Сыновья алых лун

Глава 11. Соперники

И вдруг станет тихо, так тихо, как в храме, тебя я узнаю

А ты шевелишь беззвучно губами - я всё понимаю

У тебя есть тайна

Храни её, не выдавай

У тебя есть тайна

Держи её, не отпускай...

Flëur

Марай послала на Ронн тяжелый теплый ливень. Даро пришел в оранжерею после полудня, закончив основные дела. Теплые капли стучали по широким листьям, подобно барабанам, журчали, стекая по узким длинным иглам, звонко цокали, падая на созданные в аддитивном станке украшения, воткнутые в рыхлую землю. Остро пахло дождем и цветами.

— Наконец-то ты соизволил явиться.

Из-за пышного куста показалась прабабушка. Сложив на груди изящные руки, она словно плыла по дорожке, капли дождя стекали по прихотливому узору ее оранжевой мантии.

— Регламент не диктует количество встреч до свадьбы, — возразил Даро.

«Его диктует здравый смысл, Наследник». — Ты мог бы прийти проведать и меня, Даро, — мягко сказала Шуа вслух и невесомо тронула его щеку пальцем.

— Прошу прощения за невнимание, прабабушка, — склонился Даро. — Не стану оправдываться.

«И не обязан. Но твоя невеста грустит… Здесь должен быть ты, а не твоя подмена; хорошо, что хоть спохватился вовремя».

Старая сиуэйтка отвернулась к кусту, избавляя Даро от необходимости реагировать на столь двусмысленную фразу. Изящные пальцы Шуа оборвали завядший цветок, смятые лепестки поплыли по дождевому желобу на краю дорожки.

Когда Даро увидел паурен, она выходила из воды узкого озера, опоясывающего весь сад. Майко поколебалась мгновение, прежде чем принять его руку, но все же вложила в нее свою, постаравшись не прикоснуться к обнаженной коже. Было ли это проявлением стыдливости или нежеланием касаться НЕ ТОЙ руки? Даро отбросил эту мысль: если бы все зашло настолько далеко, если бы Риэ хоть пальцем тронул край одежды Майко, Шуа не медлила бы ни мгновения, и посягнувший на сердце невесты Наследника низший был бы уже мертв, вне зависимости от того, чьим другом является. Честь семьи прабабушка берегла так же рьяно, как красоту своего сада, и от вредителей избавлялась безжалостно.

Разговор тек мерно и предсказуемо — как и положено разговору между совершенными чужаками. Даро отмечал, что Майко и правда неглупа, понимает, когда лучше промолчать, легко ловит оттенки жестов и тонов. Хороший потенциал для жены правителя. Она была не такой живой и взбаламошной, как Найя, с сестрой Даро либо раздражался, либо смеялся до колик и никогда не скучал. Туа выступала плавно, говорила негромко, темная мантия оттеняла кожу, на щеке блестел узор напыленных стразов. Даро смотрел на нее, украдкой вдыхал аромат духов, слушал голос и пытался уразуметь — что могло свести Риэ с ума? Может, для того, чтобы понять, мало одной встречи? В любом случае, это оказалось не так страшно, как мнилось поначалу, и ничем не отличалось от бесед с другими лэрнен на банкетах.

Встречи продолжались — не только в саду. Даро приглашал Майко взойти на борт личной планетарной яхты, полюбоваться облаками через прозрачный пол. В лучшем центре представлений Ронн семейная ложа Правителя теперь почти всегда была занята молодыми. Даро насильно впихивал в себя любовные истории из классической литературы, но, стараясь мысленно слиться с очередным героем, влюбленным в прекрасную деву, неизменно терпел неудачу. Даже во время потока не возникало и мысли о ком-либо из лэрнен, да и вообще в голове в эти мучительно-жаркие дни было, по большей части, пусто. Ни образов, ни раздумий. Одно лишь смущение и острое желание избавиться от плавящего кости огня…

Майко, судя по всему, разделяла его чувства: была неизменно вежлива и холодна. Улыбалась едва-едва и ни разу не смеялась при своем женихе. Хотя Даро не слишком-то умел веселить девушек, разве что Найя фыркала на его шутки. Да еще Риэ… Может, с ним она улыбалась? Даро легко мог представить себе это.

