что скоро обретет власть и силу. Напряженность, беспокойство и шепотки, подобно дыму, обволакивали лагеря.


Когда кланы обнаружили, что у Хулинина есть второй хуннули, дым сгустился. Они старались любыми средствами обнаружить всадника, но никто не мог найти этого таинственного человека, который приручил эту потрясающую кобылу, а хулинины поразительным образом держали язык за зубами, когда дело касалось лошади и ее всадника. Черная кобыла паслась вместе с жеребцом Этлона, равнодушная к людям, приходящим поглядеть на нее, и клубящимся вокруг нее предположениям. А ее всадник тем временем скрывался в шатре знахаря.


Этим же вечером, позднее, три вождя посетили Сэврика, чтобы отдать дань обычной вежливости, затем отклонили его гостеприимство и быстро убрались, так как чувствовали себя неуютно на земле Корина. Лорд Брант полностью избегал Сэврика. Только лорд Кошин, вождь клана Дангари, остался распить чашу вина.


Волосы молодого вождя были коротко обрезаны, как это принято в его клане, а на лбу синими точками был вытатуирован рисунок. Его глаза были под цвет синего плаща.


Кошин заразительно улыбнулся и поудобнее устроился на подушках.


— Ты явно знаешь, как произвести впечатление. — Он принял поданную ему Тунголи чашу и приветствовал партнера.


Сэврик ответил на его тост. Ему нравился этот молодой человек, и он надеялся, что Дангари не примут взяток Медба.


— Датлар был моим другом, — просто ответил он.


— Да. Я думаю, что Брант втайне испытал облегчение, что ты не стал делать проблему из того, где он выбрал место для своего лагеря. Сомневаюсь, что это была его идея. — Кошин некоторое время смотрел в открытый клапан шатра, пробуя свое вино. — Хочешь держать пари? — спросил он, забавно сморщив лицо.


— Какое пари?


— Ставлю пять кобыл, что Медб покинет эту встречу, полностью подчинив себе Совет.


— Тебе не кажется, что это цинично? — ответил Сэврик.


— Мне была предложена богатая награда, если я поддержу его претензии на власть. И не мне одному.


— Я знаю. Но что окажется сильнее: алчность, страх или стремление к независимости? — Сэврик помолчал. — Хорошо, я принимаю пари. — Он открыто взглянул на вождя Дангари: — Ты собираешься присоединиться к Вилфлайингу?


Кошин засмеялся:


— Это может нарушить пари. — Он осушил свою чашу и протянул ее за новой порцией, окинув Сэврика долгим взглядом, пока тот снова наполнял его чашу. — Есть какая-нибудь правда в слухах о том, что кто-то спасся при резне в Корине?


Сэврик только приподнял бровь и повторил:


— Это может нарушить пари.

* * *


К следующему полудню еще три клана: Рейдгар, Мурджик и Багедин с севера разбили свои лагеря вдоль двух рек. Встреча была в полном разгаре, и каждый старался делать вид, что этот год ничем не отличался от других. Но атмосфера между лагерями была наэлектризована. Хотя все старались казаться беззаботными, едва заметные детали выдавали истинные чувства каждого. Руки на рукоятках мечей, напряженные улыбки на лицах, вожди, быстро гасящие ссоры. Женщины, которые все знали, несмотря на усилия мужчин замалчивать трудности, держались поближе к своим шатрам. Даже торговцы нервничали и держали большую часть своих товаров нераспакованными. Прошло два дня, а вилфлайинги все еще не прибыли. Они были последними. Все глаза украдкой поглядывали на юг, ища каких-либо признаков появления опоздавшего клана.


Казалось, что Медб нарочно задерживается с прибытием, чтобы заставить кланы потерять спокойствие. Когда наконец ранним вечером третьего дня был замечен огромный караван Вилфлайинга, все выбежали или выехали, чтобы быть свидетелями прибытия Медба. Это было в точности то, чего он добивался. Вилфлайинг был самым большим и богатым кланом; им принадлежали на месте встречи лучшая земля под лагерь и самые богатые пастбища дня скота. Когда его караван прибыл в долину, Медб выстроил своих людей, чтобы напомнить кланам о своей силе и могуществе.


