Танцы со Зверем

Глава 30. В Тамплоне

- Точно ли всё прошло хорошо? Он так орал, что…

- Все орут, пока в сознании, - буркнул Орст, орудуя ножом над жаренной куриной ногой.

- И как ты можешь есть после такого? — всплеснул руками Низам. — У меня вот кусок в горло не лезет.

- А у меня не лез после того, как вы появились с этой ногой. А теперь что же? Я сделал, что мог. На остальное — божья воля. Он либо поправится, либо умрёт. Если рана не загноится, и если кости не сдвигать хотя бы месяц, то всё срастётся и он будет здоров. Может быть даже сможет наступать на эту ногу без боли, - Орст закинул в рот кусочек мяса. - Наймите здесь какую-нибудь добрую горожанку, чтобы за ним ухаживала, кормила, выносила ночные горшки, перевязывала рану, - он, прожевав мясо, запил его вином. - Если бы перелом был в другом месте, я бы просто приложил к нему пару дощечек и плотно обмотал тканью, чтобы кость от случайных движений не шевелилась. Но ступня… Больного нельзя перемещать. Разве что на носилках до какого-нибудь соседнего дома. Тряска в телеге наверняка сместит кости, и перелом не срастётся, или срастётся криво. И все мои труды — волку под хвост.

- А я знаю способ, - заявил Низам: — Надо смешать толчёную известь и яичный белок, пропитать этим раствором тонкую ткань и плотно обмотать такой тканью переломанное место. Со временем ткань застынет и станет прочной как камень. И в такой, как бы каменной, броне надо держать ногу месяц, а лучше два — пока кость не срастётся.

- А как ты потом ногу из камня вынешь? — Орст скептически нахмурился.

- Потом этот каменный чехол аккуратно разбивают молотком или распиливают… Я не вру. В Талосе, в лечебнице Рательской академии я сам видел людей, которые после перелома ходили с такими окаменевшими повязками и выздоравливали. Перелом срастался. Надо только добыть извести, купить яиц, тонкой ткани на бинты и…

- В нашем случае такой способ не годится, - покачал головой лекарь. — Хотя, на будущее, запомню… Ты когда нибудь сам делал больным подобную каменеющую повязку?

- Нет. Но я читал про неё в одном талосском свитке, и видел, что в Талосе самые лучшие лекари и правда так делают.

- Понятно, - Орст разочарованно вздохнул. — То есть ни пропорций смеси, ни того, как долго это всё застывает, ты не знаешь… В таком случае, сначала надо опробовать этот метод на какой-нибудь деревяшке, а не на живом человеке. Что угодно может пойти не так… А для вашего больного такая каменеющая повязка точно не годится.

- Почему не годится? — удивился Жан.

- Из раны какое-то время ещё будут выходить кровь и гной. Рану надо будет чистить, смазывать свиным салом. Если всё это на месяц зажать внутри каменеющей повязки, нога сгниёт… Нет, лучше привязать к ступне какие-то доски и палки, закрепить ногу так, чтобы больной не мог ей шевелить. И никакой тряски, никаких резких движений. Пусть он всё это время лежит где-нибудь, под присмотром.

- Вспомнил! — аж подпрыгнул на своём табурете Низам. - Есть же ещё один метод! Для ноги делается такой… как бы ящик, который плотно обжимает ступню снизу и с боков, и обжимает голень сзади. А спереди нога притягивается ко всему этому ремнями или плотной тканью. И тогда ступня не шевелится. Кости не смещаются. Но рану при этом можно будет осмотреть, перевязать.

- Если ты всё время знал о таком способе, почему не предложил его сразу? — Жан посмотрел на Низама обличающе. — Почему ещё вчера, там, в лесу, не соорудил для Рикарда такой вот «ящик» для ноги из подручных средств? Ги и Хеймо на ходу выдумывали ему какую-то шину из палок и ткани, а ты молчал!

- Но я же не практик, - развёл руками Низам. — То, о чём я говорю, это книжные знания. К тому же, чтобы сделать такой ящик нужен хороший плотник с инструментами…

- «Не практик» - передразнил его Жан. — Вот и получается, что все твои книжные, теоретические знания, бесполезны.

