Настала пора, готовиться к поступлению. Документы были сданы, время экзаменов назначено. Думала ли я тогда воспользоваться своим даром? К бабушке Нине так и не съездила, всё некогда было, потому уверенности, что для себя колдовать можно не ощущала.
Женщина из приёмной комиссии весьма скептично оглядела меня с ног до головы, безусловно, моё простенькое ситцевое платье меркло на фоне нарядов деток из «приличных семей».
– Девушка, а вы уверены, что хотите именно на международные отношения? Есть много других хороших и нужных профессий: библиотекарь, библиограф, историк, да мало ли. И везде дефицит кадров.
Я старалась не показать, что мне до ужаса хочется сбежать из этой аудитории, где все поглядывали на меня свысока. Вопреки страхам, держала голову высоко и плечи расправленными. Упрямо поджжав губы, ответила:
– Нет, мне нужен именно этот факультет.
– Хм, ну как скажете. Документы в порядке, ждём вас на экзаменах.
Вышла из аудитории, отдышалась, не думала, что буду чувствовать себя так мерзко. Вроде все у нас в стране одинаковые, но есть и «одинаковее». А мне с ними учиться.
Мама приготовила наряд для шпаргалок, история КПСС числилась первым экзаменационным предметом. Всё нужное я подготовила, зубрёжку тоже продолжила, хоть что-то останется же в голове?
Накануне экзамена всё же заглянула в свою волшебную тетрадку, сомневаясь всё же стоит ли и есть ли там нужный ритуал, типа «как без проблем поступить в институт», однако решила просмотреть записи и наткнулась на интересный заговор. Назывался он «чтобы ни в чём не знать отказа». Без особой веры в успех выучила слова, которые произносились про себя, сидя напротив собеседника. Что ж, связей у меня нет, так хоть, может, магия поможет? И не во вред мне.
В девять часов утра в коридоре перед аудиторией толпились бледно-зелёные от страха абитуриенты. Я встала в сторонке от них, беспрерывное шушуканье утомляло и действовало на нервы.
Вызывали по пять человек, весь поток уже разбился на «пятёрки», мне досталось место в последней с двумя молчаливыми девушками и мальчишками-ботаниками, как под копирку усыпанных юношескими угрями.
В подъюбнике болтались ответы на вопросы, их тяжесть немного успокаивала. Я заглянула в аудиторию, она была сделана амфитеатром, можно вскарабкаться повыше и спокойно залезть под юбку, подальше от глаз комиссии.
Забравшись на подоконник, покорно ждала своей очереди, наблюдая, как выходят с экзамена счастливые или грустные ребята.
Стремительно шагая по коридору, к нам приблизилась грузная женщина, в толпе она продвигалась словно ледоход. Оглядев нас, выудила из оравы несколько человек:
– Молодые люди, все учебные пособия и личные записи на экзамене недопустимы.
– Нет у нас ничего, – возмутились юноши и девушки.
Тогда, словно фокусник, она ловко вытащила из-под пояса тетрадь у одного мальчишки, спрятанную под рубашкой. Поворошила миниатюрную кокетливую сумочку стоящей рядом с ним девушки и отыскала под подкладкой аккуратные маленькие шпаргалки. Так, проведя стремительный обыск, собрала всё найденное и подошла ко мне:
– Пройдите со мной, – потребовала она тоном, не терпящим возражений.
Я засеменила рядом с ней по коридору. Пришли мы в женский туалет. Женщина обернулась, сверкнув на меня глазами:
– Поднимите юбку.
– Но п-позвольте…
– Девушка, мне не нужны возражения, – одёрнула она меня.
Приподняв край подола, я замерла.
– Вытаскивайте шпаргалки, должно быть совестно, советская девушка, а хотите обманом попасть в институт!
Почувствовала, как загорелись от стыда щёки. А тётка, всё бубнила о чести и совести:
– Я, на минуту, преподаватель с двадцатилетним стажем. Вижу вас, прохвостов, насквозь.
Отдав ей все свои записи, двинулась на негнущихся ногах в сторону аудитории, тётка шла рядом.
Остановившись возле двери, она обвела всех тяжёлым взглядом:
– Имейте в виду, ещё раз кто попадётся со шпаргалками, к экзаменам допущен не будет.
Она ушла, а я совсем растерялась. Запомнить немыслимое количество дат было просто невозможно! Даже зубрёжка днём и ночью не очень-то помогла. И как теперь быть? Остаётся уповать, что мне попадутся вопросы, ответы на которые я запомнила.