Медб, подобно монарху, ехал во главе своего верода в длинном коричневом плаще, скрывающем его искалеченные ноги и веревку, которой он был привязан, чтобы держаться в седле. Воины, числом свыше пятнадцати сотен, скакали, нацелив в небо свои пики, а полированные звенья их длинных кольчуг сверкали бронзовым блеском. Коричневые капюшоны прикрывали их кожаные шлемы, а длинные, оканчивающиеся кисточками концы были отброшены за спину. Следом за ними двигались фургоны. Бесчисленные повозки, фургоны, животные, люди двигались упорядоченной процессией в сторону становища. Затем следовала следующая группа воинов, а огромные табуны лошадей и скота замыкали кочевку.


Кланы приветствовали Вилфлайинг без обычного энтузиазма. Они с беспокойством следили за каждой проезжающей мимо повозкой и молча считали воинов. Всего лишь за год клан Медба перестал быть частью целого. Теперь он был грозной силой, нависшей над ними всеми и предвещавшей перемены, которые мало кому могли понравиться.


Сэврик с Этлоном стояли у границы становища и вежливо кивнули, когда Медб подъехал.


— У Медба был самый удачный год, — сказал Кошин, подойдя к ним.


Сэврик кивнул, его лицо было холодно.


— Женщины Вилфлайинга самые плодовитые. Всего лишь за зиму его верод увеличился на несколько сотен человек.


— Этим летом к тому же на юге солнце грело жарче. Ты заметил некоторых из его всадников? — заметил Этлон.


— Даже пыль и расстояние не могут скрыть их темной кожи, — сказал Кошин.


Этлон заслонил глаза от света заходящего солнца и наблюдал за всадниками, направляющими табуны Вилфлайинга на пастбища через Голдрин.


— Наемники из Турика. Я видел одного из них раньше.


Сэврик проследил за взглядом сына и стал разглядывать далекого всадника:


— Интересно.


— Не хочешь увеличить пари? — предложил Кошин.


— Семь кобыл, — ответил Сэврик.


Кошин усмехнулся:


— Сэврик, я думаю, ты что-то скрываешь.


Вождь Хулинина старался показать удивление.


— Что я могу скрывать? — спросил он.


— Как насчет всадника для этой кобылы хуннули?


— Ах, это, — равнодушно сказал Сэврик, почесывая голову, — он болен.


Кошин ни на минуту не поверил ему.


— Как печально. Он скоро может выздороветь?


— Да.


— Я уверен. Ну, кем бы он ни был, этот неизвестный не может быть легендарным уцелевшим корином. Ни у кого из них не было хуннули. Если там и уцелел кто-то, он, вероятно, погиб в буране этой весной.


— Наверное, — вежливо ответил Этлон. Он обнаружил, что ему трудно сохранять невинное выражение.


Кошин бросил на него быстрый взгляд, потом пожал плечами.


— Семь кобыл. Будет интересно посмотреть, кто выиграет. Медб намеревается действовать быстро. Поэтому, если собираетесь выбить почву у него из-под ног, вам лучше начать пораньше. — Он отошел.


— Семь кобыл? — переспросил Этлон.


Сэврик похлопал вер-тэйна по плечу:


— У Дангари самые быстрые лошади среди всех кланов. Нашей породе нужна свежая кровь.


— Что, если ты проиграешь?


Вождь улыбнулся, приподнятые углы его рта противоречили печали, таящейся в глазах:


— Если я проиграю, то сомневаюсь, что я проживу достаточно долго, чтобы сожалеть о своей потере.


Этлон решил не отвечать на это. Вместо этого он сказал:


— Я слышал раньше, что хуннули нанес Медбу повреждения. Ты заметил, что он был привязан к седлу?


— Хм. Значит, он его сильно покалечил, — заметил Сэврик. — Это меняет многие вещи.


— Я рад это видеть.


Вождь знал, что имеет в виду его сын. «Да, дуэль Габрэна теперь становится невозможной». Они направились в свой лагерь, сблизив головы и понизив голоса.


— Почему Медб не постарался вылечить себя? — спросил Этлон. — Я думал, волшебство может все изменять.