- Не все! Я могу точно вспомнить всё про этот футляр для ноги. Могу даже нарисовать его по памяти… Но сделать его своими руками я не смогу. Нужно звать плотника. Я бы ему всё объяснил, и…

- Ни один местный плотник в мой дом не придёт, - покачал головой Орст.

- Почему? — удивился Жан.

- Слухи о том, что я режу трупы, как ты сам видел, правдивы. Но как мне объяснить этим болванам, что я режу мертвецов не ради своего удовольствия, а ради того, чтобы научится спасать живых? Слишком многие тут считают, что я колдун-чернокнижник и режу мертвецов для проведения тёмных ритуалов. Боюсь, дело дошло уже до того что, случись в Тамплоне с кем-то беда, многие решат, что это из-за моего колдовства.

- Я не местный. Мне плевать на жителей Тамплоны, - махнул рукой Жан. — Мне надо подлечить своих раненых и двигать дальше, в Тагор… Слушай, а что тебя вообще тут держит? Раз тебя в Тамплоне так не любят, отчего бы тебе не уехать в какое-нибудь другое, более подходящее место?

- В любом городе полно тупых, злобных людишек, а уж в деревнях… Прежний епископ Тамплоны мне благоволил. Но три года назад он умер, и теперь, с каждым годом, обстановка хуже и хуже, - Орст отодвинул в сторону тарелку с недоеденной куриной ногой. Одним махом до дна опустошил кружку с вином. - Раньше у меня тут была невеста… Теперь она и смотреть в мою сторону не хочет. Её отец отнёсся ко мне не очень-то благосклонно. Но я надеялся уговорить его, чтобы он согласился на наш брак. Думаю, со временем уговорил бы. Но тут поползли эти мерзкие слухи… А он, на беду, полез чинить крышу своего дома и сорвался. Перелом шеи… Эти суеверные идиоты стали шептаться о том, что его смерть — результат моего колдовства. Теперь Вильтена меня даже видеть не хочет… - Лекарь отставил в сторону кружку и встал из-за стола. - Вот что. Если ты не желаешь оставлять своего раненного в Тамплоне, тогда найди людей, которые всю дорогу будут нести его на руках, на носилках. От тележной тряски кости ступни у него точно сместятся, даже если их зафиксировать в каком-то специальном футляре.

- Мы сделаем конные носилки. Такие же, какие Шельга сделал для Керика, - решил Жан, тоже поднимаясь из-за стола. - А чтобы заказать у плотника футляр, достаточно снять с Рикардовой ноги мерки… Надо измерить ноги всех моих людей. Наверняка у кого-то из них окажется точно такой размер ноги, как у Рикарда… Низам, ты слышишь? Сними мерки с Рикарда. Потом найди среди наших кого-то с такой же ногой и ступай с ним к плотнику. Объяснить плотнику, что именно надо сделать, ты точно сможешь?

- Объяснить смогу, - кивнул Низам. — А деньги?

- Работу плотника я оплачу. У тебя должны были остаться деньги после покупки мыла.

- Всего два со, - Низам вытряхнул на ладонь свой поясной кошель — в ладони блеснули две серебряных чешуйки.

- Не может быть… Энье стоит двадцать пять со!

- А это мыло стоило двадцать шесть. Я едва упросил аптекаря скинуть три со, - всплеснул руками Низам.

«Он так в наглую скрысил часть сдачи, или тут и правда такое дорогущее мыло? Надо будет потом самому заглянуть к аптекарю, посмотреть на его цены».

- Ладно. Эти два со сейчас отдашь плотнику, как задаток. Остальное я оплачу ему сам, как только колодка будет готова. И скажи Ги — пусть привезёт сюда Керика и приведёт Вальдо.

- А Вальдо зачем? — удивился Низам. - У него же просто сотрясение мозга. Через пару недель само пройдёт.

- Это ты сейчас как теоретик говоришь? — ехидно прищурился Жан.

- Сейчас ещё и как практик. У меня у самого однажды такое сотрясение было. Через пару недель всё прошло… И Гильбер тоже говорит, что у Вальдо всё будет в порядке.

- Ги, конечно, человек бывалый, но у Вальдо открытая рана на затылке. Пусть его, всё же, осмотрит настоящий, практикующий врач.

- Ну, хорошо, — Низам допил вино из своей кружки, встал и направился в комнату, где лежал Рикард.

