Длинные красивые пальцы Дорхара с безупречной точностью поворачивают один из регуляторов.
Сначала я почти ничего не чувствую. Лишь легкое, едва уловимое давление где-то на грани восприятия.
— Пока почти ничего, — сообщаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он делает ещё одну микроскопическую поправку.
Вдруг сквозь пластины в мои ладони вливается странное ощущение.
— Пошло! — вздрагиваю я. — Глухой гул… Даже не звук. Вибрация изнутри.
— Хорошо, — одобряет он, и его рука, регулирующая другой датчик, походя касается моего плеча.
Прикосновение быстрое, деловое, но от него по всему моему телу пробегает разряд.
— Держись на этом уровне, сейчас ещё добавлю, усилится, — добавляет он. — Опиши детальнее.
Я закрываю глаза, пытаясь отсечь всё, кроме ощущений, идущих от прибора и от его близости.
— Он… неровный. Прерывистый. Будто что-то тяжёлое и грубое пытается сдвинуться с места, но не может.
Его пальцы снова двигаются, плавно и уверенно. Вибрирующий гул под ладонями начинает меняться, становится тоньше, ровнее.
— Теперь… теперь как вибрация по коже, — выдыхаю я, чувствуя, как мурашки пробегают по предплечьям. — Более упорядоченная. Но всё ещё давящая.
Дорхар наклоняется ещё чуть ближе, его грудь почти касается моей спины. Я чувствую тепло его тела всей своей кожей.
— А теперь? — его вопрос тревожит волоски волоски у моего виска.
Он поворачивает регулятор ещё немного.
Вибрация под моими ладонями резко меняет свой характер. Из давящей и грубой она становится… проникающей. Острой. Она уже не просто на коже — она под ней, она заполняет ткани, заставляет резонировать каждую клетку.
Я непроизвольно вздрагиваю и глухо ахаю.
— Что? — его голос тут же становится собранным, внимательным.
— Сильнее, — с трудом выдавливаю я. Голос срывается. — Гораздо. Теперь… теперь как будто тысячи иголок. Острых.
— Больно быть не должно, — в его голосе напряжение, а пальцы сдвигаются к другому регулятору.
— Не больно, — торопливо добавляю я. — Просто слишком интенсивно.
Ощущение нарастает, заполняя всё тело странным, тревожным теплом, и пульс учащается, а кровь приливает к щекам.
— Тогда терпи, — его приказ звучит с мягкой непреклонностью. — Это переход. Сейчас будет легче. Вот так. Сейчас должно быть ближе. Сосредоточься и опиши. Что именно ты чувствуешь? Детально.
Его руки лежат на столе по обе стороны от меня, замыкая меня в пространстве между его телом и прибором.
Я зажмуриваюсь, пытаясь ухватиться за убегающую мысль, пока волна странного, пронизывающего удовольствия не накрывает меня с головой.
— Омм… ох, Дорхар, я…
— Опиши, — его голос звучит хрипло.
— Я... не могу описать... — мой голос срывается на хриплый шепот, когда вибрация достигает пика.
Она внутри костей, в самой крови, бьется в такт учащенному пульсу.
— Как будто... кто-то проводит пальцами по самой коже. По самым нервам. Сама кровь вибрирует.
Моя грудь тяжело вздымается. На сенсорных пластинах свет мигает в такт моему пульсу.
— Ещё описывай.
— Тепло... — выдавливаю я, и губы немеют. — Разливается тепло...
Я пытаюсь оторвать руки от пластин, желая прекратить это оглушающее, пронизывающее наслаждение, но его рука вдруг мягко, но неумолимо ложится поверх моих пальцев, прижимая их к холодной латуни.
— Не прерывай контакт, — его низкий властный голос звучит прямо у моего уха, и от этого все внутри сжимается в тугой, горячий комок. — Мы на пороге. Просто дыши. Пройди сквозь это.
Его пальцы смыкаются вокруг моих. Это прикосновение становится новым якорем в море сенсорной бури.
Я пытаюсь дышать, как он велит, но каждый вдох — это новая волна, заставляющая выгибаться спину и глухо стонать.
— Дорхар, это слишком... — прерывисто шепчу я.
— Уже скоро, — его ответ безжалостен в своей уверенности. — Сосредоточься на моих руках. На моем голосе.
И я повинуюсь. Потому что иначе просто сойду с ума. Я цепляюсь за твердость его пальцев, за низкий рокот его голоса, рассказывающий мне то, что я чувствую.
Он перечисляет мои ощущения, и я киваю, подтверждая, или отметаю то, чего нет.
Наконец, он заявляет, что настройка завершена и приказывает не прерывать контакта.
— Сейчас, Кьяра, — хрипло говорит он и кладёт на специальную подставку прибор неизвестного создателя. — Теперь внимательнее. Скажи мне, когда что-то изменится.