— Я сомневаюсь, что он уже достиг своей полной силы, а может быть, он не хочет обнаруживать своего могущества. — Сэврик похлопал по ножнам. — И это, мой мальчик, наша надежда. Большинство в кланах не знают наверняка, что Медб возродил волшебство. Это его единственный шанс захватить контроль над Советом, поэтому мы должны остановить его, пока можем.


— Но даже с наемниками и Гелдрином у него недостаточно людей, чтобы одолеть остальных.


Сэврик поднял палец к небу.


— Он достигнет многого, если мы будем действовать врозь.


— Ты имеешь в виду объединение кланов? — Этлон был настроен скептически. — Разве такое когда-нибудь было?!


— Насколько я знаю, нет.


— Как ты думаешь собрать их вместе? Должно быть что-то, не меньшее чем потоп, чтобы заставить вождей объединиться против Медба.


— А как насчет правды, — тихо сказал Сэврик, — неопровержимого доказательства волшебства Медба? Перед всеми вождями.


Этлон замер на месте. Он сразу понял, что стоит за предложением отца.


— Нет! Ты не можешь так поступить.


— Это единственный способ показать вождям, в какой опасности они находятся.


— Они очень хорошо это увидят! Они увидят, как ты разбудишь силу Медба и умрешь от удара колдовского пламени, а потом они с визгом разбегутся по своим уделам, где Медб сможет взять их по одному на досуге. — Этлон снова пошел, возбужденно размахивая руками: — Отец, будь разумным. Если ты будешь стараться заставить Медба открыть свою волшебную силу, он убьет тебя. А ты единственный, кто, может быть, сумеет собрать эти кланы вместе против него.


Сэврик догнал сына и взял Этлона за руку. Глаза вождя горели.


— Я должен попробовать сделать это. Ты сказал: «Не меньшее чем потоп».


Этлон долго смотрел на вождя. Он знал, что решимость, которую он видел на лице Сэврика, невозможно поколебать. У них не было реальных доказательств того, что Медб волшебник, ничего осязаемого, что можно предъявить Совету. Теперь Сэврик собирался представить Совету эти доказательства, рискуя собственной жизнью. Этлон сомневался, что это послужит объединению кланов. Они слишком долго были независимы, чтобы видеть смысл в объединении, даже перед лицом возрождения волшебства. Но, может быть, один или два присоединятся к Хулинину в борьбе против Медба.


— Может быть, ты, по крайней мере, сначала поговоришь с остальными? — спросил Этлон, хотя знал, что переговоры, вероятно, будут бесполезны.


Глаза Сэврика потеплели.


— Конечно. Мне не удается навлечь на себя гнев Медба.


— Мы все равно вызовем его гнев, — сказал Этлон. — Когда он выяснит, что я не собираюсь принести Хулинин к его ногам.


Сэврик внезапно рассмеялся:


— Тогда нам нечего терять.

* * *


Когда наконец одиннадцать кланов собрались вместе, тем же вечером жрецы перебрались на остров и из тайной пещеры достали гигантский шатер Совета. На открытом пространстве берега Голдрин под несколькими росшими у воды деревьями с помощью мужчин из каждого клана шатер был поставлен. Десять опор с каждой стороны достаточно растянули дубленую ткань, так что внутри могло уместиться пятьдесят человек. В земле был выкопан очаг, а пол устлали богатыми коврами. Часть стен подняли, чтобы дать речному ветерку освежать пространство внутри шатра. Для удобства были принесены стулья и подушки.


На следующий день рано утром перед шатром Совета были подняты флаги одиннадцати кланов. Темно-золотой, синий, зеленый, коричневый, серый, черный, пурпурный, желтый, оранжевый, темно-синий и каштановый, они развевались на ветру, как языки пламени. Отсутствовал только алый флаг клана Корин. Все старались не обращать внимания на флаги вокруг шатра, но без привычных всплесков красного цвета вид был странный и зловещий. Снова и снова люди обращали свои взгляды на опоры огромного шатра.