- Ты всё-таки не хочешь оставлять своего раненного здесь, в Тамплоне? — вздохнул Орст.

Жан покачал головой и внимательно посмотрел на лекаря:

- Знаешь что… Я ведь и тебя не хочу здесь оставлять.

***

Следующие сутки Жан провел крутясь, как белка в колесе. Орста долго уговаривать не пришлось. Узнав, что Жану обещана должность тагорского графа, лекарь воспрянул духом. То, как Жан отнёсся к разрезанному трупу, который лекарь препарировал — брезгливо, но без суеверного ужаса - видимо, вселило в него надежду, что на новом месте, с таким покровителем, он будет защищён от преследований и безумных обвинений в колдовстве.

Вальдо лекарь внимательно осмотрел. Рана была промыта, зашита, смазана жиром и вновь перевязана чистой повязкой. А вот Керику Орст, как ни старался, почти ничем помочь не смог. Чуть поправив одно из рёбер, смещённых ударом топора, и зашив рану, лекарь заявил, что больному надо просто лежать, по мере сил отхаркивать копящуюся в лёгких слизь, и ждать, пока все повреждённые органы сами собой зарастут. Вот только… Когда Шельга и Лаэр унесли Керика, Орст ещё долго совещался о чём-то с Низамом, часто переходя с меданского языка на какие-то совершенно не понятные для Жана медицинские термины.

- Орст говорит, что у Керика, скорее всего, селезёнка повреждена. А возможно и другие органы. Именно поэтому он до сих пор так бледен и не может разогнуться без боли. Сердцебиение ускоренное. Дыхание слабое. И живот твёрдый. Дурной знак.

- Что же нам делать? — Жан представил, что сейчас чувствует Керик, и у него у самого нехорошо заныло под сердцем.

- Да ничего мы, по-сути, сделать не можем, - махнул рукой Низам. — Будь я в Талосе, в Рателе, я бы знал, к какому врачу обратиться… В крайнем случае я попробовал бы сам изготовить для парня поддерживающий силы целебный отвар. Но тут, на севере, даже нужных для этого трав не растёт, а пряности стоят на вес золота.

- За лекарство я готов заплатить сколько потребуется, - оживился Жан, хватаясь за кошелёк.

Но Низам только покачал головой:

- Я ведь уже был у аптекаря. Смотрел, что у него есть. Здесь, в Тамплоне, я ни за какие деньги не смогу собрать ингредиенты для нужных целебных эликсиров. А если бы и собрал — поможет ли хоть один из них Керику? Может, наоборот, сделает хуже? Не знаю… В теперешних обстоятельствах нам остаётся только лишний раз не тревожить его и молить Триса, чтобы парень выкарабкался.

***

Ги и Хеймо, тем временем, обшаривали трактиры Тамплоны в поисках годных для службы наёмников. К вечеру они сумели завербовать двенадцать подходящих бойцов. Пятеро из этих бойцов были посажены на лошадей. Ещё четыре трофейные лошади, так и не оправившиеся от падений, были проданы. Остальные — переведены в разряд вьючных. Двух селян с их телегами пришлось отпустить домой. Взамен Лаэр раздобыл в городе две почти таких же телеги с волами. Оставшиеся семь наемников должны были идти пешком или ехать на этих телегах.

Жану пришлось купить дополнительное продовольствие и ещё пару больших котлов для своего, в очередной раз выросшего, отряда. Ближе к вечеру Жан, раздобыв лист папирусной бумаги, чернила и кисточку для письма, устроил общий смотр нанятых. Он принялся записывать в столбик имена новых бойцов, приписывая рядом с каждым именем особые приметы воина. На этот же лист он записал сумму выданного каждому, авансом, жалования. Затем значками пометил, кому выдал из своих трофеев щит, кому меч, шлем, кольчугу…

Записи эти Жан, для собственного удобства, вёл на русском, кириллическим шрифтом и арабскими цифрами, радуясь, что кроме него эти каракули никому не нужны и, стало быть, в отличии от учётных книг Энтерия, нет необходимости, насилуя свой мозг, записывать всё это меданскими цифрами и на меданской фекумне. Только заполнив до конца список, подсушив, и свернув его в трубочку, Жан обратил внимание — как изменилось отношение к нему среди нанятых солдат. Даже уже привычные к Жановым закидонам Ги и Лаэр выглядели озадаченными. А остальные, кажется, воспринимали его теперь не иначе, как какого-то колдуна или учёного, обладающего тайными знаниями. Все наемники видели, какими непонятными знаками он вел свои записи, и теперь испуганно перешептывались обсуждая это между собой.

