Танцы со Зверем

Глава 29. Нога

Жан не успел поднять руку, чтобы постучать в дверь, как служанка, шепча то ли обережные молитвы, то ли заклятия, скрылась в темноте. Сквозь щель в закрытых ставнях было видно, что в одной из комнат невзрачного лекарского дома до сих пор горит свет. Однако, после настойчивого стука в дверь свет погас. Прошла минута. Дверь никто не открыл.

- Да что же это такое? — Жан со всей силы заколотил в дверь кулаком. Никакой реакции. Жан, обернувшись спиной, принялся с размаху бить по двери пяткой сапога. Казалось, ещё несколько таких ударов, и хлипкая дверь развалится на отдельные доски.

- Чего надо? — проскрипел, наконец, кто-то из-за закрытой двери. — Лекаря нет дома.

- Открывай! У нас раненый! — рявкнул в дверную щель Жан.

- Так нет никого! Приходите завтра, после полудня. — проскрипели в ответ.

-Ну, вот что, - скомандовал Жан. - Лаэр, где там у нас топор? Сломаем эту дверь, войдём, и посмотрим, врут нам или нет. А то у здешних врачей, как я погляжу, ни стыда, ни совести нет.

- Не надо, - чуть слышно пролепетал Рикард. — Я потерплю.

- А я не потреплю, - рыкнул Жан, - Где там топор?

- Стойте… Открываю я. Уже открываю… Не надо ломать. — Что-то лязгнуло. Дверь распахнулась, и в неровном свете факела они увидели седого, сгорбленного старика в залатанной тунике. Вместо глаз у него зияли глубокие, кое-как заросшие кожей, провалы. — Ну? Чего вы хотите? Один я тут. И помочь вам не смогу. Приходите завтра, к полудню.

Жан в первый момент опешил, но потом злость захлестнула его с новой силой:

- Сдается мне, что ты врёшь,- Жан, отодвинув старика в сторону, вошел внутрь. — Кто тут, в доме, зажигал свет? Кто, когда я начал стучаться, его потушил? Неужели ты?

- Верно! Тут что-то не чисто, - буркнул Лаэр и тоже вошел внутрь, освещая тесную прихожую факелом. — Обыщем всё, и…

- Стойте, - дверь ведущая из прихожей в одну из комнат, распахнулась. В дверном проёме стоял, сжимая меч, худой мужчина в белой рубахе. — Кто вы, и зачем пришли?

- Ты лекарь Орст?

- Да, - с обреченностью в голосе сказал мужчина.

- Я барон Жануар дэ Буэр. Мой слуга тяжело ранен. Разрублена ступня. Кости из раны торчат. Мне нужна твоя помощь. Другие местные лекари ничего не смыслят в лечении таких ран… Я хорошо заплачу, если ты его вылечишь.

Мужчина, облегчённо выдохнув, опустил меч.

- Выходит, ты не местный?

- Я из Тагора. Здесь проездом.

- Хвала Трису… А я подумал, что это местные святоши пришли среди ночи меня убивать… Где больной?

- Возьмёшься его лечить?

- Сперва мне надо осмотреть рану… Да уберите факел из дома, а то он что-нибудь тут подпалит. Сейчас я снова светильник зажгу.

***

Раздув угли в жаровне, Орст подпалил от них тонкую лучину, а от лучины зажег фитиль в стоящем на столе масляном светильнике. Лаэр и Низам завели, почти-что занесли в комнату Рикарда.

- Вот, кладите его сюда, - лекарь указал на другой, стоящий в центре комнаты, стол — большой, длинной в человеческий рост. — Посмотрим что тут… Ты, - он не глядя ткнул пальцем в сторону Низама, - Поднеси светильник поближе.

Слепой старик уверенным шагом подошел к операционному столу. Рукой нащупал голову уже уложенного на стол Рикарда и сунул под неё подушку. Низам поднёс лампу и замер, держа её так, чтобы на рану попадало побольше света . Орст принялся разматывать тряпки, пропитанные кровью и гноем. Рикард жалобно застонал.

- Я пока просто смотрю. Ничего трогать не буду, - проворчал лекарь. Потом, обернувшись к старику, попросил: - принеси мою коробку с инструментами.

- Она в Той комнате? — уточнил старик.

