Глава 4, в которой показная простота – это утонченное лицемерие

… Молчи, молчи


про последний приют -

тут что не тюрьма, то скит,

а попробуй всердцах надеждой не заболей,

окунаясь в чумные глаза лубяной тоски,

пропадая в краю не пойманных соболей.


Лягушачья не меркнет слава – из кожи вон,

не святую являя `заполночь простоту -

словно родинки, помертвевшие на живом

огоньки за бортом, потускневших небес тату.


Пусть по жизни уже не светит, факир зачах,

поле лётное – словно вымерло – по прямой

переходит в трофейных сказочных кирзачах

безутешный царевич с бряцающей сумой.


Что невесел-то?… Реквизита с чужих болот

нанесло на три сказки – лучше не городи

про залётные стрелы, волшебный автопилот

и застенчивых жаб, пригревшихся на груди.


По колено здесь всё – сугробы и горе. Впрок

только водка и хлеб, да вечная мерзлота

обесточенных глаз,

лёгкий флирт и тяжёлый рок,

да зияющий выход `за борт – дерзай, латай.


NoЛада Пузыревская


***

Когнитивный диссонанс. Надо же такому случиться, чтобы вот так жил не тужил, и вдруг оно – диссонанс. И не какой-нибудь, а именно когнитивный. Ну и ладно, скажете вы, диссонанс и диссонанс себе.

А вот попробовали бы, когда этот самый диссонанс возьмет мускулистой рукой за горло, попробовали бы тогда реализовать самый замухрышный проектик. Пробовали? Вот и я пробую. Сплошной неадекват получается. Куда ни кинь – везде клин.

Но нас же не проймёшь. Мы сами с усами. Хотя усов отродясь не носил – на третий день щетина так раздражает, что ни о каких усах и речи быть не может. Особенно, когда диссонанс.

Вот и сегодня. Встал с утра и никак не въеду – толи диссонанс, толи щетина. Ну, от щетины то я быстренько-быстренько избавился, а вот диссонанс… но им же хуже. Французам.

У меня диссонанс, а их крепко взяли в оборот. И даже эта, фифа в шубке никак им не поможет. Да и с чего бы она им помогать то стала? Ей, я думаю, и без них есть чем заняться. А у меня диссонанс, к гадалке не ходи. Впрочем, чего это я. Вот именно к гадалке и пойду.


***

Существует причинно-следственная связь и её еще никто не смог отменить. На самом деле это очень просто, и я сейчас попробую вам это объяснить так, чтобы вы тоже поняли. Вот если стукнуть молотком по пальцу, то будет очень больно. Это вы и без меня знаете, ничего нового я вам не сообщил. Хотя, я же не знаю, стукали вы молотком по пальцу или не стукали, если не стукали, можете прямо сейчас попробовать.

Я, когда стукал, мне было очень больно. Это если с одной стороны посмотреть, а если с другой, то если стукнуть молотком по деревянному пальцу, то больно, наверное, не будет. Но я этого наверняка знать не могу, потому что у меня нет деревянного пальца.

Если у вас есть деревянный палец, то вы можете попробовать, и убедиться, только я об этом никогда не узнаю, если вы мне не расскажете.

Но я могу об этом догадаться. Только для этого мне придется сделать очень много допущений. Допустить, мысленно, конечно, что у вас есть деревянный палец, молоток, что вы по нему честно стукаете, и что вам при этом ни капельки не больно. Допустить я, конечно, могу многое, но вот что я знаю абсолютно точно, что стукать вы не будете, что бы я тут не на допускал.

Потому что если я допустил, что у вас есть молоток, есть деревянный палец, и даже если уж совершенно фантастическое предположить, что вы, несмотря на всё вышеизложенное, всё же это читаете, то допустить, что вы всё бросите, и начнёте стучать молотком по пальцу, я точно не могу.

Хотя я фантастику пишу, но такого нафантазировать даже я не могу себе позволить. И этому, разумеется, есть причина.

Надеюсь, вы всё уже поняли про причинно-следственную связь, или мне продолжить?

Более того здесь вообще нет драматургической законченности. Это именно то, что сюжет обрывается, и до встречи в будущем. Что особенно мило, учитывая, что радоваться решительно нечему, и финал тоже нисколько не обнадеживает.

Трудно сказать, мрачнее ли это. Именно в силу отсутствия развязки, равно как и общей бедности на события. Герои прячутся по лесам, абсолютно не понимая, что делать дальше.

