Струны

Глава 10

Самп, 7 апреля

Четырнадцатилетний мальчишка почти всегда может побить десятилетнего, даже если тот крупнее. Рост доставлял Седрику много неприятностей — старшим ребятам всегда хотелось “отмолотить этого длинного”. Седрик никогда не лез в драку первым и даже не любил защищаться — его длинные грабки могли нанести противнику серьезные повреждения, а выбитые зубы или там сломанный нос вызывали у Бена и Мадж припадок не совсем понятной ярости — и все же, волей-неволей, он знал, что она такое, эта самая драка.

В частности, он знал, что такое — получить по яйцам. И вот сейчас — в точности то же самое ощущение.

Зал был парализован, оглушен.

Затем пришло понимание.

— Скажите этой шейле

, что она перепутала, что сегодня седьмое апреля, а не первое! — хрипло заорал кто-то, первым оправившийся от шока.

Судя по всему, Агнес Хаббард сама преподнесла себе подарочек на день рождения — за счет приглашенных.

А затем поднялся полный бедлам; многие угрожающе потрясали кулаками. В инстинктивном желании хоть чем-то отгородиться от разъяренной толпы Седрик прошел, пошатываясь, к трибуне и намертво в нее вцепился. К горлу его подкатывала тошнота, голова кружилась, мысли разбегались. Ну как это бабушка могла такое сделать? Зачем она оскорбила всех этих важных людей? А главное — зачем она бросила его, Седрика, этим людям на растерзание? За что? Ведь он ей ничего плохого не сделал.

Он поднял голову и увидел глаза. Десятки разъяренных глаз, сотни, а еще стеклянные глаза объективов — и все они смотрели на него. А за этими глазами — миллионы, нет — миллиарды глаз, глаза всей планеты. И все они смотрят на него.

Он еще сильнее, до боли в пальцах, сжал край трибуны и заставил себя смотреть в зал. Ничего страшного не будет. Никто его не убьет — при миллиардах-то свидетелей. Это, давшееся с неимоверным трудом, умозаключение позволило Седрику вздохнуть чуть свободнее.

И вдруг — совершенно неожиданная тишина, толпа раздалась, пропуская Хейстингза. Его лицо приобрело пепельно-серый оттенок, за эти минуты Генеральный Секретарь словно усох — и одряхлел. Он остановился рядом с трибуной и поднял на Седрика погасшие, совершенно старческие глаза. Зал затаил дыхание.

— Уйдем отсюда, мальчик. Пошли со мной.

Седрик безуспешно попытался проглотить застрявший в горле комок. Он смотрел в подернутые тусклой пленкой глаза и молчал.

Серые, ну точно как у меня. А он и вправду мой дедушка? Неужели такой человек может не знать, что у него есть внук? А если не дедушка, тогда его клонировали, чтобы получился я, и он должен об этом знать. Опять непонятно. Все непонятно, абсолютно все.

Седрик ожидал, что мир окажется более логичным местом. Подумав еще немного, он покачал головой.

— У нее крыша съехала, — устало сказал Хейстингз.

Теперь все объективы были устремлены на него. Эти слова слышали сотни миллионов, миллиарды услышат их чуть позднее.

— От случившегося сегодня не может быть никакой пользы — ни ей самой, ни кому бы то ни было другому. Ей пора на пенсию. Она сошла с ума.

Седрик продолжал молчать, скованный то ли жалостью к старику, то ли страхом.

— Пошли со мной, — хрипло повторил Хейстингз.

А ведь он ходит на протезах. По спине Седрика побежали мурашки. Груда запасных частей в холодильнике, — так, кажется, говорил Бен. Предостерегал. Седрик не хотел расставаться со своими ногами, отдавать их кому бы то ни было. Пусть чересчур длинные, пусть тонкие, как спички, — все равно он предпочел бы их сохранить. Интересно, куда подевались собственные ноги Хейстингза и когда это было? Девятнадцать или там двадцать лет назад? Он покачал головой.

— Клянусь, я и представления не имел… — Старик неуверенно смолк.

— Понимаешь, дедушка, у меня тут еще дело. — Седрик тоже хрипел, со стороны могло бы показаться, что он передразнивает собеседника. — Спасибо, я пока останусь.

Хейстингз медленно покачал головой и направился к двери.

За ним потянулась и часть журналистов.

— Дело, говоришь? — выкрикнул, пробиваясь к трибуне, Франклин Фрэзер. Свекольно-красное лицо над небесной голубизной костюма, агрессивно выпяченный подбородок. Он остановился прямо напротив Седрика; филины суетились, выискивая наилучший ракурс. — Так ты знал обо всем этом заранее?

Седрик облизнул пересохшие губы. Он должен был понять. Доктор Багшо когда еще говорил, что живые телохранители положены только бабушке и ее заместителям. Система сказала, что у него допуск первого класса. Ведь мог же догадаться — и догадался бы, не будь идея такой бредовой.

— Директор сказала, что я буду работать по связям со средствами массовой информации, но насчет заместителя директора — нет, я не знал.

— Хорошо, сынок. Где ты получил свою докторскую степень?

Седрик ощутил непреодолимое желание заплакать.

— Нигде.

— Ну а магистерскую? — Фрэзер не верил своим ушам.

