Жара, которую они проклинали еще вчера, теперь казалась им недостижимым блаженством. Небо, продырявленное в тысяче мест, сочилось дождем, словно губка, сжатая рукой великана, но дождь не приносил облегчения. Казалось, что там, за облаками солнце продолжало жарить с той же силой, что и раньше и от того капли дождя падали на лица почти горячими. Воды было столько, что дорога раскисла, а глинистые берега рек превратились в кисель, липнущий к ногам.
Три человека, бредущих под дождем через лес двигались осторожно, не столько опасаясь засады, сколько боясь упасть и поломать себе ноги.
Дорогу одолевали молча. Все ругательства были произнесены, все проклятья были обрушены на головы остроголовых и их магов, но дело это не меняло
Капли стучали по голове, собирались в ручейки, стекали в по лицу вниз и там затекали в сапоги.
— Хорошо не кипяток… — сказал Исин, которого молчание друзей злило больше, чем дождь.
— Не догадались… — отозвался Избор. — Погоди, догадаются еще… Или подслушают…
Избор поскользнулся, ноги разъехались и он сел на дорогу. Он не стал от жэтого грязнее, но Гаврила остановился, ожидая нового взрыва проклятий. Вместо этого неожиданно для всех Избор рассмеялся. Исин и Гаврила не говоря ни слова стояли над ним, слушая как смех покидает его.
— Хорошо дождь, — отсмеявшись, сказал он, — а могли бы камнями…
— Погоди еще, допросишься… — почти теми же словами, что только что говорил он сам ответил Гаврила. Он брезгливо тряхнул грязными руками. — Ни костра разжечь, ни умыться….
Мутный лесной ручей жался у них под ногами, словно грязный дворовый пес.
— Зачем они все это? — спросил Исин. — Не растаем же мы в самом деле… Не сахарные…
Он понимал, что все, что происходит вокруг них, происходит не просто так. Тут был замысел, была цель. Он мог бы понять, если бы на голову им начал литься кипяток или посыпались камни, но этот моросящий дождь…
— Не мы им нужны, а талисман. Нас для них вообще нет…
— Это как? — удивился Исин. — Как это нет, когда стольких их слуг положили? Я лично…
— Мы только ноги для «Паучьей лапки». Чем грязнее, тем тяжелее идти. Ноги остановятся, и талисман никуда не денется.
Гаврила протянул Избору руку и поднял его из грязи. Небрежно отряхиваясь на ходу, он пошел вперед, а Исин, осененной какой-то внезапной мыслью остался стоять. Сдвинув брови к переносице, он уже не обращал внимания на дождь. Не слыша ставшего уже привычным чавканья позади себя, Гаврила оглянулся и окликнул его:
— Примерз что ли?
Исин сорвался с места и подбежал к нему.
— Подожди. Выходит сейчас над всей Русью дождь?
Избор усмехнулся. Хазарин мог развеселить кого угодно.
— Почему над всей? Над всей Русью дождь держать — воды не хватит, да и пупок у любого мага треснет…
Бледный от непонятного волнения хазарин от его слов побледнел еще больше. Избор посмотрел на Гаврилу, но тот с хазарской серьезностью смотрел на Исина.
— Голова хазарская… — наконец произнес он. — Как же это мы раньше — то…
Он прислонился к дереву и вытер воду с лица. Избор смотрел на то на одного, то на другого, чувствуя, что не понимает чего-то главного.
— Он прав, — произнес Гаврила. — Они держат дождь не везде, а только там, где надеются нас задержать.
— Верно! Ну и что?
— Пока над нами тучи — значит, мы идем там, где нас ждут….
Избор прикрыл глаза. Он молчал, молчали и Гаврила с Исином.
— Вот уж действительно, — сказал, наконец, Избор. — Ума нет — считай калека… Как же это мы?
— Но Исин-то! — воодушевлено воскликнул Гаврила. — Каков сотник-то! Молчит, молчит, а как скажет!
Осознав повисшую над головой опасность, Избор обрел деловитость.
— Раз уж он такой умный сделался, то пусть за одно и скажет, что дальше делать.
Гаврила передернул плечами и ответил за хазарина.
— Тут Исинова ума не нужно. Это я и сам тебе скажу. Сухое место надо искать, и чтоб голубое небо над головой…
Избор поднял с земли шишку, и она развалилась у него в руках на мокрые чешуйки.
— Назад идти глупо, хоть там и не ждут. Вперед — не умнее. Видно поперек придется….
— Это куда «поперек»? — полюбопытствовал хазарин. Избор махнул рукой направо от тропы.
