Марай, текучесть вод мне подари,
Мой дар прими, позволь мне стать мужчиной,
Пусть будет после утренней зари
Моя душа избавлена от тины.
Дай мне в запас побольше нужных слов,
Ладоням — чуткость, жестам рук — весомость,
Марай, пусть будет добрым мой улов
Везде, хоть за сто умиэ от дома.
Элай, не забирай моих родных,
И мне позволь подольше насладиться
Зовущей синью ласковой волны —
Не угасая, с океаном слиться.
Элай, от меток скорби защити
Моей руки оливковую кожу.
Пусть волны не устанут в дом катить,
И счастье с ними пусть заносит тоже.
Таня Гусёна
Судя по ловкости, выказанной чужаком в бою, Высший должен был легко обогнать Риэ в воде. И тот приготовился поднапрячься, плывя против пусть слабого, но течения. Однако мальчишка двигался странно медленно. Миновав несколько разветвлений каналов, они нырнули, срезая путь под улицей. Освещение здесь уже давно не работало. Риэ прислушивался в темноте к неравномерным движениям воды, доходившим от Высшего. Плавать он, что ли, не умеет?! Не приведи Элай, застрянет, потеряется, его придется ловить и тащить… Но все обошлось. Когда воду вновь пробили лучи донных фонарей, Риэ подал знак всплывать.
Этот канал тек ближе к оживленному торговому району, сиуэ здесь встречалось больше, и одеты они были куда лучше. Над водой растекалась музыка из раскрытых дверей едален, тонкий ночной ледок уже схватился по краям канала и блестел в лучах уличных фонарей.
«Дальше я не пойду, — показал Риэ. — Отсюда можешь доплыть до квартала Ремесленников или к центру».
Мальчишка поднялся по ступенькам и замер, оглядываясь по сторонам. Риэ думал, что, попав в привычное окружение, Высший расслабится, но тот выглядел так же неуверенно, как и раньше. Заметив взгляд Риэ, поджал губы.
— Где ты живешь? — спросил Риэ, подплыв ближе и тоже выходя из воды.
Его дешевая одежда не была водоотталкивающей, хоть и довольно быстро сохла.
— Около дворца, — помявшись, ответил Высший.
— Эхей, — удивился Риэ, — да ты из квартала Купцов Короны, что ли? Далеко…
Мальчик кивнул.
— Туда не добраться сейчас, внутренний город закрывают на ночь, — задумался Риэ. — Тогда придется подождать рассвета. Сесть на воздушный корабль… Ну или идти пешком через Большое кольцо. Ты как очутился-то тут?
— Я плыл. Просто плыл, не помню как. А потом шел пешком, — простодушно признался Высший.
Риэ расхохотался, затем посерьезнел.
— Где твой браслет? Может, вызовешь своих?
— У меня его нет.
Риэ в сомнении сдвинул брови. Высший, богатый — и без коммуникатора?!
— Ты из дому сбежал, что ли?
Мальчик не ответил. Риэ вздохнул. Парня уже, поди, по всему городу стражники ищут!
— Как зовут-то тебя?
— Даро. А тебя?
— Риэ, — помолчав, ответил Риэ. — Риэ Зунн, — с нажимом добавил он, ожидая увидеть на лице Высшего испуг или презрение.
Но Даро просто приложил ладонь к груди, словно приветствуя равного по положению, и улыбнулся. Риэ удивился так сильно, что не сразу сумел подобрать слова.
«Для низших есть другой жест».
«Нет. Ты помог мне, хотя был не обязан этого делать, — спокойно возразил Даро. — Ты даже не знал моего имени. Ставить тебя ниже себя теперь было бы бесчестьем».
Риэ фыркнул и на мгновение скрестил пальцы рук.
«Что это значит?» — полюбопытствовал Даро.
«Морской стручок, — Риэ понял, что это не прояснило Высшему картины, и добавил: — Ну, ненормальный, чокнутый… Ты видел морских стручков во время спаривания?»
Даро залился краской и помотал головой. Риэ хотелось загоготать в голос, но обижать своего нового странного знакомого он не желал.