Он пригласил придворного ювелира, чтобы выбрать подарок для Майко, почти не глядя, ткнул в наибольший ценник ожерелья, чей цвет худо-бедно походил на глаза паурен.

«Какую оправу желает Наследник?»

Даро задумался. Вроде бы Туа предпочитает носить темное… Даже цвета она любит скучные и мрачные, как грозовая хмарь.

«Черненый шэ».

Ювелир поклонился и ушел. Наверняка в восторге, что у него появился новый постоянный клиент. Хоть кому-то Даро доставил радость… Он снова вызвал на экран выбранную драгоценность. Риэ не смог бы позволить себе купить своей невесте такое… А вот нечего было отказываться от денег Энсо! Эта недостойная мысль заставила Даро нахмуриться и прогнать ее.

Такие вещи не вручают просто так, этим он словно собственными руками связывал себя с паурен. С другой стороны, когда и если они станут супругами, то такие подарки превратятся в норму… Он просто делал то, что приличествует помолвленному Наследнику, и не вкладывал в этот поступок души. Но придворные непременно сделают это за него, ведь дорогой дар означает расположение, а ожерелье — страсть. Даро же ощущал лишь пустоту. И еще — тоску по Риэ.

Тот, естественно, не мог не знать, что Наследник наконец сломал ледяную корку неприступности и теперь встречается со своей невестой. У Риэ было много работы, начальник верфи выжимал из стажеров все, что мог, да еще после недавнего наводнения прибавилось дел в лавке, однако Даро подозревал, что нежелание Риэ встречаться связано не только с загруженностью. Он злился на низшего и одновременно отчаянно хотел его видеть. Друзья столько оборотов провели бок о бок, что расползающаяся с каждым шестидневьем трещина ощущалась болезненной раной. Несколько раз Даро был готов просто приказать низшему явиться. Но понимал: такое обращение оправдано лишь в крайнем случае, если Даро вновь поведет себя как Наследник Ронн в отношении Риэ, их дружбе настанет полный и окончательный конец. Но логика не слишком помогала избавиться от докучных мыслей и сомнений, от того, что Даро скучал по их разговорам и баловству на тренировочном дворе… даже по молчанию.

Сиуэ живут дольше других рас великого Альянса. Хоть имперцы и достигли подобного долголетия с помощью своих инъекций полисалютина[1], но психологически отличны от водного народа. Они нетерпеливы и порывисты. Сиуэ живут долго, достаточно для того, чтобы понять: время стирает все. Память бывает болезненной, но что есть память? Воспоминание о воспоминании. Она подвержена изменениям, как и личность… Время стирает все. Время пройдет, и Даро примет свою судьбу, а Риэ справится со своей страстью, какой бы сильной она не была. Нужно лишь ждать. И, возможно, когда оно пройдет, исчезнут и связующие нити между друзьями.

«Все течет и меняется. Ты меняешься, и я тоже».

Даро ощущал, что каждый проходящий день накладывает дополнительный слой на бесцветный, плотный кокон, невидимый, отделяющий его от самой жизни. После очередного вечера наедине с жаровней Даро проснулся среди ночи, задыхаясь: ему снилось, что кокон перекрыл воздух. Он подбежал к окну, забыв отключить поле и, глубоко дыша, уткнулся в прохладную упругую поверхность лицом.

Если решение действительно верное, оно не может приносить всем вокруг одни страдания. Значит, Даро допустил ошибку. Старые и новые сказки о любви утверждают одно: перед страстью пасует любая логика. А милосердие порой оборачивается жестокостью… Пора бы признаться себе, что приказ Даро был продиктован вовсе не желанием помочь и оградить Риэ, а паническим страхом лишиться его.

Найя поймала Даро в рассветной галерее, в куче лэров, перемещавшихся между тронным залом и кабинетом заседаний министров.

— Два слова, брат. О свадьбе…

Даро остановился, сделал жест шествовавшему рядом деду:

«Я присоединюсь через две капли».

Тот смерил пестрое платье Найи холодным взглядом, но спорить не стал, как и задерживаться в коридоре.

— Говори, — шепнул Даро, едва они остались одни.