— Туда, или туда… — рука его описала полукруг и показала налево.
— Поперек той дороги, что нас вела.
Ни слова не говоря, Исин сбросил мешок и полез на старую березу, что тянула соки из земли в десятке шагов от них. Уверенно ставя ноги в трещины в коре, он добрался до нижних ветвей, а там дело пошло.
— Вешаться полез, — предположил Избор. — Этот дождь он кого хочешь до ручки доведет…
— Нет, — не согласился Гаврила. — До верху доберется и головой вниз.
Избор смерил взглядом дерево, которое оседлал хазарин, оглядел грязный ручей, что жался к его корням и покачал головой.
— Нет. Он же плавать не умеет. А если б он утопиться захотел, тогда бы из реки бы не вылез.
Гаврила засмеялся.
— Нет, правда… Как мы-то с тобой не догадались?
— Стареем….
Исин задержался на дереве не долго. За листьями они не видели, что он там делал, но вскоре послышался деревянный скрип и сдавленное дыхание хазарина. Ему не терпелось поделиться увиденным, и он еще сидя на дереве крикнул:
— Направо надо!
— А что там?
— Я налево посмотрел — так там тучи до самого виднокрая… А справа — по самому краю голубую полоску видно. Небо!
С земли до голубого неба оказалось не так близко, как с верхушки дерева. Только через час облака стали реже, и сквозь них стало просвечивать долгожданная голубизна.
Дождь кончился резко, словно отсеченный ударом ножа. На одной стороне поляны он был, а другую сторону заливало солнце и горячий ветер, долетавший оттуда, шевелил дождевые струи перед путниками. Увидев конец пути, они, не сговариваясь, остановились. Зная, что в любую секунду они смогут прекратить дождь люди наслаждались этим ощущением.
— Ну, хватит! — сказал Гаврила. — Надо еще город найти….
Он перешел поляну и вломился в кусты. Теперь, когда сверху не капало, они впервые почувствовали себя мокрыми. Когда все кругом было мокрым, обижаться на это было бы глупостью, но теперь, когда с веток вместо капель падали зрелые ягоды мокрая одежда, что липла к телу, раздражала. Под ней все чесалось, словно все муравьи истомившегося под солнцем малинника залезли ему за пазуху. Первым не выдержал Избор.
— Все. Вышли!
Он сел на землю и стал срывать с себя одежду.
— Подсохнем, и в город….
Исин, оглядывая кусты, сказал:
— Знать бы куда занесло…
Избор уже стащил сапоги, и теперь жмурясь от удовольствия, шевелил белыми, как у утопленника пальцами.
— Кто бы спрашивал… Ты же впереди шел.
Исин уселся рядом и тоже снял сапоги.
— Вот именно. Я вперед шел, а не к городу. Найдешь его теперь….
— Найдем.
Гаврила лег на теплую землю, чувствуя, как уходит из тела усталость. Сухой жар прогревал отвыкшие за сутки от солнечного жара кости.
— Тропинки, дорожки… Нам бы хоть одну найти. Другим-то концом она наверняка в город упирается. А уж там…
Избор сунул руку в кучу мокрого тряпья, над которой дрожал воздух, вынул оттуда мешочек с деньгами.
— Коней купим… — сказал Гаврила.
— Купим, — подтвердил Избор. — Вот оно золото-то. Оно тебя и накормит и напоит, и спать уложит…
— Поедим…
Исин сглотнул. Его кадык дернулся, провожая в желудок несуществующий кусок мяса.
— Пива выпью….
— Один?
— Могу и один, если откажетесь…
— Ага…
К городу они вышли раньше, чем рассчитывали.
Гаврила оказался прав. Первая же попавшаяся под ноги дорога вывела их на вырубку. Там ошалелые от жары углежоги рассказали, как добраться до города.
Избор помнил города разных стран. В памяти остались и Царьград, и Булгар, и Пинск, и многое, многое другое. Города Империй поражали своей мощью — стенами, что были видны издалека, башнями, что подпирали небо, воротами, что могли выдержать любой натиск и тут же легко выпустить из города сотню всадников. И Булгар и Пинск также были городами не маленькими, но этот…
То, что они увидели, не было похоже не только на Царьград, но даже и на половину Пинска. Скорее всего, это было еще одно Фофаново, может быть только чуть побольше.
— Княжеский город? — на всякий случай спросил Исин.
— Ты еще спроси, как тут князя зовут, — проворчал Гаврила, измеряя взглядом высоту стен.
— А как?
Избор засмеялся.
— Это нам у тебя спрашивать нужно… Что ж ты ничего с ветки-то не разглядел?
