Глава 20. Тайная помощница


Я делаю ещё несколько яростных движений, пятно наконец-то исчезает, и я медленно поднимаюсь, поправляя подол.

Почему-то прячу тряпку за спиной, и встречаюсь с его взглядом.

Ректор Ирд стоит в дверном проеме, заслоняя собой весь свет из коридора. На нем простой темный камзол, но сидит он на его мощной фигуре так строго, что кажется парадным мундиром.

Его черные волосы туго стянуты, а золотистые глаза изучают меня с холодной отстраненностью. Ни тени того мужчины, что ласкал меня в купальне.

— Ректор Ирд, — тихо произношу я.

— Работа сделана добросовестно, — констатирует он, бегло окидывая взглядом сияющую чистоту вокруг. — Идем за мной.

Он разворачивается и выходит, не дожидаясь ответа. Я торопливо пристраиваю тряпку в подсобке, наскоро вытираю руки о подол рабочего халата, вешаю его на крючок и бросаюсь следом.

Ректор ведёт меня через боковую дверь, которую я раньше не замечала — она искусно вписана в панель стены.

Вместо ожидаемого мной ещё одного помещения, за ней оказывается узкий проход в толще камня. Он слабо освещен тусклыми светящимися шарами, воздух здесь спертый и пахнет затхлостью и пылью.

— Запоминай путь, — бросает он через плечо, не замедляя шага, — будешь пользоваться только им.

Мы движемся в полумраке, и я стараюсь запомнить каждый поворот, каждую особенную трещину на стене.

Ректор идет так близко, что я чувствую исходящее от него тепло и улавливаю его неповторимый запах, пробуждающий воспоминания.

От этой близости в темноте по телу разбегаются мурашки, а внизу живота завязывается знакомый, предательский узел желания.

Я стискиваю зубы, чувствуя, как от этой реакции к горлу подступают слезы досады. Эмориум. Все еще эмориум.

Мы спускаемся по узкой лестнице вниз и проходим по подземному тоннелю, где с потолка свисают корни древних деревьев, а в жёлобе у стены журчит вода.

Наконец, он останавливается у неприметной двери и молча указывает на винтовую лестницу, уходящую вверх в каменной башне.

— Поднимайся.

Лестница кажется бесконечной. Каменные ступени узкие, стерты посередине. Я иду, держась за холодную стену, слушая, как его шаги звучат на виток ниже. Сердце колотится, меня переполняет волнение, целая буря противоречивых чувств.

Наконец, мы выходим наверх, останавливаемся перед монументальной дверью.

— Открой, вот ключ, — он протягивает мне небольшой прямоугольный камень. — Будешь открывать им.

Я беру неожиданно лёгкий предмет — на нём рельефный узор, который идеально совпадает с таким же рядом с ручкой.

Дверь легко поддаётся, я вхожу внутрь и… замираю, забыв, как дышать от увиденного.

Помещение под огромным стеклянным куполом поражает воображение.

Это не лаборатория, а храм технологий. Сложные аппараты из полированного металла и сияющего стекла стоят повсюду, тихо пощелкивая и мерцая разноцветными огнями. Вдоль стен тянутся шкафы с бесчисленными склянками и реактивами за прозрачными, но, я уверена, прочными стеклами.

Здесь оборудование, о котором я читала лишь в самых передовых научных журналах, и то в теории.

Ректор проходит к центральному столу, заваленному чертежами и деталями, и, не оборачиваясь, бросает через плечо:

— Я рад, что ты добросовестно подошла к уборке. Приятно знать, что не ошибся, и я действительно могу доверить тебе свою личную лабораторию.

Меня протряхивает от макушки до пяток. Личная лаборатория ректора Ирда!!

Только вот он не даёт мне времени осознать всю степень моей удачи, и властным жестом указывает на стол в центре.

— Начнем с антидота. Ты будешь ассистировать. Строго следуй инструкциям. Халат вон там.

Я заставляю себя сбросить оцепенение и бросаюсь натягивать халат. Сходу погружаюсь в работу, которую ректор успел уже начать.

Его тон сухой и деловой, но каждый раз, когда его пальцы случайно касаются моих при передаче пробирки, по коже пробегают мурашки.

Я вижу, как его взгляд на мгновение задерживается на моих руках, прежде чем он отворачивается к аппарату. Химия между нами густая, почти осязаемая, как запах реактивов в воздухе.

— Дозируй катализатор. Три капли, не больше, — приказывает он, стоя так близко, что я чувствую тепло его тела.

— Да, ректор.

Я работаю с предельной концентрацией, боясь ошибиться. Мои движения точные, выверенные. Я подаю инструменты прежде, чем он успевает их попросить, предугадывая ход его мыслей.

Постепенно его тон меняется. Сначала просто менее резкие команды. Потом короткие кивки одобрения.

А потом, когда я без единой подсказки настраиваю синтезатор на нужную частоту, он произносит негромко:

— Умница, Кьяра. О такой помощнице не мог и бы мечтать.

Эти слова разливаются по всему моему телу непередаваемо приятным теплом.

Переведя дыхание, я сдержанно отвечаю:

— Спасибо, ректор.

И в этот момент что-то внутри меня даёт сбой.

От его сдержанной похвалы во мне будто натянутая струна лопается.

Весь этот долгий день с публичным унижением, напряжённой уборкой, невыносимой близости с ним, пока мы шли в полумраке тоннеля и работали сейчас…

Да и то, что было раньше… Всё разом накатывает. Всё. Сразу.

Всё, что я сдерживала в себе весь этот долгий день накатывает, накатывает…

Ректор протягивает руку за следующей колбой.

— Подай...

Но вместо того, чтобы передать колбу ректору, я… ставлю её на стол, боясь уронить из-за внезапно задрожавших рук.

Понимаю же: процесс ведь идет, время поджимает, нужно срочно продолжать, испортится же всё.

Но ничего больше не могу с собой сделать. Мои руки трясутся так сильно, что я просто грохну на пол, если хоть что-нибудь возьму.

Всё расплывается перед глазами.

На щеках пощипывает, и понимаю, что плачу. Слезы текут ручьем, тихо, неудержимо, и я ничего не могу с этим поделать.

— Я... простите... — выдыхаю я.

Ненавижу себя за эту слабость, за эти предательские слезы именно сейчас, когда он наконец-то начал мне доверять.

Я отворачиваюсь, скрестив руки на груди в тщетной попытке сдержать дрожь. Плечи предательски вздрагивают.

Как же это всё некстати… Как невовремя я…

Съёживаюсь, ожидая его гнева, раздражения, ледяного выговора.

Но вместо этого слышу лишь тихий щелчок отключения основного аппарата. Затем его шаги. Медленные. Приближающиеся.

Загрузка...