Найя оглянулась на любопытных лэров в дальнем конце галереи, делающих вид, что их вовсе не интересует разговор Наследника с сестрой, на гвардейцев у дверей кабинета. И перешла на язык пальцев, спрятав руки широкими рукавами.

«Я разузнала, что мать Туа, возможно, состояла в кровной связи с ее отцом. Это незаконно! Если привлечь на нашу сторону жрецов, можно продавить Золотой Совет и отменить помолвку!»

«Ты уверена?» — распахнул глаза Даро.

Найя наморщила лоб.

«Еще нет. Я отправлю запрос в общую генетическую базу. Если они проводили тесты перед выбором паурен, там должна была сохраниться информация».

«Сделай это», — кивнул Наследник и, взяв сестру за руку, легонько пожал.

Найя ответила на самый интимный жест благодарности своим пожатием, но улыбнулась отчего-то печально. Впрочем, Даро уже спешил на очередное бесконечное заседание, и фигурка сестры в цветастом платье осталась в коридоре.

***

Остаться полностью без свидетелей в условиях строгого этикета было непросто, и то лишь на короткий срок, не превышающий и четверти печати. Даро предусмотрел каждую мелочь, но все равно волновался. Не совершает ли он еще большей ошибки? Майко замерла у окна, сквозь матовую поверхность которого лился яркий свет. Она явно не понимала, зачем Наследник привел ее в эту маленькую уединенную гостиную для важных послов и почему не говорит ничего, кроме общих фраз.

Даро услышал знакомые шаги и напрягся.

— Даро, зачем… — начал было вошедший Риэ и умолк, увидев паурен.

Та отвернулась от окна и, мгновенно вспыхнув, спрятала лицо широким рукавом. Даро невесело усмехнулся. Интуиция не подвела: страсть оказалась двусторонней. С удивившей его самого жадностью он всматривался в лицо друга, на котором поочередно сменялись изумление, ужас, боль и, наконец, счастье, тут же вновь скрывшееся под привычным бесстрастием. Даро понял, что не просчитался, облегченно выдохнул и подошел к Риэ, положил руку ему на плечо.

«Зачем она здесь?» — подчеркнуто сдержанными жестами спросил низший.

«Я так больше не могу. Хочу, чтобы ты снова научился смеяться».

— Что ты творишь? — прошипел Риэ, теряя самообладание, стиснул кулаки и отступил к двери. — Ты себе отдаешь отчет…

— Мне все равно, — перебил Даро и криво улыбнулся. — Хоть кто-нибудь в этом проклятом богами дворце может быть счастлив хотя бы на девять капель?! У вас немного времени, не теряй его.

Бросив взгляд на застывшую девушку у окна, Даро отошел в противоположный угол. Уселся на каменное ложе у стены, подоткнул под спину подушку, вынул браслет и развернул экран. Ему предсказуемо не удалось сосредоточиться на проекции, взгляд помимо воли возвращался к стоящим в прямоугольнике света фигурам. Двое молча замерли на расстоянии ми друг от друга, не делая попыток подойти ближе. Но об эту тишину можно было обжечься. Наполненное невысказанным безмолвие, наконец сумело сообщить Даро то, о чем не смогли рассказать самые изощренные писатели и поэты. Двое почти не говорили, а если и так, то до него долетало лишь едва уловимое эхо шепота. Чувства разливались от них волнами, накатывая на Даро, проникали сквозь стены, заливая дворец… Казалось, их должны ощутить все его жители, весь город, весь мир. Радость и мучение, отчаяние и нежность, стыдливость и робкая, обреченная улыбка. Яростный свет солнца мешал Даро как следует разглядеть лица, но этого и не требовалось.

Ему остро захотелось закрыть уши ладонями и сбежать.

Это лишь эхо. Это не его эмоции…

Время закончилось, Даро свернул голограмму так и не просмотренной съемки, поднялся с ложа. Риэ обернулся на шорох, в его глазах Даро успел увидеть отблеск чувства, что сияло для паурен ярко, словно звезда, но Даро хватило и этого отблеска, чтобы сердце пропустило удар. Риэ овладел собой, он даже не обернулся, не дал себе слабину в последний раз, а сразу подошел к другу. Хотя, несмотря на спокойное лицо, было ясно — перед Даро стоит оболочка, а сердце осталось в полосе яркого света, рядом с Майко. Даро взглянул на нее. Девушка смотрела на Риэ, поймав же взгляд жениха, всхлипнула и бросилась вон из комнаты. Когда стук ее башмачков затих вдали, Даро тихо спросил:

— Скажи мне честно, что ты чувствуешь? Я не читаю твоих мыслей.