— Где будешь ждать рассвета?
Высший дернул плечом.
«Прямо тут».
Риэ почесал затылок. Домой идти не очень хотелось, хоть рано или поздно придется… У деда Камоира еще осталась еда, пусть и немного. Об этом Риэ позаботился. А если он придет до того, как дед успеет поесть, то день кончится ссорой. Потому что Камоир враз поймет, сколько дней сам Риэ обходится без еды, и заставит взять себе половину скудного ужина. Поэтому Риэ уже пять суток не появлялся дома иначе как по ночам, оставляя еду, а если повезет, то и несколько монет, и уходил, убедившись, что дедушка спит и у него нет лихорадки.
А еще не очень хотелось бросать тут одного этого малька-Высшего. Мало ли что приключится с ним до рассвета… Риэ отчего-то волновала его участь. Даро выглядел потерянным, как сам Риэ в начале жизни в городе. Но важнее то, что мальчишка сдуру назвал его равным. Хотя приравняться к полоумному сомнительная честь…
«Чего ты улыбаешься?» — робко поинтересовался Даро.
— Ничего, — отмахнулся Риэ. — Тут сидеть — плохая идея. Прицепится кто-нибудь… Пойдем, я знаю одно место, там даже поспать можно, и никто не увидит.
Он привел его на улицу складов. Чутко прислушиваясь, не раздастся ли где шорох гусениц робота-сторожа, прошел темным извилистым путем и запрыгнул на служебную лестницу, ведущую на крышу. Высший уцепился и подтянулся на руках, зажмурившись и закусив губы.
— Да что с тобой? — наконец, спросил Риэ. — Я ведь не смог достать тебя шестом! Ты, что, успел подраться с кем-то еще этой ночью?
Усевшись рядом с Риэ, Даро окинул взглядом одинаковые полукруглые крыши складов.
— Ты слышишь? Эй! — Риэ пихнул его в плечо, и мальчишка неожиданно зашипел от боли и, обернувшись, хлестко ударил Риэ по руке.
— Ясно, — пробурчал Риэ, потирая запястье. Теперь он еще больше зауважал мальчишку: выходит, он дрался с ним, превозмогая боль в спине. — Чего сразу не сказал?.. За что тебя наказали?
Даро помолчал, буравя взглядом белую чешую солнечных энерговпитывателей под ногами. Потом все же ответил:
— За глупость.
— Ну, убегать из дому тоже не очень-то умно, — усмехнулся Риэ. — У тебя же родные есть. Волнуются. Вот куда ты теперь пойдешь? Тебя найдут и всыплют еще!
— Пускай, — бросил Даро и отвернулся.
Риэ устроил под головой свою небольшую сумку, положил рядом шест и лег на спину, глядя в розоватое от света лун небо. Энерговпитыватели были теплыми и оставались такими даже в самые суровые ночи сезона Бурь. Он любил это место — тихое и темное, где нет живых рабочих и можно выспаться или проораться вдоволь без риска быть услышанным… Звезды перемигивались с космическими кораблями, казалось, что над городом беспрерывно идет разноцветный метеоритный дождь. Близкие огоньки Пяти Планет горели как глаза богов, глядящих на своих детей.
— Мои родные умерли, — неожиданно прошептал Риэ.
Даро обернулся, поглядел ему в лицо, сел ближе.
Звезды падали и падали, оставляя росчерки, словно тонкие трепещущие перышки травы ийсо… Мама любила собирать из нее букеты, плела венки. Они так хорошо пахли…
— Отчего? — негромко спросил Даро.
— Мама, бабушка и две сестренки умерли от сухого мора. Тогда у нас многие умерли. В округе Красных Песков. А медики из города прилетели и… они помогли, кому смогли. Потом велели сжечь дома. Нам сказали, что дадут денег построить новые. Но…
Риэ осекся и прочистил горло, которое вдруг защипало.
— Я вот не умер, хотя дед говорит — до последнего думал, что Элай не оставит меня. Наверное, это все мое везение, — горько усмехнулся он. — Я родился на красную луну. У нас считают — это к удаче.
