Таверна в другом мире. Том 3

Глава 10

— Кофе? Не, его весь выкупили в Ирителе, — пожал плечами Гант, один из немногих людей в составе каравана. Он вёз специи на рынок Мередала.

— Гильдия кулинаров, да? — спросил я, лениво помешивая ужин в котле длинной деревянной ложкой. Жар от костра лизал лицо горячим дыханием, а дымок, сладковатый и смолистый, щекотал ноздри.

— Да, они всегда хорошо берут. Уж не знаю, как потом распоряжаются, но на рынок в итоге ничего не попадает.

«Значит, и впрямь весь кофе у них. Ну такого я не прощу…» — возможно, я был излишне драматичен, но это же кофе!

Мы сидели у одного из десятков костров. Кожу покалывало от жара в ансамбле с прохладным северным ветерком. Торговцы и охранники сбивались в небольшие группы, доставали котлы, кастрюли и сковороды, и поляна превращалась в живой оркестр ароматов.

«Даже тут уже можно немало узнать о предпочтениях местных народов», — подумал я, не упуская возможности понаблюдать за полевой кухней местных рас.

Орки, например, не искали изысков — огромные куски мяса обваливались в крупной соли и чёрном перце, а затем подвешивались на крючья над костром: жир капал в огонь, шипя и вспыхивая яркими язычками пламени, а дым от второго, тлеющего костра, густой, тяжёлый, с запахом прелых листьев и можжевельника, обволакивал мясо, пропитывая его копчёной горечью. Вроде бы такой простой способ, но он сочетал сразу несколько известных мне техник и рецептур. Такая сухая обвалка в соли и перце сразу напоминала о техасском брискете, и в то же время техника с крючьями, костром и копчением — о старой технике «подщепа», про которую пренебрежительно позабыли.

— Всё гениальное — просто, да? — спросил орк напротив меня. Он проследил за моим взглядом и, похоже, даже догадался, о чём я думаю.

— Оркская кухня любит мясо, не так ли? — спросил я, приветливо улыбнувшись.

— Всё может быть, — ответил он, перебирая в ладони длинную полоску из каменных бусин, словно какой-то восточный монах, только бусины были размером с хороший булыжник. Да и сам он больше напоминал древнего шамана в стане воинов и с тем же количеством шрамов.

Рядом гномы орали друг на друга, подливая в котёл тёмный эль — пена шипела, поднимаясь и разнося пары алкоголя, и одновременно запах хмеля смешивался с землистым ароматом жареных грибов, тёртого хрена и жирной свинины. Тут же мяли тесто и закладывали в походные котелки, ставя их на угли, чуть поодаль женщины нарезали свежие овощи и фрукты. Подход гномов к кулинарии меня удивил. Это можно было назвать семейным ужином, но никак не привалом. Бородатые коротышки умудрились за несколько минут организовать все процессы, словно они были старой и слаженной командой поваров.

— Гант, слушай, — начал я, — а гномы эти, они давно вместе путешествуют?

— Долго? Вместе? — усмехнулся он. — Эти вчера познакомились, послезавтра разойдутся в Мередале. — Он откинулся, облокотившись об ящик, и достал из потёртого пиджака фляжку. Пригубил, подкрутил ус, растёкся в улыбке — в этом был весь он, немного пьяненький, обаятельный пухляш Гант. Они с Теланом удивительно быстро сошлись характерами.

— Ха-ха! — рассмеялся Телан, бегая вокруг нас от Грома; они, похоже, поладили. — А я понял, о чём ты! Гномов вообще умом не понять — ворчат всё время, особенно друг на друга. Но… Ай! — вскрикнул он, потому что Гром догнал и отправил бедолаге молнию в зад.

— А, ну да, это про гномов. Они вообще с трудом переносят друг друга. У них и королевства разваливаются только изнутри, снаружи в горы никто не сунется. Ну, кроме драконов, — рассказывал Гант. — Но если до дела доходит — они становятся совсем другими, тут же убирают все склоки и работают как один.