Риэ помедлил, словно возвращаясь в себя или прислушиваясь к чему-то внутри.

— Кажется, что все раны вновь открылись. Но я еще никогда в жизни не был настолько счастлив, — медленно проговорил он. — Только… больше так не делай, Даро. Иначе мне придется нарушить приказ о невыезде, а тебе — казнить меня.

Он внезапно опустился на колени и сложил руки в жесте покорности, словно перед алтарем Тиоса, верховным правителем… или перед палачом. Даро присел рядом с ним, поднял и утащил Риэ в другой угол, где в стенной панели хранились вина для высокопоставленных отдыхающих. Молча налил полный кубок и протянул ему. Подумав, налил второй.

— Даро…

— Молчи. Уходи через круглую лестницу, — сказал он на прощание, пресекая попытки Риэ сказать хоть слово.

В горле отчаянно скребло, вкус вина отдавал металлом. Проводив глазами друга, Даро прихватил всю бутылку и направился к себе.

Ночь выдалась тяжелой, а утро — темным от пришедшего с океана грозового фронта. Глыбы туч, грозно поднимающиеся в небесах, как нельзя лучше соответствовали чувствам Даро. Наследник поддался слабости, поступив против чести — своей и своего дома. Он не должен был потакать этому. Не должен был радоваться, увидев свет в глазах, которые потухли так много дней назад. Не должен…

Ему принесли заказанное ожерелье, ювелир знал, где поставить коробку — в левый угол стола, куда падал свет из окна, чтобы багровые камни таинственно переливались. Даро смотрел на них и понимал, что ни за что не сможет подарить его Майко. Не сможет — и все. Потому что она — не его. Никогда не была и никогда не станет. Руки сами собой сжались в кулаки. Даро закрыл глаза, справляясь с нахлынувшей паникой. Он сам себя поставил в такое положение. По своей воле, или, точнее, безволию.

Он подверг смертельной опасности все, что любил. И не знал, как теперь будет смотреть в глаза Риэ, паурен, прабабке — ведь она точно что-то заподозрит… Отцу, когда тот вернется. Самому себе, в конце концов. Но хоть с кем-то можно наладить отношения?! Даро захлопнул крышку, сунул коробку за пазуху и направился к Найе.

Сестра сидела перед зеркалом, служанка расчесывала ее распущенные волосы, которые доставали до пола. Даро не помнил, когда в последний раз видел Найю такой — без красок на лице и сложной прически. Найя удивилась, увидев брата. Он присел на край стола, вынул из-за пазухи коробку и небрежно положил к другим таким же, стоящим в стороне.

— Что это? — с любопытством спросила Найя.

— Безделица, — вздохнул Даро, избегая смотреть ей в глаза, — может, подойдет тебе к какому-нибудь наряду.

Найя тряхнула головой, служанка понятливо отложила расческу, молча поклонилась и вышла в соседнюю комнату. Сестра взяла коробку, раскрыла и замерла. Улыбка медленно сползла с ее лица.

— Не нравится? — с беспокойством спросил Даро. — Можно поменять, если хочешь.

Найя подняла на него тяжелый взгляд.

— О чем ты только думал, тупой ты мегрун, — прошипела она и, резко захлопнув коробку, отшвырнула ее прочь.

Ожерелье звякнуло и вывалилось, окатив багровыми бликами каменные плиты пола. Найя вскочила со стула, с яростью глядя на брата.

— Ты считал, я не догадаюсь… для кого ты это купил?!

Даро примирительно поднял ладони, но Найя не дала ему и слова сказать, прянула вперед и, жестко схватив за отворот туники, толкнула с неожиданной силой. Даро, не ожидавший такого, едва успел удержать равновесие. Крепко встав на ноги, он нахмурился и уже хотел дать резкую отповедь столь дерзкому поведению, но тут лицо Найи исказилось, из глаз брызнули слезы. Она отвернулась и обхватила себя за плечи.