— Я тоже, — удивился Даро. — Только у нас думают наоборот… Красная луна приносит слезы. Отец не верит в это, а прабабушка все время рисует обереги у меня под дверью. Но как вышло, что ты оказался в городе?
Риэ вздохнул. Первый раз он рассказывал об этом кому-то. Скорее всего, Высший забудет ночной разговор уже завтра, когда вернется в семью, и весь этот побег покажется ему неприятным сном. Поэтому можно говорить что угодно.
— Я уже взрослый. Мог работать с отцом. Дед считал, в деревне мне больше нечего делать, тем более после…
— А кто твой отец?
— Тока Зунн, старьевщик, был казнен за торговлю краденым полтора оборота назад, — с тяжелой ненавистью проговорил Риэ, словно впечатывая кулак в каждое слово. И перевел взгляд на Высшего.
Даро широко раскрыл глаза, но смолчал. И даже не отодвинулся. Надо же, все-таки умеет владеть собой, если припрет.
— Ты говорил про дедушку. Он… жив? — спросил Даро.
Риэ перевернулся на живот и положил голову на локти.
— Дед болеет. Это не сухой мор, иначе он бы уже умер… Но что именно — мы не знаем. Он… — у него вырвался прерывистый вздох, — даже не заходит в океан в последнее время… Я думал, Элай заберет его, но она решила иначе, — со злостью сказал Риэ. — Лучше бы забрала отца до того, как он стал преступником! Или взяла меня, еще тогда, вместе с мамой!
— Ты хочешь умереть?! — с ужасом прошептал Даро.
— Иногда, — неохотно признался Риэ. — Но это все глупости.
— Это великий грех, — с потешной строгостью сказал мальчишка.
Риэ рассмеялся, уткнувшись в сумку лицом.
— Я не верю в богов. Уже давно — нет.
Даро разглядывал его, словно какое-то редкое животное на ярмарке. Потом улегся рядом и так же положил голову на руки.
— Если дедушка болеет, значит… Ты работаешь?
— Нет.
— А как же тогда?! — снова пришел в ужас Высший. — Неужели… ты… — он не мог выговорить очевидное вслух.
— А ты как думал? — резко бросил Риэ, садясь. — Считаешь, в столице много тех, кто захочет взять на работу сына казненного?
— Я не знаю, — Даро смутился и тоже сел. — Ведь нет закона, который это запрещает! Даже наоборот… Давно запрещено судить детей за проступки родителей!
— Кто это сказал? — фыркнул Риэ.
— Айно Лиэстир Энсо! — гордо вскинул подбородок Высший. — Повелитель Пяти Планет!
Риэ изумленно покачал головой, глядя на него.
— Думаешь, раз какой-то Высший сказал, так все сразу бегут исполнять? А потом сидят и боятся, как бы чего не нарушить?
Даро молча таращился в ответ. Риэ не выдержал и неприлично громко захохотал. Отсмеявшись, спросил:
— Мы сейчас где сидим?
— Не знаю, — оглянулся вокруг Даро. — На крыше?
— Да, на крыше. Чьего-то чужого склада… Сидим и нарушаем закон.
Даро в ужасе вскочил на ноги. Это было так комично, что Риэ снова упал на спину, корчась от смеха. Давно он так не смеялся… И давно на душе не было так легко.
***
Даро вернулся домой ко второй дневной печати. С непроницаемым видом прошагал мимо гвардейцев на главных воротах, поднялся по широким голубоватым ступеням, миновал коридор и вошел в тронный зал. По дороге он вспоминал все уроки самовнушения, чтобы не терять внутреннего спокойствия и на этот раз ни в коем случае не опозориться. Однако отчего-то лучше всего помогало воспоминание о мальчике с длинными волосами, Риэ Зунне. Он был низшим, однако владел собою куда лучше Даро… Вот бы ему так уметь! А еще Риэ ничего не боялся. Это чувствовалось в каждом движении и слове. Может, оттого, что жил в постоянном ожидании чего-то плохого и просто отучился бояться? Приобрел иммунитет, как к той болезни, от которой умерли его родные.