- Да, в Той комнате - Орст снова склонился над раной. — С момента ранения прошло полдня? День? — Наклонившись над раной он принюхался.

- Сутки и ещё пол-дня, - уточнил Жан.

- Странно, - буркнул Орст. — Запаха гнили ещё нет. Чем обрабатывали?

- Промыли проточной водой. Потом крепким вином, - объяснил Жан. — Два других лекаря предлагали ступню отрезать. Но неужели нельзя как-то вправить эти кости, чтобы они снова срослись?

- «Как-то» вправить можно, - проворчал Орст. — Но надо или вправлять так, чтобы срослись, или резать, пока по ноге не пошло вверх помертвение… То, что вы иногда ослабляли вот эту, скрученную, верёвку, чтобы нога совсем не помертвела, хорошо. Плохо, что из больного за всё это время вытекло много крови… И, скажу по совести, я не знаю, как эти кости правильно вправить. Могу только предполагать. Точно такой раны я ещё не лечил. Чем его? Топором?

- Мечом, - простонал Рикард.

- Опять разбойники? На тракте? — обеспокоенно уточнил лекарь.

- Вроде того, - буркнул Жан. — Ну так что, возьмёшься залечить эту ногу так, чтобы он снова смог нормально ходить?

- Я ничего не обещаю. Но попробую.

- Сколько за это возьмёшь?

- Если ничего не получится — ничего и не возьму. Если получится — заплатишь, сколько сочтёшь нужным. Но предупреждаю. Тут, как при броске монеты - король или птичка, в равных долях - либо он поправится, либо умрёт. Рана в любой момент может загнить. Больной может умереть от потери крови, от лихорадки, от боли. Но если он выживет, то уж как-нибудь кости срастутся.

- Постарайся сделать всё так, чтобы кости срослись хорошо, правильно, - попросил Жан. Про то, сколь велик у Рикарда шанс умереть, думать совсем не хотелось.

Дверь в одну из смежных комнат приоткрылась, и оттуда появился старик с небольшим деревянным ящичком в руках:

- Вот, - он поставил ящичек на операционный стол и откинул назад крышку. Там лежали ножи, пинцеты, клещи, иглы и даже небольшая пила. Некоторые инструменты явно были чем-то испачканы. И запах от них… это был запах трупной гнили.

- Ты что, этими инструментами сейчас полезешь копаться в ране? — с ужасом спросил Жан.

Протянувший, было, руку Орст посмотрел на инструменты, на рану. Покачал головой.

- Верно. Лучше дождёмся утра, и сделаем всё при ярком, солнечном свете. - Орст захлопнул крышку ящичка.

- Ты даже не помоешь инструменты? В чём ты их так испачкал?

- Не важно, — отмахнулся лекарь.

- Важно. Очень важно, - с нажимом произнёс Жан. — Ты ими что, трупы резал? А теперь этими же инструментами в живом человеке ковыряться полезешь?

- Других инструментов у меня нет, - проворчал Орст. — Радуйся, что я вообще взялся за это безнадёжное дело.

- Инструменты надо помыть с мылом и прокипятить. И руки тебе перед операцией надо с мылом помыть.

- На мыло у меня денег нет. Да и ни к чему оно. Я не модница, чтобы умащивать себя ароматными ванными.

- Где тут, в городе, можно купить мыло?

- У любого аптекаря. Но зачем…

- Вот что… Низам, ты говорил, что сведущ в медицине. Чему-то такому тебя ведь учили в этом твоём Талосе? Будешь помогать лекарю. Вот, - Жан полез в кошелёк и достал оттуда золотую монетку, - энье. Как рассветёт, сходишь к аптекарю. Купишь у него кусок мыла. Не ароматного, а самого простого и дешёвого, в котором побольше дёгтя. И принесёшь сюда, чтобы лекарь перед операцией все свои инструменты и руки с мылом помыл. А потом инструменты в кипяток. И чтобы кипели там некоторое время.

- Невидимые черви, — понимающе закивал Низам.

- Верно. Это не даст им попасть внутрь раны.

- О чём это вы? Какие черви? — удивлённо поднял брови Орст. — Никаких опарышей в ране пока нет.