Я киваю, но всё пока то же самое. Впрочем, нет… Что-то всё же меняется.
Постепенно, сквозь всепоглощающую вибрацию, сквозь дрожь и жар, я начинаю различать нечто новое, похожее на узор. Сложный, изящный, пульсирующий в такт кристаллам прибора.
— Я... вижу... — вырывается у меня, не зная, это наяву или внутреннее зрение. — Линии... Они сплетаются... как музыка...
В этот момент Дорхар совершает последнюю, филигранную настройку. И мир взрывается.
Резонансный усилитель издает высокий, чистый звук, и над прибором, в воздухе, вспыхивает сложнейший энергетический узор.
Переплетение сияющих линий, напоминающее то ли снежинку, то ли галактику, то ли музыкальную партитуру.
— Отлично, Кьяра, мы добыли подпись. Уникальный отпечаток создателя механизма. Теперь не шевелись. Надо зафиксировать.
Я замираю, не в силах оторвать взгляд от этого сияющего призрака в воздухе.
Дрожь постепенно стихает, сменяясь глухим, оглушительным гулом в ушах и приятной, разлитой по всему телу истомой.
Мои пальцы все еще зажаты под одной его рукой, пока другая стремительно щёлкает крохотными тумблерами. Даже поражаюсь, как его крупные длинные пальцы настолько точно и чётко управляются с мелкими деталями прибора.
Наконец, прибор вспыхивает серией разноцветных вспышек. И Дорхар медленно, будто нехотя, разжимает пальцы и убирает свою руку.
Контакт прерывается, и я чувствую, как по спине пробегает холодок.
— Готово, — произносит он тихо, и в его голосе слышно удовлетворение. — Я зафиксировал профиль.
Он выключает прибор. Сияющий узор в воздухе гаснет, оставляя после себя лишь пятна в глазах.
Я пытаюсь выпрямиться, но всё тело почему-то очень слабое. Я делаю шаг и неосознанно хватаюсь за его руку, чтобы удержать равновесие.
И тут же оказываюсь в его больших надёжных объятиях. Моё лицо запрокинуто, а его — над моим.
Так близко… Я вижу каждую черту его красивого мужественного лица, каждую тень, лежащую в уголках губ. Наблюдаю, как его зрачки расширяются, а его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на полуоткрытых губах.
— Так сладко постанывала, Кьяра, — хрипло говорит он, прожигая взглядом мои губы.
От его взгляда, близости, моё дыхание учащается, да и дрожь и не думает покидать.
И я сейчас точно знаю, что моё возбуждение не имеет никакого отношения к резонансному усилителю. Как и к эморуиму. Мне просто до безумия, до тьмы в глаза, до боли в сердце желанен этот большой, сильный и строгий орк. Да и он со мной… точно ли только из-за эмориума?..
Я смотрю в его глаза и легко читаю в них борьбу между долгом и желанием, между контролем и страстью.
Он поднимает руку, медленно отводит прядь волос от моего лица.
— Ты хочешь меня, Кьяра. Несмотря на то, что эмориум толкнёт нас в объятия только завтра к вечеру.
— Из-за прибора? — почему-то я пытаюсь объяснить очевидное.
— Прибор лишь усиливает то, что уже есть, — усмехается он, и его рука наконец опускается на мою талию. — Он не создаёт ничего нового. Только обнажает.
В его глазах плещется что-то настолько дикое и опасное, что становится немного страшно.
Я отступаю на шаг, упираясь в край тяжёлого дубового стола. Дорхар наклоняется вперёд, упираясь ладонями в столешницу по бокам от меня, замыкая меня в капкане его рук.
— Дорхар...
— Ты умница, — говорит он хрипло. — Проделала отличную работу. Настройка прошла идеально.
Дорхар наклоняется, и его губы касаются моей шеи, чуть ниже уха. Обжигающее прикосновение, от которого всё тело выгибается ему навстречу, а мои пальцы вцепляются в его одежду.
Его рука скользят по моим бёдрам, пальцы проворно собирают длинную юбку складками, обнажая ноги. У меня вырывается стон, когда он слегка сжимает мочку зубами, и от этого тягучий спазм охватывает низ живота.
— Разве вам… тебе… — выдыхаю я, подставляя шею под поцелуи, — что там с артефактом?
Дорхар отрывается от моей шеи, и его золотистые глаза, тёмные и бездонные, впиваются в мои. В них нет ни тени ректора. Только мужчина. Голодный, властный, добивающийся своего. И крайне сильно желающий близости со мной.
— Результаты проверки артефакта мы проверим позже, — улыбается он краешком губ. — В первую очередь я проверю, насколько хорошо настроена ты. На меня.