Увидев наследника, Итари Алин Онья ни на миг не прервал обмен жестами с сиуэ в форме торгового межгалактического флота. У стены стояли еще несколько космических купцов. Даро смиренно встал в стороне, ожидая окончания аудиенции. Волнение снова нахлынуло, но Даро решительно отогнал его подальше. Ему было что сказать отцу про законы. И про то, как их «соблюдают»!
Слух разбежался быстро — всего через дюжину капель рядом появилась мать, по обыкновению, тихая и молчаливая, и Найя, сходу сбивчиво что-то зашептавшая брату в ухо.
«После, Найя», — поморщился Даро.
Он старался не растерять свою собранность. Интересно, отец отправит его в покои или заставит отвечать прямо тут, перед всеми лэрами и министрами? И за что именно станет наказывать? Ведь формально Даро ничего не нарушил.
Когда представители торгового флота откланялись, Итари поднялся и подозвал глашатая. Через несколько мгновений зал был пуст, за последними посетителями гулко закрылись высокие двери. Внутри остались лишь члены семьи Онья и наставник мальчиков.
— Отец… Я должен поговорить с тобой, — шагнул вперед Даро.
«А этот разговор достоин того, чтобы я тратил свои слова?» — на миг прищурился правитель.
Глядя в глаза сыну, медленно спустился по ступеням. Даро переборол желание отступить, почувствовать спиной холодную опору каменной колонны.
«Ты, наследник, ушел ночью, без сопровождения. Без браслета. Подверг опасности не себя, но будущее этой планеты. Ты…»
— Итари.
Внезапно зазвучавший голос прабабушки ошеломил всех. Шуа Онья редко появлялась на семейных собраниях в последние полвека, предпочитая общению с сиуэ свой сад с экзотическими растениями. Более пяти сотен оборотов тому назад, во время гражданских волнений, она, носящая в себе наследника, правила Ронн от имени своего умирающего супруга. Она не позволила лэрам Ронн растащить земли по клокам и бесстрашно противостояла на планетарном совете спесивым мужам сиуэ. Жену правителя защищал древний закон неприкосновенности, хоть никто и не ожидал, что его используют таким образом. А ребенок в ее чреве давал надежду на будущее Ронн, и эта надежда впоследствии полностью оправдалась.
Теперь многое изменилось, Альянс сильно повлиял на Королевство с его патриархальными законами. Но это теперь. А тогда правление Шуа Онья держали в страшной тайне от народа, потому что сиуэ не признали бы над собой власть правительницы, и вместо шаткого мира вновь вспыхнула бы война. Шуа не посрамила своего благородного супруга и правила твердо и справедливо, пока, достигнув половой зрелости[1], на трон не взошел ее сын.
Все, кроме Даро, помнили о том, каким несгибаемым характером обладает эта сиуэйтка, но поскольку она давно оставила дела, никто не думал, что Шуа не только придет в тронный зал, но и вмешается.
— Итари, ты второй раз не позволяешь сыну говорить.
Правитель сделал глубокий вдох и повернулся к ней.
— Бабушка, не ты ли сама учила меня, что поступки имеют вес гораздо больший, нежели слова?
Старая сиуэйтка покачала головой, звякнули золотые кольца в ушах, улыбка обрисовала сеть морщин на лице.
— Не ты ли, Итари, отвечал мне, что именно слова помогают понять причины поступков? Для чего иначе они дарованы нам богами?
Итари перевел взгляд на собственного отца, который стоял рядом с наставником мальчиков. Оба синхронно показали жест согласия.
— Время пришло, повелитель, — негромко сказал наставник. — Характер ребенка складывается к совершеннолетию. Мы дали наследнику все, что могли. Дальше он пойдет сам, а мы можем лишь наблюдать и молиться богам.
Правитель рассматривал своего сына, словно подмечая некие перемены, которых не видел раньше.
— Да будет так, — ответил он после долгого молчания. — Скажи мне то, что должен, Даро.
Мальчик растерянно взглянул на отца, на родных. Итари чуть улыбнулся:
— Идем в сад. Сегодня солнечно.