— Глупые мальчишки, — прошептала она. — Сходите с ума по этой… чужачке! — Найя обернулась и со злостью вытерла лицо ладонями. — Она — просто красивая кукла!

— Не говори так о ней! — рявкнул Даро, — Не смей!

— Это еще почему?! — уперла руки в бока Найя. — Она здесь пока никто!

— Туа моя будущая жена, — ледяным тоном сказал Даро.

У Найи задрожали губы. Она опустила глаза и села на стул, словно у нее подогнулись колени.

— Я вас всех ненавижу, — прошептала она, всхлипывая. — Ненавижу…

Даро помедлил, затем наклонился и подхватил сестренку на руки, перенес к кровати и сел, прижав к груди, словно ребенка. Найя обняла его за шею. Даро ощущал, как по коже текут ее горячие-горячие слезы.

Эти слезы въелись в кожу, они преследовали Наследника, поднимались, стягивались на шее удавкой, затем ползли выше, подбираясь к глазам. Даро бежал по лестницам, словно пытаясь обогнать их.

На верхней галерее, на самой крыше всегда гулял ветер. К счастью, она оказалась пустынной. Океан блестел вдали острым серпом, небеса давили густой влажной моросью. Наследнику было тесно. Внутри себя, внутри дворца, внутри созданного богами мира, он считал вдохи и выдохи, стискивая посеревшими пальцами низкий парапет.

На плечо неожиданно легла чья-то рука, заставив Даро вздрогнуть. Перед ним стоял Наставник.

«Идем со мной».

Даро привык доверять ему, с детства, с первого слова и первого шага на него смотрели эти багровые глаза, где за бесстрастием всегда скрывалась нежность, за требовательностью — преданность.

Он понял, что сиуэ привел его на пустой тренировочный двор и вопросительно посмотрел на Наставника. Тот подошел к стене, тронул сенсор и выбрав два тяжелых, окованных металлом шеста, бросил один Даро.

«Нападай».

Наследник помедлил, пытаясь собраться с мыслями, а потом отбросил их все скопом и поднял шест. Тело двигалось само, разум погрузился в поток застывшего времени и остался где-то там, в начале тренировочного двора, вместе с вопросами «Зачем» и «Почему». Тело радовалось движению, своей ловкости и силе, как когда-то давно. Оно всегда точно знало, что делать и побеждало самое себя, шаг за шагом.

Вдох, поворот, прыжок и выдох на соприкосновении с песком. Ладонь обжигают белые песчинки. Толчок, вновь отражение хлесткого удара. Снова и снова.

Спонтанная тренировка быстро превратилась в настоящий бой. До изнеможения. В полную силу. Даро не взялся бы сказать, сколько ссадин горели на его коже и сколько раз он сам успел достать противника. Боль была далеко — там же, где растворившийся в благословенной пустоте разум. В скупых лучах солнца, на миг пробивших тучи, ярко блеснула кровь.

— Еще раз.

Даро поднялся, глубоко вдохнул и вновь двинулся навстречу.

— Вставай.

Перед лицом плясала бело-розовая пыль. Щеку опалял жесткий песок. Темные точки в глазах рассеялись, однако ноющие мышцы отказывались слушаться.

— Вставай.

У Даро промелькнула ленивая мысль: Наставник решил его убить? Он заставил себя подняться на руках — в который раз? Сплюнул кровь. И снова сжал в руках шест…

Свет, тьма, кровь и песок.

— Легче?

Даро не знал, послышался ли ему этот вопрос или Наставник правда спросил. В любом случае, Даро был не в состоянии ответить. И попытаться понять, что мудрый сиуэ имел в виду… Наследник, опираясь на его руку, дополз до своих покоев по неприметной лестнице в стене, жестом выгнал слуг и, растянувшись на кровати, заснул. Последней мыслью было то, что Наставник прав. Да, несмотря на боль во всем теле, а может, и благодаря ей, и правда стало намного легче.

_________________________________________________

[1] Полисалютин — «При регулярном использовании препарат влиял на фермент теломеразы, программирующей сроки обновления клеток, не давая им меняться и стареть. Некое подобие консерванта, способного сохранять статус-кво организма на сколь угодно долгий срок». (инфо из рассказа «Трое суток», как раз посвященного данной теме)