— Я не окончил даже начальной школы. Понимаете, там, откуда я…

— Ладно, оставим. А вообще есть у тебя хоть какая-нибудь подготовка для этой работы?

— Нет, — покачал головой Седрик, страстно надеясь жалкой своей беспомощностью хоть немного умерить ярость толпы. — А чего вы хотите? — добавил он — и сам удивился собственному голосу. — Чего вы все от меня хотите?

Изумленная тишина взорвалась хохотом.

— Мы хотим, чтобы ты причесался! — крикнул человек со странным акцентом. А почему это он назвал бабушку Шейлой? Она же Агнес. Хохот стал еще громче.

— Мы хотим знать, почему! — проревел Франклин Фрэзер, поддержанный десятками голосов. — Почему она нас кинула?

Трибуна — очень полезная вещь, слушатели задирают головы, а ты смотришь на них сверху вниз. Седрик поднял, подражая дедушке, руку; зал на мгновение стих. Будем считать, что это — какой-то бредовый тест. Выиграть схватку невозможно, но почему бы и не попробовать, что я теряю?

— Кинула? Вы так думаете? А вы не помните случайно, это приглашение — оно было адресовано лично вам, каждому из вас? Имена в приглашениях были?

Новый шквал возмущенных выкриков стих на удивление быстро. Неужели догадка верна? Сердце Седрика отчаянно колотилось в ребра, он заговорил еще увереннее, еще громче:

— Произошла ошибка! Директор Хаббард совсем не хотела такого поворота событий. Она пыталась предложить вам свою дружбу. Она созвала представителей информационных агентств, чтобы сообщить им, что с этого дня будет человек, заместитель директора, ответственный за связи с ними. Вот и все — она совсем не ожидала увидеть здесь вас, влиятельных обозревателей.

Зал гудел, как растревоженный улей.

— А вы, безо всяких к тому оснований, ожидали услышать нечто сенсационное! — в отчаянии выкрикнул Седрик. Он очень хотел поверить своим собственным словам, но не мог — говоря о шампанском, бабушка явно предвкушала какой-то триумф. — Так что попытайтесь смириться со своей ошибкой… — теперь он почти умолял, — ..и скажите, что вам еще от меня надо.

И снова ошарашенная тишина — но ненадолго.

— Недолго же ты просидишь на этом месте, если будешь вешать нам на уши такую лапшу.

Питер Квентин, утративший большую часть своего аристократического достоинства, таинственным образом оказался прямо перед трибуной и теперь нахально оттирал Фрэзера в сторону.

— А зачем оно мне, это место? — пожал плечами Седрик. Нужно было развивать успех. — Так скажите все-таки, что вам надо?

— Доступ к Системе, — прокричали с разных сторон.

— Я спрошу, узнаю. А если нет, что тогда? — Тише вы! — поднял руку Квентин, но разбушевавшаяся толпа не смолкала, и ему пришлось кричать:

— Ты что, серьезно? Ты и вправду считаешь себя заместителем директора?

— Во всяком случае, я не имею никаких оснований в этом сомневаться. — Седрик словно смотрел на себя со стороны и удивлялся — откуда у этого парня берутся силы? — Я хочу сказать… Если мне поручают работу, я стараюсь с ней справиться. — Господи Боже, что за напыщенную чушь я несу! — Если бабушка не успела еще обнародовать нужную вам информацию, возможно, она позволит заняться этим мне. Завтра… Знаете, давайте соберемся снова утром, и вы подробно расскажете мне, что вам нужно. Ну так что, в десять?

Шум стих, слушатели обменивались озадаченными взглядами, недоверчиво пожимая плечами. Этот мальчишка не вызывал у них гнева — только жалость и презрение; новые крики, новые протесты и требования только увеличили бы абсурдность ситуации.

— Прекрасно, — сказал Квентин. — В десять так в десять. Я пришлю кого-нибудь. Хотя и не надеюсь ни на какие результаты.

Он направился к двери. Зал начал быстро пустеть.

Седрик так и не разжал пальцы, намертво вцепившись в трибуну; проходившие мимо журналисты бросали на него косые, враждебные взгляды, но он этого не замечал. Из холла доносились злобные голоса немцев, выяснявших, чей подопечный главнее, чей подопечный должен покинуть Институт раньше, — Седрик этого не слышал. Он свесил голову и глубоко, с шумом, дышал, чувствуя, как холодные капли пота скатываются по лбу, по носу и щекам, забираются под воротник. Не линчевали — ну и слава Богу. Неужели бабушка действительно хотела, чтобы он попробовал свои силы на этой работе? Для нее нужно иметь докторскую степень. Да теперь для любой работы нужна докторская степень. А без магистерской и в поварята не возьмут. Заместитель директора Института — ну разве под силу такой пост тупому деревенскому парню, который читает, шевеля губами, и пишет, прикусив кончик языка?

Да нет, просто выставила меня, чтобы посильнее разозлить этих суперзвезд. Что я ни делай — все провалится и будет еще хуже.

Ему хотелось быть разведчиком, не торчать на этой проклятой трибуне, а исследовать чужие миры.

Дверь зала захлопнулась, теперь можно и расслабиться, отдохнуть. Седрик поднял голову и вытер лоб рукавом. В зале оставались еще люди, но не много, не больше десятка.