«Вот же напасть! Похоже, эти суеверные болваны меня, как и Орста, будут считать чернокнижником или ещё бог знает кем. Для них-то моя кириллица — всё равно, что для меня какая-нибудь кабаллистика или иероглифы… Ну и хрен с ними! Раз уж всё так сложилось, сделаю вот что…»

Закончив перепись наёмников и розданного им снаряжения, Жан выстроил их всех перед собой. Грозно глянув на ряд помятых бандитских рож, он потряс перед ними своим, свёрнутым в трубочку, свитком:

- Запомните, воины. Вас нанял я, барон Жануар дэ Буэр. Вы взяли от меня деньги и сказали мне свои имена. Вы приняли от меня оружие и ели мою пищу. Всё это записано здесь, в этом свитке, тайными русскими знаками. — Жан выразительно замолк, сверля наёмников своими покрасневшими от усталости и недосыпа злыми чёрными глазами. — Теперь любой из вас, кто посмеет меня предать или обмануть, не уйдёт от возмездия, и будет жалеть о своём проступке всю свою оставшуюся недолгую жизнь. Понятно ли вам, бандердлоги?

Наёмники испуганно зашептались. Никогда прежде они не слыхали этого диковинного слова. Никогда прежде их имена не записывали на папирусе такими странными, страшными знаками и закорючками.

- Тот, кто захочет уволится с моей службы, должен заявить об этом мне или господину Гильберу заранее, за две недели до ухода. Уходящий должен отработать весь свой полученный аванс или возвратить эти деньги. Уходящий должен вернуть мне все, полученные от меня в пользование и отмеченные в описи, — он потряс свитком, - вещи. За поломку или порчу вещей, выданных вам в пользование, я буду вычитать у вас из жалования в двойном размере. А того, кто посмеет бросить службу не предупредив меня заранее и не рассчитавшись с долгами, постигнет моё проклятие и заслуженная кара… Понятно ли вам, бандерлоги?

Наёмники закивали головами:

- Да.

- Понятно.

- Чего уж тут…

- Я же обещаю, по возможности, беречь вашу жизнь, хорошо кормить и исправно платить вам жалование, - завершил своё напутствие Жан. — А теперь всё. Отбой. Выступаем с рассветом.

***

- Там это… Лин твоя прибежала, - Ги заглянул в дверь, пытаясь получше разглядеть испуганно сжавшуюся, сидя за столом, Улу.

Жан вышел из комнаты и захлопнул дверь у Ги перед носом:

- Не тревожить эту девушку. Пусть спокойно поест, отдохнёт. Когда будет готова еда, пусть принесут ей миску похлёбки.

- Ясно, - кивнул Ги. — А что с Лин? Там Лаэр пытается её задержать…

- Задержать? Зачем? — Жан решительно двинулся наружу. Выйдя из дома он взял Лин за руку и отвёл в сторонку, под навес с винными бочками, оборвав при этом на полуслове её препирательства с Лаэром.

- Этот жулик врал, что тебя тут нет, - тут же пожаловалась Лин.

- Что с дурака возьмёшь? — Жан выдавил из себя улыбку. — Вот я. Весь к твоим услугам… Ты что, прямо из собора сюда? При всём воскресном параде…

- Где она? — Лин смотрела ему прямо в газа и в её глазах были злость, боль, обида, надежда…

- Я тебя люблю, - проникновенно прошептал Жан. — Так сильно люблю, как никогда никого не любил прежде, - он нежно обнял её за плечи.

- Где она?! — Лин, нервно дёрнув плечами, сбросила его руки.

- В доме. Мне просто некуда больше её отвести…

- Твоя прежняя любовница? — Лин горько улыбнулась. - Выяснила, что у неё от тебя будет ребёнок, и явилась?