Наконец, подошла и наша очередь, подавив внезапный озноб, прошагала к столу и вытянула билет. Взяла лежащий подле чистый лист для ответов и села на первый ряд, карабкаться на галёрку не было смысла.
Достался мне семнадцатый съезд партии, помнила, что его ещё называли «Съездом победителей» и время проведения, но этого было мало. Следовало озвучить, сколько было докладов, чьи и какие постановления были приняты. Я в общих чертах выудила из своего воспалённого зубрёжкой мозга основные доктрины и положения. Проводил тот съезд сам отец нации и друг всех пионеров. Хватит ли этого для достойного ответа? Конкурс огромен, мне просто необходима пятёрка.
И тут в голове всплыли слова заговора, в моём отчаянном положении годилось всё. Я, смотря по очереди на членов комиссии, шептала про себя магическую формулу.
Меня вызвали третьей, две оставшиеся девушки попросили отсрочку. Сев за стол, я расправила скомканный лист с ответом, который непроизвольно смяла в руках, идя отвечать.
Передо мной сидел невысокий дядечка, в массивных квадратных очках и с большими залысинами над покатым лбом:
– Ну же, девушка, смелей. Не задерживайте нас.
Сглотнув пересохшим горлом несуществующую слюну, принялась рассказывать всё, что только могла вспомнить. Странно, но все преподаватели сидели, довольно кивая на мои ответы. Тема иссякла, я замолчала.
– Что же вы, – подбодрил меня дядечка, – хорошо рассказывали, продолжайте.
Я уставилась на него, неужели они не слышали, что мой рассказ окончен. Набрав в грудь побольше воздуха, мужественно продолжила свой ответ…с самого начала. Когда всё было пересказано повторно, дядечка взял в руки ведомость:
– Ну что же, достойный ответ, не правда ли, коллеги?
Преподаватели невнятно подтвердили, как будто только очнувшись.
– Заслуженная пятёрка, идите, готовьтесь к остальным экзаменам.
Не веря своему счастью, я вылетела в коридор, даже забыв попрощаться. Пять! Ура! Со лба градом катил пот, всё ещё не верилось, что я смогла сдать самый сложный экзамен.
Правильно ли я поступила? Если здесь кругом проталкивают своих деток благодаря связям, то почему бы и мне не воспользоваться помощью?
Сияя сильнее полуденного солнца, спешила домой, когда наткнулась на Юрку и Любу. Они сидели на лавке, Есенина плакала, а Сорокин неловко успокаивал её.
– Что случилось? – подошла я к друзьям.
– Четыре, – подняла на меня глаза Люба, – представляешь, четыре. А конкурс какой. Всё, я не пройду.
Усевшись рядом с заплаканной подругой, я развернула её лицом к себе:
– История партии?
– Ага, – огорчённо кивнула она.
– Только не надо заливаться слезами. Ведь впереди основные предметы, полагаешь преподавателям это невдомёк? Оценивать-то будут именно по ним.
– Ты думаешь? – в покрасневших глазах мелькнул проблеск надежды.
– Ну, конечно, сама пораскинь мозгами. И потом, – снизила я голос до шёпота, – не забываем о маме. Правда?
Я не хотела, чтобы Юрка слышал о «блате» Любы, она поняла и благодарно сжала мне руку.
– Да, ты права, – Есенина достала платок и принялась приводить себя в порядок.
– Спасибо тебе, Иванова, уж и не знал, что делать с этой Ниагарой, – весело улыбнулся Юрка. Его трогательная забота о подруге совершенно не вязалась с бесшабашным характером.
– Сорокин, а ты так и не сказал, куда сам собрался после школы?
– Так ты и не спрашивала. В ПТУ иду, на мастера КИПиА. Мне столько как вам никогда не вызубрить.
Втроём, взяв по пути мороженого в бумажных стаканчиках, направились по домам. Впереди ещё экзамены, но я уже была уверена, что поступлю на этот факультет. И больше магия мне не понадобится, все предметы я выучила так, что могла отвечать даже во сне.
Следующим экзаменом был английский. Я почти не сомневалась, что сдам, но лёгкое чувство тревоги всё равно было. С утра, нагрузившись учебниками и словарями, отправилась в институт. С собой в аудиторию книги не пронесёшь, а позаниматься, пока ждёшь свою очередь можно, и время будет идти быстрее.