И среди них — Пандора Пендор Экклес. Она стояла прямо перед трибуной, этакий розовый ангелочек, даром что без крылышек — и улыбалась Глендиной улыбкой.

— Милый Седрик!

Пушистые ресницы затрепетали, как крылья мотылька.

И тут все прошло — и тошнота, и усталость, и отчаяние, остались только гнев и ненависть.

— Доктор Экклес?

— Наверное, вы будете сегодня смотреть голо. Ведь это тоже часть вашей работы, да? Вы будете во всех новостях, по всем каналам.

— Тоже мне, большое дело.

Даже пятнадцать минут назад Седрик и представить себе не смог бы, что осмелится разговаривать с великой Пандорой Экклес в таком тоне. Руки его дрожали от ярости.

— Обязательно посмотрите WSHB, обязательно. У меня есть нечто особенное. То, чего нет ни у кого другого. — Да уж.

Пандора сделала шаг вперед, чарующе улыбнулась и закинула голову:

— Неужели ты не хочешь поцеловать меня на прощание?

Она что, стерва, издевается?

Пальцы Седрика болезненно напряглись, казалось, еще секунда — и трибуна сломается.

— Что вы сделали с тем, что от нее осталось? Обиженно надутые губы. Глендины губы.

— Сдала на хранение. В следующий раз я, пожалуй, использую ее груди. Отличные груди! Плотные, упругие — ты согласен?

— Уходи.

— Так уж сразу? — Пандора шаловливо погрозила розовым пальчиком. — А тебе известно, что моя собственность была повреждена? Она не была такой.., ну скажем, идеальной, как следовало бы. Какой-то гадкий мальчишка все испортил — не ты ли случайно? А может, тебе еще кто-нибудь помогал?

Седрик поднял кулак. У него были очень большие кулаки.

— Уходи. — Голос его срывался. — Уходи по-хорошему.

— Господи, Седрик! Да разве так обращаются со средствами массовой информации?

Кулак с грохотом обрушился на ни в чем не повинную трибуну.

— Уходи отсюда. Сию-же-секунду!

Пандора торжествующе фыркнула, повернулась и поплыла к выходу, соблазнительно покачивая бедрами. Там стояли двое охранников — Багшо и невысокая плотная женщина. Кто-то из них открыл дверь, закрыл — и Седрик снова позволил себе расслабиться.

Несколько секунд он стоял плотно зажмурившись, с одной-единственной мыслью в голове: если от молитвы и вправду бывает какой-то толк — пусть это будет моей молитвой за Гленду.

Тогда, когда Гленда уезжала, Мадж плакала. И это еще хуже. Мадж и Бен, они же знали” что они выращивают в своем питомнике.

Гленда… Гленда… Гленда…

Так значит, он отличался от остальных… При прощании с ним Мадж не плакала.

Джо.., Брюс… Джейнис… Мег… Шон… Лиз…

Убиты, разрублены, положены на хранение, пока не востребует заказчик.

Потребовалось усилие, чтобы поднять тяжелую, чугунную голову. Теперь, после ухода гостей, зал выглядел уныло и неопрятно — пустые и полупустые стаканы и тарелки, на коврах — какой-то бумажный мусор. Официанты уже взялись за уборку.

Еда!

— Подождите!

Седрик отнес огромный поднос, выхваченный у одного из официантов, к ближайшему креслу, положил его себе на колени и начал горстями запихивать в рот крохотные треугольные бутерброды. На подносе были еще маленькие колбаски и какие-то штуки, завернутые в ломтики бекона. Уйма, целые горы. И сыр. И крекеры. Он умирал от голода.

— Когда вы ели в последний раз?

Седрик поднял глаза. Рядом с ним на хрупком, опасно ненадежном стуле сидела девушка в золотом, как солнце, костюме. По ее спине струился черный, сверкающий водопад роскошных волос.

Он торопливо дожевал, глотнул и обрел наконец способность говорить:

— Прошлым вечером. Пиццу.

— А перед этим? — рассмеялась девушка. Темная, цвета какао, кожа. Умопомрачительно гладкая — такую кожу хочется гладить, нежно и осторожно, кончиками пальцев. Черные, весело поблескивающие глаза, и волосы, тоже черные, длинные и густые.

Красивая девушка. И ямочки на щеках.

— Яблоко, утром, — улыбнулся Седрик. — Я очень торопился уехать.

— Да вы продолжайте, продолжайте. Не обращайте на меня внимания.

Девушка взяла с подноса ломтик персика, отщипнула от него кусочек, улыбнулась.

За ее спиной стоял мужчина. Бежевый костюм, зеленый тюрбан, узкая, аккуратная бородка. Седрик ел, бросая осторожные взгляды на изящные руки и ноги девушки. Очень красивая. Хорошо, что у нее не выпирает спереди, как у тех женщин, которые по телевизору. Груди маленькие, заостренные, даже вот так видно, какие они упругие. Очень красиво. Ну прямо все как надо, ничего не хочется изменить.

— Э-э.., мадам? — напомнил о себе мужчина с бородкой. — Мне сказали, что директор уже готова с нами встретиться.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулась, не оборачиваясь, девушка.

Ну чего она меня так разглядывает? — в отчаянии подумал Седрик. Чего? А чего я ее разглядывал?

— Кто вы такая? — пробубнил он с набитым ртом.

У девушки было веселое, круглое, но при этом очень тонко вылепленное лицо. Небольшой, идеальной формы нос, полные, часто улыбающиеся губы — и самые очаровательные ямочки на щеках, какие только можно себе представить.

— Принцесса Элия Банзаракская.

— Вот же, мать твою! — все так же неразборчиво пробубнил Седрик и густо залился краской.

— Неужели вы — противник монархии? — с деланной тревогой осведомилась девушка; узкие брови поползли кверху.

— Нет же, нет! Просто бабушка говорила, что тут будет какая-то принцесса и чтобы я… — Он наконец проглотил, вздохнул и запоздало поправился:

— Вот же как вышло.

Девушка снова рассмеялась, только как-то так получалось, что она вроде и не над ним смеется, а вместе с ним, но Седрик все равно чувствовал себя длинным, тощим и нескладным, этаким ребенком недоразвитым. И что лицо у него совсем красное — тоже чувствовал.

— Ваше Высочество! — снова встрял бородатый.

— Я сейчас, минутку. Можно, я буду называть тебя “Седрик”?

— Ну конечно же, Ваше Королевское Величество!

— Называй меня просто “Элия”.

— Есть, сэр!

Девушка снова улыбнулась.

То ли от ее улыбок, то ли от еды, но Седрик чувствовал себя значительно лучше, чем десять минут назад. Он сунул в рот очередной кусок, хотел было тоже улыбнуться, но вдруг скривился:

— Ой! А чего это у них джем протухший?

— Это не джем, а икра, — серьезно объяснила Элия. — Ты еще вот этих попробуй, это креветки.

— А что, вкусно.

— Когда-то их не разводили, а ловили в море.

— А это что такое?

— Папайя вроде.

Теперь получалось что-то вроде урока — Седрик пробовал все подряд, а Элия называла незнакомые ему блюда. Седрик никогда не думал, что принцессы вот такие — простые и дружелюбные. И уж всяко эта девушка не ворует части чужого тела.

Не нужно об этом думать.

Кто-то протянул ему стакан апельсинового сока. Седрик удивленно оглянулся и увидел мрачное, непроницаемое лицо Багшо.

А ведь правильно он, Багшо, догадался — после еды хочется пить. Седрик сказал “спасибо”, выпил сок и снова оглянулся. Вокруг них с Элией стояли трое — Багшо, та самая охранница, что была у двери, и этот, бородатый, с узким, очень смуглым лицом — какой-нибудь, наверное, слуга принцессы. И все они смотрели на него, на Седрика, словно изучая его застольные манеры, — ну чего, спрашивается, смотрят, чего тут интересного. Официанты ушли, и теперь во всем огромном зале были только они пятеро.

— Ты справился просто великолепно, — сказала принцесса. Заметив на лице Седрика недоверие, она повернулась к своему спутнику:

— Джетро?

— Да, Ваше Высочество?

— Как бы ты оценил дебют доктора.., мистера Хаббарда?

— Мистер Хаббард меня просто поразил, — сказал бородатый. (“Вот он какой ловкий да лощеный, — печально подумал Седрик. — Не то что я, рохля”.) — Я уже было ожидал, что эта толпа совсем взбесится и начнет швырять чем попало. А мистер Хаббард ни на секунду не утратил самообладания. Великолепно, просто великолепно.

— А уж Джетро-то в таких вещах толк знает, — улыбнулась Элия. — Он же политик. Заводит толпу и тем зарабатывает себе на жизнь. Или ты, Джетро, не согласен?

Джетро вздохнул и обреченно развел руками:

— Ваше Высочество…

— Но только прав ли был Седрик, говоря, что вся эта история — чистое недоразумение? — Теперь принцесса говорила совершенно серьезно. — Как ты думаешь? Ведь ты же — профессионал.

— Принцесса! Неужели вы не понимаете, что каждое слово, произнесенное в этом здании, записывается? Директор давно…

— Это, — резко оборвала его Элия, — очень важно.

Джетро с сомнением взглянул на Седрика:

— Важно?

— Да, важно.

Сомнение сменилось неприязнью.

— Вы уверены? — переспросил он.

— Я абсолютно уверена. Говори. Джетро поскреб подбородок, взглянул на охранников, на дверь и глубоко вздохнул.

— Прекрасно. Нет, он был не прав. Доктор Хаббард — один из величайших умов нашего времени. Она не может сделать такую грубую ошибку. Она откровенно наслаждалась происходящим, разве вы не заметили? Все было спланировано заранее, все, до мельчайшей малости. Это была пощечина всем присутствующим — в том числе и Генеральному Секретарю, ее номинальному боссу и бывшему любовнику. Она плюнула в лицо всем средствам массовой информации, всему миру. Невероятно! Я бы никогда не поверил, что такое возможно. Скажите, заместитель директора, вы сами выбрали себе такой костюм?

— Чего?

— Вот этот зеленый кошмар — вы сами выбрали такой цвет?

— Ну-у.., да нет.

— Да никак ты завидуешь? — сощурилась Элия. — Седрик не напрашивался на эту должность. И ему никто не сказал заранее — так ведь?

— Ровно ничего, — кивнул Седрик, запихивая в рот очередной лист салата. Он поглощал салат с энтузиазмом гусеницы. Ему очень нравился салат. Даже больше, чем разложенные на листьях салата фрукты.

— Так я и думал, — кивнул Джетро. — Волосы были, вероятно, подарком судьбы, ногти — тоже, а вот яркий зеленый цвет — тут чувствуется кисть мастера. Англоязычные культуры, Ваше Высочество, ассоциируют зеленый цвет с незрелостью. Вы, мистер Хаббард, являлись живым — и вполне преднамеренным — оскорблением залу.

Седрик скосил глаза на свою руку. Ногти выглядели даже хуже обычного. Вот же черт! Девушки всегда замечают такие вещи.

— Интересно все-таки, почему эти люди не разорвали вас в клочья? — В голосе Джетро звучало искреннее любопытство и даже нечто вроде уважения. — Ну ничего, они наверстают упущенное вечером, в выпусках новостей.

— Почему?.. — спросила Элия. — Почему она так поступила?

И снова Джетро с беспокойством взглянул на дверь:

— Не имею представления. Я в таком же недоумении, как и вы. ЛУК давит на нее все сильнее и сильнее — так, во всяком случае, говорят. А Парламент желает полностью демонтировать ООН. Если Уиллоби Хейстингз и его ООН рухнут, за ними последует и Ми-квадрат. Вся власть перейдет к ЛУКу и Всемирному Парламенту. Агнес Хаббард будет счастливицей, если успеет живой добежать до тюрьмы.

— Так чем же тут может помочь сегодняшнее? — Седрик недоуменно взглянул на Элию. — Зачем бабушка все это придумала?

— Не понимаю. Не понимаю и даже не имею догадок, — пожал плечами бородатый. — Уж лучше бы она зарезала кого-нибудь при свидетелях — и то было бы безопаснее. Гранди будет плясать от восторга. До поры до времени Агнес Хаббард имела надежные тылы. Теоретически Генеральная Ассамблея — собрание достойнейших людей, представляющих свои государства, но на практике и делегаты, и их правительства находятся в полном подчинении Хейстингза — кого он подкупает, кому попросту руки выкручивает. Он — кукловод, а все они — марионетки. Так было до сегодняшнего дня — теперь же он стал всеобщим посмешищем.

Джетро на секунду задумался.

— Гранди мечтает подчинить Ми-квадрат коллективному руководству, в конечном счете — самому себе. Уже многие годы ЛУК подстрекает правительства сместить Агнес Хаббард с поста директора. Хейстингз защищает свою подружку — при помощи денег, которые они воруют у “Стеллар Пауэр”. Так вот эта парочка и держится чуть не с начала века. Сегодняшний спектакль все в корне изменит — они не смогут больше противостоять давлению. Средства массовой информации потребуют ее крови, объявят, что доктор Хаббард то ли выжила из ума, то ли взбесилась. Хейстингз тоже получит свою долю комплиментов.

— Вы думаете, Хейстиягз в этом не участвовал? — удивилась Элия.

— Нет, нет, ни в коем случае! Сообразив, что ловушка захлопнулась, он побледнел, как покойник. У белых все их чувства мгновенно отражаются на лице. Вы видели, на кого был похож Хейстингз — старый, сломленный человек. Нет, он даже не подозревая о ее замыслах. Хаббард кинула его сильнее, чем всех телевизионщиков вместе взятых. Он надеялся на что-то совершенно другое, на некое чудо, которое поможет ему выпутаться из теперешних неприятностей, а эта сумасшедшая и сама утонула, и его на дно утащила.

Он печально покачал головой, однако было видно, как ему нравится выступать в роли оракула.

— Откуда вы все это знаете? — восхитилась Элия.

— Я смотрю телевизор, — пожал плечами Джетро. — Так же, как и вы.

— Но обозреватели никогда не рассказывают ничего подобного!

— Прислушивайтесь к тому, чего они не говорят, и следите за тем, чего они не показывают.

— Великолепно! Я, постараюсь запомнить. Ну а как же наше дело?

— Думаю, у нее еще есть около недели. Столько она продержится, но вряд ли дольше. Нет никаких сомнений, что Гранди уже начал действовать.

— Гранди — это ЛУК? — Седрик отчаянно старался не упустить нить разговора. Сведения казались интересными, но непосредственной пользы от них как-то не усматривалось.

— Да, — кивнул Джетро. — Джулиан Вагнер Гранди. У него с твоей бабушкой давняя смертельная вражда. В Кейнсвилл не допускается ни один член ЛУКа ни под каким видом.

— Но ведь ЛУК — обыкновенный профсоюз, — заметил Седрик, собирая с подноса последние крошки. — Как может профсоюз…

— Гранди все может. Пять лет назад он лишил Италию всех ее технических специалистов. Прошла одна неделя, и целая страна погрузилась во мрак средневековья. Люди умирали на улицах.

— Впервые слышу!

— Об этом не сообщали — телевидению тоже не обойтись без инженеров и техников. С того времени ни одно правительство не решалось спорить с Гранди. Никто не может позволить себе такой роскоши.

— А теперь он заставит их проголосовать против бабушки — и телевизионщики ему помогут?

Джетро небрежно кивнул, словно говоря: “Ну стоит ли попусту мусолить такие очевидные вещи?»

— Может, у нее и вправду крыша съехала? — тоскливо заметил Седрик. — Как-никак семьдесят пять лет.

Семьдесят пять! Невероятный возраст.

— Положитесь на нее! — Голос Элии звучал твердо и уверенно. — Мы должны положиться на директора Хаббард, она знает, что делает.

Седрик не был особенно уверен, что сможет вот так вот взять и положиться на мудрость бабушки — после того, что она с ним сделала.

— Тогда идемте и узнаем, чего она от нас хочет, — обрадовался Джетро.

Элия встала и убрала с коленей Седрика пустой, как под метелку, поднос.

— Ну и что же ты будешь теперь делать? — поинтересовалась она.

— Спасибо, — неловко пробормотал Седрик и встал. Принцесса оказалась не такой высокой, как по первому впечатлению, но и далеко не маленькой. И красивая, очень красивая. Смущение, естественное в обществе такой высокой (это в переносном смысле, в буквальном смысле она не такая высокая) персоны, не помешало ему подумать, а что значит эта ее улыбка, может — тоже симпатию? Размечтался!

— Не знаю. Попробую справиться с этой работой — и узнаю от бабушки, всерьез она или пошутила.

Джетро направился было к двери, но увидел, что Элия за ним не идет, и нерешительно остановился.

— И с чего ты начнешь? — спросила она Седрика.

— С Системы, наверное.

А потом они все пошли, все, и Багшо, и коренастая охранница. Седрик пытался как-то спланировать эту непосильную, как снег на голову свалившуюся работу, но разве тут сосредоточишься, когда бок о бок с тобой идет такая восхитительная, ну прямо как из сказки, принцесса. Вот так, совсем рядом, даже локтем иногда касается. Затем они свернули в комнату с настенным терминалом. Этот самый бородатый в тюрбане, Джетро, проскочил было дверь, но тут же вернулся и прямо бросился к Элии.

— Ваше Высочество! Директор Хаббард…

— А в гробу я все это, — отмахнулась Элия. — , Поговори с ней сам.

Джетро глубоко вздохнул и заговорил медленно; с расстановкой, словно убеждая умственно отсталого ребенка:

— У нее восемь вариантов. Вы должны выбрать один из них.

— Да? Так я это уже знаю. И я знаю, какой нужно выбрать.

— Знаете? Этот список? Но вы же говорили…

— Я соврала.

Принцесса не отводила глаз от Седрика, это было и приятно, и как-то очень беспокойно, все мысли в голове путались, так что лучше бы она этого не делала.

Он закусил костяшку правого указательного пальца, раздумывая, с чего же начать. К завтра, к десяти утра, нужно, кровь из носа, что-нибудь приготовить. В крайнем случае — записку: “В смерти моей прошу никого…»

А тут еще Пандора Экклес тонко намекала на какие-то толстые обстоятельства, об этой угрозе тоже нельзя забывать.

— Если даже и так, — сказал Джетро, — элементарная вежливость требует… Седрик взглянул на Багшо:

— А как сделать, чтобы она отвечала в соответствии с моим оперативным рангом?

Почти все лицо немца было скрыто под пластиковым шлемом, да и остальное, что ниже шлема, блестело, как пластик.

— Как только она даст отказ, скомандуй: “Отмена запрета”. Только все, что ты сделаешь потом, будет доложено твоей бабушке.

— А как, чтобы назад, чтобы отменить эту отмену?

— Скомандуй: “Стандартный режим” — или подожди пять минут. Она возвращается в режим автоматически.

Седрик кивнул и снова повернулся к Элии. Какие у нее хорошие ямочки, особенно когда улыбается.

— Мне полагается играть роль хозяина дома. Не очень-то хорошо я с этим справляюсь. Элия снова улыбнулась:

— А давно ты здесь?

Седрик вопросительно взглянул на Багшо.

— Около трех часов, — сказал немец.

— Значит, мы приехали почти одновременно. Ты знаешь Институт ничуть не лучше моего.

— Конечно. Но все равно…

— Ваше Высочество! — отчаянно воззвал Джетро.

— Да, — кивнула Элия. — Мне нужно идти. Затем она словно на что-то решилась и взяла Седрика за руку.

— Видишь это?

На левой, словно из золота отлитой, груди сверкала брошь — двойная спираль, выложенная драгоценными камнями.

— Симпатичная, — с некоторым сомнением сказал Седрик. — На ДНК похоже.

— Это… — Элия удивленно поперхнулась. — Слишком уж ты много знаешь — слишком много для человека, не окончившего начальной школы.

— Я смотрел телевизор. Там очень много образовательных программ, нужно только их искать.

Седрик почувствовал, как снова краснеет. Она же может подумать, что он старается выглядеть умным, а какой же он умный, совсем наоборот.

— М-м-м. Так вот, это — национальный символ Банзарака, кобра и шелковая веревка.

Седрик нагнулся, чтобы получше рассмотреть брошь. Про грудь он совсем позабыл, а потому нимало не задумывался, как выглядит эта сцена со стороны. Змея была выложена изумрудами, а веревка — бриллиантами.

— Это — очень древний символ, — сказала Элия. — Он…

— Ваше Высочество! — предостерегающе прорычал Джетро. — Этот секрет принадлежит не только вам. Вы не имеете права его разглашать.

Элия помялась в нерешительности, но затем вздернула подбородок и обожгла министра негодующим взглядом.

— Я считаю это важным, даже необходимым. — Она снова повернулась к Седрику:

— Я хочу рассказать тебе о многовековой традиции нашей семьи. Когда принц или принцесса достигает совершеннолетия, а также когда трон пустеет, его или ее…

— Ваше Высочество, прошу вас! — Джетро сделал шаг вперед, он почти угрожал. — Здесь же присутствуют и другие!

Элия не обращала на него внимания. Она впилась в Седрика бездонными, загадочными глазами и торопливо продолжила:

— Его представляют народу — первоначально представляли ее, но затем, с принятием ислама, обычай изменился.

— Ислам?

— В тысяча четыреста тринадцатом. Ладно, я не об этом. Берут два глиняных горшка…

Дзинь! В терминале появилась голографическая Агнес Хаббард.

— Достаточно, принцесса!

Голубой костюм сменился серым, более свободным. Агнес сидела на вращающемся стуле спиной к пятиугольному, знакомому уже Седрику, столу. От ее лица веяло ледяным, космическим холодом.

Элия вздрогнула, затем поднесла лад они к лицу и поклонилась:

— Да пребудет с вами Господь, директор.

— И с вами также, Ваше Высочество. Вы чуть не совершили крайне неразумный, опасный поступок.

Седрика учили, что подсматривать некрасиво. Судя по всему, его бабушка придерживалась иного мнения.

Элия опустила лицо, избегая пронзительного взгляда некоронованной царицы Института.

— Мне казалось, что так надо.

Леденящий взгляд переместился на Седрика.

— Неужели? Вот уж чего я не ожидала. Никогда не нужно смешивать дело с развлечениями. Кроме того, здесь присутствуют и другие личности. Я абсолютно уверена в стопроцентной надежности как доктора Норт, так и доктора Багшо, да и Седрика, пожалуй, тоже — его непродолжительная карьера произвела на меня самое выгодное впечатление. Однако, Ваше Высочество, бывают секреты, обладать которыми опасно.

— Да, директор.

— Разглашение вашего секрета не пойдет на пользу никому, только во вред.

— Извините, пожалуйста. В будущем я постараюсь быть осторожнее.

— Вот и прекрасно, — удовлетворенно кивнула Агнес. Быстрый, как у ящерицы, кончик языка увлажнил бледные сухие губы и спрятался. — Седрик, ты управился с этими жлобами гораздо лучше, чем я могла предположить.

— Ты надеялась, что они сожрут меня живьем? Взгляд голубых холодных глаз обжег Седрика, как пощечина.

— Если не умеешь — или не хочешь — грести, всегда можно выплыть по-собачьи.

— Прости, пожалуйста.

— Ладно. Так что же ты теперь планируешь?

— Они хотят получить доступ к Системе. Агнес Хаббард болезненно поморщилась:

— Поговори с Лайлом.

— С Лайлом?

— Доктор Фиш. Это тот, чьему изображению ты пытался пожать руку, помнишь? Только допусти этих бездельников к Системе, они всю ее загадят вирусами. Но если Лайл знает способ избежать такой опасности — валяй.

Сердце Седрика радостно подпрыгнуло. Здорово, как здорово!

— И мне потребуются советы. Нет ли у тебя каких-нибудь консультантов?..

— С этим — в отдел кадров.

Это значит — к толстой развратной негритянке, как там ее? К доктору Уитлэнд. Такая перспектива заставила Седрика зябко поежиться. И все же его радостное возбуждение не пропало.

— А деньги? Сколько могу я…

— Сколько угодно, только потом отчитайся, на что ты их потратил. У тебя теперь неограниченный кредит — и закажи, ради всего святого, какую-нибудь пристойную одежду.

Наглая, преднамеренная несправедливость.

— И постричься, наверное?

— Если будешь двигаться побыстрее, успеешь к четырехчасовому поезду сделать и то и другое.

— Поезд? — тупо переспросил Седрик. Что-то тут не так, она просто не дает времени подумать.

— Ты поедешь в Кейнсвилл уже сегодня, чтобы успеть вернуться, — сам же созвал эту шушеру к десяти утра, никто тебя за язык не дергал. Принцесса Элия, я хочу, чтобы вы ознакомились с Рейном — окно будет в два ноль-ноль.

Элия слегка поморщилась, искоса взглянула на Джетро. Тот безразлично молчал.

— Доктор Хаббард, я не думаю, чтобы Рейн представлял для нас какой-нибудь интерес. Агнес Хаббард встала. Она была выше Элии.

— Вы вполне уверены? Весьма многообещающий вариант.

Элия нерешительно молчала.

— Ставки, дитя мое, очень высокие.

— Да, — обреченно кивнула Элия, — лучше уж увериться окончательно.

Она взглянула на Седрика, хотела что-то сказать, но Агнес ее опередила:

— Приходите ко мне в кабинет и обдумаем программу на ближайшие дни. Седрик, можешь делать все, что тебе заблагорассудится, но при первой же ошибке я вышвырну тебя, как ненужную тряпку.