Поэтому и выглядят не так жутко и ярко. Вот депрессивнее – пожалуй. Понятно, что все кончится хорошо, иначе и быть не может, но выхода из создавшейся ситуации пока не видно даже на горизонте, а чем дальше в лес, тем больше всякого занудства.

Что еще отличает фабулу от прочих, так это ритм.

Персонаж, судя по всему, впервые столкнулся не с проблемой втискивания в нерезиновый хронометраж всех основных событий, а с проблемой растягивания событий аж на пять недель. Появились мхатовские паузы, благодаря которым стало видно, кто есть кто. И это, безусловно, главное волшебство.


***

– Вы видите людей насквозь и точно знаете, где у них кнопка, – хрустальный шар при этих словах почему-то помутнел. Мадам взяла в руку тоненькую коричневую палочку и сунула конец в пламя свечи. Мне стало очень весело, но виду я не подал.

Мадам, впрочем, сама всё поняла и погрустнела.

– Заповедь четвертая – не давай своих подопечных на растерзание другим, лучше растерзай их сам, – сменила интонации Мадам, голос стал низким, тёплым и очень доверительным.

Я ей сразу же поверил. Запах стал просто невыносимым, в ухе свербит, левая рука стала наливаться тяжестью.

Мадам помутнела и помутилась. Меня захлестнули счастье и гордость, а голова закружилась от мыслей о грядущих переменах.

И какого спрашивается, меня сюда занесло? Это всё Бенедикт. Есть, говорит, источник непонятный. Не то, чтобы сильная флуктуация, но надо бы сходить, проверить.

Ноги сами привели к этому обшарпанному подъезду. Безлюдный переулочек в тихом центре, на звонок открыла сама мадам. Я ее потому так именую, что никакого диалога вступительного или ознакомительного у нас не произошло. И тем более, что нас, так сказать, друг другу не представили.

Дверь открылась, невысокая бесформенная женщина неопределенного возраста, одетая во что-то аляповатое, посторонилась, и я шагнул в полумрак прихожей. Ни здрасьти, ни досвиданья, ни сам дурак сказано не было, всё произошло как-то само собой.

Всего несколько секунд, и мы сидим за круглым столиком, на каких-то замысловатых табуретах, и мадам говорит, говорит, говорит… двумя пальцами я жестом фокусника вытянул из жилетного карманчика две бумажки с президентами, хотя ни о какой таксе речи и не возникло, мы участвуем в действе, в котором всё всем известно заранее, хотя никакого заранее быть и не могло.

Как я сюда попал, я не знаю, но меня тут явно ждали, и процесс пошел.

Прекрасно поставленная речь, глубокое грудное контральто, небольшие неправильности акцентирования как бы выдают нездешность, но всё проговаривается четко, вдумчиво, убедительно. Верю, верю, верю,… таковы правила, и мы оба их прекрасно знаем. Откуда? Да ниоткуда.

Из книжек, из детства, из фантазий, что ли, или глубин подсознания. Это и игра и не игра. Это действо. Моё участие в действе пока пассивно, но как бы предполагается, что это только пока.

– Зачем? – говорю я, и мадам замолкает, чуть привстаёт и протягивает руки, протягивает их так, чтобы я защелкнул на них наручники. Но я улыбаюсь, улыбаюсь виноватой, вымученной улыбкой.

– Яхонтовый мой, – контральто становится еще глубже, – французов не трогай. И я согласно, одними ресницами, показываю, что нет, не трону. Даже наоборот. Потому что у них миссия. И деньги.

Вот и всё. Можно уходить. Точки расставлены. Всё стало понятно и никакие вопросы уже ничего не прояснят. Потому что и так всё предельно ясно.

Мы оба двое. И не было никакой искры, не было момента истины. Просто всё ясно и всё обозначено предельно обнаженно. Потому что миссия.


***

А вот интересно, чему число пи равнялось при Пифагоре? И при Эвклиде тоже, естественно, они, эти древние греки, всё квадратурой промышляли, их всё в трансцендентальное закидывало, ну иногда в трансцендентное.

Догадаться-то они об этом, похоже, догадались, или им подсказал кто, что квадратура – как раз оно самое то и есть, и что пи – это важная, возможно и фундаментальная метрика пространства. Как мне кажется.