— Только потому Гурумбар процветает уже тысячу лет. Там короли поняли, как сладить с народом, — спокойно, но в то же время словно раскатисто пробасил орк.

— И как же? — спросил я.

— Строят и копают они. А как достроят — король решит построить ещё пару залов, да продолбить гору насквозь. Общая цель — вот что держит их вместе, — объяснил орк.

— Они так когда-нибудь до центра мира докопаются, тогда и настанет всем большой пи…

— Я понял, — бросил я.

Эльфы же почти не жгли огонь. Их поляну заполонили горшочки, мешочки и свёртки — оказывается, их талант был в сохранении. Сушёные овощи и фрукты, консервы и крупы. Возможно, именно это позволяло им считаться быстрейшими среди наземных рас. Они вообще не желали останавливаться, обладая отличным зрением в темноте и спокойно питаясь на ходу. Но караван — совместное предприятие, пришлось подчиняться группе. Потому их рацион пополнили лесные дикоросы, ягоды и грибы. Из этого они готовили немногое, а в основном сушили и заготавливали на будущее.

— Телан, может, выменяешь у них вино? — спросил я. — Интересно, насколько оно вкусное.

У каждого эльфа в руках имелся изысканный кубок с самыми разными, индивидуальными узорами.

— Даже не надейся, — замахал он головой, временно укрывшись за орком-шаманом от натиска Грома. — Всучат хрень на продажу, а своё не дадут. Оно для них значит больше, чем эль для гнома.

И оставались ещё гоблины… о, их костёр вонял так, что у большинства кружилась голова и текли слёзы. Это был не просто запах нечистот, гниения или плесени. Это была явная ферментация — процесс контролируемого гниения. Мне даже стало интересно посетить традиционные заведения гоблинов. Каждый из них доставал из-под сёдел куски мяса, видимо, по аналогии с древним блюдом кочевников. А я уже успел ощутить старый добрый рыбный соус и ароматы благородной плесени. И это заставляло задуматься — а так ли грязны и глупы гоблины, как все считали?

«Быть просто чистым или грязным в десятки раз проще, чем контролировать идеальные условия и корректировать процессы ферментации. Засолка, влажность, сушка, очистка — всё это требовало огромного багажа знаний в химии и физике. Даже простейшие ферментации теста или кваса контролировать непросто, а тут процессы, длящиеся месяцами…» — думал я, стараясь уловить побольше изысканных нот от не очень изысканных гоблинов.

— Что ты готовишь, повар? — спросила Ноэль, прервав мои размышления. Она присела ближе, и её голос был мягче, чем ранее.

У нас вообще образовалась весьма необычная компания — помимо Телана и Ганта — старый орк Крут-Гот и эта самая странница-дроу. Гант принёс добрый кусок баранины на костях отменного качества. Орк и дроу скинулись по тридцать медяков, чтобы присоединиться к трапезе. Телан оказался неплохим продажником со своим незакрывающимся ртом, а мои цены — гуманными.

— Казачий шулюм, — ответил я, подбрасывая в огонь пару толстых поленьев. — Блюдо простое, но с душой, да и с историей. Его варили в походах казаки — стародавние воины моей родины.

В котле уже плавали кости и мясо, медленно отдавая свои вкусы и ароматы. Вода медленно нагревалась, а я шумовкой снимал серую пену — она пузырилась и шипела, оставляя на ложке жирные, горьковатые хлопья.

— Пена — это всякая гадость, — пояснил я Ноэль, которая наклонилась так близко, что я почувствовал её дыхание на своём запястье. Хотя, скорее всего, мне показалось. — Если не снять — бульон будет мутный, да и вкус не тот.

Она кивнула, серебристые волосы упали на лицо, и она их небрежно убрала; кожа её была сероватой, но светлого оттенка.