В коридоре, перед дверью в учебную комнату, уже толпились студенты, вызывали также по пять человек, и я заняла место в последней партии, преподаватели к тому времени устанут и не будут так сурово придираться к абитуриентам.
Устроилась на широком подоконнике, разложила учебники и села повторять неправильные глаголы. Галдящие возле двери ребята, в скором времени тоже рассредоточились кто куда мог: на подоконники, скамейки и даже на полу. В коридор вернулась долгожданная тишина, только изредка хлопала дверь, выпуская из аудитории очередного поступающего. Погрузившись в зубрёжку, не услышала, как ко мне подошёл незнакомый парень:
– Привет. Видел тебя на истории, ты из какой школы?
Я подняла глаза, оторвавшись от книги, – из пятьдесят четвёртой.
– А, знаю, где это. Сам я из военного городка.
Военная часть воздушно-десантных войск находилась на выезде из города, школа там была своя. С детьми военных мы общались мало. Элита советских войск жила обособленно. Юноши из таких семей были что-то вроде принцев на белом коне, мечта каждой городской девушки. Я недоверчиво рассматривала подошедшего парня. Что ему нужно? Списать? Поделиться шпорами? Но, памятуя свою первую встречу с грозной преподавательницей, больше я шпаргалок не писала.
– Ты что-то хотел?
– Нет, ничего особенного. Просто я слышал, как ты сдавала историю. Смешно вышло, два раза одно и то же повторить. И как комиссия не заметила? Мне стало интересно, вот и решил с тобой познакомиться, нам ведь вместе учиться.
Странно, я его совсем не помнила. Парень был высоким, под рубашкой угадывались развитые не по годам мышцы, наверное, его отец фанат здорового образа жизни. Он был смуглым, словно только что вернулся с курорта, русые волосы острижены на военный манер, пронзительно голубые глаза, цвета весеннего неба, смотрели чуть насмешливо.
– Тебя не было в нашей пятёрке, – я точно помнила двух девушек и ботаников, зашедших со мной.
– Правильно, я зашёл раньше. Попросил комиссию разрешить мне подготовиться чуть подольше. Когда ты вышла отвечать, я как раз пересел ниже и слышал весь твой монолог, – он рассмеялся приятным грудным смехом, – меня, кстати, Андреем зовут.
– Ирина. А почему ты не выдал меня?
– Зачем? – он удивлённо глянул на меня, – я вообще не понимаю, на кой мы учим эту ерунду. А можно после экзамена угостить тебя мороженым? – вдруг сменил тему он.
Я молча пожала плечами, не понимая его интереса ко мне.
– Не отказывайся, расскажу тебе о преподах, которые будут принимать остальные экзамены. Я всё про всех разведал. Тебе пригодится.
– Ладно, только ждать придётся долго, аж до последней пятёрки.
– Я знаю, – улыбнулся Андрей, – мы с тобой идём вместе.
– Вот как? Хорошо, договорились.
– Лады. Ни пуха ни пера…
Послав его "к чёрту", опять погрузилась в учебники. Грузиться тем, что он услышал, как я дважды повторяю текст для прошлой комиссии даже не подумала, мало ли? Все экзаменаторы невнимательно слушали, потому пришлось озвучить свой ответ ещё раз.
Подошла наша очередь и, оставив книги на подоконнике, я прошла в аудиторию, взяла билет и села на первый ряд. Андрей устроился позади.
Вопросы попались несложные, и я вышла отвечать первой. Глаза членов комиссии устремились на меня, невольно по телу побежали мурашки.
– Ну-с, позвольте ваш билет, сударыня, – ко мне протянул руку пожилой преподаватель. Он весь был какой-то квадратный, словно вырубленный топором, массивную фигуру не скрывал даже свободный пиджак. Седые волосы были зачёсаны назад, открывая широкий лоб. В глазах плясали смешинки, что никак не вязалось с его обликом. Кинув мимолётный взгляд на билет, он качнул головой, – приступайте.
Обе темы были мне хорошо знакомы, так что затруднения не возникло. Бодро отрапортовав всё, что нужно, я замолчала, ожидая оценки.
Сидящая напротив меня немолодая сухопарая женщина, с тугими кудряшками на голове, через которые просвечивала кожа, оглядела преподавателей и обернулась ко мне, нехорошо сузив глаза.
– Ответ верен, почти. Но даже так, на пятёрку не тянет. Что за произношение? Грубое, топорное.
Это было не так, английский я учила и в прошлой жизни, много работая над фонетикой, тётка попросту придиралась.