— Да. Ты, между прочим, единственный, кто из нас этот город раньше видел.
Исин помолчал, а потом объяснил:
— Так это же как было — издалека, да еще с дерева…
— А у нас и этого не было.
Стены, ворота, стража около них — все тут было так же, как и в нормальном городе, только хуже: криво, косо, ветхо…
То ли князь здешний был свирепым воином и одно имя его защищало город от набегов неприятелей, то ли он был дураком, а может быть у него просто денег не было, что бы все тут устроить по-человечески, но даже на первый взгляд тут было что подправить. Ворота рассохлись, железные полосы, что скрепляли створки, насквозь выржавели и кое-где недоставало болтов.
Избор небрежно стукнул по створке ворот, проверяя их на прочность. Сверху посыпалась труха, словно внутри их еще вдобавок изъели мыши.
— Что стучишь? Нешто дверь? Проходи давай…
Страж, злой от жары и недоступного дождя, что бестолково поливал недалекий лес, ткнул его рукой в спину и воевода Пинского князя безропотно проглотив обиду, пошел вперед.
— Зачем тебе это? — спросил Гаврила, понимая, что неспроста Избор щупал ворота.
— Как думаешь, найдут нас остроголовые?
Не секунды не колеблясь, Гаврила кивнул.
— А то как же? А если не они, так песиголовцы. А уж если не те и не другие, так голубевские дружинники достанут… У нас доброхотов нынче множество. Вот волхвы, опять же…
Избор ногой поддел кучу пыли, и ветер понес ее вдоль улицы. Жухлая трава поклонилась вслед пыльному облаку.
— Значит, до ночи нужно будет уйти отсюда.
Гаврила покачал головой.
— Куда торопиться? Не думаю, что нас найдут так быстро.
— Все равно. Этим воротам и таран не нужен. Плевка достаточно…. Наведем беду на людей.
Гаврила с Исином легко поняли, что он имел ввиду. Если из-за них песиголовцы напали на Пинск, и сожгли Фофаново, то почему бы им все это не проделать еще раз с этим городишкой? Гаврила поглядел на заходящее солнце. Оно висело над крышами так низко, словно собиралось не дожидаясь песиголовцев поджечь город. Масленников тяжело вздохнул, прощаясь с ночлегом под крышей.
— Что ж… Раз так, то пошли деньги тратить.
Гаврила, шедший впереди свернул и ткнул рукой в первую попавшуюся дверь и приглашающе кивнул.
— Это не конюшня, — сказал Исин. Лестница перед ними круто спускалась вниз и там, словно ручей в озеро впадала в большой зал уставленный столами. Оттуда вместе с запахом разгоряченных тел выносились восхитительные ароматы только что приготовленной снеди.
— Странно… — сказал Гаврила. — Я по запаху шел. Ну, да ошибка не большая.
…Пряный запах шалфея обвивался вокруг тонкого запаха мясной подливки. Топленый жир, в котором плавали птичьи тушки и жареное мясо дразнили носы сидевших внизу людей, а все эти тонкие запахи сшивала грубая нить запаха горелого мяса, но над всем этим царил хлебный дух. Похоже, что его недавно достали из печи, и теперь все кругом пахло хлебом.
Узкие оконца не пропускали в зал много света, но там горело несколько факелов и этого света хотя и оказалось достаточно, что бы разглядеть простую обстановку корчмы, но недоставало что бы увидеть сидевших там людей.
За широкими длинными столами, на лавках, сработанных из половинок сосновых стволов сидело человек тридцать местных. С первого взгляда нелегко было понять кто тут кто.
Под низкими сводами стоял шум.
— Ни одного волхва, — сказал хазарин — Все простые люди.
— Наверняка с вечера гуляют, — заметил Избор. — Как начали, так никак остановиться не могут…
Это было похоже на правду. Народу тут было так много, что пока одна половина, упившись и уевшись, спала, другие бражничали и распевали песни. Проходило какое-то время и они менялись местами: те, кто пел и бражничал, засыпали, а отоспавшиеся гуляки набрасывались на брагу и закуски с новой силой. Все, что тут творилось походило на песочные часы, что могли идти вечно, только вместо песка в них пересыпалась с одного края на другой тяжелая хмельная дремота.
Не желая привлекать к себе внимания, они выбрали стол на сонной половине корчмы подальше от входа, оттащили от него пьяных, оставив только одного — неподъемно-громадного. Исин попробовал его поднять, но это оказалось не под силу не только ему, но и пришедшему ему на помощь Гавриле. Посмотрев на громадную фигуру, Избор махнул рукой.
— Пускай спит. Не помешает…