— Такой странный запах, у нас под землёй такого не готовили.

— Наверное, дело в баранине, признаться, она и для людей с особым душком, — сказал я и спросил: — А что обычно готовили?

— Грибы, много грибов…

Точно, под землёй же. Неудивительно.

А она продолжила:

— Ящериц, насекомых, пленников…

— Оу, весьма жестоко, — заметил я.

— Что для одних жестокость, для других — норма жизни, — вдруг проговорил орк.

Вода уже достаточно разогрелась, и я закинул пару обожжённых луковиц в шелухе и морковин. Что тут же спровоцировало новый вопрос:

— А разве лук не надо чистить? — спросила Ноэль.

— А ты весьма осведомлена для той, кто готовил ящериц и насекомых, — улыбнулся я.

— Когда скитаешься по поверхности несколько лет, узнаёшь что-то новое, — ответила она, и я сразу ощутил холодок в голосе.

— Цвет и вкус — мы насытим бульон, овощи отдадут ему всё, что у них есть. Вынем и закинем уже другие, которые останутся до конца.

— Как-то расточительно! — посетовал Гант.

— Ну, тут ничего не поделаешь, вкус требует жертв.

— Прям как моя богиня… — прошептала Ноэль.

Когда вода закипела по-настоящему — крупные пузыри поднимались со дна, лопаясь с жирным «булк-булк», — я подвинул котёл ближе к углям. Потомил ещё минут тридцать и вынул овощи, чтобы отправить новые. Лук, морковь и картофель — всё крупными кусками, такие не переварятся. Главное, чтобы картофеля было побольше прочих, он-то и готовится быстрее.

Телан уже слюни пускал, подкармливая Грома кусочками сушёного мяса — дракончик чавкал, потрескивая искрами. А Ноэль проявила заботу о Фунтике, подкармливая его чем-то хрустящим, но кабанчику нравилось.

— А что там у тебя? — поинтересовался я.

— Тоже хочешь? — протянула она ладонь.

А на ней лежали сушёные кузнечики с белёсыми кристаллами соли. Я на миг застыл, не зная, что и сказать. Телан же вытянулся, разглядывая, что там за вкусность.

— Это что? Кузнечики? — округлил он глаза.

— Да, очень вкусные, — едва улыбнулась Ноэль. — Так ты будешь? — спросила она у меня.

— Ну а чего нет, — пожал я плечами и взял один.

Повара вообще из той когорты, что особенно тяготеет ко всяким кулинарным экспериментам и странностям. Потому я, не раздумывая, закинул один в рот. И тут же ощутил… если честно, это почти как чипсы со вкусом краба. Невероятно хрустящие, солёные и с лёгким вкусом креветок. Весьма недурная закуска!

Получено достижение: «Пожиратель всего и вся. Уровень 1»

Условие: Съесть ингредиент или блюдо, совершенно нестандартное для родной культуры.

Награда: Выносливость +1

И на том спасибо.

— Ну как? — спросила Ноэль, прищурив глазки.

— Вкусно! — ухмыльнулся я.

— Серьёзно⁈ — бросил Телан.

Но пробовать он не стал.

Через время я попробовал бульон на соль, вкус был густой, мясной, с глубокой умамной ноткой. Добавил щепотку крупной серой соли и щедро одарил чёрным перцем. Жаль, лаврового листа не взял, но и без того было весьма вкусно. И последним штрихом — огромный пучок зелени: кинза, укроп, петрушка и зелёный лук, купленный тут же в караване. Петрушку, лук и укроп оборвал и нарезал. А вот кинзу выложил на доску с тонкими веточками, убрав лишь корень и основание. Прижал ножом, раздавил и высвободил весь аромат. Немногие знали, что в стеблях куда больше вкуса и аромата.

— Ой, клопами запахло, не заметили? — спросил Телан; все отрицательно отвели от него взгляд в сторону котла.

Аромат стал просто неприлично соблазнительным: жирный, томлёный, с острой зелёной свежестью и глубокой мясной сладостью. Даже эльфы с соседнего костра начали коситься, а один гном аж встал и потянул носом.

В этот момент небо расколола молния — белая, ослепительная, с треском, от которого волосы встали дыбом. Лишь Гром остался безмятежен, словно это он был её источником.

— Дождь, — буркнул Крут-Гот и, не вставая, пробормотал что-то на оркском. Земля под нами шевельнулась, корни вырвались наружу с влажным хрустом, сплелись в арку, листья распустились за секунды — шурша, раскрываясь, как огромные ладони, — и над нами выросла живая крыша, пахнущая свежей корой и мокрой землёй.

Телан аж присвистнул, задрав голову — капли медленно забили по листьям, но к нам не долетало ни одной. Остальной лагерь тоже принялся шуршать и обустраивать свои кострища.

А я тем временем снял котёл с огня; металл обжёг пальцы даже сквозь тряпку. Телан подлетел якобы помочь, но тут же спросил:

— Уже можно?

— Нет, дай минут десять хоть постоять.

— Ладно, — взгрустнул он.

А мы быстро организовали импровизированный стол, на котором быстро оказались кружки, миски и ложки. Каждый налил себе из бурдюков. А когда котёл оказался в центре стола, первыми полезли Крут-Гот и Телан. Орк зачерпнул миской, а куском хлеба подхватил мясо с костью. Телан же раздобыл целый тазик и без зазрения совести черпал половником.

А я смотрел на шамана: тот зачерпнул ложкой и отправил в рот кусочек мяса и картофеля с бульоном.

— Мать духов… — выдохнул он наконец, и голос его дрогнул. — Вкусно, повар.

Ноэль попробовала осторожно, закрыла глаза, медленно жевала, потом открыла и посмотрела на меня так, будто впервые увидела солнце: в красных глазах отражались искры костра.

— Это… вкусно, — прошептала она, и голос её дрожал от непривычного тепла.

— Вы двое такие красноречивые, — усмехнулся я.

Новое блюдо: Казачий походный шулюм

Рецепт добавлен в архив.

Редкость: Обычна

Качество: Хорошее

Эффект: Восстановление здоровья +50% на три часа.

Получено 50 единиц опыта.

Опыт: 8120/10000.

Мы ели молча первые минуты — только дождь барабанил по широким листьям над головой тяжёлым, ровным ритмом, будто кто-то сыпал сверху горох, да слышалось влажное чавканье, хруст хлеба и редкое причмокивание губ. Горячий пар от шулюма поднимался прямо в лицо, обжигая щёки и ноздри густым, мясным духом, в котором смешивались дух баранины, сладковатая морковь и лук, свежая зелень.

Крут-Гот вытер усы тыльной стороной ладони — жир блестел на грубой зелёной коже — и одобрительно рыкнул так низко, что я почувствовал вибрацию в груди:

— Хороший суп, человек. Душу греет.

Голос его был похож на далёкий гром — глубокий, рокочущий, с хрипотцой, будто по горлу катались камни.

— Спасибо, — кивнул я, отставляя пустую миску; глина ещё хранила тепло, обжигая пальцы сквозь тряпицу.

— Слушай… а ты шаман, что ли? Такой навес сделал, — спросил я без затей.

Орк долго молчал, глядя в огонь. Пламя отражалось в его жёлтых глазах, превращая их в два раскалённых угля, и тени плясали по шрамам на лице, делая клыки ещё длиннее. Запах мокрой коры от выросшего над нами дерева смешивался с дымом костра — свежий, живой, с привкусом молодой листвы и влажной земли.

— Давным-давно был, — наконец прогудел он, и голос его стал ещё тише, почти шёпотом под дождём. — Меня изгнали. За то, что духов предков ослушался. Теперь я не шаман. Просто старый бродяга с топором и парой фокусов, которые ещё помню.

Он подбросил толстую ветку в костёр — она треснула, выбросив сноп искр; они взвились вверх, шипя, и тут же гасли, попадая под капли, что всё-таки просачивались сквозь листву.

— А ты куда путь держишь? Чего ищешь?

Телан в этот момент выдал себе третью порцию тазика — ложка звякала по дну с упрямым скрежетом, и он блаженно жмурился, облизывая губы. Ноэль закрыла глаза, медленно крутя в тонких пальцах глиняный бокал с вином; аромат был терпкий, с ноткой смородины. Фунтик свернулся клубочком у моих ног, тёплый и тяжёлый, тихо посапывал, пуская носом пузыри, а его шерсть пахла мокрой собакой.

Я выдохнул — пар вырвался белым облачком в холодном воздухе под навесом.

— Урсолаков ищу, — сказал тихо, чтобы только орк слышал; мне показалось, что я должен спросить. — Мне нужно с одним поговорить. Важно для меня, очень.

Крут-Гот хмыкнул.

— Поздно ищешь. Всех их призвали на родину. Война там большая, кровавая. Говорят, старые духи проснулись и воют по ночам так, что кровь стынет. Все урсолаки туда ушли. Кто по своей воле, кого силой погнали. До севера доберёшься — пусто будет. Только ветер в берёзках. За горы тебе надо, в их леса и дома. Там они — плачут, смеются, умирают.

Я кивнул, чувствуя, как внутри всё холодеет и стягивается тугим узлом.

— Неужто это всё, что тебя гложет? — вдруг спросил орк, прищурившись; глаза его сузились до двух щёлочек, в которых плясали отблески пламени.

— А что ещё?

Он наклонился ближе:

— За тобой следят, человек.

— Да, я замечал, — честно ответил я.

— Три пары глаз. Неотступно. В лесу прятались за стволами, по полям шли стороной, но всегда на расстоянии броска камня.

Я напрягся, мышцы сами собой стянулись, а в ушах зашумело, перекрывая даже дождь. Три пары… Кто бы это мог быть?

Но тут Телан, оторвавшись от котла, громко икнул — звук получился мокрый, довольный — и махнул рукой, чуть не опрокинув свою кружку:

— Эх, шулюм — это хорошо, а вот у нас на юге тоже…

И понёсся. Голос его звенел, перекрывая дождь, руки размахивали так, что капли с пальцев летели во все стороны. Про торговца верблюдами, про джинна и кофе с перцем. Он даже показал, как джинн кашлял и плевался огнём, а потом про песчаную бурю, которая проглотила целый караван и вернула всех седыми и с бородами до пояса.

Мы хохотали, громко, от души; смех отдавался в груди тёплой волной, заглушая дождь. Даже Ноэль открыла глаза и тихо улыбнулась — уголки губ дрогнули, и в красных зрачках мелькнуло что-то почти человеческое.

Дождь всё барабанил, но уже тише, ровнее, как колыбельная. Фунтик посапывал, переваливаясь во сне. Гром дремал у меня на коленях, тёплый, как печка, изредка потрескивая во сне синими искорками, от которых волоски на руках вставали дыбом.

Крут-Гот молча подливал всем вина из своего громадного бурдюка. Телан травил байки одну за другой, размахивая руками, Ноэль иногда вставляла тихие, точные замечания — только от них по спине бежали мурашки, но приятно, как от хорошего ужаса у костра.

А я слушал, кивал, смеялся в нужных местах — и всё равно чувствовал эти три пары глаз где-то там, во тьме за стеной дождя, будто холодные иглы в затылке.

Но в этот момент, под кроною выросшего за секунды дерева, с полным брюхом горячего шулюма, с жирными губами и кружкой терпкого вина в руке, мне было почти всё равно.

Почти.