В полдень заиграли горны, призывая вождей на Совет. Сорок четыре человека — одиннадцать вождей с их сыновьями, вер-тэйнами, старейшинами и жрецами — собрались в прохладном, продуваемом ветром шатре. Женщины пустили по кругу бутыли с вином и пивом и расставили под руками вазы с фруктами, затем они молча удалились, так как никому из женщин не разрешалось присутствовать на Совете. Малех, вождь Шэйдедрона, призвал всех к порядку, и верховный жрец благословил встречу. Совет начался.


В первый день мужчины обсуждали только мелкие проблемы. Сэврик интересовался сведениями об исчезновении Пазрика, но не получил никаких вестей. Был принят в Совет лорд Брант, и обсужден урон, нанесенный весенними дождями. Все избегали смотреть на Медба, сидящего в зловещем молчании среди семи своих людей. Мало кто вне клана Вилфлайинг знал, насколько сильно искалечен Медб, и никто не осмеливался толковать об этом. Покалеченный или нет, было очевидно, что Медб по-прежнему имеет полный контроль над своим кланом и своей силой.


Никто также не затрагивал вопросов, которые были у всех на уме: резня в Корине, незаконные взятки вождям от Медба, разбойничьи действия изгнанников и слухи о еретических действиях Медба как волшебника. Люди еще не были готовы затрагивать эти грозящие взрывом проблемы. Вместо этого они толковали о повседневных событиях и следили друг за другом, выжидая, пока кто-нибудь не сделает первый шаг.


Медб не говорил ничего. Он сидел на своей подстилке в кругу своих ближайших телохранителей и наблюдал за вождями из-под полуопущенных век, как лев, высматривающий свою добычу. Им ничего не оставалось, как пойти его путем, и они знали это. Дай им извернуться и ускользнуть. В конце концов они все равно придут к нему. Тогда его покалеченные ноги не будут иметь значения, все падут на землю и будут просить его милости — или умрут.


Когда Совет сделал перерыв до следующего дня, мужчины с облегчением покинули шатер, чтобы разойтись по своим лагерям. После ночи празднеств и танцев, в которых Вилфлайинг не принимали участия, Совет снова собрался на следующее утро.


Встреча проходила так же, как накануне. Решались ежегодные дела, было вынесено несколько основных приговоров и улажено несколько жалоб. Опять Медб сидел на своем месте и ничего не говорил. Напряжение росло, как в плотно закрытом горшке, поставленном слишком близко к огню.


Сэврик оба дня приходил на Совет со своей брошью, хотя ничего не сказал Медбу о союзе, и тайком наблюдал за поведением окружающих. Камень привлекал много взглядов и вызывал комментарии, то завистливые, то восхищенные, но было совершенно очевидно, откуда он взялся, и многие гадали, что сделал Сэврик, чтобы заслужить его.


Вождь Хулинина также мало говорил на Совете. Он наблюдал и выжидал вместе с остальными вождями. Сэврик оценивал свои шансы. Он выжидал нужный момент, когда напряжение достигнет наивысшей точки, чтобы сделать свой шаг.


Когда второй день Совета закончился, Сэврик кивнул Этлону.


— Завтра, — сказал вождь. — Скажи мальчику.


— Какому мальчику? — спросил лорд Кошин, появившись рядом с Хулинином. Он ухмыльнулся Сэврику с Этлоном: — Неужели ваш таинственный человек собирается наконец появиться?


Сэврик поднял свой плащ с подушки, на которой он сидел.


— Всадник хуннули выздоровел от своей болезни, — ответил он.


Тут к троим мужчинам большими шагами подошел лорд Умар, вождь клана Джеханан. Его красивое лицо выражало расстройство.


— Сэврик, — сказал он с досадой, — Совет не может продолжать и дальше не замечать преступное поведение Медба. Кто-то должен заставить этих вождей действовать.


Кошин кивнул:


— Мы как раз это обсуждаем. Я полагаю, хулинины имеют свой план.


Ша Умар взглянул с облегчением:


— Я не хотел говорить тебе, Сэврик, но Медб меня пугает. Он угроза для нас всех.


Вождь Хулинина задумчиво смотрел на него:


— Ты думаешь присоединиться к нему?


Ша Умар фыркнул:


— Я испуган, но я не глуп. Я лучше дам моему клану погибнуть, как это сделал Корин, чем жить под его властью.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник