Тариинские хроники

Тариинские хроники ч 31

Проснулась через три часа, от ощущения тишины, забившейся в уши. Такая тишина случается только тогда, когда землю укрывает первый снег. Барсик дрых в ногах, свернувшись клубком, и, когда я зашевелилась, тоже проснулся и сладко зевнул. Мой мозг зацепился за какое-то несоответствие, но спросонья я не поняла, в чем дело. Кот спрыгнул и мяукая и перебирая передними лапами, начал виться в ногах. Отдала приказ успокоиться — ноль реакции.

И тут я окончательно проснулась. Нежить не спит, не зевает и не потягивается.

Высшая нежить не просит жрать! На полу передо мной был кот. Самый обычный, живой кот. Подхватила котяру на руки, ощупывая. Так и есть — теплый, живой, мягкий. Какой-то по кошачьи текучий, какими бывают только кошки, которые хотят выскользнуть из твоих рук. Села на пол, уткнулась лбом в кота и расплакалась от эмоций. Разве так бывает?

А кот эмоций не разделил, прописав мне чувствительный кусь за руку. Видимо в подтверждение — бывает.

Друг ещё дрых. Не стала его будить — он то, в отличии от меня, вчера не бултыхался в источнике. Накормила кота найденной в холодильнике печенью и начала готовить завтрак: сырники себе, блинчики — Джонатану.

Через пятнадцать минут он явился на запах — заспаный и всклокоченный. Встал в проёме, скрестив руки на груди и прислонившись к косяку. — Знаешь, такие ароматы по утрам будят мои первобытные инстинкты и склоняют к коварным и низменным планам. — Каким-таким планам? Аааа, да пресвятые ж ëжики! — я отвлеклась и закипевший кофе чуть не сбежал. — Матримониальным, — друг попытался сделать коварное и злое лицо, но вышло не очень. — Я в тебя сейчас кину чем-нибудь за такие слова. — Если блинчиком, то я согласен. — Нееет, чем-нибудь очень тяжёлым, — я подбоченилась. — Своим характером, что-ли? — Джонатан поиграл бровями и сделал круглые глаза и поднял руки в примиряющем жесте, — Всё, всё, боюсь-сдаюсь. — Садись есть. — Кэт, а что с нашим котом? Он какой-то странный, — друг сел за стол, но к еде не притронулся, с недоверием рассматривая дремлющую животину. Я покосилась на кота, мирно развалившегося пузом к верху возле батареи. — Да нет, кот, как кот. Обычный вполне. Парень почесал в затылке, потом ещё раз. Потом потëр глаза. — Это не наш кот. — Наш. — Этот кот — живой! Живой и вполне здоровый. — Угу, — я разлила по чашкам кофе и села напротив, — живой. — Это его так на Артане? — Нет, это я его так случайно ночью. Не спрашивай — как. Я не знаю.

Ели молча. Джонатан переваривал информацию. Я просто ела. Лимит эмоций на ближайшие дни у меня, кажется, был исчерпан.

— Какие планы на сегодня? — Не знаю, — я пожала плечами, — пойдем по городу погуляем? Праздник, всё-таки. И снег выпал. Коту еды купим, его теперь кормить надо. Джонатан глянул на кота. — Даааа… А это он теперь когти точить, линять и по весне орать тоже будет? — Непременно, — утешила я друга. — Ну ты удружила, так удружила.

Я написала письмо деду о том, что разблокировала дар, потом позвонила бабушке — связь ещё работала. Подумала, и написала Луке с вопросом о том, будет ли сеанс связи сегодня вечером, но ответа так и не дождалась.

Мы гуляли по городу, улицы украшала праздничная иллюминация, на площади даже выступали какие-то местные артисты, но народа было немного. И не чувствовался дух праздника, что-ли.

Пили горячий шоколад с корицей, а затем пошли в кино. На большом инфоэкране крутили какую-то бездарную комедию. Я как раз подумывала уйти, не дожидаясь концовки, когда у всех почти одномоментно запиликали инфобраслеты.

"В связи с указом N256ui44666 об информационной безопасности, все инфоустройства временно отключены от общих сетей. Связь в внутригородских сетях остается по прежнему доступна в… (Шел список городов), просим отнестись к данной мере с пониманием и терпением. Будьте здоровы и помните о мерах профилактики."

В зале зароптали, кто-то непристойно ругался, кто-то пытался звонить. Джонатан взял меня за руку и вывел из зала. Шли обратно молча, каждый думая о своëм.

— Как думаешь, надолго это? — Не знаю. Может на пару седьмиц. А может — на пару месяцев. Лука не сказал ничего. — Ты так и не сказала, что ты задумала, для чего "вскрыла" темный дар. — Видел у меня амулет связи, сделанный моим пра-прадедом? — Ну, видел. — Я хочу сделать такой-же для Луки. — Так на него силы много не надо. — Для него — нет. А вот для того, кто его доставит инквизитору — да. — Аааа, точно. А я то об этом и не подумал, — мой спутник посмотрел на меня с интересом, — а как твой "почтальон" найдёт инквиза? — На нём мой амулет. По нему и найдёт. — Эх… Меня бы кто-то так любил, — парень явно загрустил. — Да ладно тебе, маги долго живут. Луке вон сорок пять, а мне — двадцать четыре. Может твоё счастье ещё в ясли ходит? — Да уж, — друг глянул на меня как-то обиженно, — ты прямо мастер утешений. — Ну прости. Я иногда сначала говорю. А потом уже — думаю.

— Оно и видно.

По возвращению домой я перебралась в гостевой домик. Ещё перед тем, как отправиться гулять, растопила там печку. Теперь, когда там стало чуть теплее, начала освобождать и отмывать одну из комнат — пора было организовывать рабочее пространство. Джонатан вызвался помочь, но я быстро сообразила, что он больше мешает, чем помогает. Поэтому после того, как мы вдвоём вытянули из помещения здоровый старинный сундук, я выдворила его за двери.

Вымыла комнату, затем отправилась за ограду. Уже было темно, а мне, для моего дела, нужно было найти довольно крупную и хорошо сохранившуюся птицу. Побродила вдоль дороги, "раскидывая", на сколько могла, энергетическую сеть. Бесполезно. Ничегошеньки нет. Вернулась обратно несолоно хлебавши.

Завтра нужно неприменно найти птицу. Осталось ещё два выходных, и мне хотелось бы за это время справится с задачей, которую я себе поставила.

Я переодевалась ко сну, когда память принесла воспоминания. Голос, просивший"…просто разреши мне приходить в твои сны… "

Вздохнула, покрутила в руках амулет в виде птичьего черепа, который подарил Фаргв, и, решившись, сняла. Проверила блоки, установленные Лукой. Так я и думала — после проклятого озера от них не осталось и следа. Что же, может быть это и к лучшему.

Выключила свет, и, полная решимости во всëм разобраться, легла спать.

*****************************

Я сидела на лесной поляне, на небольшой скамейке, заботливо поставленной здесь Арионом. Лес рос на склоне одной из гор, и здесь, в этом месте, была довольно большая плоская площадка. На ней когда-то, поняв, что мне здесь нравится, дракон организовал место отдыха. Лес пах прелой листвой — тут, так же, как в Таринии, была осень. Где-то вдали переговаривались птицы, а прямо передо мной пархала запоздавшая на зимовку бабочка.

Мужчина бесшумно вышел из-за моей спины, так же молча и бесшумно опустился передо мной прямо на землю и положил голову мне на колени. — Аë, скажи мне, что это не сон. Скажи мне, что это и вправду ты. Я сидела в оцепенении, не в силах пошевелиться, ответить, поднять руку. Сознание раздвоилось. От позвоночника по телу расползались тысячи мурашек, кончики пальцев кололо от желания погладить темные волосы. И в то же врнмя я понимала кто я, и что я знаю об этом месте и этом мужчине только то, что приносили мне сны и видения.

Что это? Порождение моей бурной фантазии? Привет из прошлой жизни? Видения, внушенные проклятым озером? — Это сон, — я с трудом выдавила из себя слова, — и меня зовут не Аë.

Губы онемели, язык не слушался. И почувствовала боль, страшную чужую боль, от которой моë собственное сердце сжалось, словно внутри завязался тугой узел. — Знаю, радость, вижу. Ты похожа на себя и не похожа одновременно. Но всё равно это ты. Это ты, согревающая сердце. — Я… Я не понимаю о чем ты, — сказала, а мои руки сами по себе зарылись в волосы мужчины, чья голова всё ещё была на моих коленях. Этих прикосновений не хватало до боли, вот что я осознала в этот момент. — Сила утекает, Аë. Я не знаю, что произошло. Но там, где я сейчас очень холодно. Моё сердце ещё бъется для тебя, хотя сам я словно за гранью. Ты должна помочь мне. — Как? — Я не знаю, прости. Это я должен был заботиться о тебе. Прости. Арон стал серым, рассыпался в прах и легкий порыв ветра унёс то, что от него осталось. На руки упали две горячих капли. Спустя секунду я осознала, что это были мои слëзы.