После того как Алёна и Наташа продемонстрировали свой новый макияж на танцах, желающих попасть ко мне не только на выходных, но и в будни стало так много, что я даже по первости растерялась! Пришлось составить некий график и заранее оговаривать количество клиентов и время их прихода, не то пришлось бы откладывать домашку, что делать сейчас было никак нельзя.
Наши запасы косметики постоянно пополнялись и возникла необходимость в дальнейшей реализации. Как-то, думая, что нас никто не слышит, мы обсуждали этот вопрос с Сорокиным. Вот уж где его талант проявлялся во всей красе, так это, если надо что-то обменять. Понятно, что косметикой Юрка интересовался мало, но, как он говорил, главное – связи. Неожиданно мне помогла в этом вопросе Люба.
Как всегда, будто смущаясь, она подошла к нам:
– Ира, я тут услышала ваш разговор. Мамины девочки могут всё купить.
«Мамиными девочками» Есенина называла молодых практиканток «Универсама», где Любина родительница работала заведующей.
– Есенина, да ты голова, – подхватил тут же Сорокин, – вот тебе и решение, Иванова.
– Да, – засомневалась было я, – но не сочтут ли это спекуляцией?
Люба прыснула в ладошку:
– Ира, о чём ты? Не ящик же красной икры продаёшь. Одна тушь возьмёт, другая – помаду. Там, конечно, и своя косметика есть, но где она, а где практикантки? Им не по карману. Если цену подходящую предложишь, то они быстро всё скупят.
Обговорив после уроков все детали нашего «стартапа», довольные разошлись по домам.
Едва успела я войти в квартиру, как из комнаты показалась Алка.
– А ты, почему не на парах? – окликнула я её.
– Да ладно, сегодня можно и отдохнуть, снова последняя лекция по "Истории марксизма", а её можно и прогулять. Под неё только спать хорошо.
– Крамольные речи ведёшь, негодная! – погрозила я шутливо Алке. – Кстати, я нашу косметику продала.
– Вот с этого и надо было начинать, – она присела рядом со мной, – говори.
Я объяснила нашу «бизнес-схему».
– Отличная идея, – глаза сестры загорелись восторгом, – девчонки с магазина расскажут в общаге и пошло-поехало, – она сидела, довольно потирая руки.
– Погоди радоваться, а с деньгами нам что делать? – прервала я Алкины мечты.
– Как что – тратить, – она посмотрела на меня, как на несмышлёныша, – деньги, Ирочка, нужны, чтобы их расходовать: на вещи, продукты, обувь и всё, что захочется.
– Нет, так не пойдёт. Давай договоримся сразу, поделим их пополам. Со своими делай что хочешь. А я сама буду решать, куда деть прибыль.
– Да ты никак копить задумала, юный миллионер? – Алка рассмеялась.
– Ну тебя, хохотунья, скажи лучше, что такого купить можно ценного?
– Что тут думать. Золото.
А ведь сестра права! И как я раньше не подумала об этом? Золото не обесценится. В голодные девяностые, до которых не так долго осталось, будет у меня «финансовая подушка». И внимания мои покупки не привлекут, одна цепочка или серьги в месяц или два, никого не удивят. Можно и на даче спрятать, подальше от чужих глаз.
– Ты гений, – обняла я Алку.
– То-то же, – задрала она нос.
– И сама также сделай, поверь, времена могут перемениться.
– Да ладно, куда наш коммунизм испарится? Будет тебе болтать, – махнула сестра рукой.
Дальше продолжать тему не стала. Надо учитывать, что будущее своей семьи я и так изменила, вот только стоит ли вмешиваться в него совсем радикально?
Но первый же поход в ювелирный магазин, с целью «прицениться», быстро остудил наш пыл. Небольшой кулон или совсем простенькое колечко стоили от семидесяти рублей и выше, тогда как пудру «Гвоздику» мы могли продать едва дороже десяти копеек, косметика получше стоила около рубля. Я цен не помнила, а сестре раньше золото покупать не приходилось. Требовалось пересмотреть наши планы по обогащению, а пока мы решили просто откладывать вырученные деньги.
Незаметно пролетали весенние дни. Вот уже оделись деревья свежей листвой, ночи стали теплее, по вечерам под нашими окнами не спеша прогуливались парочки. Аккомпанементом им служили соловьиные трели. Умытое дождями, ночное небо, словно распахнуло сонные глаза, даря городу свет тысячи звёзд. Воздух наполнился ароматами цветущих деревьев.
Все мои дни проходили в привычной круговерти. Школа – дом – уроки – макияж. Люба сдержала слово, и девчонки-практикантки забирали всё, что приносили нам с Аллой. Хотя назвать это хорошим доходом язык не поворачивался.
На носу был выпускной, днями мы с Любой просиживали в библиотеке, готовясь и к школьным, и к вступительным экзаменам. Есенина решила поступать на экономиста.
И если по основным предметам я была готова, то история КПСС не давалась никак. Все эти бесконечные съезды и доктрины – словно тёмный лес. А ведь этот предмет есть на любом факультете, не отвертишься.
Домой я пришла расстроенная, как сдавать то, что не можешь запомнить? Мама гладила бельё в зале, пообедав, примостилась рядом с ней на диване. Мой взгляд упал на длинную юбку у неё в руках. Та-ак, может зубрить ночами и не придётся?
– Позволь примерить? – подошла я к ней.
– Юбку? – удивилась она. – Конечно, не помню только, чтобы ты раньше носила такую длину.
– Мне не носить, экзамен сдать, – я оделась и подошла к зеркалу. Роста мы были одинакового, так что длина – в самый раз, надо только ушить немного по бокам.
– А подъюбник чёрный есть?
– Есть, – мама подошла ко мне, – ты что задумала?
– Ничего постыдного, не беспокойся. Твоя юбка поможет в благом деле поступления в институт.
– Всё понятно, – усмехнулась мама, – «шпоры» наше всё.
– А что делать? Ну не могу я запомнить ни двадцать третий съезд, ни пятнадцатый. Хоть ночуй в библиотеке.
– Оставь всё мне, я нашью на подъюбник карманы, их будет два, билеты поделишь пополам, – мама забрала вещи, измерила сантиметром мою талию и унесла всё в свою комнату.
– Спасибо, мамуль, – обняла я её.
– Да чего уж там, – отмахнулась она, – думаешь, ты одна так экзамены сдавать собралась? Иди пиши шпаргалки.
О школьных экзаменах я не волновалась. Всё было давно вызубрено. Незаметно подошёл конец мая, а с ним и завершение нашей учёбы. Все предметы я сдала на «отлично».
Был погожий июньский денёк. Мы шли с Любой после экзамена по опустевшей и словно осиротевшей школе. Скоро покинем эти стены. Удастся ли мне совершить всё задуманное? Не хотелось потратить выпавший мне шанс зря. Впереди вся жизнь, но своё будущее я закладываю уже сейчас.
– Скоро выпускной, – вздохнула Люба, – ты приготовила платье?
Её вопрос застал меня врасплох, я ведь и думать об этом забыла! Все силы уходили на подготовку к поступлению.
– Нет, – вздохнула тоскливо, – совсем вылетело из головы!
– Ну ты даёшь, как можно забыть о таком вечере? – Люба с сомнением оглядела меня, – совсем заучилась. Послушай, откуда подобное рвение? Ведь раньше ты и не думала о «международке»? Не страшно? Там ведь сама знаешь, конкурс ещё тот.
– Страшно, но если всего бояться, то как тогда строить свою жизнь? Плыть по течению? Это не по мне. Ты вот тоже на экономический идёшь. И конкурс там не меньше.
– Ты только не обижайся, – потупила взгляд Люба, – но мама уже обо всём договорилась. Связи, понимаешь?
– Мне не обидно, – погладила её по плечу, – если бы у меня были связи, я тоже бы ими воспользовалась.
–Да? – Есенина вскинула на меня глаза, – а мне кажется, что это нечестно.
– Нечестно, но такова жизнь. Здесь иногда приходится своё место зубами выгрызать. Будущее покажет, кто был прав, а кто нет. Пока живём как можем. И ты сильно себя не вини. Даже если бы твоя мама не помогла, ты поступила бы сама. Кто у нас знает алгебру и геометрию лучше, чем ты? Да и остальные предметы у тебя в порядке.
– Верно, а всё же как-то гадко на душе, – вздохнула, поморщившись, Люба.
– Просто выброси эти мысли из головы. Расскажи лучше, в чём пойдёшь на выпускной?
А в чём пойду я? Нужно пересмотреть мамины платья и Алкины, глядишь, что-нибудь подходящее найдётся. Это же надо, забыть про выпускной. Люба в красках описывала мне привезённое для неё платье, откуда-то из Прибалтики.
– Слушай, а пойдём ко мне, – предложила Есенина, – покажу обновку, мне необходимо мнение со стороны. Маме-то всегда всё нравится.
И мы отправились к Любе. Вкус у её родительницы был хорош. Длинное, шёлковое, струящееся платье цвета топлёного молока необычайно шло подруге. Подчёркивало изгибы тела, высокую грудь. Да, мне о таком только мечтать!
– Люба, какая ты красивая в нём! – я искренне восхитилась подругой.
Есенина зарделась, оправила платье руками:
– Понимаешь, так неловко в нём.
– Брось эти глупости, ты отлично выглядишь и не надо этого стесняться.
– Хотела тебе показать, – Люба вынесла ещё одно платье, – мне не подошло по размеру, зато тебе будет хорошо. И я подумала, возможно, ты возьмёшь его себе, как подарок от меня?
Есенина разложила на диване ещё один наряд. Тёмно-синее, почти чёрное атласное платье цвета полночного неба, с шифоновыми рукавами и верхней юбкой. Выглядело оно чудесно, не оторвать глаз!
– Примерь, пожалуйста, – протянула обновку Люба.
Просить дважды меня не пришлось. Платье село, как влитое, мягко облегая фигуру. Оно словно состояло из двух: атласное приталенное, а сверху лёгкая шифоновая юбка-солнце и воздушные рукава. Даже моя угловатая подростковая фигурка смотрелась в таком наряде неожиданно изящно. Я восторженно разглядывала себя в зеркало:
– Люба, а мама не будет против таких подарков, оно же дорогое?
– Нет, оно мне всё равно мало, зачем такой красоте болтаться в шкафу? Да и я давно сама распоряжаюсь своими вещами, мама не следит за этим.
Я всё не могла налюбоваться прекрасным нарядом, не веря, что это чудо достанется мне.
– Приходи ко мне перед выпускным, сделаю тебе такой макияж, все позеленеют от зависти! Отбоя от парней не будет.
– Да мне всех и не надо, – смутилась Люба.
– Ты влюбилась в кого-то, подруга? Колись, – я присела на диван и похлопала рядом, – садись, рассказывай.
– Нечего рассказывать, Ира, – Есенина совсем засмущалась, щёки пошли пятнами.
– Ну хоть кто это? Я никому.
– Сорокин Юрка, – едва слышно пролепетала Люба, – только он с тобой дружит.
Классическая история. Отличница влюбилась в хулигана. Конечно, до настоящего бузотёра Сорокину далеко, но и пай-мальчиком его не назовёшь.
– Вот именно – просто дружит. И больше ничего. Юрка – хороший человек, выручает меня иногда, но мы не встречаемся и не будем.
– Правда? – просияла Люба.
– Конечно. Зачем мне тебе врать? Так что бери своё платье и приходи ко мне. Накрасим, нарядим. Очаруешь Сорокина одним взмахом ресниц.
Есенина мягко улыбнулась и обняла меня:
– Ты хорошая подруга, Ира. Как здорово, что вы тогда подошли ко мне на улице!
Домой я воротилась в отличном настроении. Родители уже вернулись с работы. Мама выглянула из зала:
– Иришка, иди сюда.
В зале на диване было разложено белое короткое платье.
– Смотри, – мама провела по нему рукой, – какую красоту я тебе урвала.
– Эм-м-м, спасибо большое, но платье у меня уже есть.
– Откуда? – нахмурилась она.
– Люба подарила, – я принесла из комнаты свёрток и продемонстрировала наряд.
– Оно чудесное, – вздохнула матушка, – но разве можно принимать такие дорогие подарки, подумай только, сколько оно стоит!
– Мамуля, оно Любе мало, носить она его не будет.
– Ладно, делай как знаешь – сдалась она, – так хоть примерь, полюбуюсь на тебя.
Пока я крутилась у зеркала, зашла Алка:
– Ирка-а-а, где ты урвала эту прелесть? Ты словно грозовое облачко. Такая воздушная, – сестра восхищенно обошла меня кругом.
– Подарок, – подмигнула я ей.
– Везёт некоторым, – только и сказала Алла.
Выпускники с нетерпением ждали праздника. Девчонки наперебой занимали очередь на макияж, но я была вынуждена отказать им всем, решив, что в этот день сиять будем только я и Люба.
Настала праздничная суббота. С утра дома царила суматоха. Мама готовила наряды для себя и отца, Алка тоже решила идти с нами на торжественную часть и теперь носилась по комнатам, выбирая наряд то в нашем шкафу, то в мамином.
Мама, как обычно, занимаясь делами, что-то тихонько напевая. Мне нравился её глубокий мелодичный голос. Вот бы написать для неё песню, вдруг подумалось мне. А может, заняться плагиатом? Это, безусловно, неприлично. Но… Возьму хит из будущего, а музыканты напишут другой, такой вариант ведь тоже может быть? Наглеть не буду. Но всё потом. Сегодня мой день.
Школа закончилась, впереди вступительные экзамены в институт. Сдам ли? Отогнав от себя грустные мысли, занялась сортировкой необходимой косметики. Надо ли говорить, что мой арсенал изрядно пополнился: тени, пудра, румяна и всё лучшего качества, что могла предложить наша косметическая промышленность.
К обеду пришла Люба, как всегда, трогательно смущаясь, она неслышно прошла ко мне в комнату.
– Садись, – указала ей на стул, – будем наводить красоту.
У Любы было округлое лицо с пухлыми щёчками, когда она улыбалась, проявлялись очаровательные ямочки. Тёмно-каштановые волосы вились, ложась красивыми волнами, карие глаза, слегка навыкат, в обрамлении пушистых ресниц довершали образ этакой барышни восемнадцатого века.
В ней нет и следа моей подростковой худобы, невысокого роста, Есенина была вся очаровательно округлая, и лёгкое шёлковое платье выгодно подчеркнуло её прелестную фигуру. Под такой наряд идеально подошли персиковые тени, к ним в тон румяна и помада. Смелые чёрные стрелки подчеркнули глаза, сделав их похожими на кошачьи, что добавило образу шарма и утончённости. Волосы уложила в сложную высокую причёску, открыв красивый изгиб шеи. Потом занялась собой. Под такой неординарный наряд нужен смелый образ.
Смоки айс будет то, что надо!
Нанесла тени, прочертила стрелки, подкрасила брови, на губы помада винного цвета. Из зеркала на меня смотрела дерзкая девушка, уверенная в своей красоте.
Мы встали рядом с Любой, вместе наша пара очень выигрывала на контрасте. Фурор нам обеспечен.
В комнату заглянула мама:
– Иришка, не забудь про нас с Аллой, – и зачарованно замерла, – девчонки, какие же вы…
Заглянула Алка, – ух ты, – только и смогла произнести она, – сегодня ты в ударе! Мне нужен такой макияж на танцы, – ткнула она пальцем в Любу, – надену твоё новое белое платье.
– Будет сделано, – шутливо откозыряла я, – готовьтесь, иду наводить красоту.
Когда со всеми приготовлениями было покончено, мы отправились в школу. Родители Любы должны были приехать к началу торжественной части. Прохожие оборачивались нам вслед, парни чуть не посворачивали шеи. Впереди под руку с мамой шёл довольный отец:
– Никогда не думал, что так приятно идти во главе подобного цветника, девчонки, вы все такие красивые.
Вот и школьный двор, украшенный флажками и шариками. Учителя настраивали аппаратуру с помощью мальчишек из девятого класса. Расставляли столы, где будет сидеть директор и завучи. Из школы выносили наши аттестаты. Собравшиеся выпускники и их родители гудели, как растревоженный улей. Девчонок было не узнать. Нарядные, словно повзрослевшие за одну ночь, они сбились в стайки и щебетали чуть в сторонке ото всех.
Мы нашли свой класс, подошли поздороваться с учителями.
– Иванова, – услышала я знакомый голос, Юрка был тут как тут, – ну вообще, потрясно выглядишь. – Взор Сорокина скользнул по мне и остановился на Любе. Мне казалось, что звук отпавшей челюсти пролетел по двору. Юрка смотрел на Есенину, словно на ангела, вдруг спустившегося с небес. Я тихонько дёрнула его за рукав:
– Не пялься так, Люба уже совсем засмущалась.
Юрка очнулся и повернулся ко мне:
– Какая она… – восхищённо выдохнул он.
– Ну, так и не глупи, пригласи Любу на танец.
Сорокин по-птичьи склонил голову набок:
– А если не пойдёт?
– Когда ты успел растерять всю свою храбрость? Не бойся, она будет рада.
Юрка хмыкнул и отошёл к родителям.
Солнце опускалось за облака, прячась в свою колыбель. Летние сумерки превратили двор в сказочную площадь, где сейчас, в ожидании праздника, томились прекрасные принцессы. Хрипели микрофоны, учителя расставляли нас по местам. Вот и всё. Прощай, школа.