***
Тихий щебет, запах сладких духов и эхо звона колокольчиков наполняли верхний ярус коридоров в золотистом закатном крыле. У Найи во дворце было несколько подружек, Даро знал их лишь по именам. Мальчики посещали иные уроки — им делали упор на историю, точные науки и политику, а девочки в основном учились правилам этикета, тому, как вести большой дом, и искусствам, в соответствии с талантами и склонностями. Мальчики встречались с девочками лишь на уроках танцев, под строгим надзором наставников и учителей. Связи между ними не приветствовались.
Даро часто завидовал сестре: у него самого не случилось друзей. Лишь приятели и партнеры по занятиям на тренировочном дворе. Но среди сыновей лэров не было никого, с кем можно просто поболтать или пошептаться о чем-то в укромном уголке. Майнеш, после того, как Даро спас ему жизнь, мог считаться «спасенным братом» Даро и его семья выражала Наследнику благодарность при каждом удобном случае. Но и для правнука казначея Даро был, прежде всего, наследником Ронн, сыном Итари Онья, и это ощущалось в каждом жесте. Даро боги осчастливили тем, что у него по крайней мере была Найя, хоть с девчонкой и не получалось играть и дружить так, как с мальчишкой. Далеко не всем сказочно везло, как сыновьям Энсо, которые неразлучны с материнской утробы. Им-то всегда было с кем обсудить свои мысли и поиграть…
Даро видел, как ведут себя остальные мальчики: сверстники болтали друг с другом не затыкаясь, младшие играли все вместе, старшие парни разбивались на пары и тройки. Но никто не уходил с тренировок один, кроме Даро Онья. Отец говорил, что это участь любого наследника, у деда и у него самого дело обстояло так же. Первые друзья у отца появились только в академии, где Итари пять оборотов учился на отделении политики и внегалактических связей. Вне стен дворцов строгий этикет смягчался, общение и знакомства давались проще. Вернувшись домой, можно было поддерживать связь с друзьями по тахиосвязи, а главным спасением от одиночества становилась семья… Только когда она еще появится у Даро, эта семья?
Даро разведал по карте расположение портовых складов с белыми крышами. Место оказалось почти на другом конце столицы, а квартал Техников, где его чуть не избили, и вовсе у самой границы Ронн. Видно, он ничего не соображал тогда, если удрал в такую даль…
Ночь, проведенная в городе, стала самым жутким и прекрасным, что случилось с Даро за всю его жизнь. Спустя два шестидневья он решил попробовать выйти на улицы снова. И, быть может, встретить Риэ. В этот раз он подготовился: заказал себе неброскую темную одежду, положил в кошелек несколько мелких пластин. Ненавистный браслет сунул в нагрудный карман — не так сильно мешает, и в случае чего помощь окажется рядом в течение тридцати капель. Еще Даро захватил с собой уми. Раньше на досках летали только над водой, но теперь разрешили использовать и в городах, если не превышать половины аш в две капли[2]. Новые уми делали такими компактными и легкими, чтобы можно было удобно носить за спиной.
Первое время Даро исследовал кварталы рядом с домом: район купцов Короны, Офицерский, разноцветный столичный базар — остров на пересечении двух крупнейших каналов — и возвращался пьяным от впечатлений. Впрочем, на учебу это не влияло: Даро осознавал, что малейший промах может стоить разрешения покидать дворец.
На третий день он добрался до порта. Там было много мальчишек из бедного сословия. Они бегали по поручениям, помогали рыбакам разделывать скользкие туши желтых морских роэгов, чье сердце было тем дороже, чем меньше времени проходило со смерти твари, или просто слонялись по берегу в надежде найти оброненную кем-то с верхней набережной пластинку. Но Риэ Зунна среди них не было…
Полосатый забор, окружающий склады, оказался высоким, а ворота запертыми. Сильные порывы холодного ветра носили по пустырю у ограды мусор. Днем все выглядело совсем по-другому. Даро обошел ограждение по периметру и отыскал маленькую лазейку между двух погнутых прутьев. В ту ночь он не запомнил, как они попали внутрь, но других путей не увидел. Дождавшись сумерек, осторожно вошел, попытался сообразить, какой именно полукруглый купол стал пристанищем им с Риэ.