- Другие черви. Такие мелкие, что мы их не видим. Они повсюду. Они разносят заразу, и, попав внутрь человека, вредят ему. Именно от них возникают почти все болезни. Из-за них даже зашитые раны гноятся. Мытьё мылом и кипячение этих червей убивает.

- А, так вы про злых духов, которые прицепляются к раненым и больным? От них-то у меня есть верное средство. — лекарь подошел к небольшому, окованному медью, ларчику, поднял крышку, зачерпнул щепотку порошка и высыпал её на угли жаровни. По воздуху разнёсся довольно необычный пряный аромат. — Во-от. Это изгонит из комнаты всех злых духов. Раненый пусть тут лежит до утра. Так, придвиньте жаровню к нему поближе. Ферил изгонит отсюда злых духов и дурные мысли. А утром я открою ставни, и при свете дня…

Аромат ферила приятно щекотал ноздри, успокаивал, дурманил. Жан почувствовал, как внутри медленно распрямляется сжатая пружина тревоги. — Нашелся, наконец, кто-то, кто знает, что надо делать. Теперь всё с Рикардом будет в порядке. Починят ему завтра ногу, и можно будет спокойно ехать домой, к Лин. «Это всё дым… В нём какое-то успокоительное средство. Это хорошо, полезно. И Рикарду, и, похоже, всем нам. Главное, с утра не забыть стерилизовать все инструменты и заставить этого парня перед операцией вымыть руки с мылом. А потом надо и Керика к Орсту привезти. Пусть осмотрит. Может, и Керику он сумеет помочь?»

***

- Госпожа, ради Триса…

- Бог стократно воздаст тебе за доброту, госпожа.

- И мне, госпожа. На хлеб… На хлебушек. Не ел три дня…

- Благодетельница!

- Две… Триса ради, госпожа, дай две монетки! Дома сын от голода умирает. Он совсем ещё кроха… О, ты так щедра госпожа! Да благословят твою юность Отец, Сын и святая троица.

Два десятка нищих, запущенных стражей во двор графского дома, обступили графиню Карин и её дочь Элинору. Дамы в парадных парчовых нарядах шли сквозь эту толпу к своему портшезу, подавая каждому из просящих по одному со. На красивом, словно мраморном, лице Карин застыла высокомерная, снисходительная полуулыбка. На живом лице Лин отражались неподдельное сострадание, боль, желание помочь.

Грязные лохмотья, свалянные в колтун волосы, скрюченные болезнью руки, сгорбленные спины, гнойные язвы, культи вместо рук и ног, слепые бельма глаз, шрамы - переломанные жизнью тела и души. Всё это жаждало, умоляло о помощи, о подачке… А за воротами толпились ещё с полсотни таких же нищих и калек. Стражи не пустили их внутрь.

Благородные дамы, оделив каждого из просителей, уселись в чёрный портшез с сине-белой дверцей. Четверо мускулистых слуг аккуратно подняли его и двинулись к выходу. Два привратника — утренний и вечерний — распахнули створки ворот. Стражники, развернув копья поперёк, напирая древками, оттеснили нищих, толпящихся снаружи, и портшез на плечах носильщиков выплыл на улицу. Следом за портшезом ехали два конных рыцаря в парадных, сине-белых коттах поверх кольчуг. Перед портшезом и следом за конниками шли по два пеших копейщика в таких же сине-белых, цвета тагорского флага, коттах. — Графиня и её дочь направлялись на воскресную службу в собор.

Поняв, что больше ничего не получат, нищие стали разбредаться. Жан выскользнул со двора вслед за господским портшезом. Сегодня он быстрее обычного разделался с поручениями Энтерия и теперь торопился проверить, как идут дела в винокурне и кабаках. Получив от короля баронский титул, он помогал Энтерию уже не как слуга, а как добрый друг, в обмен на право пользоваться графскими книгами и иногда видеть Лин. И каждый раз, когда ему доводилось наблюдать за воскресной раздачей графинями милостыни, в нём боролись два желания — с одной стороны, разыскать где-нибудь нормальных врачей и построить приличный госпиталь для тех, кто действительно болен, а с другой - взять палку потяжелее и разогнать к чертям собачьим свору профессиональных нищих, которые вместо того, чтобы честно работать, вымогают деньги своим жалким видом и липовыми увечьями.