Потом котёл опустел окончательно — только капли жира блестели на дне. Дождь стих до мелкой мороси, что шипела, попадая на угли. Один за другим мы разошлись по спальным местам: кто под повозку, где пахло сеном и конским потом, кто в палатку, кто просто завернулся в плащ под навесом, чувствуя, как холодная влага оседает на лице.

Я лёг на спину, подложив сумку под голову — кожа ещё хранила тепло дня. Гром свернулся у меня на груди тёплым комочком. Фунтик улёгся рядом, прижавшись тяжёлым боком.

— Но кто следит за мной? — тихо спросил я, едва удерживая веки.

Но сон пришёл раньше.

Мне снилось, будто я снова стою в своей таверне.

Тяжёлый запах жареного мяса, эля и свежеиспечённого хлеба висел в воздухе так густо, что его можно было резать ножом. Деревянные балки потолка, почерневшие от копоти и времени, тихо поскрипывали, будто сами рассказывали старые байки. Свет от камина падал золотыми полосами на потрёпанные столы, и в этих полосах танцевали пылинки — медленно, лениво, как пьяные мотыльки.

Лариэль несла поднос — конечно же, споткнулась о собственную ногу, разлила половину пива на пол, но тут же рассмеялась своим звонким, серебристым смехом и покраснела до кончиков ушей. Её длинные волосы пахли лесом и мятой, а глаза светились такой искренней радостью, что на неё невозможно было сердиться. Мика крутилась на кухне как волчонок, но на лице сияла улыбка. На кухне она расцветала, становилась кем-то иным. Это было её место, и именно там она сияла ярче всего. Дурк занимал пол-зала одним своим видом — огромный, зелёный, но когда он осторожно брал кружку, чтобы не раздавить её в лапище, и рычал: «Ещё налить?» — да так, что стены дрожали, в этом рыке было больше нежности, чем у иного человека в объятиях. Келдар и его бригада орали друг на друга под стук молотков. Манта стояла в углу, скрестив руки на груди, хмурилась, как всегда, но, когда я проходил мимо, она незаметно подвинула мне стул — жестом резким, почти сердитым, но я знал: это её способ сказать «ты дома». Анна сняла шлем, войдя в зал, и, увидев меня, её золотые волосы рассыпались по плечам, как жидкий солнечный свет. Она смеялась — громко, заразительно, совсем не по этикету, и доспехи на ней звенели в такт смеху. Аларик уже валялся под столом, обнимая пустую кружку и бормоча песни про «давно забытые моря», а Тиберий, ухмыляясь рогатой ухмылкой, подливал ему ещё — и себе заодно.

Я стоял посреди зала, вдыхал этот запах — дым, эль, смех, пот и тёплое дерево — и вдруг понял, что скучаю. До боли в груди. До комка в горле. Я думал, что разучился. Думал, что сердце давно зачерствело, как старый хлеб. А оно, оказывается, просто ждало, пока я уйду достаточно далеко, чтобы вспомнить, где настоящий дом.

И тут картинка дрогнула.

Таверна растаяла, будто кто-то стёр её мокрой тряпкой.

Я увидел маленькую комнату наверху. Кровать. Мишка лежал неподвижно, глаза закрыты, грудь едва поднималась. Вокруг него мерцал тонкий, холодный голубой свет магического сна. Он был таким маленьким, таким беззащитным, что у меня всё внутри сжалось в кулак.

Я шагнул к нему — и мир взорвался.

Крик.

Грубый, рваный, полный ужаса и ярости:

— Нападение! К оружию! Защищайтесь!

Звон стали. Треск ломающегося дерева. Рёв. Вой.

Я рванулся вперёд — и проснулся.

Сердце колотилось в уши, как молот по наковальне. Дождь всё ещё моросил по палатке. Гром тихо потрескивал во сне у меня на груди. Фунтик поднял голову и вопросительно хрюкнул.

А в ночи, где-то совсем рядом, снова раздался крик — уже наяву:

— К каравану! Нападение!