— С семнадцатого, например, этажа? — ощетинился Седрик.

— Это было бы верхом гуманности, — холодно отпарировала Агнес. — Провали эту работу — и тебя ждет блестящая карьера донора. Кое-кому твои органы придутся очень кстати.

— Дедушка…

— Ветхая ржавая посудина. Ваше Высо…

— А правда ли он мне дедушка? — перебил ее Седрик. — Как это вышло, что я родился через пять лет после смерти родителей?

Невиданная в стенах Института наглость была вознаграждена презрительным, почти брезгливым взглядом.

— Ко мне попало все наследство твоего папаши, состоявшее из шести грязных рубашек и замороженного эмбриона. Последнюю драгоценность я разморозила и поместила в искусственную матку — хотела посмотреть, что же такое из нее вырастет. Было это двадцать лет тому назад, и я все еще жду ответа.

— А-а-а…

— И это все?

— Все?

— А я вот думала, что у тебя возникнет желание поблагодарить бабушку за заботу.

— Спасибо. Большое спасибо за все. Его сарказм прошел впустую. Агнес Хаббард сверкнула безжалостной, удовлетворенной улыбкой и повернулась к Элии:

— Ваше Высочество, я приглашаю вас в свой кабинет. Нам нужно о многом поговорить.

Элия молча сжала локоть Седрика и пошла к двери, за ней последовали охранники и бородатый Джетро.

И тут Седрик вспомнил об еще одной проблеме:

— Бабушка, там Пандора Экклес намекала, что у нее на сегодня что-то такое приготовлено. Не просто твоя пресс-конференция, а что-то особенное.

— Да неужели? — фыркнула Агнес Хаббард. — Думаю, нам не стоит особенно волноваться на этот счет, во всяком случае — в ближайшее время. Администрация WSHB обязательно прогонит вопрос через Систему и получит ответ подождать до завтра — или даже дольше. Две бомбы в один день — это явный перебор.

— Так ты знаешь, в чем там дело?

— Догадываюсь. Я знала, что украден некий диск, но не имела никакой уверенности, кто его купил. Это ты тоже обсудишь с Фишем.

Дверь закрылась. Теперь в комнате остались только Седрик и Багшо.

— Бабушка?

«Ну что там у тебя еще?” — только так можно было истолковать тяжелый вздох Агнес, но спросила она просто:

— Да?

— Зачем ты это сделала? Зачем ты выставила дураками и меня, и всех этих важных людей?

Прошло несколько секунд. Седрику уже казалось, что бабушка не ответит, но она все-таки заговорила:

— Нет, этого я не могу объяснить. Можешь, кстати, порадоваться — ты чуть было все не испортил.

— Я? Как?

— В тебе оказалось значительно больше мужского, чем я ожидала, — хмуро усмехнулась Агнес. — Я-то надеялась, что ты начнешь размазывать слезы и сопли. Будем надеяться, что больше ты меня так не подведешь.

— Ты хотела, чтобы я провалился? Доктор Хаббард пожала плечами и исчезла. Экран погас, превратился в тускло-серый прямоугольник.

— Вот же сука подлая! — скрежетнул зубами Седрик.

— А ты что, только догадался? — спросил Багшо.

— Да, — вздохнул Седрик. А затем вздохнул еще раз, по другому поводу — времени до поезда оставалось совсем мало, так что отдохнуть не придется.

— Мне нужна одежда.

— Еще бы, — кивнул немец. — Готовую на твой, коротышка, рост не найдешь, но ты можешь заказать. Выберешь сейчас ткань и стиль, отправишься в Кейнсвилл в чем есть, а там к приезду все будет готово.

Багшо не шевелился, словно ожидая, что его подопечный сделает что-то еще.

Ну конечно.

— Система. — Седрик перешел на командные интонации. — Есть в архиве моя ДНК?

— Да, имеется — и хромосомная ДНК, и митохондриальная, — откликнулся гнусавый восточный голос.

— Имеется ли в архиве ДНК Уиллоби Хейстингза?

— В каталоге есть три личности с таким именем. На этот раз голос звучал чуть-чуть ехидно. Эта Система обладала зачатками личности, куда там мидоудейлской примитивщине.

— Меня интересует Генеральный Секретарь.

— Конфиденциальная информация. Недоступна для низших рангов, по второй включительно, — гулко раскатилось в голове Седрика. На этот раз ответ пришел через заушник.

Ничего, внутренне усмехнулся Седрик, у меня оперативный первый.

— Отмена запрета.

— Подтверждаю.

— Проанализируй его хромосомную ДНК и мою. Доложи, насколько они сходны.

— Подождите.

В голосе — тоскливая обреченность. А как же иначе, ведь работа предстоит огромная.

Седрик напряженно ждал. Если бабушка соврала — и если об этом запросе ей уже доложено, — она обязательно вмешается. Господи, ну что же это так долго?

— ДНК — штука сложная, — заметил Багшо. — Быстро не просмотришь.

— Сравнение закончено, — сказал бесплотный голос. — Анализы идентичны с точностью до третьей значащей цифры.

Копия. Он — клонированная копия Уиллоби Хейстингза.

Багшо не мог ничего слышать, но увидел, как изменилось лица Седрика. Увидел и поспешно отвернулся, чтобы скрыть улыбку.