За углом послышался шорох, Даро замер, вжавшись в стену, и задержал дыхание. Робот-сторож подозрительно повел усиками, но, выждав несколько капель, все же отправился восвояси. Даро подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю ступень лестницы, влез наверх.
Он приходил туда еще много раз, наизусть выучил маршруты гусеничных сторожей. Лежа на белой чешуе, смотрел в небо, на трассирующие следы космических кораблей, то и дело перекрываемые густыми рваными тучами. В один из самых холодных вечеров, когда с неба сыпалась мелкая ледяная крупа и с шуршанием катилась по энерговпитывателям, он услышал шорох на лестнице. Через мгновение рядом растянулся Риэ. Даро приложил ладонь к груди, приветствуя его, изо всех сил стараясь сдержать неожиданно острую радость. Риэ прижался к крыше, ловя тепло.
— Я тоже сюда заглядывал, — улыбнулся он, повернув голову, — думал: вдруг ты придешь. — Зардевшись, добавил: — Ну, мало ли… Захочешь, чтобы с тебя на этот раз уж точно шкуру в переулке спустили.
— Не спустят, — ухмыльнулся Даро, показывая пристегнутый к поясу раздвижной тонкий прут из упругого металла.
— Ого! — вскочил Риэ. — Дай попробовать!
— Тогда дай мне твой шест.
Вдоволь напрыгавшись по крыше, они свалились на белую чешую. От частого дыхания в воздухе расплывались облачка пара.
— Пить охота. Давай слезать.
Утолив жажду в уличном фонтане, мальчики оторвались от каменной чаши и встретившись глазами, отпрянули друг от друга и смутились.
— И часто гуляешь? — спросил Риэ после неловкой паузы. — Мне показалось, ты домашняя зверушка.
— Я недавно стал, — не обижаясь, возразил Даро. — Город интересный. Не всегда красивый или понятный, но… мне нравится.
— Ну если что, я часто бываю на закатном рынке электроники, — сказал Риэ. — Иногда получается кое-что продать… Приходи.
***
Риэ не спрашивал у своего нового приятеля о его семье. И дураку было бы ясно: между ними — пропасть. Незачем делать ее еще больше. Риэ и так наболтал о себе Высшему больше, чем нужно. То, что приговор отца не отпугнул Даро, до сих пор казалось Риэ чудом. Те, кто узнавал об этом, обычно делились на две категории: одни начинали заискивать перед Риэ, словно он перенял от Тока все его преступные связи, другие — бояться и ненавидеть, как больного пятнистой болезнью.
Риэ знал только пять-шесть районов вокруг порта и мелкие островки вблизи берега — дальше заходить было не нужно и особо не тянуло. На кой ляд ему пялиться на то, как живут богатенькие? Еще угодишь стражнику под горячую руку… Но скоро оказалось, что исследовать город вдвоем — очень интересно. Даро брал Риэ с собой гулять по центральным кварталам. Находясь рядом с Даро, Риэ не вызывал у блюстителей порядка желания придраться и спросить, что парень, одетый как житель портовых трущоб, делает на богатой улице.
Уми выдерживала двоих, только стоять на ней нужно было вплотную, обняв ведущего за пояс. Первые пробы кончались падением в канал: Риэ напрягался и не наклонялся на повороте, следуя за Даро, а начинал паниковать и цепляться за ускользающее равновесие. Но позже мальчики научились взаимодействовать, Даро даже позволял Риэ вести уми самому. Он любил разгоняться до предельной скорости и взлетать высоко над волнами залива. Тогда Даро включал музыку с коммуникационного браслета, который носил в кармане, на полную громкость, волосы Риэ хлестали Даро по лицу, отчего тот смеялся и угрожал обрить приятеля наголо, едва они сядут на берег.