И что если квадратура вдруг получится, то пространству кердык.

Схлопнется пространство.


***

Вообще-то мы можем за себя постоять, ежели оно что. А можем и не только за себя. Я не имею в виду всякие файерболы или какие магические удары, боже упаси. Нет, реально всё гораздо проще. Фраза, сказанная низким грудным голосом, негромко, но уверенно, остудила немало горячих голов.

Обычно дальнейших действий и не требуется. Ни у кого из наших дальше фразы, в общем-то, и не доходило, это только тётеньки наши иногда чудят, причем на Ирину никто и никогда и не пытается даже не то что покуситься, но даже голос повысить, а вот Светка, она постоянно умудряется в разные истории влипнуть. Хорошо, сейчас Макс от неё ни на шаг, а то она, было, повадилась по лохотронам пошустрить.

Вы когда-нибудь с напёрсточником играли? И не играйте, лучше уж сразу отдайте ему всё, что у вас есть, оно вам дешевле обойдётся.

Светка – она же ни одного напёрсточника не пропустит. Но, хорошо, что хватает у неё ума и темперамента всего один раз играть.

На втором она не настаивает, да и этот, который, ну вы поняли, второго раза никогда ей и не предлагает, сразу безмолвно отсчитывает то, что положено, и всё.

И свита, а напёрсточники, они никогда в одиночку же не работают, даже не пытается к ней приблизиться, как-то у них никакого желания не возникает. Просто не возникает, и всё тут.


***

У некоторых, как мне кажется, постоянно войнушка происходит, крутое мочилово, то есть, и всякие Рембо, супермены разные, отношения выясняют, кто круче, кто прав.

Потому и катаклизмы в их миссиях постоянные, что ни день, то опять какой-нибудь супергерой кому-нибудь… чего-нибудь надрал, в общем. Это, разумеется, не скучно, но тяжеловато.

Я же, насколько себя помню, никогда не воевал, ни с окружающим миром, ни с неведомыми силами, потому что, зачем воевать, если можно в нужном месте в нужное время оказаться, и буквально парой фраз договориться, разрешить любые противоречия.

Я и в реале постоянно оказываюсь в таком месте и в такое время, где любую проблему можно разрешить в зародыше, пока она еще не созрела до такой величины, что кровопускание требуется.

При том, что сам то я туда и не хочу вовсе попадать, это как-то случайно, вернее самопроизвольно выходит.

И это малое возмущение, этот самый эффект бабочки, гораздо дешевле обходится. Это, пожалуй, и называется управление по возмущению, высший пилотаж управленческий, то есть.

И именно поэтому мне так функция Хевисайда не нравится. Активно не нравится. И я её не понимаю.

Потому что уже ничего и сделать нельзя, никаких упреждающих или корректирующих воздействий учинить.

А это полностью противоречит моему менталитету. И я стараюсь свалить куда подальше от тех мест, где эта самая функция может… но, увы, это получается не всегда, ой не всегда.


***

Пелена Майя начинает спадать. Или это мне только кажется. Ощущать себя сомнамбулой, чьим-то Буратиной на ниточке так неприятно, когда поступаешь не по собственной воле, не по собственному выбору, а в силу сложившихся обстоятельств.

Мне это сегодня стало не просто очевидно, а как-то даже не по себе стало. Как будто я играю за чью-то команду, а как я в этой команде оказался, и кто определил мне круг функций, обязанностей, я не знаю, но из всех сил тщусь быть полезным и незаменимым, стараюсь, чтобы наша команда всех победила.

В какую игру мы играем, я не знаю. И не знаю где, когда и почему. Впрочем, догадываюсь, этого вообще никто нигде и никогда не знает. Потому что все Буратины на ниточке. Или заводные куклы суок. Так точнее.

Дверь слегка скрипнула, и вошла еще одна Буратина. Нет, не Буратина, конечно, зашел Ассистент. Принес вчерашний отчёт, и похоже хочет поговорить. Но вот фиг ему. Я сегодня разговаривать вообще не настроен.

– Гриш, сошлось?

– Во втором сегменте какое-то искажение не до конца понятное. Что-то такое наводится, экранировать не удалось.

– Вы всё точно разместили, в соответствии с планом?

Мог бы и не спрашивать, конечно в соответствии, три раза перепроверили, тут проколов не бывает. Боссу только об этом лучше не говорить, он и взъесться может. Любимая его поговорка – чудес не бывает. И все это знают, хотя именно чудесами мы тут и занимаемся, вернее это для всех они чудеса, а для нас просто пока неизученные и необъяснённые явления.