- Нет. Никакого ребёнка. У нас ничего такого не было… Она хромая. Сломала ногу. Нога плохо срослась. Работать в поле и даже долго ходить она не может. Вся жизнь под откос… Я пожалел девчонку. Помог ей пару раз. А она влюбилась в меня… Но это всё было прежде, чем я впервые увидел тебя. А с тех пор, как я тебя повстречал, никто другой мне не нужен, клянусь!

- Отчего же ты её не прогнал? Зачем она пришла?

- Она из крестьянской семьи. Пятеро детей. Она — старшая. Отец уже не может их всех прокормить. В поле Ула толком работать не может. В жены её, хромую, никто не берёт. Единственный, кто согласился взять её в жены — очень неприятный, жестокий тип из соседней деревни. Ула его ненавидит. Узнав, что отец отдаёт её этому… Ула пошла топиться. Но потом передумала и пошла в Тагор, чтобы меня разыскать… Вот — нашла.

- Это всё она тебе рассказала?

- Не думаю, что она врёт.

- Она тебя любит. И хочет тебя заполучить. Любой ценой. Неужели ты не понимаешь?.. Прогони её.

Жан покачал головой:

- Ей некуда больше идти.

- Ты… Всё-таки ты её ещё любишь!

- Нет. Я только тебя…

- Ты её пронзал, да? Пронзал? — Лин схватила его за грудки.

- Нет. Мы только целовались.

- Как со мной, да?

«Эх, если бы, моя невинная девочка. Гораздо жарче и изощрённее, чем с тобой. Я и ребёнка-то ей не заделал только потому, что не собирался женится… Господи, какой же я был дурак! Нашел доярку посимпатичнее, и воспользовался. А оказалось, что она тоже человек. И что же мне теперь, убивать её что ли?»

- Как со мной, - как приговор прочла Лин в его глазах. - Изменщик. Предатель! — Она хлестнула его ладонью по щеке. Сжала ладонь в кулак.

Жан перехватил её руку за запястье.

«Боже мой, она и в гневе так прекрасна что дух захватывает!»

- Пусти. Отпусти!

Отпустив её руки, Жан обнял Лин и принялся её целовать. Она сперва вырывалась, но потом обмякла. Уткнулась носом ему в шею и зарыдала.

- Ну что ты, солнышко моё. Я тебя люблю. Только тебя. Всё будет хорошо. Никто нас не разлучит.

- Честно-честно? Только меня?

- Да.

- Прогонишь её?

- Она хорошая пряха. Найду ей здесь, в Тагоре, какую-нибудь работу, чтобы от голода не пропала, и пусть живёт как хочет. Она никак не сможет нам помешать.

- Ты что, не понимаешь? Она обманом хочет опять тебя заполучить!

- Да ей просто некуда больше…

- Женщины коварны. Она хочет снова поймать тебя в сети. Отправь её обратно в деревню.

- Она утопится. Или новый муж забьёт её насмерть. И только я буду в этом виноват.

- Ты меня не любишь.

- Ну, вот что, - Жан отстранился от Лин и внимательно посмотрел ей в лицо. — Обрекать человека на верную смерть только ради твоей прихоти, только за то, что она посмела обратиться ко мне за помощью… После такого я и сам себя уважать перестану.

- Ты меня не любишь.

- Люблю. Люблю добрую, умную, честную Лин. Такую, которая не будет требовать от меня подлых, жестоких поступков…

- Значит, не любишь! — зло бросила ему Лин и, развернувшись, выбежала со двора.

Жан долго стоял, растерянно глядя ей вслед. «Вот и кончилась сказочка. И что особенно обидно — Ула мне, вообще-то, на фиг не нужна. С другой стороны — а нужна ли мне такая жестокая и упрямая Лин? Вот, что с людьми делает ревность! Никогда бы не подумал, что эта нежная девочка может быть такой… Может, это и к лучшему, что всё именно сейчас проявилось? Вот только что мне теперь со всем этим делать? Для чего, ради кого мне теперь жить?.. И что же мне теперь — бежать за Лин, просить прощения, соглашаться на всё, чего бы она ни потребовала? Да я лучше сдохну один от тоски, чем на такое пойду!»

Заглянув в свою спальню Жан увидел - на столе стоит миска с дымящейся, исходящей от жара похлёбкой, а Ула спит, свернувшись калачиком на постели.