Риэ наотрез отказывался входить с проголодавшимся Даро в двери едален. Но если тот приносил с собой на прогулку сверток с жареными океанскими зой-зой и хрустящим красным хлебом, Риэ делил с ним трапезу. Это было как-то проще, не ощущалось милостыней. Иногда он сам угощал Даро свежими ягодами или фруктами, доставая их из глубоких карманов и смущенно стряхивая прилипшие крошки. Даро не спрашивал, откуда они, хотя, конечно, догадывался. Он пристально следил за каждым движением Риэ, когда впервые привез его на большой базар на острове. Если бы Риэ бродил один, то еще можно было рискнуть и стянуть что-нибудь с прилавка, но приятеля он не собирался подставлять.
Даро по первости явно смущала манера Риэ внезапно соскакивать с доски при виде мусорных контейнеров со значком разорванного провода и увлеченно рыться в ворохе выброшенных деталей и мелких устройств, шепча под нос. Потом он привык и, пока Риэ набивал сумку сокровищами, стоял на стреме, готовый подать знак при приближении дрона-наблюдателя или стражника.
Когда сезон Бурь подошел к концу и океан успокоился, они стали плавать к песчаным островам, где можно было всласть поохотиться на рыбу, пригнанную штормами к берегам. Даро, конечно, понимал, что этот лов — не просто развлечение, и поэтому старался добыть побольше жирных олу и зубастых эрских плавунчиков, их можно было быстро закоптить и потом есть не одно пятилуние.
— Теперь сможешь всегда меня найти.
Риэ с гордостью закатал рукав, показывая Даро коммуникационный браслет, под который был пристроен кусочек мягкого пластилена. Экран перечеркивала широкая трещина, залитая жидким фиксатором.
— Он человеческий, — смущенно пояснил Риэ.
Даро с интересом потрогал сенсоры, соблюдая приличия и не касаясь кожи друга.
— Я не знаю, как они выдерживают такую вибрацию, — поморщился Риэ. — Больно же. — И добавил, понизив голос: — Они здороваются друг с другом за руки! Даже без перчаток! Я видел.
Даро покраснел.
— Знаю. Но в этом нет ничего… такого. Просто они устроены иначе. Имперцы не чувствуют так, как мы. Не слышат воду и ветер, и кожа у них грубая, как у болотного мегруна. А руки — особенно. В общем, все наоборот!
— А еще они лижут друг другу губы, — заговорчески ухмыльнулся Риэ, заставив Даро окончательно залиться краской.
— Так они выражают любовь. Это обычай.
— Ты тоже видел? — жадно спросил Риэ.
— Нет. То есть, не вживую.
Сбросив одежду, Риэ взглянул на друга и заметил, что узор даау[3] на левой лопатке Даро нарушен.
— Ты все же не такой уж тихоня, а? — шутливо спросил он, указывая на шрам.
— Это старая царапина, — отмахнулся Даро. — Мечом прилетело на тренировке, случайно.
— В твоей школе что, дураки? — расширил глаза Риэ. — Давать ученикам настоящие мечи…
Мимо пробежала ярко-розовая муо. Риэ враз забыл о вопросе, подобравшись, стал следить за животным, которое кружило возле их с Даро сваленных на песке вещей. Верткая пучеглазая тварь с девятью щупальцами-ножками могла легко стащить что-нибудь мелкое, а догнать ее ой как непросто, и на суше, и в воде. Когда муо скрылась за рюкзаком Даро, Риэ поднялся и бесшумно стал красться по следу щупалец на песке. Но муо заметила охотника и мгновенно исчезла в волнах. Риэ с разочарованным вздохом плюхнулся на песок. Муо жили на мелководье, в период гнездования собирали блестящие камни и мусор, складывая в гнездо-убежище под водой. Гнезда хорошо маскировались, но если отыскать такое — можно было найти в нем оброненные пловцами драгоценности и пластинки.