Увы, пока Жан не мог сделать ни того ни другого, так что молча проскакивал мимо. Однако сейчас он остановился, как вкопанный.

- Ула?

- Жан… Жан, миленький, - стоявшая в толпе попрошаек крестьянка совершенно измождённого вида, в пропылённом, потрёпанном платье бросилась к нему. Обняла. Принялась целовать.

- Что ты… Постой, - отстранился Жан. — Откуда ты тут?

- Нашла. Нашла тебя… Я так и думала - найду тебя здесь, в графском доме… А они не пускают. Любой нищий, чтобы его пустили внутрь, должен дать стражнику целый со! А у меня нет… И я же не попрошайничать. Я просто спросить хотела… Господи Трисе, славься вовек… Нашла тебя. Живой. Здоровый. Нарядный какой…

- Скорей пойдём отсюда, - Жан, подхватив её за талию, поволок прочь от графского дома. Ула, хромая, заковыляла рядом с ним.

- Нога болит?

Она, прикусив губу, кивнула.

- Как ты вообще тут оказалась?

- Пешком. Четыре дня. Вот, посох себе из палки сделала, и пошла понемногу. Как совсем сил нет — отдыхала. Главное — нашла тебя. Думала, иду в никуда. Но чуяло сердце - ты здесь. Сердце-то не обманешь…

«Господи, за что мне это? Дурочка моя, куда мне тебя теперь девать? Все эти привратники и стражи на нас пялились… Но что же мне, лучше было мимо пройти? Просто так у графских ворот её бросить?»

Доковыляв до виноркурни, Жан завёл Улу в дом. Отвёл в свою спальню. Усадил на кровать. Сдвинул на дальний край стола раскрытую книгу и свои, накарябанные на бересте, записи.

- Ела давно?

- Вчера утром, - пролепетала Ула. — Я много хлеба в дорогу взяла. Пол-каравая. Но всё кончилось. Не думала, что Тагор так далеко.

- Сиди тут. Я сейчас. — Жан метнулся на кухню. Там кухарка, нанятая им не так давно, уже варила бобовую похлёбку для Жана и всех работников винокурни.

- Кого это ты привёл? — осклабился попавшийся навстречу Ги.

- Ой, хоть ты не лезь, - отмахнулся Жан, хватая ломоть хлеба и кружку с вином, вполовину разбавленным горячей водой.

- Не спешил бы ты, господин куски таскать, — улыбнулась ему кухарка. — Совсем скоро горячее будет готово.

- Я и за горячим приду, - кивнул ей Жан и вернулся в свою комнату. Положил перед Улой хлеб, поставил кружку с тёплым вином. Прикрыл ставни. Закрыл дверь и подпёр её изнутри деревяшкой.

- А я знала… Знала, что ты меня не прогонишь, - она тихо улыбнулась ему. Отхлебнула вина. Надкусив, стала жевать хлеб.

- Я же сказал тебе, что не люблю. Сказал, что мы навсегда расстаёмся. Зачем ты пришла?

- Ты прости, что я так, не спросясь… Но мне некуда больше идти. Отец решил выдать меня за Гидьера. Не хочет меня больше кормить. Я его понимаю. У нас ещё четверо младших. До нового урожая на всех хлеба не хватит. А в поле от меня теперь никакой пользы. И больше никто не берёт меня в жены, такую хромую. А Гидьер… нет, я лучше утоплюсь, чем пойду за него. Я и пошла к озеру, топиться, когда узнала, что отец с Гидьером сговорился и день свадьбы назначил, - Ула, вздохнув, макнула хлеб в вино и принялась тихонько жевать напитавшийся алым мякиш. — А потом я вспомнила. Скрептис рассказывал, что ты в Тагор ушел. Узнал, что в Тагоре, в графском доме, полно редких книг - и ушел. Посмотреть на эти самые книги… Я и подумала — вдруг сумею тебя в Тагоре найти? А коли нет… Утопиться можно и в Ронте.