– Очень тщательно, и три раза перепроверили.

– Чудес не бывает.

Пошел Гриша голову ломать, для того Грише голова и дадена, чтобы ломать, а у меня для него еще пара головоломок имеется, но это только на тот случай, если он её сейчас окончательно не сломает.


***

Самый лучший комплимент, который я когда-либо получал по поводу сочиненных текстов, начинался так: 'вроде, все слова знакомые…'. Это, конечно, к роману, вот этому, естественно, не относится, а что, вы уже знаете еще какой-нибудь роман? А почему я не знаю? Пока не знаю, что ли? Это очень обнадеживает.

В смысле, меня очень обнадеживает то, что вы, возможно, знаете еще какой-нибудь мой роман. Это о многом для меня говорит, хотя я же не знаю, когда вы это читаете, я даже не знаю, читаете ли вы это вообще. Но предположить то я могу? Тем более, что это фантастика.

Так вот, 'вроде, все слова знакомые…', не по поводу романа, так уж и быть, а по поводу других сочиненных мной высокохудожественных текстов, мне показалось очень приятным комплиментом, подчеркнувшим то, что авторский замысел удался, хотя, если честно, на самом деле не было никакого такого авторского замысла, чтобы кто-нибудь сказал, что 'вроде, все слова знакомые…'.

В этом-то романе как раз могут и незнакомые слова встретиться, но это совсем не страшно, потому что другой комплимент, который мне тоже понравился, заключался в том, что захотелось и сподвигло немедленно в словарь залезть, чтобы познать незнакомое, сказал же поэт, что поэзия это езда в незнаемое, а я тут как раз о поэзии и хочу сказать, как вы уже догадались, потому что до прозы пока дело не дошло, вы же еще мою высокохудожественную прозу не читали, потому что я её еще не написал.

А если читали уже, и вам еще захотелось прочитать, то это, мало того, что обнадеживает, это меня вообще воодушевляет и вдохновляет.

Только я этого почему-то не знаю. Пока не знаю?


***

Империя у Аргентума уже не маленькая, но какая-то разнокалиберная. Это и не удивительно – собирали всё, что плохо лежит. В смысле, если предприятие начало падать, ему нужно чуть-чуть помочь, а потом забрать голыми руками, то есть задёшево.

Технология отработана до совершенства, источники информации надёжные, бизнес-аналитики квалифицированные, так что никаких особенных препятствий до сих пор не возникало. Пока с ботаниками не связались.

Ботаники – это мы.

Ботаники ничего не потребовали, вообще ничего не потребовали, что удивительно, но как-то так незаметно получилось, что стали во всём играть первую скрипку. При том, что в бизнес не лезут вообще, ни на какие акции, дивиденды не претендуют, ничего, кроме редких встреч, консультаций, и каких-то непонятных на первый взгляд обучений.

Что удивительно, те проекты, которые раньше не по одному году занимали, сейчас получаются вообще за фантастические сроки, и даже те активы, от которых намеревались срочно избавляться как от неперспективных, вдруг оказались жутко прибыльными и востребованными.

А ведь хотели совсем по-другому сначала. Хотели замутить с ботаниками маленький проектик, начать выпускать их разработки, и этим нишу застолбить. А получилось наоборот. Получилось, что они во все ниши проникли, просочились, и сейчас без них ни одно решение принять уже невозможно. Даже и мысли такой не возникает.


***

Социум и электорат. Эти множества, на мой непросвещенный взгляд, нисколько не толерантны, особенно если социум рассматривать не просто как кучу народа, а как суперпозицию различных социальных групп со своими проблемами, интересами и прочая.

При этом, некоторым очень хочется добиться их конгруэнтности. Но это, мы, в смысле страна, уже проходили, и ничего хорошего в этом нет, и быть не может. Этого наша страна уже не переживёт.

На мой непросвещенный взгляд, это вообще-то страшно. Это напоминает Прокрустово ложе, впрочем, чего там напоминает, это оно самое и есть. Это когда конгруэнтность достигается, сами поняли, как.

Мы в эту игрушку играть точно не будем, да и никому не дадим в эту игрушку поиграть. Хотя желающие есть. Желающих всегда очень много.


No Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.

Загрузка...