Даро взял острогу и вошел в волны, несколько раз глубоко вдохнул и нырнул. Риэ подобрал с песка свою и последовал за ним. Под водой всегда казалось, что весь мир отодвигается далеко-далеко. Словно сам Риэ, перерождаясь, возвращается к прошлому народов сиуэ, становится доисторическим морским охотником, что выходят на сушу лишь раз в оборот. Погружаясь в темную прохладную глубину, ощущал себя частью океана, а в жилах вместо крови начинала течь соленая вода. Движения стихии отзывались не только в ладонях, которыми сиуэ испокон веков улавливали течения и читали послания рек и морей. Каждая клеточка ловила отзвук настроения океана, и душа наполнялась восторгом от сознания причастности к чему-то столь могучему.
***
Сложив на берегу десяток жирных рыб, мальчики легли на песок, греясь на щедром солнце сезона Урожая.
— Знаешь, я скоро улечу… — грустно сказал Даро.
Риэ повернулся и подпер рукой голову, глядя на него.
— Мне нужно поступать в академию Пяти Планет. Она далеко… на орбите Оанс.
— Ого, — старательно пряча эмоции, восхитился Риэ. — Прям в столице системы… Ну, зато там неверное, красивые девчонки, — попытался улыбнуться он.
Даро улыбнулся в ответ и открыл глаза.
— Это еще не сейчас. После сезона Ветров. А девчонки… мне сестры хватает.
— У тебя есть сестра? — удивился Риэ.
Даро потянулся за курткой и достал из кармана браслет. В воздухе повисла голография: на фоне грозового неба стояла девочка с темными волосами, за спиной развевалась какая-то белая ткань, создавая эффект крыльев.
— Очень красивая, — сказал Риэ.
— Она тоже так считает, — фыркнул Даро. — Я бы умер столько думать об одежде или духах! Или с ума бы сошел.
Он тревожно взглянул на Риэ, очевидно, вспомнив, что у того тоже были сестры.
Были.
Риэ сглотнул и торопливо попросил:
— Покажи еще что-нибудь.
— Вот запись с праздника Урожая, сестра выступает.
Даро переключился на другую голографию. На широкой террасе танцевали девушки-Высшие в цветных мантиях, с замысловатыми прическами… Чем больше Риэ смотрел, тем больше удивлялся. Опознать сестру Даро среди них не представлялось возможным.
— Слушай, как вы различаете своих баб? Они же все одинаковые! — разочарованно протянул Риэ.
Даро заливисто рассмеялся.
— Главное, при встрече с сестрой этого не ляпни.
— А ты что, ее со мной познакомишь? — улыбнулся Риэ.
— Может, и познакомлю, — задумчиво ответил друг.
***
Белый песок скрипнул, Даро подпрыгнул высоко вверх, чтобы нанести противнику серию ударов. Приземлившись там, где мгновение назад была грудь Майнеша, перехватил его кулак, но вместо того, чтобы, как учил наставник, нырнуть под локоть и дернуть, опрокидывая наземь, сделал обманный замах и подсечку. Майнеш, не ожидавший такого, упал на спину, клацнув зубами, но тут же вскочил, готовый продолжать бой.
— Аэ!
Резкий окрик наставника заставил обоих замереть. Быстрые шаги прошуршали по песку за спиной.
«Даро, откуда ты взял этот прием?»
Даро выпрямился и взглянул на наставника.
«Увидел в городе».
Отговорка была откровенно слабой. Драка на какой-нибудь центральной улице была бы сразу пресечена стражей. О том, что заходит дальше «приличных» районов, Даро никому не говорил. Он не сомневался: семья вряд ли одобрит его прогулки у берега и, тем более, дружбу с низшим.
«Покажи еще раз», — потребовал наставник.
Даро послушался. Наставник молча посмотрел и больше не стал расспрашивать. Даро бы отдал все, чтобы узнать, о чем он думает, но по безмятежному лицу истинного Высшего понять это не представлялось возможным.
________________________________
[1] Замечу, что совершеннолетие и зрелость наступают у сиуэ в разное время. Точно так же обстоит дело, например, у иудеев — бар/бат мицва празднуется в 12 или 13 лет, тогда как полную самостоятельность ребенок получает только по достижении физической зрелости.
[2] Выходит около 32 км/ч
[3] Даау — личный, неповторимый узор на коже сиуэ. В обычном состоянии виден на спине, в период гормональной активности становится ярче и проявляется по всему телу.