У Жана перехватило горло от жалости. Он смотрел на Улу, грязную, измождённую, доведённую до отчаяния, жившую все эти дни одной только надеждой - встретить его. Снова захотелось обнять её, утешить, обнадёжить, взять на руки, как ребёнка… Но как же Лин? Что она теперь подумает? Что скажет?.. Нет, надо сразу, прямо сейчас всё прояснить:

- У меня здесь другая девушка. Уже очень давно, - через силу произнёс Жан. — И я её очень люблю. А тебе я прямо сказал, что не люблю, когда уходил. Так?

Уронив хлеб в кружку с вином, Ула уставилась на него. С ужасом прошептала:

- Это что же я, дура, наделала… И она, поди, тебя тоже любит?

- Да.

- Вот как… И она, поди, озлится теперь на тебя, узнав, что я… А я то… Обняла тебя при всех, не сдержалась… Теперь ей расскажут?

- Расскажут, - Жан тяжело вздохнул.

- Ты… - Ула решительно встала. — Ты прости меня, если сможешь. Я… Я сей же час уйду, — Она вышла из-за стола. Пошатнулась. Решительно схватила свой дорожный посох, до того прислонённый к стене.

- И куда ты пойдёшь?

- Не знаю, - пробормотала она. — Но раз всё эдак выходит, то нельзя мне здесь, у тебя оставаться…

- Сядь, - Жан, подхватив подмышки, аккуратно усадил её на кровать. «Какая стала лёгкая. Совсем исхудала» Найдя на столе, среди груды записей, свою ложку, Жан выловил из кружки окончательно размокший хлеб, и положил прямо в ложке, перед ней. — Ешь. Пей. Отдохни тут, поспи. А завтра я найду тебе в городе какое-нибудь жильё и работу.

- Жан, миленький мой — она обняла его, стоящего рядом, обеими руками. Скрывая навернувшиеся слёзы, прижалась лицом к животу.

Снаружи в дверь решительно постучали.

***

- Что? — Жан оторвал голову от подушки. Слепой старик на ощупь, со стуком, открывал ставни. Комнату залил солнечный свет. Из пустого, ничем не закрытого оконного проёма потянуло свежим воздухом. На соседнем, набитом соломой, тюфяке, свернувшись калачиком, спал Низам.

- Как там Рикард? — спросил Жан у старика, поднимаясь.

- Твой раненый?

- Да.

- Спит. Ферил прогнал злых духов от его тела и души. Теперь он легче перенесёт боль. А если умрёт, то без лишних мучений.

- А где Орст?

- Работает.

- Что?! — Жан бросился в соседнюю комнату. Туда, где они оставили на операционном столе Рикарда.

Старик, вытянув вперёд руку, торопливо засеменил следом:

- Постой, господин. Куда же ты?

Рикард, с подушкой под головой, лежал на спине, на операционном столе, и храпел. Его бледное, как белёная стенка, лицо было умиротворённым, почти счастливым. Здоровая его нога была вытянута, а раненная подогнута так, чтобы ступня лежала на столешнице. Рана при дневном свете зияла белеющими обломками костей и рваным мясом, сочилась кровью и гноем. В жаровне по прежнему тлели угли, а в воздухе витал умиротворяющий аромат ферила. Дверь в комнату, смежную с операционной, была открыта. Там что-то звякнуло. Жан бросился к этой двери.

- Стой, господин. Куда ты?.. Сынок!

«Сынок? Это он кому?» Жан вбежал в соседнюю комнату, прежде чем слепой старик успел его нашарить и ухватить вытянутой вперёд рукой.

Лекарь поднял голову и уставился на Жана недовольным, усталым взглядом. На точно таком же, как и в соседней комнате, «операционном столе» перед Орстом лежал труп какого-то бедняги — совершенно голый и, кажется, уже начавший разлагаться. Грудь трупа и его живот были вскрыты. Наружу торчали кости, кишки, ещё что-то… Орст стоял над ногами трупа. Одна из ступней мертвеца была почти полностью ободрана от мяса и зияла костями. Некоторые из костей были разломлены. Руки Орста, сжимавшие нож и пинцет, застыли над второй ступнёй мертвеца, тоже уже изрядно располосованной.

- Что ты тут… Тренируешься что ли? — пролепетал Жан.

- Э… Да.

- Ну… Ладно. Не буду тебе мешать. Прежде чем приступишь к живому человеку, не забудь хорошо вымыть инструменты и руки. Я сейчас слугу за мылом пошлю.